Фиолетовый шторм

                ФИОЛЕТОВЫЙ   ШТОРМ.
 
   С  началом  летних  каникул,  неспешный  утренний  променад   пополнил  мой  распорядок.  Днём  я  поглощал  информационные  потоки,  да  осваивал  иностранные  языки,  а  вечером  находил  развлечение  под  настроение.
  Июнь  выдался  жарким,  но  до  полудня  в  скверах  и  тенистых  двориках  висела  притомлённая  утренняя  свежесть. 
 Со  спортивной  площадки  я  зашёл  к  приятелю,  и,  договорившись  вечером  искупаться,  дворами,  направился  домой.  Переходя  очередную  песочницу,  я  увидел,  как  в  проулке  остановилась  такси,  и  водитель,  указывая,  что  дальше  не  проехать,  начал  доставать  из  багажника  вещи. 
  Молодая  женщина  в  светлом  облегающем  платье,  оглянувшись  по  сторонам,  накинула  ремень  сумки,  и,  подхватив  чемодан,  двинулась  по  дорожке.  Если бы  я  продолжил  идти  своим  путём,  она  меня  и  не  заметила бы,  и,  по  привычке  держаться  подальше  от  женского  пола,  никаких  угрызений  я  не  испытывал бы,  но  какая-то  побудительная  сила  толкнула  шагнуть  в  её  сторону. 
  На  моё  джентльменское  предложение,  женщина  оценивающе  взглянула,  и,  увидев,  что  я  скорее  обрадуюсь,  если  она  откажется,  благодарно  улыбнулась.  Вещи  хотя  и  были  громоздкие,  но  не  тяжёлые,  и  мне  пришлось  замедлять  шаг,  чтобы  звонкие  каблучки  не  отстали.
  С  улицы  доносился  шум  транспорта,  в  деревьях  щебетали  птицы,  откуда-то  слышался  разговор,  но  поблизости  никого  не  было  видно. 
  Я  никогда  не  задавался  вопросом,  сколько  лет,  той  или  иной  женщине,  и  с  прошлого  лета,  если  и  задерживал  взгляд,  то  с  прицелом  соблазнительных  форм,  и  вероятности  сексуальной  доступности.      

  Вот  и  милой  дамочке,  похоже,  не  было  и  тридцати,  и  от  молоденькой  девушки  она  отличалась,  лишь  свойственной  счастливым  замужним  женщинам  ухоженностью,  уверенностью  и  сияющей  улыбкой.
  Если  в  моей  голове  назойливо  вертелось  недоумение,  зачем  я  сунулся  ей  помогать,  и  не  слишком  ли  глупо  смотрюсь  со  стороны,  то  после  минутного  молчания,  повеселевшая  леди,  дружески  поделилась,  что  в  недельный  отпуск  отвезла  к  бабушке  сына  и  завтра  должна  выходить  на  работу.  За  расспросами,  чем  занимается,  да  в  какой  школе  учится,  и  как  зовут  такого  примерного  юношу,  мы  и  подошли  к  дому. 
  Подъезд  был  без  лифта,  и  пока  мы  поднимались  на  пятый  этаж,  выяснилось,  что  наша  учительница  английского  языка,  её  подруга.      

  Проходя  за  хозяйкой  квартиры  в  прихожую,  я  впервые  взглянул  на  неё  сзади,  и  взгляд  мой  прилип  к  ложбинке  складочки  платья  ниже  талии. 
На  мою  беду,  стройное  тело  ещё  обольстительней  повернулось  и  в  голове  помутилось  всякое  соображение.  Если бы  она  резко  вскликнула  или  громко  хлопнула,  возможно,  я  очнулся бы,  но  прелестница,  увидев  мой  заворожённый  взгляд,  лукаво  улыбнулась  и  ласково  протянула. 
-- Благодарю,  вы  настоящий  рыцарь.--

Эта  доверчивость  и  нежная  снисходительность,  нокаутирующим  ударом  вышибла  меня  из  рассудка.   
  Схватив  за  бёдра,  я  пихнул  обомлевшую  дамочку  в  комнату  и  грубо  повалил  на  диван.  Платье  задралось,  а  натянувшиеся,  в  трясущихся  пальцах  трусики,  никак  не  стаскивались  вниз.   
  Этой  минутной  возни,  ей  хватило  согнать  замешательство,  и  рассержено  одёрнуть. – Да,  подожди,  так  и  платье  порвёшь.--   
  Холодная  невозмутимость,  отрезвляюще  уняла  мою  дрожь,  и,  откинувшись,  я  смотрел,  как  подогнув  колени,  она  спускает  трусики  и,  закидывая  платье,  сползает  на  пол.      

