Влюбленный Митрич - 5

   Месяца, проведенного на даче больше чем достаточно, чтобы  отдохнуть от города и насытиться пиршеством свободы, воздуха и природы. Вот уже второе лето я начала укорачивать свое пребывание в деревне, потому что безделье меня не утешало, а начинало тяготить. Конечно, в деревне масса дел.  Но они другие. Все-таки я горожанка. И в этой правде нужно признаваться  со всей откровенностью. Я начинала скучать по Москве уже ко второму  месяцу  отпуска и, наконец, честно сказала себе, глядя в зеркало, что  в городе чувствую себя не хуже, чем здесь.  Если, конечно, не считать столичного соседа, у которого обостренно-повышенное восприятие любых звуков (шумов).  Достаточно  было уронить на пол  крышку от кастрюли, как он тут же начинал стучать по батарее. На даче в этом смысле – вольная воля. Первые дни мая я громко включала классическую музыку и наслаждалась не децибелами, а отсутствием его невроза.  А напитавшись здоровой энергией,  вошла в обычный звуковой режим.
 
   На втором месяце отпуска я решила, что вернувшись в Москву, окончательно откажусь от кабинета и переоборудую его в комфортабельную  спальню. В конце концов, сколько можно работать дома? Ковид давно закончился, а вот его вредные хвосты  тянулись.  Работать нужно на работе, спать в спальне, а гостей принимать в гостиной. Новый  модный тренд – студия – вызывал у меня  идиосинкразию.  Конечно, двухкомнатная квартира маловата для современных идей, разгуляться в ней негде. Но мысль оборудовать спальню стала такой неотвязной, что я сдалась.  Сидела   по вечерам   в интернете, просматривая  удачные дизайнерские проекты.
 
   У минималиста в спальне должна быть только кровать?  Ну, не знаю...  Идеи (вплоть до гамака, ха-ха) роились бабочками.  Я  купалась в заливах  новых радостей, энтузиазм  прибавлял здорового оптимизма, хорошего настроения и благословлял  на поиски бригады, которая будет делать ремонт. Тут на помощь пришла подруга и одолжила  на время  любимого узбека-администратора по хозяйственной части, трудившегося в ее клинике. Мастер на все руки обещал приступить к работе сразу, как только я вернусь в город.

   Телефонный звонок прервал мои мечты о новых шторах, которые должны будут не только скрывать окно, но и драпировать всю стену, где оно помещалось.  Ткань  блэкаут нынче добыть не просто. Слишком много подделок. Но для меня чем труднее, тем интереснее.
 
  -  Слушаю…

  -  Добрый вечер! – Голос Веры Семеновны показался мне дрожащим.

Вот тебе и отказ от работы на домашнем телефоне.

   - Добрый вечер!

   - Извините, что беспокою, - начала она как-то слишком осторожно.

   - Вера Семеновна, что случилось?

   - Вы мне сказали, что до вашего возвращения я могу оставаться на тех прописях, которые мне дали. А у меня закончились лекарства и я пошла в диспансер за новой партией. Врача поменяли. На приеме сидела девушка лет двадцати пяти. Она поинтересовалась моим состоянием. Я изложила все, что со мной произошло за  месяц. И вот эта врач, изменила название моего диагноза и выписала мне другое лечение. Я начала принимать новые таблетки и чуть не умерла. Если честно, то меня еле-еле откачали. Сегодня уже третьи сутки, как я прихожу в себя. Но до моей обычной нормы еще далеко.
 
   - Вы перешли на прежнюю пропись?

   - Да. Я же помню, что вы мне сказали ничего не менять. Опять вас не послушалась.

Мы проговорили еще с полчаса. Она мне показалась успокоившейся, на сем и расстались.
 
   Конечно, это замечательно, что у нас в стране строят новые больницы, оснащенные самым передовым оборудованием, но не ушли  проблемы,  связанные с недостающим качеством знаний и умений у медицинского  персонала. Опытных врачей старой школы остается с каждым днем все меньше, а дети, выпущенные в наше время из мединститута, вытворяют… Что только не вытворяют…  На то они и дети… Практики никакой, гонора хоть ложкой ешь. Я недоумевала, как можно со слов пациентки с психиатрическим статусом, за пятнадцать минут беседы  сочинить новый диагноз, перечеркнув прежний, поставленный в серьезной  клинике в результате длительного наблюдения,  отменить  лечение, на котором она более десяти лет сохраняла достойное качество  жизни, и переназначив лекарства, просто отпустить домой без контроля за состоянием?  Моя душа  возмущалась? Да нет, давно перестала. Просто чувствовала личную беспомощность, недоумение…   Что со всем этим делать?
   
