Бывший поэт

Теперь у него на руке появились дорогие часы Tag Heuer, он водит иномарку, женился на красивой блондинке. Получает, наконец, высшее образование. Недавно у него родился второй ребенок, сын. Дочка от первого брака с нервным маминым ртом и грустными папиными глазами — живет с матерью.

Он прибрел себе живот, бросил заниматься фотографией, ходит в качалку и стал еще более непрошибаемым. Он и всегда был категоричным, самоуверенным, а теперь, видимо, совершенно убедился, — таким и нужно быть.

Но ведь была же в нем эта поэтическая, чувствительная сторона, за что я его и любил. И теперь осталась, я уверен.

Ведь часы Tag Heuer – фальшивые, для понта. А иномарка — простой «Рено Логан», который ему выдали на работе. Он экспедитор.
— Да мы с тобой даже роста одинакового!
— А сколько у тебя?
— Сто семьдесят восемь, что ли.
— Ну, у меня 177. А похоже, мы оба 175. Но для девчонок, конечно, не меньше 178...
— Раскусил.

У меня не было брата, и я охотно его записал в свои братья. В 2002 году он жил со мной, у моих родителей, — когда я учился на первом курсе. Он исподволь обучил меня разнообразным мужским качествам: робко поначалу, но я научился клеить девчонок, разговаривать в манере, которая нужна для выживания на окраинах; не бояться (или делать вид, что не боишься). Я рассказывал ему о книгах и арт-хаусе, поверял культурные коды, излагал философские идеи, почерпнутые из университетских лекций (Камю, Шопенгауэр, Розанов)… Писать стихи он начал раньше меня. Помню, как он мне показывал их, осторожно, за партой, шепотом разъясняя, — чтобы не погубить свою репутацию крутого парня.

Он мне был нужен больше, чем я ему. Я был слабый, текучий, не имеющий формы, невротичный закомплексованный интроверт. За год мы выпили море портвейна — пустые бутылки прятались под диваном. Потом стали курить траву — если могли ее достать.
- Ну как, тебя забрало?
- Да, кроет нормально, - он смотрел на меня красными глазами.
Я истерически засмеялся. Как я пойду на пары в таком состоянии? Мы провоняли дымом всю квартиру. Я открыл окна, но это не помогало… Черт! Я смотрел на Славу. В нем был шик. Его руки были всегда теплыми, а от его низкого голоса женские половые железы начинали сладко вибрировать… Смесь Челентано и Шнурова… Сластолюбивый Телец. Баб ему всегда не хватало.

Едва поступив в строительный колледж, он нашел Алену и съехал от нас. Алена забрала его к себе. Он трахал ее, как будто забивал сваи на железной дороге, прорубаясь сквозь девственный лес. Сделал из нее, забитой лани, через полгода, оторву и стерву. С ним она познала психоделические рощи мультиоргазмов. Он мечтал положить к ним в постель еще одну девку, но подходящей не находилось… Алена знакомила меня со своими подружками. С ними я обычно напивался до полной отключки — то был основной мой козырь почти в любой неловкой ситуации.

***
Однажды мы поехали на свадьбу сестры, в деревню к моей родне.

Стояла снежная морозная зима. Славу я взял, чтобы не было скучно. Мои свекольнощёкие родственники быстро напились самогонки в школьном спортзале (где и устроили застолье) и стали лихо плясать и орать «горько» — потные, красные, набитые чесноком, салом и солеными помидорами. Моя беременная сестра пила наравне со всеми… Помню, как собаки орали в черном морозном воздухе, пахнущем дымом из печек. Свадьба отгремела на ура!

Мы уснули вповалку в каком-то доме, у какой-то бабки… чьей-то костлявой снохи в каких-то нелепых чепцах…

Среди ночи Славка вскочил с жуткой лохматой гримасой: его терзал кашель, по щекам лились слезы.
— ****ь, везде эта скотина… эта шерсть... Как они тут живут?... Надо бежать из деревни. Когда ближайший автобус? Поезд? Метро?... Как отсюда свалить?