  Мне  не  хотелось  касаться  её  губами,  но  после  бешеного  натиска  тело  её,  содрогнувшись,  обмякло,  и  пухленькие  губы  сладко  прижались  к  моим.   
  Мной  овладело  странное  ощущение,  словно  я  держу  в  объятиях   не  прелестную  женщину,  а  своё  тело,  и  когда,  сбившись  в  дыхании,  она  снова  задохнулась,  мне  почудилось,  что  это  замирает моё  сердце. 
   Только  с  третьей  волны  освежающий  иней  протянул  мой  мозг,  и  леденящая  ясность,  дикого  поступка  сдавила  комком  горло.  .   
-- Простите  меня,  простите,-- жалобно,  едва  слышно  пролепетал  я.   
  Хозяйка  дома,  расправляя  платье  и  встряхивая  волосы,  укоризненно  посерчала.
-- Да,  молодой  человек,  вам  надо  сдерживать  порывы,  иначе  попадёте  в  беду.--
  Не  пытаясь  оправдываться,  я  сокрушённо  промямлил.
-- Вы,  такая  красивая,  на  меня  напало,  какое-то  безумие,  что  теперь  со  мной  будет.--
  Женщина,  премило  хмыкнула  и  с  педагогической  твёрдостью  указала. 
– Думаю,  вы  не  опуститесь  до  болтовни.--   
  Тут  до  меня  начало  доходить,  что  дикий  срыв,  может  оказаться  сокрытым,  и  вместо  облегчения  меня  охватила  едкая  стыдливость,  как  от  позорной  детской  сырости  в  кровати.   
  Моё  угнетённое  раскаянье,  похоже,  её  позабавило  и,  желая  показать,  что  не  держит  на  меня  обиды,  она,  назидательно  проворковала.   
 -- Если бы  вы  не  сорвались  в  грубость,  то  вам  можно  бы  поставить  пятёрку,  а  так,  только  четвёрку,-- и  в  искорках стихшего  трепета,  елейно  протянула,  -- с  плюсом. --.

  Весь  день  я  мучился  вопросом,  какая  необузданная  сила  толкнула  меня  на  это  насилие,  и  что  со  мной  будет  в  следующий  раз  в  подобной  ситуации.  Вечером  на  пляже,  я  старался  не  смотреть  на  девчонок  и  хмуро  подумывал,  а  не  нападёт ли  на  меня  боязливость  и  отвращение  опять  до  всех  женщин.   

  На  следующее  утро  я  ощутил  такой  прилив  мужской  силы,  что  окажись  рядом  та  красотка,  или  любая  другая  женщина,  то  вряд ли  совладал бы  со  страждущей  плотью.
  Тренинг  с  гантелями  и  холодный  душ  вернули  физическое  равновесие,  но  думы  о  вчерашнем  срыве,  набегающими  волнами  бередили  душевный  покой. 
  Два  дня  я  отгонял  наплывающие  видения,  и  чтобы  быстрее  стереть  щемящие  воспоминания,  решил  снова  побывать  в  том  проулке  и  у  того  дома.  Быстренько  пройдясь  намеченным  маршрутом,  я  сделал  второй,  потом  третий  заход  и,  почувствовав  уверенность,  захотел  хотя бы  издалека  взглянуть  на  свою  искусительницу. 
  На  третий  вечер  мне  удалось  проследить  подходящую  к  дому  супружескую  пару,  и  впервые  меня  продёрнуло  мучительной  завистью,  что  рядом  с  восхитительной  красавицей,  иду  не  я,  а  другой  мужчина.

  Мама,  не  доискиваясь  до  причин  понурого  безделья,  посоветовала  развеяться  съездить  к  бабушке.  Бабулю  я  навещал  и  осенью,  и  зимой,  а  летом,  бывало,  гостил  и  по  месяцу.  Жила  она  в  небольшом  сельском  посёлке  в  двух  часах  езды  от  города  и  всегда  очень  радушно  принимала  меня. 

  Лесистая  с  пологими  холмами  округа  посёлка  по  живописности  могла  сравниться  с  любым  заповедником,  и  вся  близлежащая  местность  была  обследована  мною  ещё  с  детских  лет.  Самым  красивым  местечком  была  пойма  неширокой  с  заросшими  берегами  реки,  и  до  тихой,  мелководной  заводи  с  песчаным  откосом  я  доходил  за  десять  минут. 

  В  центре  посёлка  стояла  частично  реставрированная  церковь  и  невдалеке  от  неё,  за  луговой  околицей  находилось  старое,  со  свежими  могилами  кладбище. 
  Часть  населения  посёлка  пробовала  себя  на  фермерском  поприще,  и  даже  семидесятилетняя  бабуля  держала  маленькое  хозяйство  с  курочками  и  козочками.  Помогали  бабушке,  какие-то  дальние  родственники,  и  приезжая,  отец  всегда,  навещал  их.   
  Треть  домов  посёлка  принадлежала  дачникам,  и  в  летний  период  население  полнилось  многими  разновозрастными  отдыхающими. 

  Кроме  своих  увлечений,  ничего  на  посёлке  меня  не  интересовало,  и,  искупавшись,  я,  как  и  дома  просиживал  за  созданием  новых  моделей,  с  тем  удовольствием,  что  в  моём  распоряжении  была  комната,  намного  большая,  и  которую  я  постепенно  превращал  в  подобный  учительский  музей.      
  Подсказка  мамы  пришлась  кстати,  навязчивые  мысли  снова  подойти  к  прекрасной  леди,  не  давали  покоя,  а  две,  три  недельки  на  свежем  воздухе,  должны  были   встряхнуть  подкисшее  настроение. 

  Чем  дальше  я  отъезжал  от  дома,  тем  вольготней  мне  дышалось,  а  появившийся  у  бабули  горластый  петух  и  две  маленькие  козочки  и  вовсе  развеселили  меня. 
  Дорога  меня  не  утомила,  и,  закинув  сумку,  я  вприпрыжку  пустился  к  реке.  Полуденная  жара  пряным  разнотравьем  распарила  воздух,  и  многозвучный  стрёкот  вселенскими  хоралами  возносился  в  белёсую  голубизну. 
  Свернув  с  тропинки,  я  набрал  горсточку  земляники,  и,  подходя  к  реке,  услышал  визг  и  звонкий  девичий  смех.  Вблизи  посёлка  были  и  другие  удобные  местечки  и  иногда  я  переходил  с  одного  пляжика  на  другой,  чтоб  побултыхаться  с  кем-нибудь  в  кампании.      

