Жуковский

      Сегодня день России. Россия подарила мне эту комнату размером 3  на 2 метра. В городе-наукограде Жуковском по улице Чкалова 42. На четвертом этаже, если идти влево по коридору,  то замечательная железная дверь - это дверь в спокойствие, уверенность, счастье. Это квартира 75, которую я получил, отработав 20 лет в МНИИ «Агат».
      В эти 6 квадратных метров включается туалетная комната 1 квадратный метр, а также маленький проход, в котором ютится двух-комфортная газовая плита. В туалете на двух полках лежат архивы моих друзей. Один красный чемодан – философа Чанышева Арсения Николаевича, а дугой – коричневый – чемодан поэта Эдмунда Иодковского. Часть архива сданы в высокое здание  МосАрхива на Калужской, а остатки, «ненужное», так и лежит на этих туалетных полках, ожидая, когда хозяин этой 6-метровки сдаст свои права и они видимо упокоятся в огороженной помойке, которая видна из окна этой самой комнаты, с четвертого этажа.
В окно смотрит береза, уже нескольку потухшим взглядом, потому что она одна осталась на дворе, уставленном нынче черными букашками-машинами. А когда то она шумела и переговаривалась со своими друзьями, посаженными во всем дворе. А где то там, внизу, в кустах  стоял старенький "Форд Гранада" 1978 года выпуска, который когда то я пригнал из Германии, упакованный материальной помощью «Красного креста» с одеждой для многочисленной родни из деревни Зеленец Ульяновской области.

    Как то боевым вечером в 1994 году, когда я стал полноправным хозяином этой квартиры общей площадью 6 кв. метром, мы с друзьями устроили новоселье, и на удивление, нашелся и столик, нашлись и места для посиделок на картонных коробках, набитых книгами и т.н. институтскими комсомольскими архивами,  счастливо пили сухое вино, радуясь будущей жизни, и булгаковская посуда пригодилась. А вот год назад, на этой же жилплощади, мы поминали нашего друга Сашу который отдал все свои силы и жизнь на то, чтобы над Жуковским летали самолеты. И тоже – надо же – поместились вдесятером в этой комнате, вокруг замечательного стола министра радиопромышленности СССР, доставшегося мне по наследству от его дочки Тамары. Стол солидный, занимающий полкомнаты, но на нем при желании можно даже устроить кровать, и тогда в комнате вполне уютно можно жить вдвоем, семейным коллективом.  Саша Грибанов, которого мы провожали, по русской традиции, поминая водкой и капустой, жил недалеко отсюда, и приезжал хозяин 6- метровки в Жуковский  еще   для того, чтобы поговорить с ним о глобальных мировых новостях и угоститься у хлебосольного хозяина на ул. Нижегородская 33 на первом этаже, на стене которого висит теперь мемориальная доска  Герою Летчику, который жил в этом доме.

   Теперь часть книг из этой квартиры на первом этаже, по ул. Нижегородская 33, перекочевала на ул. Чкалова 42, и видимо ждет своей такой же незавидной участи.
Но ладно о грустном. Сегодня день России как никак, 12 июня.
В комнате моей много полок, уставленных книгами. И несколько ящиков, один из которых ездил когда-то  во Львов, на практику, на Телевизионный завод. Это было в 1976 году, летом. Тогда мы учились на 4 курсе радиотехнического факультета МЭИ. На ящике надпись – ИС-6836, это в нем находился когда-то измеритель спектров, довольно дорогой электронный прибор, стоимость которого была на уровне машины "Волга".