Он выбрался из комнаты, сильно шатаясь. У него проснулась аллергия на шерсть, до поры заглушаемая парами самогона. В комнате стояла абсолютная тишина, — какая бывает только в деревне, в лунный мороз. Я откинулся на гигантский пуховый матрас и утонул в нем. У меня в голове все еще играли пьяные оркестры… русская попса… канканы… шансоны… упитанные задницы местных кумушек, тетушек, подмышки сестер… разинутые пасти дядьев, нашпигованные стальными коронками… худосочные псы, плотоядные куры, дебелые коровы, грустные лошади… вот мы едем на телеге, сидя на сене… вот мы собрались в ночной клуб, но он почему-то закрыт… вот я блюю в нежно-белый сугроб.

И утром, на промерзших «Жигулях», мы уехали в город, все еще горячие от похмелья.
 
***
Какое-то время у нас было развлечение: бить друг другу по морде в состоянии «сильно поддавши» — как некоторые играют друг с другом в шахматы. Кровавые капли плюхались на кухонный пол… (Приятели, что сидели рядом, трезвели от таких приколов. Они явно не одобряли наши забавы!)

Как-то был мой день рождения — 21-й. Наутро я поехал на завод с синей физиономией. Нам, грузчикам, это не запрещалось. Это была даже часть грузчицкой мифологии. Как беломорина во рту. Там вечно кто-нибудь был с похмелья, без зубов, либо с гематомами. А однажды одному из наших отрубило пальцы электрическим ножиком. Пальцы рассыпались по полу, как морковки, а один утащила собака и сожрала. Потом ему их пришили, — кроме того, который утащила собака…

Славка, в общем, не стеснялся меня колотить, а я почему-то старался ударить слабее. Нам всё это было весело. Ведь мы ходили на бокс —и брали тренировки на дом.

***
А еще была стройка. И мы на ней — сторожами. Одним летним днем в воскресенье мы решили вытащить медные провода, что содержались в трансформаторе. Эту наводку нам дал когда-то крановщик Коля.

Я трусил:
— Нахер нам эти провода?
— Ты дебил? Можно ведь заработать! — Славка меня легко уломал.
Ладно, раз он так уверен, положусь на него.

Трансформатор стоял за бытовкой, позабытый рабочими. Четыре часа ушло на то, чтобы кое-как его раздолбить и слить чертово машинное масло, перемазавшись с ног до ушей. Добравшись до самих проводов, мы достали их. Но провода были упакованы в обмотку, от которой надо было избавиться!

И вот мы разожгли два огромных костра, — подливая в них то самое масло, — в подвале недостроенного еще здания налоговой инспекции, которое мы должны были охранять. (Мы хотели кому-нибудь сдать и трансформаторное масло, но не стали возиться.)

Наступил вечер. Я и Славка прыгали по стройке, как полуголые аборигены. Когда пластиковые обмотки сгорели, мы сложили еще горячие провода в огромные клетчатые китайские сумки и отвезли перекупщику на трамвае. Провода выпирали из сумок, разрывая материю. Нас могли легко взять менты...

Крановщик Коля так и не появился на стройке, заболел, что ли. И все деньги мы забрали себе — с четверть нашей месячной зарплаты. Про трансформатор еще долго никто, к счастью, не вспоминал. Усталые и грязные, мы пили вкусное, волшебное пенистое пиво (мы купили его много) и одобрительно подмигивали друг другу — эх, мол, жизнь хороша, братан!

***
Был две тысячи пятый, юбилей Сергея Есенина. Безруков по телеку, теплый октябрь. Я учился сдавать на права – и потом завалил… Впервые в жизни мы с ним лечились от чесотки.