  Поприветствовав  двух,  стоящих  в  воде  девушек,  я  скинул  одежду  и  с  разбега  нырнул  в  прохладную  глубину.  У  противоположного  крутого  берега  течение  усиливалось,  с  глубины  поднималась  холодная  вода,  и  дальше  середины  заводи  никто  не  заходил.  Сделав  заплыв,  я  выбрался  на  берег,  и,  подходя  к  поглядывающим  на  меня  девчонкам,  знакомясь,  представился.   
  Девушки  оказались  сёстрами,  и  если  младшая,  улыбаясь  и  посмеиваясь,  не  переставала  щебетать,  то  старшая,  витая  в  задумчивости,  лишь  односложно  её  поправляла.  Увидев  сложенный  мольбертник,  я  упросил  показать  наброски,  и  не  особо  преувеличивая,  похвалил  речной  пейзаж. 
  Акварельная  кисть  принадлежала  старшей,  представленная  младшей,  как  Ритуля,  что  я  сразу  восторженно  поправил,  Марго,  а  младшая  назвалась  Елизаветой  или  по-дружески,  просто  Лиз.
  Сёстры  уже  неделю  жили  в  посёлке  и  с  ежедневных  купаний,  лоснились  золотистым  загаром,  источая  земляничный  аромат  и  терпкую  свежесть  жёлтых  кувшинок,  . 
  Мне  хватило  двух  взглядов,  чтобы  запечатлеть  стройную  прелесть  их  тел,  и  если  трепетная  стыдливость  Марго  восхищала,  то  кокетливая  бесстыжесть  Лизоньки  вдохновляла. 

  Сёстры  снимали  комнату  на  другой  стороне  улицы  и  захаживали  к  моей  бабушке  за  козьим  молоком.  За  обоюдными  расспросами  мы  дошли  до  дома  и  стоило  мне  обмолвится,  что  вечером,  бывает,  бегаю  окунуться,  как  Лизонька  радостно  взвизгнула,  взять  и  её  искупаться.         
  Марго  лишь  мило  улыбнулась,  и,  договорившись  о  времени,  я  предупредил,  что  вечером  комаров  бывает  намного  больше.  Лизонька,  была  на  год  младше  меня,  и  в  школе  я  держался  подальше  от  таких  шустрых  болтушек,  но  здесь,  на  лоне  природы,  её  задорная  резвость  притягивала  фонтанирующей  взбалмошностью.   

  Подсобив  бабушке  по  хозяйству,  я  занялся  приборкой  и  не  заметил,  как  завечерело.  Звонкий  голосок  Лизоньки  за  окном,  напомнил  об  обещанном  моционе,  и  быстренько  собравшись,  я  выскочил  на  улицу.  Извинившись,  и  сославшись,  что  задремал,  я  похвалил  Лизоньку  за  спортивный  настрой  и  полюбопытствовал,  почему  Маргарита,  такая  грустная. 
  Я  немало  удивился,  когда  Лизонька  равнодушно  поведала,  что  Марго  выдают,  а  точнее  продают  замуж  за  преуспевшего  приятеля  отца  и  давнего  знакомого  их  семьи.  На  моё  вопрошание,  так  о  чём  печалиться,  если  впереди  обеспеченная, беззаботная  жизнь,  Лиз  пожала  плечами  и  хмыкнула,  что  Марго  слишком  углубляется  в  свои  переживания.   

  Зато  Лизонька,  никаких  сомнений  и  стеснений  не  испытывала,  и  как  только  мы  оказались  в  воде,  так  озорной  шалуньей  забралась  на  спину  обхватив  шею  руками.  Предзакатная  небесная  розоватость  сгущалась  в  прокаленные  медные  отсветы  и  янтарно-изумрудные  брызги  сыпались  вокруг  нас  нескончаемым  каскадом.         
  В  этом  искрящемся  купании  на  теле  Лизоньки  не  осталась  места,  где бы  не  побывали  мои  пальцы,  а  уж  она  постаралась  прижаться  и  потереться  не  только  к  моим  рукам.  Мне  даже  подумалось,  что  этот  вечер  стал  наградой  за  все  прошлые  годы,  когда  любые  напоминания  о  девчонках  я  отгонял  с  болезненной  неприязнью.    
  На  берегу,  Лизонька  демонстративно  расстегнула  купальник,  открыв  упругие,  с  подрагивающими  сосками  холмики  груди,  и  накинув  халатик,  также  демонстративно  спустила  плавочки.  В  восхищении  я  посетовал,  что  не  взял  камеру,  на  что  Лиз  задорно  пообещала  завтра  устроить  фотосессию  ню.  Серия  красочных  фото  сразу же  раскинулись  в  моём  воображении,  и  я  лишь  засомневался,  позволит ли  Марго  такие  вольности.  Лиз  заверила,  в  полном  безразличии  сестры  к  её  занятиям,  и,  пустившись  в  россказни  о  своей  самостоятельности,  особо  упёрла,  что  позировать,  её  и  научила  Марго.
 
  На  подходе  к  дому,  Лиз  ввела  меня  в  лёгкий  ступор,  заявив,  что  хочет  стать  взрослой  и  хочет  узнать,  как  это  происходит. 
  За  весь  вечер,  желание  овладеть  её  телом,  несколько  раз  взмывало  сигнальной  ракетой  и,  осветив  последствия  недопустимостью  таких  побуждений,  угасая,  падало  вниз.  С  задубевшей  сдержанности  мне  легче  было  отказаться,  но  этим  отказам  я  наверняка  разобидил бы  Лиз,  да  и  если  отбросить,  вбитые  приличия,  то  трахнуть  её  я  точно  хотел.
   С  подвалившей  доступности  девичьего  тела,  я  загорелся  вкусить  все  интимные  прелести,  скромненько  представ  примерным,  несведущим  в  сексе,  юношей.   