   Я сидела за большим столом и машинально  рассматривала  дизайнерские разработки.  Почему  заветной мечте так часто и с невеселым  смехом подставляет ножку повседневная  рутина? На кого мне  их, моих дорогих, оставить? В клинике  и других пациентов  больше, чем достаточно. Да и возможность оплачивать дорогостоящее больничное лечение есть далеко не у всех…


 

   Митрич каждый вечер приходил ко мне на чай, как на службу. То ли он надеялся встретиться с Полиной Романовной, то ли терзался одиночеством и безысходностью, то ли соседи его достали настолько сильно, что он прятался у меня  хотя бы на час от их притязаний? Не спрашивала. А он, как мне кажется, и сам не знал.
 
   - А что это за мужчина, который привез твою подружку?

   - А почему бы вам самому у нее не спросить?

   - Ты совсем ума лишилась, Юлишна? Она и так со мной едва разговаривает, а тут я еще в душу к ней полезу?

   - Да нет здесь никакой тайны. Это ее дизайнер. Они  работают над внутренней отделкой дома и обстановкой.
 
Митрич покачал головой.

   - Что же  это с людьми делается? Теперь, чтобы кровать и стол поставить специалисты нужны?

   - Специалисты нужны для того, чтобы найти внутренний цвет жилого помещения, подобрать, в той же цветовой гамме мебель, встроить ее как можно удобнее для хозяев и при этом не потерять внешней красоты убранства.

   - Отстал я от жизни, - грустно вздохнул Митрич, прихлебывая чай из блюдца,  - не догнать мне причуды двадцать первого века. Да и на пенсию мою специалистов таких не потянуть.

   - И не надо. Нашли из-за чего печалиться… Хотите я  завтра для вас испеку утешительный  пирог с лимоном и корицей?

   - Спасибо, добрая душа, но не пирог мне нужен. Поговорила бы ты с Полиной. Уж больно она мне по сердцу пришлась, а весовые категории, в смысле денег, у нас разные. Я понимаю, что пора меня на свалку отправлять, но напоследок так хочется пожить  в уважении и по-человечески.
 
И сказал он свои простые слова так искренне, так от души, что у меня внутри что-то оборвалось. Я физически ощутила боль его одиночества.

   Когда же  Митрич, напившись чаю,  ушел домой,  я, по обычаю, осталась с книжкой ждать возвращения  своего блудного кота.  Меня не оставляла мысль:  как сказать  Митричу правду?  Как объяснить одинокому пожилому  мужчине, что Полина Романовна полностью отработала свою женскую трудовую повинность?  Что ей, вдове, больше не нужен никакой мужчина, что она заслужила на конечном этапе  жизни  отдых после долгих и трудных семейных будней?   Как сказать, чтобы он поверил – проблема не в нем, а в ней и потом  смирился и принял ее выбор? Легче всего было бы не вмешиваться и отослать нашего Ромео  к приятельнице: пусть разбираются сами, не дети же. Но он просил о помощи. Совсем, как Вера Семеновна.
 
   С того дня, как я размечталась об аннигиляции  кабинета, в  моей голове шикарная белая двуспальная  кровать устраивала  дуэли с рабочим  компьютерным столом и книжным шкафом, набитым специальной литературой.  Ну, эти пусть бодаются друг с другом. Не до них пока.

   Митрич шел к себе мимо дома Полины Романовны. На первом этаже строители уже пробросили верховодку. Горел свет и с улицы было видно веселое оживление в зале. Посередине  стоял сбитый из досок стол с небрежно разбросанными  на нем большими листами бумаги.  Дизайнер и бригадир с помощью красного огонька из маленькой коробочки что-то измеряли, помечали. Ребята из бригады им активно помогали. А Полина Романовна, наряженная в кокетливое   розовое платье, счастливо улыбаясь, иногда вклиниваясь в разговор мужчин.
 
   - Мы чужие на этом празднике жизни, - сказал сам  себе Митрич.
 
Ни лимонный утешительный пирог, ни сердитость соседей, ни отличная работа бригады строителей его больше не волновали.  Он смотрел на женщину своей мечты, которой был не нужен, как старый бесхозный верблюд на морском побережье. И ничего он не мог  с этим поделать.
 
   Придя домой, Митрич лег на  узкую железную кровать, панцирный матрас  которой скрипел, как  несмазанная телега  и заплакал…

   А когда настало утро, он понял, что заболел.



Продолжение следует…