Глава вторая Сын покойного друга

 
Цзинь Юн. Волшебный орел и рыцарь.
переводчик: Алексей Кузьмин
глава вторая
Сын покойного друга

Ву Саньнян была в полной растерянности, и вдруг услышала крик своего мужа, и обрадовалась, и рассердилась, подумав, что этот сумасшедший безобразничал неведомо где, и только сейчас пришел. Она едва успела взглянуть на его изодранную в клочья одежду, на до сих пор висящий на его шее детский слюнявчик Хэ Юаньцзюнь, как тот уже примчался, и закричал: «Женушка, ты в порядке?» Она уже более десяти лет не чувствовала от мужа такой заботы, в сердце обрадовалась, крикнула: «Я здесь». Ву Саньтун метнулся вперед, схватил подмышки супругов Лу, крикнул: «Быстрее за мной». Едва договорил, подпрыгнул, и пошел. Ву Саньнян и Кэ Чжэньэ двинулись следом.

Ву Саньтун «на восток уклонялся, на запад огибал», бешено промчался несколько ли, и привел их двоих к разрушенной гончарной печи. Это была огромная печь для обжига винных кувшинов. Ву Саньнян вошла в печное отверстие, и увидела, что там уже сидят оба ее сына – Дуньжу и Сювэнь. У нее отлегло от сердца, и она перевела дух.

Братья из семьи Ву играли в камешки с Чэн Ин и Лу Вушуан. Когда сестры увидели, в каком состоянии находятся супруги Лу, они бросились к ним с криками и плачем.
Кэ Чжэньэ услышал, как Лу Вушуан убивается по родителям, и вдруг вспомнил недавние слова Ли Мочоу, потрясенно вымолвил: «Беда, мы черта под дверь привели, та демоница следует за нами!» Ву Саньнян только что провела ужасающий бой, торопливо спросила: «Что случилось?» Кэ Чжэньэ ответил: «Эта демоница хотела погубить двоих детей из семейства Лу, но она не знала, где они находятся».
Ву Саньнян тут как очнулась, затрепетала: «А, точно, она специально нас не ранила, а тайком проследила». Ву Саньтун пришел в великий гнев: «Эта Алая Змея, это привидение еще не развеялось, ну-ка, дайте мне с ней сразиться», –  и он выскочил, и встал у входа в печь.

Лу Лидин был плох – его кости черепа были раздроблены, однако, он не мог умирать – было одно незавершенное дело. Собрав все силы, он обратился к Чэн Ин: «А-Ин, ты у… у меня… на груди… вытащи ручной платок». Чэн Ин вытерла слёзы, и сунула руку ему за пазуху, вытащила шелковый платок. Платок был белого атласа, а по четырем углам были вышиты четыре алых цветка. Цветы были обворожительны, около каждого алого цветка был вышит изумрудный листок. Сам платок, некогда абсолютно белый, уже слегка пожелтел, но цветы и листочки были свежими и прекрасными, как настоящие. Лу Лидин произнес: «А-Ин, повяжи этот платок себе на шею, и ни в коем случае не снимай», понятно?»

Чэн Ин не поняла его мысли, но, раз приказ отдал муж ее тётушки, она тут же взяла платок, и кивнула в знак согласия.
Лу Эрнян от боли уже плохо понимала, что происходит, но, услыхав слова мужа, открыла глаза: «Почему не дашь его Шуан-эр? Дай его Шуан-эр!» Лу Лидин ответил: «Нет, разве я могу отдать предпочтение собственной дочери?» Лу Эрнян заволновалась: «ты… ты такой жестокий, неужели о собственной дочери не позаботишься?» ее глаза побледнели и закрылись, речь прервалась. Лу Вушуан не понимала, из-за чего препираются отец с матерью, и расплакалась: «Мама, папа!» Лу Лидин мягким голосом произнес: «Жёнушка, ты так нежно любишь Шуан-эр, пусть она уходит вместе с нами, хорошо?»

Оказывается, этот парчовый платок с вышитыми красными цветами и зелеными листьями был подарком от Ли Мочоу Лу Чжаньюаню на их помолвку. Красными цветами были самые знаменитые в царстве Дали цветы дурмана индийского, которые Ли Мочоу сравнивала с собой, а зелёный цвет «люй», она уподобляла звучанию фамилии своего ненаглядного Лу-лана, так что рисунок с красными цветами и зелеными листьями иносказательно обозначал их союз. Лу Чжэньюань незадолго до смерти, догадывался, что десять лет уже на исходе, Ли Мочоу, Ву Саньтун вдвоем явятся скандалить, у него был план, как с ними совладать, но, на беду, тут он заразился смертельным недугом; у его брата гунфу было заурядным, куда ему было справиться самому, и ему пришлось волей-неволей передать брату этот платок. Он попытался всеми силами объяснить брату, что, если первым явится Ву Саньтун, то лучше всего спрятаться, если не удастся спрятаться, то придется биться и потерпеть поражение, однако, Ву Саньтун вовсе не обязательно его убьет. Однако, в последние годы Ли Мочоу прославилась среди рек и озер своей жестокостью и коварством, встреча с ней – это безнадёжная ситуация. В критической ситуации стоит попытаться обмотать шею этим платком – вдруг у этой демоницы сердце вспомнит о былых чувствах, или она хоть немного сдержит свое оружие. Да только Лу Лидин был гордецом, так и не вытащил этот платок, чтобы просить пощады.

Чэн Ин была дочерью его старшего брата, ее родители передали ё ему в руки, чтобы он вырастил племянницу после их смерти. Он понимал, что не сможет выполнить до конца взятую на себя обязанность, и в этот критический момент решил отдать племяннице спасительную вещь. Его жена любила свою родную дочь, как корова, облизывающего своего теленочка, пришла в ужас от того, что он не позаботился о родной дочери, она дернулась, и от боли в ране потеряла сознание.
Чэн Ин увидела, что тетушка так переживает из-за этого, хочет, чтобы платок достался младшей двоюродной сестре, произнесла: «Тетушка хочет, чтобы это взяла ты, бери!» Лу Лидин закричал: «Шуан-эр, не трогай!» Ву Саньнян посмотрела на эту перепалку, сказала: «Я порву платок на две половинки, каждой по одной, согласны?» Лу Лидин попытался ответить, но дыхания на слова уже не осталось, и он только согласно кивнул головой. Ву Саньнян разорвала платок пополам, и передала половинки обеим девочкам.

Ву Саньтун стоял в створе печи, услыхал за спиной слёзы и плач, не понял, что произошло, вернулся внутрь, и вдруг увидел, что у супруги левая щека почернела, а правая половина лица по-прежнему в порядке, удивился, и указал на лицо пальцем: «От… отчего это так?» Ву Саньнян провела рукой по лицу: «Что?» И тут она почувствовала, что ее левая щека одеревенела, и утратила чувствительность, она вздрогнула, вспомнив, что Ли Мочоу дотрагивалась до ее лица, неужели эта мягкая и теплая ароматная рука незаметно нанесла ей на лицо яд?»
Ву Саньтун хотел спросить ещё, но вдруг за пределами печи раздался смеющийся голос: «Две девочки здесь, так, или нет? Не важно, живы они, или мертвы, выбрасывайте их сюда. А иначе – я здесь так вас поджарю, что вы сами превратитесь в винные кувшины». Её голос был подобен звуку серебряных колокольчиков – и мягкий, и звонкий.