   По  комнате  стелилась  лунная  голубизна  и  расставленные  у  стен  модели,  отбрасывали  колеблющиеся,  таинственные  тени.  Попросив  Лизоньку  не  отвлекаться,  я  бухнулся  на  кровать,  и  робко  заикнулся  о  возбуждающей  прелюдии.       
   Вскоре  я  убедился,  что  Лиз  не  только  насмотрелась  эротических  фильмов,  но  и  знает,  как  избежать  беременности.  Когда  обряд  взросления  был  проведён  и  моя  плоть  удовлетворена,  за  окнами  уже  стемнело.  Лизонька,  наградила  меня  восторженными  словечками,  и,  если бы  не  её  настойчивость,  я  не  разнял бы  нежных  объятий.  Проводив  Лиз,  я  уткнулся  в  ещё  тёплую,  пахнувшую  нашими  телами  постель  и  погрузился  в  сладостный  сон.

   На  следующий  день  небо  затянуло  облаками,  подул  свежий  ветер,  и  прогулку  к  реке  отложили.  К  вечеру  Лизонька  вновь  посетила  мою  обитель  и  после  моих  жалостей  о  сорвавшейся  фотосессии  милостливо  согласилась  попозировать. 
   Позднее,  просматривая  снимки,  я  отметил  удивительную  особенность.  На  одних  фото,  сияющая  счастьем  Лиз,  как  вуалью  заслоняла  чуть  приоткрытую  сокровенность,  а  на  других,  телесная  нагота  била  таким  едким  презрением,  что  прошибала  до  тошнотворного  стыда.  Было ли  это  проявлением  талантливой  артистичности  или  далось  с  наставлений  Марго,  но  больше,  снимать  оголённую  Лиз,  ни  в  комнате,  ни  на  природе,  мне  не  хотелось.

   В  этот  вечер,  подхватившее  нас  наслаждение  придало  ещё  большей  уверенности,  и,  вдыхая,  пахнувшие  хлебной  корочкой,  волосы,  я  подумал,  неужели,  вот  так  запросто  можно  познакомиться,  подружиться  и,  сблизившись  создать  семью.      
     В  незатейливой  болтовне,  Лизонька  раскрылась  прозорливой  плутовкой,  в  два  счёта  раскусившей  все  мои  тайны.  Никакой  сложности  ей  это  не  составило,  замалчиваться  с  ласковых  приговоров,  какой  я  умный,  сильный  и  благородный,  было  невозможно,  да,  и  намеченный  через  три  дня  отъезд  сестёр,  с  ни чем,  не  обязывающей  нас  близостью  располагал  к  откровению. 

  Сначала  Лиз  не  согласилась,  что  она  у  меня  первая  девушка,  потом  не  поверила,  что  совратила  меня  намного  старшая  соседка,  зато,  после  напыщенного  бахвальства,  что  недавно  я  напал  на  молодую  учительницу,  она  в  ужасе,  аж,  рот  открыла.  С  её  замирания  меня  потянуло  добавить  злодейства,  и  когда  я  горестно  поведал,  что  прошлым  летом,  совратил  двух  одноклассниц,  она  сразу  отмела  это  враньё.   
  В  завязавшейся  игре,  выяснилось,  что  я  не  только  врать  не  умею,  так  и  ложь  распознать  не  могу.  Ничего  зазорного  я  в  этом  не  видел,  ранее  у  меня  и  помыслов  не  было  сочинять  небылицы,  но  Лиз  сведуще  поучала,  что  умение  врать  и  главное  различать  враньё,  очень  важная  психологическая  способность  и  огромное  преимущество.   

  Что ж,  Лизонькин  детектор  лжи  работал  безошибочно.  Погружаясь  в  выдуманные  воспоминания,  я  рассказал,  как  однажды,  проходя  местное  кладбище,  встретил  странную,  в  длинном  платье  девушку.  Назвав  меня  по  имени,  она  подала  белый  цветок  и,  зазывая  придти  сюда  в полночь,  исчезла.  Всю  ночь  мне  чудилось,  что  девушка  эта  ходит  вокруг  дома  и  заглядывает  в  окна,  и  только  с  первыми  петухами  я  забылся  во  сне.  В  моих  руках  цветок  превратился  в  корявую  ветку  и,  хотя  из  неё  получилась  забавная  поделка,  на  всякий  случай  я  храню  её  в  тёмной  стеклянной  банке, 
   Внимательно  рассмотрев  похожую  на  свернувшуюся  змею  отполированную  веточку,  Лиз  попросила  её  в  подарок,  и  уверенно  заявила,  что  встреча  с  девушкой,  это  выдумка,  а  вот  сходить  на  кладбище  ночью,  мысль  очень  стоящая. 
   Я  начал  отговаривать  её  от  сумасбродной  затеи,  но  она  с  твёрдолобым  упрямством  настаивала,  что  вот  эта  змея  и  зовёт  её  туда  и  непременно  ночью.  После  подковырки,  уж  не  боюсь  ли  я  темноты,  я  сдался,  прикинув,  что  с  двумя  фонариками  можно  пройти  по  проезжей  дорожке,  а  через  оградки,  памятники  и  кустарник  Лиз  и  сама  не  полезет,  да  и  погода  назавтра  обещала  испортиться.   
   
