На семи ветрах глава 7

Глава седьмая

Андрей после работы часто читал детям сказки, пока готовился ужин. Все сидели на полу. Для таких посиделок, чтобы все поместились, другого места не было. Большой стол был только на кухне. Когда Любе не было и пяти, ей нравилась сказка о зайчике и лисичке и их избушках: ледяной и лубяной. Она подбегала к отцу, запускала свои пальчики в его светлые кудряшки, подносила к губам, целовала их, потом переходила на лицо. Андрей уже знал, нужно почитать сказку о любимых героях. Обнимал её, приговаривая:
– Ах, ты, моя доченька! Ах, ты, моя лисичка!
– Не хочу быть лисичкой! Хочу быть зайчиком!
– Почему?
– Она хитрая, а зайчик добрый.
– Ах, ты, мой зайчик, лисичка моя!
Люба отворачивалась, надувала губки, пока папа не скажет:
– Зайчик! Зайчик! Самый хороший зайчик! – и заливался смехом.
                31
Обнимаясь, они мирились. Папа начинал, в который раз, читать эту сказку.
Временами, и нередко, этого зайчика-лисичку Андрей брал в свои недалёкие поездки во все времена года. Им она радовалась, знала, что папа обязательно купит ей что-нибудь вкусное.
Однажды в райцентре, проходя мимо лотка с жаренными в масле пирожками, она потянула воздух. «Как вкусно!» – подумала она.
Папа её спросил:
– Пирожок хочешь?
– Нет, – чуть запнувшись, ответила она.
– Не хочешь с повидлом?
– Нет. Мама сказала, чтобы я у тебя ничего не клянчила. Денег нет.
– Ну, на пирожок мы найдём.
Обращаясь с улыбкой к продавцу, он спросил:
– Для этой красавицы у вас есть пирожки с повидлом?
Продавец решила подыграть, все пирожки были у неё только с повидлом.
– Сколько тебе лет, девочка?
– В августе – шесть будет!
– Для такой девочки надо найти пирожок!
– Нам нужно два!
Люба замерла, хорошо бы нашлись два, но от мамы попадёт.
– Может быть, один? Мама заругает.
– Они почти даром, – успокаивал отец. Не волнуйся.
Дочери нравился сам город, с большими домами и цветочными клумбами. Только скучно заходить в разные магазины, где папа покупал какие-то странные вещи: то гвозди, то солидол… Зачем только деньги на это тратить? – рассуждала Люба. Андрей видел, как дочери после пирожков стало скучно.
– Ну что, пойдём на рынок?
– На рынок?
– Там продают много вкусного! Вишню хочешь?
– Вишню? Кто же её не хочет, – сказала Люба, – а деньги у тебя есть?
Отец улыбнулся, они уже входили в овощные и фруктовые ряды. Год на вишню выдался урожайным, а спроса было не так много. Он купил большой кулёк вишни. Ей так хотелось вишенку сразу же положить в рот, но папа не разрешил.
– Сейчас пойдём к колонке, видела на входе в рынок? Сначала хорошо помоем руки, потом вишню и будешь кушать.
Автобус уходил в час дня, нужно было торопиться, чтобы не опоздать. Село Верхние Выселки, выбранное для окончательного поселения, нравилось всем домашним. Через него протекала небольшая речка, больше похожая на ручей. Шириной в пятьдесят-сто метров в самом широком месте. По берегам у многих были сады, амбары. У Дымовых в саду – баня, а через дорогу, напротив большой деревянный дом по улице Правой береговой. Дом построили довольно просторный, в три комнаты с кухней, верандой и чуланом. Во дворе хозяйственные постройки для скота. В речке летом купались и взрослые и детвора. Из неё брали воду для полива огородов, садов, наполняли кадки для стирки и бань.                32
Вода чистая, у кого рядом не было колодезя или колонки, брали и для питья.   