Ву Саньтун тут же выпрыгнул из печи, но увидел стоящую там прелестную Ли Мочоу, и изумился: «Как такое возможно, прошло больше десяти лет, как она сохранила свою молодость и красоту?» В тот год, когда Лу Чжаньюань устраивал свадебный пир, Ли Мочоу было около двадцати лет, сейчас ей должно быть тридцать, но стоящая перед ним красавица по-прежнему имела тонкую нежную кожу и прекрасный облик – кроме даосского халата, у неё ничего не изменилось. Мухогонка в её руках слегка колыхалась, облик ее был печален, прекрасные глаза прозрачны и чисты, щеки, подобные розовым персикам, кружили голову, если бы он не знал доподлинно, что это создание убивает людей, и глазом не моргнув, то он бы и впрямь принял бы ее за девушку из приличной семьи, удалившуюся в отшельничество для самосовершенствования. Он взглянул на мухогонку в ее руках, и с яростью осознал, что его собственное оружие осталось внутри печи. Если он сейчас бросится за ним, бесовка ворвется внутрь, и начнет убивать всех подряд, а там – два его сына! Он увидел росший у входа в печь каштан с толщиной ствола с пиалу для риса, тут же с криком дал по нему двумя ладонями, и срубил дерево.

Ли Мочоу слегка улыбнулась: «А ты силён». Ву Саньтун взял ствол дерева наперевес, обратился к ней: «Барышня Ли, десять лет не виделись, привет тебе». Прежде он её звал «Барышня Ли», но теперь она отреклась от мира, но он вовсе на это не отреагировал, и называл прежним именем.

За эти десять лет, никто её не называл «барышня Ли», она вдруг услышала это обращение, сердце её дрогнуло, в её душу хлынули теплые и нежные воспоминания счастливых волнений юности, но тут же она вспомнила и то, как хотела всю жизнь быть вместе со своим избранником, разве могла она тогда предположить, что в этом мире найдется Хэ Юаньцзюнь, и превратит ее мечты в прах, опозорит её, и обречет на вечные скитания в постылом одиночестве? Когда её мысли достигли этого момента, то её настроение мгновенно сменилось, все мягкие мысли исчезли, и она превратилась в жуткое создание, исполненное бесконечной злобы.

Ву Саньтун тоже был разлучен с предметом своей любви, у них с Ли Мочоу были разные чувства, хотя «больные одной болезнью сочувствуют друг другу», однако, когда они покинули свадьбу Хэ Юаньцзюнь, он собственными глазами видел, как она собственноручно вырезало всё семейство старого мастера кулачного боя Хэ – более двадцати человек, включая стариков и младенцев. Она была так свирепа, что он до сих пор трепетал при воспоминании об этом. Старый мастер кулачного боя Хэ с ней никогда ранее не встречался, у них не было ни вражды, не мести, он не имел никакого отношения к Хэ Юаньцзюнь, просто у них фамилии были одинаковые, и вот Ли Мочоу начисто извела всю семью Хэ.

Вся семья Хэ от мала до велика, погибла, так и не узнав причину, за что их истребляют. Тогда Ву Саньтун тоже не знал истиной причины, и не протянул руку помощи, потом он узнал, что Ли Мочоу просто вымещала свой гнев, чтобы излить наружу своё отчаяние и злобу. С тех пор он он стал относиться к этой женщине с ненавистью, но также и с опасением. Сейчас он едва взглянул на нее с некоторой мягкостью, как тут же на его лице появилась ледяная усмешка, он не на шутку боялся за двух девочек – Чэн и Лу.

Ли Мочоу произнесла: «Я оставила на стене дома Лу девять отпечатков ладоней, эти две девочки не могут не быть не убиты. Третий господин Ву, прошу тебя, уступи дорогу». Ву Саньтун отвечал: «Лу Чжаньюань с супругой уже умерли, его младший брат с женой тоже поражены твоей коварной рукой, пощади двух малюток». Ли Мочоу с улыбкой покачала головой, нежным голоском проворковала: «Третий господин Ву, прошу тебя уступить дорогу». Ву Саньтун покрепче перехватил каштановое дерево, вскричал: «Барышня Ли, ты чересчур жестокая! А-Юань, А-Юань…» Едва он назвал это имя, как Ли Мочоу изменилась в лице: «Я принесла страшные клятвы, что если кто передо мной произнесет имя этой мерзавки, либо я его убью, либо сама погибну! На реке Юаньцзян я уничтожила шестьдесят три торговых компании вместе со складами и лодками, только за то, что на их вывесках был этот поганый иероглиф «Юань», ты же слыхал об этом?» Третий господин Ву, ты сам виноват, не вини уж меня». Сказав, она махнула своей мухогонкой в сторону его головы. Не глядите, что ее метелка была невелика размером – к голове Ву Саньтуна рванулся вихрь, разметавший его вздыбленные волосы.
Она знала, что Ву Саньтун был лучшим из учеников великого наставника И Дэна, хотя он и сошел с ума, но его боевое искусство было превосходным, поэтому она начала сразу со смертельной атаки. Ву Саньтун размахнулся деревом для сметающего удара, в его движении была огромная мощь, Ли Мочоу не стала дожидаться, когда ствол прилетит к ней по ногам, тут же легко взвилась в воздух, и прыгнула вперед, атакуя прямо в лицо. Ву Саньтун понял, что она прорвалась во внутреннее кольцо его обороны, стремительно поднял правую руку, атакуя ее точку на лбу, используя свою технику «Одного янского пальца». Прием был, хоть и не особенно быстрый, но внезапный, от него было трудно уклоняться, нелегко блокировать. Ли Мочоу применила прием «Ударить по золотому колоколу», и отпрыгнула на несколько саженей.

Ву Саньтун увидел ее способность внезапно сокращать и разрывать дистанцию, как она наскакивает и отпрыгивает, испытал потрясение и невольное восхищение, тут же с силой замахал деревом, стараясь заставить ее отступать. Но Ли Мочоу использовала малейший разрыв в его обороне и стремительно сближалась при каждой возможности. Хорошо ещё, что она опасалась его техники «Одного янского пальца», однако, ворочать тяжелым стволом всё-таки было нелегко, и Ву Саньтун начал понемногу расходовать силы, а вот Ли Мочоу всё так же легко металась и прыгала с быстротой молнии. Вдруг желтая тень сверкнула в воздухе, и она запрыгнула прямо на верхушку дерева, которым орудовал Ву Саньтун, и она махнула мухогонкой, атакуя сверху. Ву Саньтун изумился, ударил деревом по земле. Ли Мочоу рассмеялась чарующим голоском, и ринулась вперед по стволу дерева.

Ву Саньтун ушел в сторону, и атаковал пальцем. Она уклонилась , изгибаясь в пояснице, и прыгнула назад. После этого приемы посыпались один за другим, но, как бы Ву Саньтун не защищался, не бил, сметал, или отмахивался, она будто к нему приклеилась, перебегая взад и вперед по стволу дерева, и нападая при малейшей возможности.

Так Ву Саньтун ещё больше терял силы, хотя весу в его противнице было немного, но всё же к весу дерева прибавилось несколько десятков цзиней, пока она балансировала на дереве, он этим деревом не мог её ударить, а она его атаковала без помех, оставаясь в благоприятной позиции. Ву Саньтун видел, что ситуация склоняется к его поражению, он понимал, что его может погубить малейшая небрежность, помрет сам – да и ладно, но ведь она же начисто истребит всех в гончарной печи, он собрал все силы, и стал еще сильнее размахивать деревом, крутить его и вертеть, стремясь сбросить ее с веток. Они бились ещё некоторое время, и вдруг за его спиной раздался крик Кэ Чжэньэ: «Лотос, ты тоже пришла? Скорее прикажи орлу клевать эту злую женщину!» Тут же ему отозвался крик девочки, и с небес к земле рванулись две быстрые тени, это в самом деле была пара орлов – они атаковали Ли Мочоу справа и слева – в самом деле, это Го Фу явилась с орлами.