   Утром  я  пробежался  до  кладбища,  откинул  с  тропинки  сухие  ветки  и  осмотрелся.  Высоченные  старые  тополя,  с  хвойным  подлеском  огромным  шатром  укрывали  могильные  холмики,  и  даже  днём,  солнечные  лучи  едва  пробивались  сквозь  листву  раскидистых  ветвей.  С  отцом  и  бабушкой  я  ходил  на  могилку  к  деду,  попутно  поминая  и  других  усопших  родственников,  и  примерно  представлял,  где  и  откуда  лучше  зайти.
  Ещё  в  детстве  я  наслушался  от  бабули  страшных  историй  про  давние  времена  и  если  днём  без  опаски  шнырял  в  глухих  перелесках  и  оврагах,  то  поздним  вечером  и  ночью,  никакая  рыбалка  и  тем  более  бесцельные  шатания  меня  не  манили.      

   С  утра,  белёсая  пелена,  недвижимой  духотой  заволокла  всё  небо,  и  я,  почти  не  сомневался,  что  к  вечеру  соберётся  дождь,  а  возможно  и  гроза.  Вряд ли  Лизонька  захочет  в  темноте  по  сырости  идти  дальше  улицы,  а  после  пересказа  бабушкиных  историй,  она  и  комнатных  теней  будет  бояться. 
   Около  трёх  часов  дня  намечалось  сходить  на  реку,  и,  заждавшись,  я  уж  хотел  идти  к  девчонкам,  как  вдруг  послышался  голос  Марго  и  я  выбежал  на  крыльцо. 

   Взволнованная  Марго,  сбиваясь,  рассказала,  что  Лиза,  упала  с  лесенки,  ударилась  головой  и  жалуется  на  боли  в  ноге  и  надо бы  её  везти  в  больницу.  Зная  к  кому  обратиться,  я  быстро  договорился  с  водителем,  потом  забежал  переодеться, и  когда  примчался,  Лиз  уже  сидела  в  машине.  Никаких  повреждений,  кроме  заплаканных  глаз  не  было  видно,  и,  поглаживая,  склонённую  на  плечо  головку,  я  всю  дорогу,  ласково  приговаривая,  что  до  свадьбы,  она  обязательно  поправится.   

   После  обследования  доктор  сказал,  что  хотя  серьёзных  повреждений  не  выявлено,  рекомендуется,  наблюдение  в  стационаре  на  сутки,  двои.  Выслушав  наставления  Марго,  Лиз  смирилась,  голова  у  неё  продолжала  побаливать,  и, решив  не  испытывать  крепость  своего  здоровья,  она  согласилась  остаться  в  больнице. 
   Выйдя  из  здания,  я  кинулся  искать  машину,  но  Марго,  заметив,  что  доехали  мы  быстро,  спросила,  как  долго  мы  пройдём,  если  двинемся  обратно  пешком. 

   От  радости,  прогуляться  с  Марго  просёлочной  дорогой,  у  меня  голова  закружилась,  и,  скрывая  волнение,  я  лишь  побеспокоился,  не  испортится ли  погода. 
  Марго,  глянув  в  вечернее  небо,  сочла,  что  за  час,  полтора  ничего  не  изменится,  и  в  обоюдном  удовольствии  мы  двинулись  в  путь. 
   В  светленькой  блузке  и  бежевых  брючках  Марго  выглядела  великолепно. 
В  первый  день,  я  залюбовался  её  стройными  ножками,  а  сейчас,  так  и  косился  на  восхитительную  округлостью  попочки.      

   Марго  обучалась  в  академии  искусств,  и  разговор  наш  сразу  сдвинулся  на  творческие  темы,  и  чем  больше  мы  перебирали  любых,  касаемо  творчества  вопросов, тем  с  большим  изумлением  находили,  что  вкусы,  оценки  и  мнения  у  нас  полностью  совпадают. 
  Вскоре  разговор  наш  походил  на  праздничную  карусель,  стоило  только  заикнуться  о  чём-нибудь,  как  в  восторженном  ликовании  мы  сначала  безудержно  смеялись,  а  потом  весело  подхватывали, -- да!  да!  я  тоже! 
  В  этой  искренней  взаимности  я  полюбопытствовал,  сколько  сюжетов  исполнено  с  послушной  натурщицы-сестры.  В  мечтательной  задумчивости  Марго  рассказала  о  незаконченном  холсте  и  с  лукавой  хитринкой,  спросила. 
  -- А  как  тебе  Лиза.--
  -- О,  Лизонька,  волшебная  девушка,  она  вдохнула  в  меня  новую  жизнь.--
Марго  и  тут  сумела  подхватить  моё  восхищение,  с  льстивой  пытливостью,  поведав,  как  Лизонька  полдня  хвасталась,  что  она  у  меня  первая  девушка.
   Слегка  растерявшись,  какой  смысл,  та  и  другая,  вкладывают  в  выражение – первая  девушка,  я  решил  подыграть  Лизоньке,  за  одним  поучиться  привирать,  да  и  разведать  насколько  старшая  сестра  проницательней  младшей.       

  В  святой  откровенности  я  рассказал,  как  в  детстве  меня  обидела  соседская,  намного  старшая,  девочка,  и  как  с  той  обиды,  я  затаил  неприязнь  и  враждебность  до  всего  женского  пола.  И  только  после  травмы,  когда  в  больнице  меня  каждый  день  навещали  две  одноклассницы,  я  начал  посматривать  на  девчонок  с  примирением  и  уважением,  но  не  более,  а  Лизе  удалось  окончательно  отогреть  моё  сердце.      