     В этой комнате также находилось много булгаковских артефактов, которые сейчас находятся в музее Булгакова в Москве, на Б.Садовой 10.
Директор этого музея, молодой  и боевой Петя Мансилья-Круз, из семьи испанцев, которые эмигрировали в СССР в 37-м году, приехал лет 10 назад сюда с грузовиком, и вместе с Иваном Назаровым несколько раз просканировали с 4 этажа, вынося эти артефакты. После этого в комнате стало чуть свободней. Уехал, например, холодильник Бирюза, который охлаждал когда то рыбок для кошек - любимцев Любови Евгеньевны Белозерской-Булгаковой. Уехал с Петей чемодан и платяной шкаф, проехавший с ней всю Европу в 1921-1923 года. Много чего уехало на Б.Садовую 10. Но много еще по мелочам греет мою душу. И даже икона из Смоленской области и самовар, из которого Михаил Афанасьевич пил чай, пока еще выполняют свои функции здесь, в этой 6-метровке, в окно которой попадает там мало солнечных лучей, но если попадают, то греют нещадно.
  Булгаковцы – это тоже 40 лет жизни, и такие яркие друзья! Арсений Чанышев, Любовь Евгеньевна Белозерская, Эдмунд Иодковский, Георгий Епифанцев, Владимир Галкин, Дмитрий Медведев, Владлен Алексеев, Борис Мягков, Виктор Лосев (который говорил о Булгакове: «Наш златоуст»). Кому-то эти имена не говорят ничего, а в моей душе они создали целый горный хребет. Сейчас можно сказать, что  я - последний из Могикан. Может только Ира Мягкова, да почти девяностолетний Артем Задикян остались в нашей команде старых булгаковцев.
    В комнате также картины, какие-то в рамках, но больше навалом. Этюды, эскизы, наброски. Но есть и законченные метровки. Так что комната помогает мне как склад. Много рам, которые может даже выбросить пора. Когда писал 3-ю версию серии по «Мастеру и Маргарите», то Люда Кусакова заказала мне 12 мощных тяжелых рам в Запорожье, и я туда ездил за ними. Так они здесь и лежат пустые сверху шкафа, в котором хранятся мои ранние, еще студенческих лет, картинки. От Лиды остались мне   тюлевые занавески, которые хотя и пожелтели от времени, но все еще украшают одинокое окно.
Потом Люда Кусакова подарила свою книжку «Красота в искусстве» и уехала в Германию, выйдя замуж за ганноверского повара Шульца. Замучил он ее ночными пивными бдениями, и недолго прожила Людмила в звездном Ганновере. И вот болтаются её тюлевые занавески и часто вспоминаю я её, кандидата философских наук из города Запорожье.
    Книги у меня на столе лежат замечательные. «Бодался теленок с дубом» Александра Солженицына, «Записки  на манжетах» Михаила Булгакова, «Моя жизнь» Льва Троцкого. Как бываю здесь, в Жуковском, открываю любую книгу на любой странице и погружаюсь в прошлые воспоминания. С каждым из этих имен осталось много в памяти.
    А вот картины, это да, торчат  со всех сторон. Вон там «5 марта 1953 года» - это мое первое воспоминание в жизни, считай еще при жизни товарища Сталина два года прожил, в Карабасе. Про это и картинка. Помню, как мы с другом пацаном, которому тоже, значит, было 2 года, ходили к колючей проволоке, и зэки бросали  нам вилки капусты и кричали: «Неси домой». Сколько же я, двухлетний пацан смог этой капусты отнести в свою землянку? Но казалось мне – целую кучу нанес.
А вот картинка - портрет Юрия Андропова, как ему в электричке прошили и разделили судьбу – поэта и алкоголика. И как он ловил всех по баням, как вступил на пост Генерального секретаря КПСС.