Ли Мочоу увидела неистово атакующих ее орлов, и сделав сальто, спрыгнула с дерева, в растяжке придержав его ствол зацепом ступни. Орлы промахнулись, и, расправив крылья, стали подниматься для новой атаки. Девочка подавала им команды, они снова рухнули вниз, направив свои страшные когти на дерево.
Го Фу увидела, что её орлы потерпели неудачу, и закричала: «Орлы, не бойтесь, кусайте эту уродину!» Ли Мочоу бросила на нее взгляд, увидела, что у девочки тело – словно белая яшма, личико как с картинки, и поразилась: «Говорят, что госпожа Го является первой красавицей среди героев Поднебесной, не знаю, как она в сравнении со мной? Неужели, эта малышка – её дочка?»
Она на миг задумалась, и слегка замедлила движения. Ву Саньтун видел, что несмотря на помощь орлов, всё еще не может её победить, пришел в неистовство, и изо всех сил махнул стволом дерева так, что его противница взлетела в воздух. Ли Мочоу не ожидала подобного приема, и взлетела в воздух на несколько саженей. Орлы ринулись к ней, размахивая крыльями, и раскрывая хищные клювы.

Если бы Ли Мочоу стояла на твёрдой земле, то, несомненно, смогла бы дать отпор орлам, но в воздухе пернатые имели преимущество. Она в отчаянии прикрыла голову и лицо своей мухогонкой, махнув левой рукой, выбросила из рукава халата три «Серебряных иглы ледяной души». Две иглы полетели в орлов, а третья – в грудь Ву Саньтуну. Орлы испугались, и ушли вверх, однако иглы летели крайне быстро, и иглы царапнули орлов по когтям, чиркнув по коже.

Ву Саньтун смотрел вверх, когда мелькнули иглы, он тут же кувырком бросился на землю, но во время кувырка игла всё же пронзила ему левую голень. Он попытался встать, но левая нога уже его не слушалась, и он рухнул на колено. Попытался подняться, но тут онемела и правая нога – он рухнул на грудь, упираясь руками, да так и замер без движения.

Го Фу закричала: «Орлы, орлы, скорее сюда!» Но пара орлов обратилась в бегство, они даже не обернули головы. Ли Мочоу рассмеялась: «Маленькая сестренка, а у тебя фамилия не Го?» Го Фу увидела, что она обликом прекрасна, никакая вовсе не «уродина», речи приветливые, отношение родственное, и ответила: «Ну да, моя фамилия Го. А какая фамилия у тебя?» Ли Мочоу рассмеялась: «Пойдем со мной, я с тобой поиграю».

Она медленно двинулась вперед, подавая девочке руку. Однако тут вперед выскочил Кэ Чжэньэ, опираясь на железный костыль, загородил ей путь, вскричав: «Фу-эр, быстрее внутрь!» Ли Мочоу рассмеялась: «Боишься, что я её съем?»

В этот момент вдруг появился одетый в лохмотья молодой человек. Он тащил в руках петуха, горланил сельскую песню, и быстро приближался, весело подпрыгивая. Увидев, что перед печью стоят люди, он закричал: «Эй, что это вы делаете в моем доме?» Подойдя к Ли Мочоу и Го Фу, он наклонил голову и начал пристально их разглядывать, и с усмешкой зацокал языком: «Взрослая красавица прекрасна обликом, маленькая красавица тоже прелестная, две барышни меня разыскивали? У человека по фамилии Ян никогда не было таких прекрасных подружек». Вид у него был плутоватый и веселый, а речь легкомысленная.

Го Фу поджала маленький ротик: «Мелкий попрошайка, да кто тебя тут искал?» Тот юноша засмеялся: «Если ты меня не искала, зачем в мой дом пожаловала?» Говоря, указал на отверстие печи, оказывается, эта разрушенная печь и в самом деле была его жилищем. Го Фу ответила: «Тьфу, да кому понравится такое грязное место?»

Ву Саньнян увидела, что её супруг свалился на землю, невзирая на опасность для жизни выскочила из гончарной печи наружу, склонилась над ним, вскричав: «Сань гэ – третий старший брат, что с тобой?» Ву Саньтун хмыкнул, несколько раз дёрнулся спиной, но подняться так и не смог. Го Фу вгляделась вдаль, но орлов так и не увидела, громко вскричала: «Орлы, орлы, быстрее возвращайтесь!»

Ли Мочоу задумалась: «Ночь длинна, снов множество [положение может измениться к худшему со временем] не стоит ждать, пока вернутся супруги Го, тогда добром не удасться уйти». Она улыбнулась, и рванулась прямо к печи. Ву Саньнян торопливо бросилась наперерез, выхватив меч, вскричала: «Не смей входить!» Ли Мочоу улыбнулась: «Это жилище того уважаемого братца, ты и там хозяйничаешь?» Левой ладонью потянулась к острию меча, будто собиралась нажать сверху, но у самого кончика слегка повернула ладонь, тремя пальцами снизу щелкнула по плоской части клинка, тот загнулся, и резанул Ву Саньнян по лбу. Ли Мочоу улыбнулась: «Виновата!»
Она засунула мухогонку за пазуху, пригнувшись, вошла в гончарную печь, схватила Чэн Ин и Лу Вушуан, не разворачиваясь, прыгнула обратно, да еще при этом ногой выбила из рук Кэ Чжэньэ его железный посох.

Тот юноша в рваной одежде увидел что она ранила Ву Саньнян, да ещё и схватила двух девочек, не стерпел несправедливость, да еще и услышал, как девчонки Чен и Лу вскрикнули, подскочил, и обхватил Ли Мочоу: «Эй, большая красавица, ты пришла в моё жилище людей ранить и пленять, а хозяина даже не поприветствовала, очень невежливо, быстро отпускай людей».

Ли Мочоу в руках держала девочек, не ожидала, что ее внезапно обнимет этот молодой человек, но вдруг почувствовала его руки, обнимающие её под ребрами. Она вздрогнула, всё ее тело вдруг ослабло, она легким щелчком отбросила девочек на несколько локтей, развернулась всем корпусом, и схватила парня за спину. С тех пор, как ей исполнилось десять лет, никакой мужчина до нее не дотрагивался, прошло ещё тридцать лет, а она по-прежнему оставалась девой. В тот год, когда она воспылала неудержимой страстью к Лу Чжаньюаню, они никаких приличий не нарушали, а потом, хотя среди рек и озер немало мужчин пленялись её красотой, но, стоило порочным чувствам отразиться на их лицах, как они тут же падали замертво от ее «Алой ладони».
И вот ее неожиданно обнял этот подросток, в первый миг она собиралась ударом ладони разбить ему сердце и лёгкие. Но он только что от чистого сердца похвалил ее за красоту, и она не могла сдержать радости. Если бы эти слова произнес взрослый мужчина, это наполнило бы её отвращением, но подросток лет тринадцати – четырнадцати – это совсем другое дело. Она расчувствовалась, и не смогла ударить.