Уже никто не вспомнит, кто и откуда ее подхватил. Но он зачесался первым. После чесотка перекинулась на меня. Костяшки пальцев покрылись кровавыми точками, которые я заклеивал лейкопластырем. Чесоточные ходы увеличивались. Между пальцами стали появляться какие-то фурункулы. Выглядели они крайне неприглядно... Через неделю, поняв, что просто так от нее не избавиться, мы накупили серной мази и стали мазаться ей по нескольку раз в день. Мазь воняла…

Позже мы поняли, что нам не удастся до конца вывести кожных клещей, если не прокипятить как следует все наши вещи. В назначенный день мы набрали целый чертов ворох белья и одежды и стали складывать все это на моей кухне в огромную кастрюлю с водой. Нам позарез надо было успеть, пока не пришли с работы мои предки. Это была грандиозная стирка! Квартира стала напоминать пароход во время качки… Парило из всех щелей. Мы были как два полубезумных повара…

Чтобы избавиться от клещей, дорогие читатели, надо выстирать буквально всё, — так постепенно в кастрюле побывал весь мой и его гардероб целиком. От кипятка и моющего средства свитера окрасились в розовый с синим… белые футболки позеленели… мои новые джинсы, которыми я так щеголял, превратились в подобие презервативов, бывших в употреблении. Вся квартира была увешана тряпками, повсюду стоял влажный пар… Стоял ноябрь, и мне стало буквально не в чем ходить! Пришлось что-то соврать родителям. Как всегда…

Вскоре Славка переехал жить в коммуналку со своей новой бабой.

***
Когда мы все постепенно переехали в Петербург, он устроился работать продавцом в салон связи. На этом поприще его потащило: он едва ли не каждый месяц перевыполнял план. Здесь он брал тем, что всегда умел — убеждать собеседника. Какой-нибудь клиент заходил в салон, Славка подступался к нему, начинал рассказывать про ассортимент, море возможностей, скидки, бонусы, незаметно вставлял в разговор одну-другую цитату из книжек про искусство продаж… Если покупатель начинал сомневаться, Слава чувствовал от этого лишь прилив вдохновения… он обвивался вокруг него, чуть ли не в ухо влезал к нему со своим низким шепотом, убеждая:
— Купи, купи, купи…
Его даже прозвали «Удав». Он умел уговорить даже того, кто и не собирался ничего покупать, да еще впарить USB-карту и какой-нибудь дурацкий брелок…

Но однажды под Новый год он сам попал в передрягу. Повинуясь своему вечному modus operandi — рискнуть и срубить легких бабок, он поверил, поверил как самому себе. И кому? Какому-то пареньку с честным взглядом (и на винтовых отходах)…

Юнец, зайдя к ним в магазин, трясся и блажил, и обещал принести Славке зеркальный фотоаппарат и крутой ноутбук Asus, и все это, ну — сколько у тебя есть? — за 7 тысяч рублей! Зеркалка! Так дешево! (К тому времени он добился неплохих успехов, как фотограф.) Конечно, Слава согласился рискнуть, он уже представлял себе будущие кадры. (Рыночная цена была бы раз в десять повыше.) Как назло, деньги у него были с собой… Наверное, еще взял из кассы.

Они должны были уже отправиться вдвоем за обещанной дармовщиной, но в салон вошла миловидная шатенка, распространяя вокруг себя феромоны. Она мигом отвлекла его внимание:
«Мадемуазель, я полностью ваш и сделаю всё, что вы захотите…» — выражал его подобострастный поклон перед ней.

Винтовый юнец, пользуясь случаем, ускользнул через служебный проход. Его и след простыл, а деньги из кассы пришлось возвращать Славке, конечно. Но уже без фотоаппарата и ноутбука…

В тот вечер жена Вера чуть его не прикончила. Она швырнула в него туалетным утенком! Денег было в обрез, а еще долги… Я сидел на полу на своем матрасе и пытался придумать выход.

— Не переживайте, я займу вам, сколько смогу. Мне не жалко для вас и двух тысяч! — я готов был пожертвовать для них всем, хотя у меня не было ничего.

…Потребовалось несколько литров пива, чтобы поддержать друга и смыть его печаль. В таком угрюмом виде они и я, — их сосед, — и встречали Новый 2009-й год.
В те годы, впрочем, грустить подолгу мы не умели. Вера раздала всем дедморозовские колпаки, которые мы натянули на головы. А после полуночи мы отправились на Дворцовую площадь, шутя, обнимаясь и похохатывая.