Сверху на верхней полке, которую получил я когда то от моего друга, художника Вити Прокофьева, лежат банки с кистями, старыми масляными красками,  Полки эти с улицы Старосадской, откуда Витя переезжал в Воронцово и отдал мне эти артефакты. Много раз выходили мы с ним на пленэры, рисовали и Старосадский переулок, и другие замечательные места Москвы и Подмосковья. Многие этюды тех времен, как оказалось, получились неплохими, и считаются лучшими в моей коллекции. А так, многие ожидают использования просто как материалы для записи. Даже этюды из Кореи и Китая – теперь воспринимаются как неудачные. Художник – любитель – это не художник профессионал, он работает от времени ко времени. Есть правда у этого примитивиста голова, она размышляет. Поэтому и придумывает разные прикольные сюжеты. Придумывал и я серию по «Мастеру и Маргарите», 4 версии написал в течение 10 лет, так что сейчас, в так называемом творчестве, я просто эксплуатирую те прикольные задумки и удивляют народ.
     Сейчас на Старосадский переулок, где Андрей Тарковский когда –то  посодействовал прописке Виктору Прокофьеву,  я хожу регулярно. Там находится «Московский союз художников»  в котором числятся многие мои друзья. Если случаются какие выставки, и на открытие приглашают, то шум там стоит столбом, водка и минералка льются рекой. Все друг друга хвалят, выделяют уникальные мазки на полотнах. Так принято. Критиковать нельзя. Можно только сказать – это я не понимаю. Художник человек уникальный, особенно женщины-художницы. Это надо же – везут с собой на однодневный пленер в рамках «Русской провинции» по два метровых холста и лихо замазывают их, создавая произведение искусства. Слава Петру Ивановичу Грошеву, руководителю «Русской Провинции»!
     Там же, на Витиной полке,  возле банок с потухшими кистями, слева, громоздятся папки с пожелтевшими листами. Это моя диссертация, секретная в тот 1990 год. Теперь там ничего секретного нет, и они ждут помойки. Печки, в которых сжигали подобное барахло, уже вышли из моды.
Иногда я правда ковыряюсь в них, чтобы найти какую-нибудь формулу, и проверить её, задавая задачку студентам. Вот и сейчас, в компьютерном классе МЭИ на доске изображены несколько формул и поясняющих их закорюк, которые будут отдыхать до следующего семестра, который начнется в сентябре. На нашей ежегодной встрече группы Р2-72 меня спрашивали, каков уровень учебы сейчас и почему в НИИ приходят такие безмозглые студенты. Что мне остается делать – только качать головой. Да, и студенты безмозглые, и преподаватели близки к этому. Спасут только деньги. Доллары, правда сейчас не так ценятся, и похоже, что они так и умрут, неиспользованные, в том числе в ящичке в столе министра СССР, на котором я сейчас сижу, похлебывая молочко.

     Еще одна архивная куча у меня в Жуковском – старые фотографии. Мое хобби. Несколько альбомов, собранные фотографии. Например альбом «Львов-76», где  на первой странице лидер нашей институтской группы Коля Чистяков несет на плече Маринку Голованову, племянницу известного журналиста.  В этом же альбоме замечательные фото, как мы удивляли «западенских» своей раскованностью – плясали на обеденных перерывах «Дубов Задунайских», рассказывали про рок оперу «Иисус Христос – суперзвезда», бросали в толпу резиновые шары, наполненные водой, пили из бочек вино по 16 копеек стакан, в общем подготавливали Майдан.
      Под булгаковской иконой лежат несколько альбомов из Стройотрядов. Не зря я сегодня нашел комсомольскую грамоту за Саяно-Шушенскую ГЭС и сфотографировал. А ведь 50 лет прошло, получается. Года бегут, летят. В Киргизии, где мы жили с 1955 года, когда отец возвратился с 10 летних посиделок в Карлаге, рядом с нами жил прекрасный столяр-краснодеревщик  дядя Терентий Филиппович.  Его тоже судьба забросила с Западной Украины в Киргизию,  в теплые края, где в предгорьях Тань-Шаня проверяющие с пистолетами не так часто ходят. И я спрашиваю у дядь Терентия, воевал ли он. Да, воевал, говорит, в Гражданскую. А это в то время, в 1960-м,  было 40 лет назад! А я уже, считай, воевал, т.е. служил в славной Советской Армии, уже 54 года тому назад!

Дембельский свой альбом я где-то потерял, но несколько фотографий осталось. На одной длинный сержант в шинели, с автоматом. Было это дело в Крыму, возле Симферополя, где я служил в космических войсках. Можно сказать повезло. Узнал, что такое витки спутников, что такое Трал-К2, что такое луноход, модель которого ползала под нашими окнами, а это значит, в это время настоящий луноход ползает по лунной поверхности, синхронно с нашей облезлой моделью.  Видел живьем нескольких космонавтов. 10 лет назад, съездил в те места, от НИП-10 осталась одна антенна, работавшая по Луне, остальные друзья-хохлы сдали на металлом.

     И вот я слышу из окна квартиры 75, перегороженного истлевшей березой, раскаты грома от взлетающих с аэродрома Жуковского боевых истребителей; они крутятся над городом, готовясь отбить атаки недругов, сбить рой беспилотников, нацелившихся на мирных пенсионеров, проживающих в доме 42. Знакомые следы от сгоревшего керосина расчерчивают небо росписями Громова, Грибанова, Чкалова. Внизу шумят грузовики и маршрутки, подвозящие живой товар. От платформы с романтическим названием «Отдых» едет детский паровозик по узкоколейке, которую совсем недавно, по историческим понятиям, стоили комсомольцы-гулаговцы.