Тяжелый разговор с дочерью

Мария Петровна пришла домой, привычно подумала «опять надымил» и прошла сразу на кухню. Выгрузила из сумки продукты. Оставила размораживать курицу и только тут поняла, что дымить в доме было некому. Муж в командировке в другом городе, на заводе, по обмену опытом. Уже две недели. И приехать должен только дня через три, вчера прислал телеграмму.
 Она прислушалась. Может, он приехал раньше?
 — Валера? — осипшим от волнения голосом позвала она. — Ты дома?
 Никто не ответил.
 Она сняла шлепанцы, взяла на всякий случай скалку и на цыпочках пошла в залу. Там никого не было. Но на столе, на белой парадной вышитой скатерти стояла массивная пепельница, и в ней дымило две беломорины.
 — Валера? — еще раз позвала она.
 Тишина.
 Держа скалку в руке и замахнувшись, чтобы, если что, сразу стукнуть воришку, Мария Петровна заглянула в спальню, потом в детскую. Никого. Она заглянула в ванную и туалет, в гардероб и кладовую на кухне. Никого. Балконная дверь закрыта. Форточки и окна тоже.
 Она выдохнула, положила скалку. Взялась было за курицу, но было неспокойно. Она вышла и позвонила в квартиру напротив.
 — Машенька! — тут же открылась дверь.
 — Мила, ты свободна? Пойдем, выпьем кофе? — позвала Мария Петровна свою соседку.
 Мила не так давно поселилась в этой квартире. Ее мужа перевели на завод, где работал главным инженером муж Марии Петровны. Они жили в недавно выстроенном доме, недалеко от завода. Дом строился специально для управленцев завода и в народе назывался директорским: высокие потолки, большие, просторные комнаты, кладовые, балконы. Светлые парадные. Все, чтобы было удобно.
 Квартира напротив долго пустовала, на завод искали технолога. И полгода назад въехал Сергей Иванович и Мила. Мила была намного младше своего мужа, детей еще не было, она не работала и скучала дома. С Марией Петровной они подружились и часто пили вместе кофе и болтали.
 Когда они устроилась на кухне, Мила долго болтала о новом журнале мод, который ей прислали из Москвы, о том, что надо сходить к портнихе и заказать то платье, с такими вздернутыми плечиками, что на обложке.
 Мария Петровна слушала, соглашалась, но никак не могла сосредоточиться на платьях.
 — Слушай, я такая рассеянная стала, — перебила она подругу. Пришла домой, и показалось, что кто-то был… — она недоговорила и посмотрела на Милу.
 — Ой, я тоже в последнее время рассеянная, — тут же подхватила Мила, — но я не слышала, чтобы кто-то приходил, — она задумалась. — Хотя нет. К Оленьке заходила подружка, и они вместе ушли в школу. Неужели ты думаешь, что наш Степаныч кого-то пропустит?
 Степаныч был дворником. И бывшим военным. С утра до вечера он мел дорожки вокруг дома или сидел на скамеечке и наблюдал. Мимо него никто не мог прошмыгнуть во вверенный его заботам дом. Он знал всех, кто живет, кто приходит в дом, в гости или по служебной надобности. И даже если знал человека в лицо, все равно, нахмурив брови, спрашивал:
 — По какому делу и к кому? — еще мог и удостоверение потребовать.
 — Нет, мимо Степаныча никто не пройдет, — успокоившись, улыбнулась Мария Петровна.
 — Тогда, почему ты решила, что кто-то был?
 — Понимаешь, — Мария Петровна покрутила задумчиво кружку, — я пришла, а дома накурено. Беломорины Валеркины, сразу две штуки дымятся в пепельнице.
 — А когда муж приехать должен?
 — Телеграфировал, что через три дня.
 — Так может, девочки хулиганили? — пожала плечиком Мила. — Больше некому!
 — Не может быть! — уверенно заявила Мария Петровна.
 — Но ты все-таки спроси Оленьку. Может, просто баловались и все?
 Пока они обсуждали, кто был в квартире, в дверь нетерпеливо затрезвонили.
 — Только Ольга так может, — нахмурилась Мария Петровна. — Все у нее горит. Все ей срочно надо!