   С  вниманием  выслушав  историю,  Марго,  с  ноткой  подбадривающего  участия,  ласково  протянула.
 -- А  мне  увиделось,  что  ты  очень  уверенный  и  продвинутый  юноша.--
 -- Марго,  ты  разве  не  видишь,  я  прикоснуться  к  тебе  боюсь.--
С  мольбой  на  понимание  я  подхватил  её  ладошку,   и,  вспорхнувший,  чувственный  трепет,  расправил  над  нами  ангельские  крылья. 
   Через  несколько  шагов  Марго,  виновато  высвободила  пальчики,  а  я,  осмелев  в  обожании,  робко  задался.
 -- Марго,  а  ты  девушка.--

   Как  я  заметил,  у  неё  была  некая  странность,  постоянная  готовность  поправить,  стыдливо  прикрыться  подолом  платья.  Вот  и  сейчас  в  неуловимом  движении  она  чуть  подалась  вперёд,  и  тихонько,  но  твёрдо  проговорила.   
 -- И  да,  и  нет.--
   Если  мы  опять,  глядя  друг  на  друга,  не  расхохотались,  так  только  из  деликатности,  и,  гася  в  смущении  улыбку,  Марго  рассказала. 

   Три  года  назад  тяжело  заболела  мама,  она  и  раньше  болела,  но  тут  началось,  одна  больница,  другая,  санаторий,  и  все  домашние  дела  пришлось  вести  Марго  и  в  этой  бытовой  текучке,  как-то   незаметно  заменить  маму  во  всём. 
   А  этой  весной,  получивший  развод  приятель  и  ровесник  отца,  и  давний  друг  их  семьи,  предложил  Марго  выйти  за  него  замуж.  Намёки,  шуточки  и  разговоры  о  таком  браке  велись  ещё,  со  школьных  лет,  тогда  разница  в  возрасте  стояла  стеной,  а  сейчас,  она  уже  не  обращает  на  это  внимание,  тем  более,  что  будущий  супруг  безмерно  её  любит.  Единственное,  что  покоробило  Марго,  так  настояние  отца  восстановить  девственность,  и  недавно,  эта  унизительная  процедура  и  была  проведена.      

  Я  так  обострённо  прочувствовал  пережитое  Марго,  что  в  преклонении  посочувствовал.      
 -- Да,  нелегко  это,  в  женском  теле.--
  Марго,  с  житейской  умудрённостью  задрала  носик,  и,  глядя  в  даль,  пооткровенничала   
 -- Мне  нравится  женское  тело,  я  хочу  быть  мамой,  родить  и  воспитать  детей,  это  огромное  счастье,  главное,  чтобы  рядом  был  достойный  и  любимый  мужчина. – и,  помедлив,  как  самое  сокровенное  добавила. 
 -- Жаль,  что  природа  так  устроена,  я  родила бы  от  папы. --

  Из  участия  или  ревности,  такое  желание  мне  совсем  не  понравилось.  Отец  называется,  воспользовался  доверчивостью  дочери,  исказил  жизненное  восприятие  и  теперь  молодая  красавица,  будет  жить  с  мужем,  годящимся  ей  в  отцы.  Заметив,  что  я  насупился,  Марго  то ли  оправдываясь,  то  ли   рассуждая,  добавила.
  -- Брак  этот  частично  по  расчёту,  да  и  полагаться  только  на  чувства  не  всегда  оправданно.  Можно  всю  жизнь  прожить  и  не  встретить  любовь,  и  даже  если  такое  чудо  произойдёт,  то  намного  лучше,  если  чувственное  вдохновение  вознесётся  над  житейской  суетой  и  не  угаснет  в  мелочных  проблемах.-- 
  Я  не  стал  вторить  Марго,  что  сам  точно  также  считаю,  и  согласно  кивнув,  буркнул,  что  ни  о  какой  любви  ещё  не  задумывался,  а  Марго,  лукаво  подмигнув,  заметила,  что  в  школе  девчонки  наверняка  заглядываются  на  меня.  Я  уж  хотел  свести  разговор  опять  на  творческие  темы,  как  впереди,  взметнулась  дорожную  пыль.  Только  теперь  мы  заметили,  что  небо  затягивают  дождевые  тучи  и  вот,  вот  начнётся  гроза. 

   Идти  до  посёлка  оставалось  недалеко,  но  и  чернота  на  небе  надвигалась  с  угрожающей  быстротой.  Ступив  на  развилку  дороги,  я  увидел,  как  за  посёлком  в  глухих  раскатах  грома,  вспыхивают  отсветы  молний.
   Я  даже  не  стал  объяснять,  что  обходной  дорогой  нам  не  успеть  и,  поёжившись,  указал,  что  тёмный  лес  впереди,  это  старое  кладбище,  и  что  днём,  я  прохожу  это  место  за  пять  минут.
   Марго  испуганно  схватила  руку  и  дрогнувшим  голоском  осеклась.
 – А  ночью.--
  А  ночью  я  ещё  здесь  не  ходил,  мелькнуло  у  меня,  и,  изругав  себя,  что  сам  не  подхватил  её  руку,  в  ледяном  спокойствии  задался. 
 -- Марго,  молитву,  какую  знаешь.--
 -- Да,  ,, Отче наш ,, --
 -- Ну,  слава  Богу,  теперь  мы  спасены.--
  Мне  хотелось  пошутить  хотя бы  для  самого  себя,  но  внутри,  где-то  у  копчика  закрутился,  сдавливающий  горло,  тошнотворный холодок.  Будь  я  один,  я  ни  за  что  не  пошёл бы  через  кладбище,  но  вести  Марго  по  полю  в  грозу,  было  крайне  опасно,  а  напрямую,  ещё  был  шанс  успеть  до  дождя.   
  Скверность,  была  в  том,  что  кладбищенская  дорога  была  в  избитой грунтовкой  и  если  начнётся  дождь,  то  через  две  минуты  мы  будем  не  по  колено,  а  по  уши  в  грязи.  Если  губы  Марго,  что-то  и  шептали,  то  я  твердил, --  только  успеть  до  дождя,  только  успеть  до  дождя. 