Вдруг в небесах послышалось курлыканье орлов, пара птиц возвратилась издалека, и снова пошла в атаку. Ли Мочоу махнула левым рукавом, и вверх взлетели ещё две «Серебряных иглы ледяной души». Орлы уже успели вдоволь вкусить горечи этих игл, и торопливо замахали крыльями, поднимаясь выше. Но эти серебряные иглы были удивительно быстры, хотя орлы и спешили, но летящие иглы были быстрее их, орлы в испуге издали громкие крики. Ли Мочоу увидела, что паре злых орлов не сбежать, и очень обрадовалась этому. Вдруг раздался резкий звук, и небо прочертили два невесть откуда взявшихся маленьких предмета, они в единый миг сбили её иглы, которые упали в разные стороны.

Это скрытое оружие перехватило инициативу, преимущество было очевидным, Ли Мочоу вздрогнула от испуга, отбросила подростка, метнулась взглянуть – оказывается, это были всего-навсего два маленьких камушка, подумала: «У человека, который бросил эти два камушка, неизмеримое боевое искусство, я ему не соперница, нужно сначала скрыться, а потом рассуждать». Она развернулась для бегства, и на ходу ударила ладонью в спину Чэн Ин. Она хотела сначала погубить девочек Чэн и Лу, а потом спланировать, как расправиться с остальными.

Она почти ударила по ее спине, когда заметила на шее у девочки парчовый платок, на белом атласе были вышиты алые цветы и зелёные листья, она сама когда-то вышивала их со всем старанием, это был её подарок возлюбленному, она невольно замерла, остановив свою ладонь. В ее памяти в один миг пронеслись мягкие чувства и тайные мысли прошлых лет: «Хоть он и женился на этой дрянной девчонке по фамилии Хэ, но так и не забыл обо мне, сохранил мой платок. Этим он просит меня пощадить его потомство, но простить или не простить? Эту проблему не решить так просто, убью сначала Вушуан, а потом ещё подумаю». Мухогонка метнулась, сербряные нити понеслись к спине Лу Вушуан, солнечные лучи слепили глаза, но она вдруг разглядела, что на шее у Лу Вушуан висит точно такой же платок. Ли Мочоу вскрикнула от неожиданности: «Йи!», – в мыслях мелькнуло: «Откуда второй платок? Один из них наверняка поддельный». Нити мухогонки сменили траекторию удара, обвиваясь вокруг шеи Лу Вушуан, заставляя ее развернуться и рухнуть назад.

В этот миг внезапно раздался звук – в её спину летел ещё один камушек. Ли Мочоу развернула мухогонку, махнула стальной рукояткой, и едва успела ударить по камушку. В этот миг место между большим и указательным пальцами пронзила острая боль, её ладонь обожгло жаром, а все тело затряслось крупной дрожью. Этот маленький камушек передал огромную силу, можно было представить, что за человек его метнул. Она не стала долго раздумывать, подхватила Лу Вушуан, развернула своё гунфу лёгкости, и помчалась прочь, едва касаясь земли.

Чэн Ин увидела, что младшую двоюродную сестрёнку захватили в плен, громко закричала: «Сестра, сестра!» – и бросилась за ними. Но разве могла она сравниться с Ли Мочоу в быстроте ног? Водный край Цзяннань изобилует речками и протоками, каналы и озера пересекают местность вдоль и поперек, Чэн Ин промчалась немного, и её путь преградила речка, так, что и не пройти. Она с криком промчалась немного вдоль берега, и вдруг увидела, что по левую руку, на мосту, мелькнула жёлтая тень, приближающаяся к ней с противоположного берега. Чэн Ин замерла, и через миг Ли Мочоу уже была прямо перед ней, впрочем, уже без Ли Вушуан.

Чэн Ин увидела, что она вернулась, и перепугалась, собрав всю смелость, спросила: «Где моя сестрёнка?» Ли Мочоу увидела, что её кожа белая и нежная, облик прелестный, крайне холодно произнесла: «Судя по твоему облику, когда ты вырастешь, заставишь людей страдать, даже если будешь только сама страдать, уж лучше раньше этого умереть, в мире будет меньше проблем». Она махнула мухогонкой, явно собираясь вдребезги разбить ей голову и грудь.

Она размахнулась мухогонкой за спину, хотела уже ударить вперед, но вдруг почувствовала, что оружие что-то удерживает. Она сильно испугалась, повернула голову, чтобы посмотреть, но вдруг почувствовала, что какая-то сила подняла её в воздух, а потом резко швырнула вниз. Она не на шутку перепугалась, левой ладонью прикрыла грудь, сконцентрировала всё внимание на мухогонке, кольнула ей вперед, но неожиданно оказалось, что перед ней никого нет. Она за свою жизнь прошла сотни битв, но никогда не попадала в подобную ситуацию. В её сознании промелькнула мысль: «Это злой дух или демон?» Она применила приём «Форма изначального хаоса», заставив мухогонку вращаться по кругу. Она создала вокруг себя кольцо защиты диаметром в пять локтей, и только тогда вновь развернулась всем корпусом.

Она увидела, что  рядом с Чэн Ин стоит высокий и худой странный человек в синем халате, на лице выражение, как у деревянного истукана – то ли живой человек, то ли высохший труп, едва на такого взглянешь, как тут же сердце наполняет невыразимое словами отвращение. Ли Мочоу невольно отступила на пару шагов, не понимая, откуда в воинском сообществе появилась такая могучая личность, уже собиралась задать вопрос, как этот человек опустил взгляд на Чэн Ин и произнёс: «Дитя, эта женщина весьма коварна, иди и ударь её».  Где было Чэн Ин осмелиться драться, она задрала голову вверх, и произнесла: «Я не смею». Тот человек ответил: «Чего бояться? Просто возьми, да и ударь». Чэн Ин по-прежнему не осмеливалась. Тот человек схватил её за спину, да и швырнул в Ли Мочоу.

Ли Мочоу попала в необычную ситуацию, и не осмелилась отвечать обычными приемами, и подумала, что в этой ситуации бить мухогонкой будет очень плохим планом. Она тут же вытянула левую руку, чтобы перехватить девочку за пояс, но вдруг раздался треск, и ее рука внезапно ослабла, так, что она больше не могла ее поднять.

Чэн Ин ударилась ей головой в грудь, попутно махнула рукой, раздался хлопок, и Ли Мочоу получила звонкую оплеуху. Никогда в своей жизни не получала она такого позора, пришла в бешенство, без всякого страха размахнулась мухогонкой, и тут же почувствовала резкую боль в кисти. Мухогонка взлетела, едва не вырвавшись из её руки – оказывается, тот человек снова бросил маленький камушек. ударивший в рукоятку ее мухогонки. К этому времени Чэн Ин уже устойчиво стояла на земле.

Ли Мочоу догадалась, что сегодня ей не дадут уйти подобру-поздорову, если не удариться в бегство, можно и с жизнью расстаться,  тихо усмехнулась, развернулась, и помчалась прочь. Через несколько шагов рукава ее одежды рванулись назад, блеснул яркий свет – более десятка серебряных игл Ледяной души полетело в странного человека в синем халате. Она метнула свое скрытое оружие, не разворачиваясь корпусом, и не поворачивая голову,  но иглы летели прямо в уязвимые точки этого человека. Тот не ожидал, что её владение скрытым оружием будет столь крутым, тут же отпрыгнул назад. Хотя серебряные иглы летели и быстро, но он отпрыгнул ещё быстрее, послышался лёгкий звон, и серебряные иглы упали перед ним. Ли Мочоу прекрасно понимала, что не сможет в него попасть, эти иглы предназначались для того, чтобы заставить его отойти. Едва она услышала, что он отпрыгнул назад, снова махнула рукавами, и серебряная игла полетела прямо в Чэн Ин.