Вся материальная ответственность за семью лежала на Андрее. Работал много, но денег на семью не хватало, хотя последние пять лет был в должности заведующего молочно-товарной фермой и ещё подрабатывал скотником. По табелю скотником проходил любитель выпить, бездельник, Сенька Ванькин. Фамилию его толком никто и не знал. В этом селе, Верхние Выселки, где теперь жила семья Беляевых, он появился вместе с шабашниками, когда строился коровник. Был у этих строителей подсобным рабочим, да ;так и остался здесь. Жил с другим таким же чудаком в одном из заброшенных домов. В советское время таких асоциальных людей решением местного собрания трудящихся поручали кому-то на перевоспитание, но выйти на путь исправления им не очень-то и хотелось. Вот и портили эти двое дополнительно невысокий имидж председателя Николая Ивановича Птахина. Лодырей и тунеядцев быть не должно, а в колхозе имени Ильича их сразу двое. У него забот было и без того много. Главное: нужно отчитываться за надои с колхозной фермы. А как отчитаешься? Районное начальство просит повышать надои! Коровы не очень-то и молочные. Порода обычная, местная. В социалистическом соревновании не оказаться бы на последнем месте, тогда принимай от партийного районного начальства неприятности. Районным властям тоже несладко, давит область, а на неё партия и правительство. В газетных статьях всё у всех выполняется и перевыполняется. Ёщё чуть-чуть и будем жить при коммунизме. Отставать нельзя. Приходилось всем выкручиваться.
– Кто поможет Птахину Николаю Ивановичу?
– Андрей Фёдорович! Во-первых, единицу в табеле закрыл собой одного из бездельников, во-вторых, не подводил по надоям. Этот секрет знали они и ещё бухгалтер колхоза. Фиксировали при отёле в основном бычков, а тёлок, когда подрастут, отправляли в дойное стадо. Так и получалась прибавка в надоях. В город на молокозавод уходило молоко хорошего качества. В других колхозах свои были хитрости, но чаще такие же. В дела друг друга предаседатели не вмешивались. Начальство всех уровней и газетчики делали вид, что ничего об этом не знают и никогда не слышали. Куда денешься? На доярок добавлялась лишняя нагрузка. Но кто её считал? Социалистическое обязательство по надоям никто не отменял. На колхозных собраниях подводились итоги. Кому хочется, чтобы склоняли твою фамилию? Вот и брали доярки в свою группу дополнительно коров. Получали грамоты, висели на Доске почёта, и премии были, но скромные и не всегда. Подоить руками с десяток, а то и более коров не каждый осилит. А им нужно это сделать и утром, и вечером. Сил на дом не хватало. Как правило, он был запущен, помыться каждый день часто не удавалось. На селе не все держали корову, если только есть муж или взрослый сын. Кто будет заготавливать сено? А купить его не на что, да и не у кого. Все были в основном заняты колхозными делами.
Какой была постель, можно было только догадываться. В сёлах и деревнях ничего не поменялось, хотя прошло после войны почти двадцать лет. Изменились только нагрузки на людей. Как живут? Но как-то живут…
Андрей Фёдорович делал вид, что ничего не видит и не знает. Доярки постоянно домой уносили по бутылке молока.
– Это хоть какая-то компенсация за тяжёлый труд, – рассуждал он. Мария о такой
                33
 работе не хотела и слышать. Она всегда смотрела за своим внешним видом. Если доярки забегали в магазин в рабочей одежде, с ароматом скотного двора, то такое – не про Марию. Жена начальника. Если раньше её называли по имени, то теперь к имени прибавилось Ивановна. Так она стала для жителей села – Мария Ивановна.
Верхние Выселки жили скромно, только в двух домах стояли сепараторы для перегона молока на сливки. Их было не купить из-за дефицита, и на что купить, – не было денег. Масла сливочного и сметаны, как и у других, не было в большом семействе Андрея Фёдоровича.
Они с Марией держали в хозяйстве корову, поросят и кур. Молоко с фермы никогда не брали. Легально можно было бы, семья большая, но и доярки не могли выписать молоко в счёт зарплаты, хотя вопрос не раз поднимался на собраниях, не позволяло высокое начальство. Вот и выносили доярки с фермы молоко. Брать позже стали и те, у которых в хозяйствах были коровы. Делали творог, простоквашу, реже ряженку, топлёное молоко. Одно дело доярки, другое дело – Андрей Фёдорович. Ему нередко приходилось останавливать злостных нарушителей.