  Как  только  мы  вступили  под  свод  высоченных  тополей,  поднялся  бешеный  ветер,  и  вся  окружающая  чернота  ожила  умопомрачительным  дьявольским  смехом,  стонами,  визжаньем  и  плачем.   
  Спотыкаясь  и  запинаясь,  не  чувствуя  под  собой  ног,  мы  плелись  среди  этой  душераздирающей  какофонии.  Гроза  приближалась.  Вспышки  молний  млечной  пеленой  заливали  тоннельный  проход  и  мерцающим  отсветом  рассеивались  по  памятникам,  оградкам  и  хлещущим  веткам. 

  Уже  ближе  к  выходу,  от  оглушительно  яркой  вспышки  всё  озарилось  белёсой  голубизной,  и,  похолодев,  я  увидел,  как  в  трёх  шагах  от  нас,  пульсирует  флюоресцирующий  силуэт  мертвеца.
   Не  чувствуя  боли  я  ощутил,  как  ногти  Марго  впиваются  в  кожу,  и  в  заиндевелом  отупении,  внял,  слетевшее  с  её  губ,
 -- Кто  это,  их  так  много.-- 
  Слышала ли  она  в  ответ  беззвучное, -- Не  бойся,  нас  не  тронут,  скоро  выйдем,-- но  на  ногах  держалась  стойко  и  даже  спотыкалась  меньше  моего. 

  Как  только  мы  вынырнули  на  полевой  простор,  так  вдруг  всё  стихло,  небо  заволокло  бледно  сиреневой  пеленой  и  в  этой  смердящей  тишине,  рядом  с  нами,  кто-то  невидимый,  тяжело  топая,  лихо  пробежал. 

 ,, Давай  быстрее,  сейчас  начнётся ,,  подгонял  я  себя,  ощущая,  как  близость  Марго  придаёт  сил  и  уверенности.   
  На  окраине  посёлка  нас  настигли  тяжёлые,  холодные  капли,  и  метров  за  двадцать  до  дома  хлынул  сплошной  поток. 
   Дверь  в  ограду  открывалась  легко,  но  со  стуком.  Уходя,  я  успел  предупредить  бабулю  и  сейчас,  заглянул  показаться.  Бабушка  поохала,  и,  славя  Господа,  перекрестила  меня. 

  Моя  комната  занимала  вторую  половину  дома  и  имела  из  ограды  отдельный  вход.  Протянув  по  коридорчику  и  запустив  Марго  в  комнату,  я  и  сам  возблагодарил  Всевышнего.
  Как  только  я  оказался  под  крышей,  так  меня  охватил  дикий  восторг,  мне  хотелось  прыгать,  кричать,  всё  тело  распирала  бурлящая  радость  и  сила,  а  вот  Марго  впала  в  полнейшую  прострацию,  не  понимания,  где  находится,  и  что  происходит. 

  Одежда  на  нас  промокла  до  нитки  и,  включив   электрокамин,  я  скомандовал  Марго,  раздеваться.  Желтоватый  свет  ночника  облекал  комнату,    факельными  тенями  рыцарской  залы,  и  громыхающая  гроза,  сливаясь  с  тиканьем  часов,  превращала  комнату  в  мистический  портал  вечности. 

  Накинув  на  плечи  Марго  рубашку,  и  посушив  волосы,  я  укрыл  её  тёплым  покрывалом.  Зная,  где  у  отца  хранится  спиртное,  я,  плеснул  в  стакан  коньяка  и  велел  выпить.  Сделав  глоток,  Марго,  минут  пять  тупо  смотрела  в  тёмный  угол,  и  замахнув  остальное,  оживилась  огоньком  осмысленности.
 -- Что  это  было.--  потухшим  голосом  прошептала  она. 
   Заканчивая  развешивать  одежду,  я  подлил  ей  капельку  и  в  суетливости  бодренько  сморозил. 
 -- Там  и  без  ветра  деревья  скрипят,  а  при  таком  вихре  не  только  ветки,  так  и  оградки  заскрежетали.--   
 -- А  эти, которые  на  нас  смотрели,-- пришибленная,  Марго  всё  ещё  плыла  в  кошмарных  видениях. 
 -- Органические  испарения,  кальций,  фосфор,  электромагнитные  излучения,  мелькающие  ветки,  они  и  создают  призрачные  видения. – уверенно  разглагольствовал  я,  и,  присаживаясь  перед  ней,  с  наиумнейшим  пофигизмом  добавил, -- ничего  сверхъестественного.--   

  Марго  отхлебнула  из  стакана  и,  смахивая  пережитый  ужас,  в  бесстрашном  величии,  торжественно  прошептала.
 -- Давай,  всё  порвём.--
 -- А  как же.-- дрогнувши,  осекся  я.
 -- Ерунда,  снова  заштопаемся.--
  Склонившись,  я  коснулся  губами  божественных  колен,  и  пальцы  Марго,  взъерошили  мои  волосы.   