Она знала, что не может не попасть, только опасалась, что человек в синем халате вмешается, рванувшись вперед, не стала поворачивать голову для проверки, добавила усилие в подошвы, подбежала к мостику, проскочила его, и углубилась в густой лес.

Человек в синем халате вскрикнул от неожиданности, рванулся вперед и подхватил Чэн Ин, увидел, что у неё в плече торчит серебряная игла, невольно изменился в лице. Он немного поколебался, взял ее на руки, и быстрым шагом отправился в западном направлении.

Кэ Чжэньэ с остальными увидел, что Ли Мочоу в конце концов, захватила Лу Вушуан, все были очень напуганы. Паренек в лохмотьях произнёс: «Пойду-ка я посмотрю!» Го Фу произнесла: «И что толку? Эта уродина наверняка тебя убьёт!» Парень рассмеялся: «Ты меня прибьёшь? Да вряд ли!» Сказав, бросился по следу Ли Мочоу. Го Фу недоумевала: «Тупица! Это же не я собираюсь тебя прибить». Она так и не поняла, что это он обидняком её саму обозвал «уродиной».

Парень пробежал некоторое расстояние, и услыхал вдалеке голос Чэн Ин, которая звала: «Младшая двоюродная сестра! Сестрёнка!» Он тут же побежал на звук.

Он добежал до того места, где, судя по звуку, должна была быть Чэн Ин, но там абсолютно никого не было.

И тут он увидел на земле сверкающие серебряные иглы, рассыпанные в виде изящного цветочного орнамента.

Он наклонился и левой рукой поднял одну иглу, как вдруг заметил, что рядом с иглой кверху брюхом лежит мертвая сколопендра. Он заинтересовался, и заметил немало дохлых муравьев среди игл. Некоторые муравьи ещё ползали вокруг, он провел рядом с ними иглой. Муравьишки, сделав вокруг иглы несколько кругов, падали замертво. Он проверил несколько раз – с остальными было то же самое.
Парень обрадовался, что нашел прекрасное средство от мух и комаров, но в этот момент почувствовал лёгкое онемение в левой кисти, и вмиг догадался: «Иглы отравлены! Разве не опасно брать их в руки?» Он бросил иглу на землю, и увидел, что на обоих ладонях появились черные пятна, особенно почернела левая рука, он перепугался, стал тереть левую ладонь о бедро, но почувствовал, что онемение распространяется по левой руке вверх, и уже достигло локтя. Его в детстве кусала ядовитая змея, он тогда едва не умер, и симптомы были такими же. Поняв всю опасность своего положения, он внезапно всхлипнул, и разрыдался.

Вдруг за его спиной раздался голос: «Что малыш, страшно стало?» Голос был резким, бьющим в уши, но при этом казалось, что он идет прямо из-под земли. Парень развернулся, и вздрогнул от испуга: передним стоял человек, упираясь головой в землю, а его ноги смотрели в небо. Он отошел на несколько шагов назад, и спросил: «Ты кто?»

Тот человек неожиданно оттолкнулся от земли ладонями, и прыгнул, оказавшись прямо перед ним: «Кто я такой? Кто я такой, я знаю, и этого достаточно». Парень перепугался, и бросился удирать со всех ног. За ним раздался стук тук-тук-тук – он обернулся, и перепугался ещё больше. Странный человек, схватив пару камней, бежал за ним на руках с несравненной скоростью, ничуть не отставая.

Он помчался изо всех сил, вдруг раздалось дуновение воздуха, тот человек перепрыгнул через его голову, и оказался прямо перед ним.

Тот юноша воскликнул: «Ой, ма!»,  – развернулся и побежал. Но, куда бы он не направлялся, тот странный человек на одном дыхании перепрыгивал, оказываясь прямо перед ним. Хоть он и стоял на ногах, но не мог оторваться от этого чудака, преследующего его на руках. Наконец, он оказался прямо перед ним, и наконец, решил ударить рукой. В этот миг он обнаружил, что его руки окончательно занемели, и больше ему не повинуются. Ноги его подкосились, и он сел на землю.

Тот чудик произнёс: «Чем больше ты мечешься, тем быстрее действует яд в твоем теле». Тут юношу озарило, он встал перед этим человеком на колени: «Почтенный старец, спаси мою жизнь!» Тот странный человек покачал головой: «Трудно спасти, трудно спасти!» Юноша вскричал: «Твои навыки столь велики, ты наверняка способен спасти меня!» Едва он произнёс эти льстивые слова, как тот чудик необыкновенно обрадовался, с улыбкой спросил: «Как ты узнал, что мои навыки велики?» Тот юноша услыхал тон его слов, понял, что это его шанс, и торопливо произнёс: «Ты вверх ногами бегаешь столь быстро, во всей Поднебесной не найти второго, кто бы мог с тобой сравниться». Он выпалил это сгоряча, откуда ему было знать, что эти слова «Во всей Поднебесной не найти второго, кто бы превзошел тебя», попадут точно в цель. Тот человек обрадовался, и расхохотался так, что верхушки деревьев затряслись: «Вставай вверх ногами, я тебя осмотрю».
Юноша решил, что это нормально, он сам стоит вертикально, а этот человек перевернут, ему плохо видно, и он не желает становиться прямо, значит следует также перевернуться. Он перевернулся, встав головой на землю, и подпирая себя правой рукой, в которой оставалась некоторая чувствительность. Странный человек внимательно осмотрел его, нахмурился, и глубоко задумался.

Тот юноша наконец тоже разглядел лицо странного человека – у того был высокий нос и глубоко посаженые глаза, короткие жесткие усики, лицо снежно-белое. Он услыхал его невнятное бормотание, производившее неприятное впечатление. Юноша решил, что тот не хочет его лечить, и взмолился: «Господин, спасите меня!» Чудик увидел, что лицо у парня красивое, это его даже обрадовало, он произнёс: «Хорошо, спасти тебя не трудно, но ты должен пообещать мне одно дело». Юноша ответил: «Говори что делать, я всё сделаю.

Господин, что я должен делать?» Странный человек ухмыльнулся: «Я как раз хотел просить тебя пообещать, что бы ты делал всё, что я тебе скажу». Юноша заколебался, размышляя: «Что значить, слушаться его во всём, что он скажет? неужели, заставит меня жрать дерьмо, подобно собаке?»

Странный человек увидел его колебания, зло произнёс: «Ладно, подыхай!» Сказав, спружинил руками, и отпрыгнул в сторону на несколько локтей. Юноша испугался, что тот убежит далеко, хотел броситься за ним, но, не владея, его способом бега на руках, перевернулся на ноги, и бросился следом: «Господин, я обещаю, что бы ты не сказал, я буду слушаться».

Странный человек обернулся: «Хорошо, клянись страшной клятвой!» У юноши к этому времени левая рука занемела уже до плеча, он боялся всё сильнее, и был вынужден принести клятву: «Если господин спасёт мою жизнь, изгонит яд, я обязательно буду его слушаться. Если не буду слушаться, пусть ужасный яд снова вернётся в моё тело». сам подумал: «Впредь я никогда более не притронусь к «серебряным иглам», как же яд вновь попадет в моё тело? Даже не знаю, засчитает ли странный человек эту мою клятву?»