 Оля влетела на кухню веселая и растрепанная. Белый бантик на одной косичке развязался и развивался за девочкой. Второй гордо сохранял первоначальный вид.
 — Оля, какая ты растрепанная! — недовольно сказала Мария Петровна. — В четвертом классе уже, а ведешь себя, как мальчишка! Почему гольфы сморщены? Колено грязное, и бант опять развязан, — она привычно перечисляла все нарушения во внешнем виде дочери. — Даже Паша и то аккуратнее тебя выглядит!
 — Пашка — глупый и зануда. Большой и глупый брат, — отмахнулась Оля. — Мы с мальчишками в войнушку играли! Я за красных была! Мы победили!
 — Какая ты, Оленька активистка, — улыбнулась Мила. — Все мальчишки в тебя, наверняка, влюблены!
 — Глупости это, — отмахнулась Оля, схватила бутерброд с тарелки и откусила огромный кусок, — я говодная…
 — Прожуй и скажи нормально! — строго сказала Мария Петровна.
 — Ребенок у тебя голодный, Маша! Корми скорее! — Мила завязала девочке бант и спросила, — Оленька, а скажи, пожалуйста, к тебе сегодня кто-то приходил в гости?
 — Светка, — вздохнула Оля. — Мы с ней поиграли перед школой и пошли.
 — А вот что вы играли, Оленька? — продолжила допытываться Мила.
 — Во взрослых, — Оля снисходительно посмотрела на соседку.
 — Курили?
 — Да, — просто согласилась Оля.
 — Оля, — у Марии Петровны выпала тарелка из рук на кафельный пол и разбилась. — Ты куришь?
 — Да, — как само собой разумеющееся сказала Оля, — папин Беломор.
 Мила нервно хихикнула, а Мария Петровна, побелев лицом, старательно подметала осколки, не глядя на дочь.
 — Иди переоденься, я сейчас накрою для тебя обед, — очень выдержанно сказала Мария Петровна.
 — Хорошо, — Ольга радостно запрыгала на одной ноге в комнату.
 Мария Петровна бросила веник и села, уронив руки на колени:
 — Она курит! В четвертом классе! — в ужасе она посмотрела на Милу.
 — Спокойно, — Мила вскочила, домела пол, налила воды Маше и сказала, — сейчас покорми Олю, и давай сходим в школу и поговорим с учителем.
 — Да, да, ты права, — взяла себя в руки Мария Петровна.
 В школе они поговорили с учительницей и завучем. Олег Иванович, выслушав встревоженную Марию Петровну, улыбнулся и сказал.
 — Не волнуйтесь, дорогая Мария Петровна. И, главное, пока не разговаривайте с Олей, я завтра понаблюдаю и погорю с ней, возможно, это была просто детская шалость, не более того.
 На следующий день Олег Петрович прогуливался на переменах в коридоре и внимательно посматривал на четвероклашек. После третьего урока он подошел к Оле и заговорщицки подмигнул:
 — Оля, а ты какие папиросы куришь?
 — Беломор, — улыбнулась Оля и побежала в столовую.
 А Олег Петрович остался стоять соляным столбом.
 До приезда папы с Олей на тему Беломора не разговаривали. Но внимательно следили и мама, Мария Петровна и брат Паша. Принюхивались, переглядывались, но молчали. А Оля не обращала на это внимания. У нее было много своих дел.
 Когда вернулся папа, он всех отправил гулять и поговорил с Олей по-взрослому.
 — Дочь, ну ты большая у меня совсем, — он завязал ей распустившийся бантик. — Покажи, как это делаешь?
 Оля внимательно посмотрела на отца:
 — Что? Курю?
 — Да, — кивнул он.
 Оля подошла к столу, взяла пачку, достала папиросу и поднесла горящую спичку. Папироса не разгоралась, Оля, надув щеки, подула на кончик, помогая разгореться. Когда она затлела, Оля повертела ее в пальцах и положила в пепельницу.
 — Вот, смотри.
 — Интересный способ, — улыбнулся папа. — Может, сходим и купим всем мороженое?
 — Да! — обрадовалась Оля. — А на чачу завтра поедем к дедушке и бабушке?
 — Конечно, — улыбнулся он.