  Гроза,  перевалой,  медленно  возвращалась,  вспышки  молний  молочной  голубизной  всё  чаще  плескались  по  комнате,  а  раскаты  грома  грохотали  с  угрожающей  силой..   
  В  самый  сокровенный  момент, серебристое  сияние  ярчайшей  вспышкой  озарило  комнату,  и  от  оглушительного  грохота  задребезжали  стёкла.   
   За  окнами  бушевала  стихия,  но  и  мы  были,  такой же  мощной,  бушующей  стихией,  стихией  страсти  и  наслаждения.    

  Сколько-то  мы  лежали,  прислушиваясь  к  биению  наших  сердец  и  шелесту  падающих  капель,  и  приложив  ладошку  с  детской  невинностью,  Марго  пискнула,  что  хочет  есть.   
  Аппетит  у  Марго  разогнался  отменный,  она  прикончила  весь  привезённый  запас  мясного,  и  я  осмелился  потревожить  бабулю  и  тяпнуть  из  холодильника  кусок  супового  мяса.  Ела  она,  не  торопясь,  с  изящной  аккуратностью  откусывая  и  пережёвывая  каждый  кусочек,  и  ненасытность  эта  возбуждала  даже  больше,  чем  чуть  прикрытая  нагота.   

  Испарения,  сохнувшей  одежды  и  запахи  съестного  на  скомканной  постели,  насыщали  комнату  потоками  средневекового  жилища.  Щёчки  Марго  раскраснелись,  глаза  заблестели,  и  от  пережитых  страхов  не  то,  что  следа  не  осталось,  так  мы,  как  и  прежде,  заливались  смехом,  вспоминая,  как  чуть-чуть  не  наложили  в  штаны  от  кладбищенского  ужаса.   
  Мне  хотелось  посытнее  накормить  Марго  и  когда  с  мясным  было  покончено,  я  добил  её  маленьким  тортом,  припасённым,  чтобы   отговорить  Лизоньку  от  ночного  похода.  Когда  я  рассказал,  как  с  придуманной  истории  Лизе  захотелось  сходить  на  кладбище,  Марго  с  материнской  озабоченностью  покачала  головой.   

  Я  думал,  что  с  такой  обильной  кормёшки  Марго  потянет  на  сон,  но  она,  сытно  облизнувшись,  полезла  на  меня  с  утроенной  жадностью. 
  В  конце  концов,  умаявшись,  она  так  и  уснула  на  моей  груди,  и  как  не тяжеловато  мне  было  дышать,  я  посчитал  за  счастье  обнимать  её  прекрасное  тело. 

  Очнулись  мы,  когда  за  окнами  солнечно  рассвело.  Глянув  на  часы,  Марго  подскочила  и  испугано  охнула,  что  утром  за  ней  приедут,  и  что  нужно  успеть  собраться. 
  В  по  пыхав  одев  блузку  и  сунув  бюсик  в  сумку  она  потерянно  оглянулась.   
 -- Трусы,  где  трусы.--
  Картинка  была  обалденная,  у  меня  даже  промелькнуло, -- будь  я  её  папочка,  то  ни  за  что,  не  выдал бы  замуж.  Пошарив  под  одеялом  и  ничего  не  найдя,  я  щедро  размахнулся. 
 -- Одевай  мои.--
  Марго  сокрушенно  покачала  головой  и,  путаясь,  натянула  брючки.  Поправляя  волосы,  она  торопливо  проговорила,  что  провожать  её  не  надо,  а  у  дверей,  оглянувшись,  сдавлено  попросила. – Давай  попрощаемся.--

  Запахнув  полотенце,  я  подскочил,  и  как  близкие  родственники  мы  чмокнулись  в  щёчки.  Марго  с  грустинкой  опустила  глаза  и,  глянув  на  чуть  раздвинутые  полы,  как  в  только  что  открывшемся  прозрении  въедливо  протянула.
 -- Хм,  первая  девушка.--
  Вздохнув  полной  грудью,  я  так  и  замер,  мысленно  восклицая, -- Ну,  правда же,  Марго,  правда.--
  Прозвучало  привычное, -- пока,  и  Марго  скрылась  за  дверью.

   В  безмерном  наслаждении,  я  снова  плюхнулся  на  кровать,  и  привиделся  мне  песчаный  пляж  необитаемого  острова  и  уходящий  в  даль  океана,  темнеющий  в  вспышках  молний,  фиолетовый  шторм.   

  Возвращаясь  из  магазина,  я  заглянул  в  дом,  где  жили  девчонки  и,  узнав,  когда  Марго  уехала,  прикинул,  что  к  этому  времени  она  должна  была  успеть  собраться.

  После  обеда  я  сходил  на  реку  и,  глядя  на  озарённые  светлыми  воспоминаниями  местечки,  решил,  что  лучшим  продолжением  этого  приключения  будет  углублённая  творческая  работа.  Композиция  со  стоящими,  рядышком  сёстрами  раскинулась  в  моём  воображении,  и  я  сразу  прикинул,  что  Лизоньке  подойдёт  золотисто-коричневое  платье,  а  Марго,  тёмно-фиолетовый  цвет. 

  Весь  вечер  я  примерялся  с  наброском,  жалея  лишь  о  том,  что  образ  Марго  сохранился  только  в  памяти.  Уже  лёжа  и  ворочаясь  в  постели,  я  вдруг  нащупал  под  подушкой  и  в  превеликом  восхищении  достал  беленькие,  ещё  чуть  влажноватые  трусы.  Положив  их  под  нос,  я  вдохнул  свежесть  морской  волны  и  дурманящую  солоноватость  океанского  простора. Я  так  и  уснул  в  обнимку  с  этим  чудом,  и  снилось  мне …