Он искоса взглянул на странного человека, однако лицо у того выразило предельное удовольствие, и юноша втайне обрадовался: «Старикан мне поверил». Странный человек покивал головой, вдруг перевернулся на ноги, внезапно схватил руку парня, и начал массировать точки, бормоча: «Хорошо, хорошо, детка». Юноша почувствовал, что едва тот начал массаж, чувство онемения сразу начало уменьшаться, он воскликнул: «Господин, нажми ещё разок!» Странный человек сказал: «Не зови меня господином, зови папой!» Юноша произнес: «Мой отец давно умер, нет у меня папы». Странный человек закричал: «Я только успел первое слово сказать, а ты уже не слушаешься, к чему мне такой сын?»

Юноша подумал: «Он хочет сделать меня сыном». Он всю жизнь прожил без отца, мама говорила, что тот умер ещё до его рождения, он с детства видел, как отцы любят своих детей, завидовал детям, имеющим отцов, но этот странный человек был явно ненормальным, и он не захотел себе такого отца. Странный человек вскричал: «Ты не посмел назвать меня своим отцом, ладно, другие захотят, но я не соглашусь». Юноша лихорадочно думал, как обманом заставить странного человека излечить его. Странный человек начал бормотать неразборчивые заклинания, странные звуки, направляясь прочь. Юноша торопливо вскричал: «Папа, папа, ты куда уходишь?»
Странный человек рассмеялся: «Послушный сыночек, иди, я обучу тебя методу изгнания яда». Юноша приблизился. Странный человек произнёс: «В твоем теле яд от игл ледяной души этой девчонки Ли Мочоу, изгнать его, однако, не слишком легко». Он тут же передал ему словесное заклинание [коу цзюе – словесное заклинание – рифмованные или частично рифмованные поучения, для передачи сложных методов обучения среди неграмотных. Реально имели место в школах боевых искусств.]
и методы перемещения,  сказал, что эти методы противоположны обычному дыханию и движению энергии, необходимо было перемещать кровь и энергию Ци от макушки до пят во встречном движении, тогда яд выйдет через тоже место, через которое он вошёл в тело. Однако он впервые изучает этот метод, только начал тренировки, за один день сможет изгнать только чуть-чуть, поэтому пройдёт не более месяца, прежде чем яд покинет его тело.

Юноша был весьма сообразителен, всё схватывал с полуслова, тут же начал действовать согласно наставлениям, и онемение в самом деле немного уменьшилось. Он провёл немного энергии, и через кончики его пальцев просочилось несколько капель черной жидкости. Странный человек обрадовался: «Отлично! Сегодня не следует больше тренироваться, завтра я обучу тебя новому методу. Нам пора идти». Юноша опешил: «Куда идти?» Странный человек произнёс: «ты – мой сын, куда папа пойдет, туда и сын, разумеется».

Едва он это сказал, как в воздухе раздалось курлыканье орлов, и пара этих птиц пролетела над ними. Странный человек замерев, глядел на орлов, хлопнул себя по лбу, наморщился, напряжённо размышляя, вдруг что-то вспомнил, и его лицо тут же преобразилось, он прокричал: «Я не хочу их видеть, не хочу их видеть!» Сказав, быстро пошел широким шагом, на втором шаге оказался на расстоянии целого чжана, а через десять шагов и вовсе скрылся за тутовой рощицей.

Юноша закричал: «Папа, папа!», и ринулся за ним. Он обходил большую иву, когда ему в спину ударил порыв мощного ветра – орлы вылетели у него из-за спины, пролетели вперёд. Из ивовых зарослей выходили мужчина и женщина, и орлы опустились им на плечи.

У мужчины были густые брови и большие глаза, широкая грудь и прямая поясница, ему было за тридцать лет, над верхней губой небольшие усики. Женщине было лет двадцать шесть – двадцать семь, облик прелестный, глаза необычайно живые, она несколько раз взглянула на юношу, и обратилась к мужчине: «Скажи, на кого похож этот человек?» Мужчина внимательно всмотрелся в юношу, произнёс: «Ты хочешь сказать, он похож…» Сказал это, и замолчал.

Эти двое и в самом деле были супруги Го Цзин и Хуан Жун. В этот день они вдвоём в чайном ресторанчике искали известий о лекаре Хуане, как вдруг увидали вдали вздымающееся к небу зарево пожара. Через некоторое время по улице пронёсся человек, спешащий передать новости: «В усадьбе Лу случился пожар!» Хуан Жун почувствовала холодок в сердце, вспомнила, что хозяином усадьбы Лу в Цзясине является Лу Чжанюань, первый человек в воинском сообществе. Хотя прежде и не имела возможности встретиться, однако всегда восхищалась этим именем, среди рек и озёр [Мир рек и озёр, Цзянху, место действия героев воинского сообщества, места, лежащие вне контроля властей.] много говорили о «Двух усадьбах Лу мира Цзянху». В Цзяннани усадеб семей Лу сотни и тысячи, бойцы рек и озер упоминали только о двух усадьбах Лу, это были усадьба Тайху, и усадьба Цзясин рода Лу. Лу Чжаньюань стоял в одном ряду с Лу Ченфэном, это был серьёзный боец. При известии, что пожар поразил как раз усадьбу Лу Чжаньюаня, они оба поспешили туда. Пока ехали, пожар уже утих, но усадьба полностью выгорела, на пожарище были только несколько обугленных трупов, их облик было совершенно невозможно опознать.

Хуан Жун произнесла: «Здесь что-то не так». Го Цзин произнёс: «Разве?» Хуан Жун продолжила: «У Лу Чжаньюаня в воинском сообществе имя немалое, его супруга Хэ Юаньцзюнь величайшая дева-рыцарь нашего времени. Если бы это был заурядный пожар, как кто-то мог из него не выбраться? Наверняка, это враги пустили огонь». Го Цзин понял, что это неплохая мысль, произнёс: «Верно, мы поищем, посмотрим, кто учинил поджог, как осуществил такое коварство?»

Двое обошли вокруг усадьбы, никаких следов не обнаружили. Хуан Жун вдруг указала на полуразрушенную стену, вскричав: «Что это?» Го Цзин едва поднял голову, сразу увидел на стене несколько отпечатков кровавых ладоней, они закоптились от пожара, и впечатление было ещё более ужасным. Когда стена рухнула, сохранились только два отпечатка ладоней на уцелевшей части. Го Цзин вздрогнул, и с его уст слетело; «Алая Бессмертная!»

Хуан Жун произнесла: «Это наверняка она. Давно я слышала, что боевое искусство «Алой Бессмертной» Ли Мочоу высоко-мощное, она несравненно коварная, не уступает былому Западному Отравителю. Она прибыла в Цзяннань, нам следует померяться с ней силами». Го Цзин покивал головой: «Друзья по воинскому сообществу говорят, что с этой демоницей нелегко управиться. Нам лучше найти уважаемого тестя». Хуан Жун рассмеялась: «чем старше становишься, тем трусливее!» Го Цзин произнёс: «Эти слова абсолютно точны. Чем больше тренирую боевое искусство, тем больше понимаю своё несовершенство». Хуан Жун рассмеялась: «Господин Го весьма скромный! А вот я чувствую, что чем больше тренируюсь, тем становлюсь несравненней!»

Двое вслух смеялись, однако в сердце втайне остерегались, обошли вокруг в поиске, рядом с водоёмом обнаружили пару серебряных игл ледяной души. Одна игла наполовину погрузилась в водоём, и несколько десятков золотых рыбок уже всплыли, белея брюшком, этот яд был и ужасным, и потрясающим. Хуан Жун несколько раз высунула язык, [демонстрация крайнего удивления] срубив пару веток, захватила иглы, многократно обернула их в носовой платок, и положила в мешок для одежды. Они вдвоем пошли искать ещё дальше, но увидали пару орлов, а затем и того юношу.

Го Цзин заметил, что у юноши доброе лицо, но пока не вспомнил, кого он ему напоминает, как в этот момент ему в нос попал странный запах, он принюхался, и почувствовал душную вонь. Хуан Жун почувствовала неприятный запах ещё раньше, источник вони был где-то поблизости, она обернулась в поиске, и увидела, что у орла на левой лапе маленькая ранка, принюхалась – вонь шла из этой раны. Двое испугались, тщательно обследовали рану, хотя это была царапина на верхнем слое кожи но отёк всё увеличивался, кожа и мышцы начинали гнить. Го Цзин размышлял: «Что это за рана?» Вдруг он увидел, что у юноши левая рука полностью почернела, взволнованно выкрикнул: «Ты тоже отравлен этим ядом?»

Хуан Жун схватила его за ладонь, задрала рукав, вытащила маленький ножик, и разрезала ему кисть, чтобы выдавить отравленную кровь.

Но вдруг она заметила, что из ранки льётся обычная алая кровь, и слегка удивилась: «Его рука явно почернела, отчего же кровь не отравлена ядом? Она не знала, что юноша уже прошел обучение у странного человека, яд из крови был перемещён в самые кончики пальцев, и более не мог подняться вверх. Она вытащила из мешка пилюлю «Белые росы на хризантеме», произнесла: «Разжуй и проглоти». [дословно в тексте хризантема названа более поэтически : «Цветы девятки», девятого месяца.]
Юноша принял пилюлю, сначала почувствовал свежий аромат, стал жевать, и его рот наполнился благоуханием, прекрасной сладостью, и легкая прохлада прошла прямо до «киноварного поля». Хуан Жун снова взяла две пилюли, дав по одной каждому из орлов.

Го Цзин глубоко задумался, и вдруг засвистел. Юноша никак этого не ожидал, отпрыгнул, но услыхал, как свист разливается вдаль. Мелкие пташки взлетели от испуга, а ветви ив вокруг них заколыхались. Его свист ещё не замер, как к нему присоединился второй, звуки сплетались, как будто рядом неслось огромное войско на могучих конях.

Хуан Жун понимала, что этим свистом супруг вызывает Ли Мочоу на бой, дождалась, когда он засвистит в третий раз, он добавил к свисту энергию ци из киноварного поля. Го Цзин свистел громко и мощно, свист Хуан Жун был чистый и высокий, звуки переплетались, будта великая птица Пэн летела вместе с маленькой пичужкой, всё выше и выше, но маленькая птичка так и не рухнула позади птицы Пэн. [Легенда из Чжуан-цзы, про птицу Пэн и маленькую птичку.]
Они вдвоем изнурительно тренировались на Персиковом острове, развили свою внутреннюю силу до предела, их свист вознёсся до девятого Неба, был слышан на много ли вокруг. Странный человек, ходящий на руках, услыхав этот свист, развил удивительную скорость, и скрылся. Несущий Чэн Ин странник в синем халате, услыхав свист, рассмеялся: «Они тоже явились! Лаоцзы отойдёт подальше, во избежание пересудов». [Лаоцзы – в данном случае, почтенный человек криминального или около-криминального мира о себе. Противоположность сяоцзы – «малявка».]

Ли Мочоу, зажав подмышкой Лу Вушуан, торопливо мчалась, и вдруг остановилась, взмахнула мухогонкой, и развернулась с ледяным смешком: «Великий рыцарь Го потрясает своим именем воинское сообщество, в самом деле необходимо посмотретьна самом ли деле у него истинный талант и настоящая эрудиция». Тут донесся второй свист, два звука гармонично резонировали, твердое и мягкое взаимно поддерживали, увеличивая красоту и могущество. По сердцу Ли Мочоу резануло холодом, она поняла, что вряд ли справится, также подумала, что эти двое супругов вместе странствуют среди рек и озёр, поддерживая и заботясь друг о друге, а вот она одна-одинёшенька, поняла, что все её мечты обратились в пепел, она тяжело вздохнула, схватила Лу Вушуан за жилетку, и потащила вдаль.

В это время Ву Саньнян, поддерживая супруга, и ведя двоих малышей, попрощалась с Кэ Чженьэ. Кэ Чжэньэ только что перенес тяжкий бой, очень боялся, что Ли Мочоу вернётся обратно, и навредит Го Фу. Он хотел спрятать её где-нибудь, но вдруг услышал свист супругов Го, и обрадовался. Го Фу закричала: «Папа, мама!», и бросилась к ним.

Старец и дитя, следуя звукам, прибежали к Го Цзину. Го Фу влетела в объятия матери, рассмеялась: «Мама, дедушка только что побил одну скверную женщину, у него великое мастерство!» Хуан Жун знала, что дочка привирает, только посмеялась. Го Цзин произнёс с укором: «Малыши, произнося слова, должны быть правдивыми». Го Фу показала язык, и рассмеялась: «У дедушки не великое мастерство? Как же он стал твоим отцом-наставником?» Боясь, что отец снова начнёт ее ругать, отскочила подальше, махнула рукой юноше: «Иди, нарви цветов, сплетёшь мне венок!»

Юноша пошёл за ней. Го Фу заметила, что у него кисть руки чёрная, как смола, тут же заявила: «У тебя руки такие грязные, не буду с тобой играть. Сорванные тобой цветы будут вонять». Юноша холодно произнёс: «Да кому нужно с тобой играть?», и пошёл прочь.

Го Цзин произнёс: «Братишка, не спеши. Ты отравлен, остатки яда могут быть очень опасны». Тот юноша больше всего ненавидел, когда его презирают, слова Го Фу ранили его в самое сердце, он высоко поднял голову, и пошел, не обращая внимания на слова Го Цзина. Го Цзин бросился к нему, преграждая путь: «Как ты оказался отравлен? Мы тебя полечим, никуда ты не опаздаешь». Юноша ответил: «Мы с тобой не знакомы, какое тебе до меня дело?» Он пошел быстрее, стараясь протиснуться мимо Го Цзина. Го Цзин увидел, что его лицо приобрело сердитое выражение, взгляд напомнил ему одного человека, в сердце что-то ёкнуло, он произнёс: «Братишка, как твоя фамилия?»

Юноша метнул на него быстрый взгляд, ушел вбок, собираясь проскочить мимо. Го Цзин схватил его за запястье, юноша несколько раз безуспешно дернулся, а затем с силой ударил Го Цзина в живот.

Го Цзин улыбнулся, не обращая внимания. Юноша хотел отдернуть кулак, чтобы ударить снова, но неожиданно его кулак оказался прилеплен к животу противника. Он дернул несколько раз, но добился только боли в кисти, не одолев силы противника. Го Цзин улыбнулся: «Только скажи мне свою фамилию, и я сразу тебя отпущу». Го Цзин произнёс: «Моя фамилия Ни, зовут Лаоцзы, отпускай уже». [Очень упрощённо, придуманное парнем имя можно перевести как «ты подлец» Лаоцы можно расслышать и как имя философа, и как «старик»,  особенно когда так себя называет авторитетный бандит, в сычуаньском диалекте это грубое ругательство. Юноша представился как Ни Лаоцзы, по иероглифам – Молодой Тюремщик. ] Го Цзин услышав, испытал разочарование, расслабил мышцы пресса, разве мог он подумать, что парень так назвался, желая наказать его за высокомерие. Юноша выдернул кулак, глянул на Го Цзина, подумав: «Навыки у тебя высокие, а вот человек ты подловатый».

Хуан Жун заметила на его лице хитрое выражение, уже начала понимать, кого он ей напоминает, не удержалась, чтобы ещё раз испытать его, рассмеялась: «Братишка, ты моего мужа «Лаоцзы» назвал, почему не дедушку?» Она махнула левой рукой, и схватила парня за шею сзади. Юноша почувствовал мощное усилие, тут же в ответ послал силу. Но Хуан Жун тут же расслабила свою руку, и парень с силой хлопнулся на спину. Го Фу рассмеялась и захлопала в ладоши. Юноша разгневался, прыжком поднялся на ноги, отступил на несколько шагов, уже собрался грязными словами обругать тут всех, но Хуан Жун уже подошла к нему, схватила за плечи, и внимательно вгляделась в глаза, медленно говоря: «Твоя фамилия Ян, зовут Го, фамилия твоей матери Му, так?»

Юношу и в самом деле звали Ян Го, когда Хуан Жун внезапно произнесла его имя, он внезапно потерял самообладание от волнения, кровь прилила к груди, яд из кисти вновь рванулся в тело, в глазах потемнело, и он потерял сознание.

Хуан Жун вздрогнула, поддержала его. Го Цзин несколько раз нажал ему на точки, но заметил, что его глаза крепко зажмурены, зубы закусили кончик языка, весь рот в крови, он так и не приходит в себя. Го Цзин был и испуган, и обрадован: «Он… он, оказывается, ребёнок брата Ян Кана». Хуан Жун видела, что отравление очень серьёзное, прошептала: «Мы сначала отнесём его на постоялый двор, в городе подберём подходящие лекарства».

Оказывается, Хуан Жун сначала увидела внешнее сходство Ян Го с его отцом, а затем проверила его навыки, схватив сзади за шею. В подобной ситуации обычные люди стремятся уйти вперёд, а вот много лет назад Ван Чуи на постоялом дворе в Чжунду [«Средняя столица, название Пекина при династии Цзинь 1115-1234] испытывал таким образом боевое мастерство Му Няньцы, она владела особым боевым искусством «Семи Государей», и тоже тогда упала не вперёд, а назад. Если юноша был сыном Му Няньцы, то он тоже должен был владеть этим искусством. Жуан Жун сама была ученицей школв «Семи Государей», и проверкой сразу же обнаружила его истинные навыки.

Го Цзин, подхватив на руки юношу, вместе с Кэ Чжэньэ, Хуан Жун, и Го Фу, захватив обоих орлов, вернулся на постоялый двор. Хуан Жун написала рецепт, слуга отправился в аптеку, но рецепт был составлен на основе необычной школы, и всех нужных ингредиентов там не было. Го Цзин видел, что Ян Го так и не приходит в себя, и очень тревожился. Хуан Жун знала, что муж очень переживает после смерти своего друга Ян Кана, вот он нашёл его дитя – надо бы обрадоваться, а тот при смерти, и она сказала: «Мы сами пойдем поищем нужные травы». Го Цзин знал, что будь надежда на излечение, жена обязательно приободрила бы его, но сейчас лицо супруги было предельно серьёзным, он ещё больше разволновался, приказал Го Фу сидеть смирно и никуда не убегать, и супруги вдвоем отправились на поиски лекарственных трав.

Ян Го до сумерек так и не пришёл в сознание. Кэ Чжэньэ несколько раз приходил проведать его, но ничем не мог помочь. Он тоже владел растительным ядом из колючек Цзили, но яды были разными, и противоядия точно не одинаковыми с ядом «Ледяных душ» серебряных игл Ли Мочоу. Он также боялся, что Го Фу сбежит куда-нибудь, и всё уговаривал её поспать.

Ян Го не знал, сколько времени провел в забытьи, и вдруг почувствовал, что кто-то растирает ему точки на груди. Он постепенно приходил в себя, открыл глаза, но заметил только черную тень, метнувшуюся за окно. Он напряг все силы, вставая, опираясь на стол, прошел к окну, и увидел, что на крыше стоит на руках тот самый странный человек, который велел называть его папой. Человек стоял на самом краю, покачиваясь, будто сейчас упадёт.

Ян Го был и испуган, и обрадован, воскликнул: «Это ты!» Тот чудик произнёс: «Почему меня папой не называешь?» Ян Го позвал: «Папа!» В сердце при этом подумал: «Это ты мой сынок, Лаоцзы большое назвал маленьким, так назову тебя папой». Тот странный человек очень обрадовался: «Забирайся сюда». Ян Го забрался на подоконник, прыгнул на крышу, но сил было мало, его пальцы соскользнули, и он полетел вниз, не сдержав крика: «А!»

Но странный человек схватил его за одежду на спине, и легко перенёс на крышу. Он перевернулся прямо, собираясь что-то сказать, но вдруг услышал, что в доме кто-то дунул, задувая фонарь. Он понял, что его обнаружили, схватил Ян Го в охапку, и бешено понёсся прочь. Когда Кэ Чжэньэ запрыгнул на крышу, вокруг никого уже не было, и не было слышно ни звука.

Тот странный человек перенёс Ян Го на пустырь за посёлком: «Используй методы, которым я тебя учил, снова выводи яд». Ян Го последовал его словам, за время, достаточное, чтобы выпить чашку чая, добился того, чтобы из кончиков его пальцев показались капли чёрной крови, а в груди стало гораздо комфортнее. Тот странный человек произнес: «Ты в самом деле умное дитя, сразу научился, по сравнению с бывшим у меня родным сыном гораздо сообразительнее. Ай! Сынок, сынок!» Вспомнив об утерянном сыне, он огорчился, и на его глазах выступили слёзы, он гладил Ян Го по макушке, и тихо вздыхал.

Ян Го с детства рос без отца, матушка умерла от эпидемии, когда ему было одиннадцать лет. Му Няньцы перед смертью рассказала ему, что отец погиб округе Цзясин в храме Железного Копья, просила после смерти кремировать её труп и захоронить её пепел рядом с этой кумирней. Ян Го с уважением выполнил наказ матери, и с тех пор скитался по округу Цзясин, жил в разрушенной гончарной печи, «воровал кур, таскал собак», жил беспктно. Хотя Му Няньцы обучила его азам боевого искусства, но и её уровень был не слишком высоким, да Ян Го в то время был ещё ребёнком, трудно было его серьёзно обучать. За это время Ян Го видел и пренебрежение, и обиды, этот странный человек увидел его впервые, и вдруг так хорошо отнёсся, он не скрывал перед ним своих чувств, сердце Ян Го рванулось, он обнял странного человека за шею: «Папа, папа!» Он лет с двух-трёх мечтал о любящем и заботливом отце. Иногда во сне он видел любящего его отца-героя, но, стоило ему проснуться, как тот исчезал неизвестно куда, и из-за этого он часто и долго рыдал. Сейчас его многолетние чаяния так неожиданно сбылись, он произнес эти два слова «папа», и тут все его нежные чувства вырвались из груди, ничего не требуя взамен.

Ян Го, разумеется, сильно растрогался, но тот странный человек, однако,  обрадовался ещё больше. Когда они впервые встретились, Ян Го был вынужден назвать его отцом, в душе вовсе не желая этого, но теперь между ними в самом деле установились отношения отца и сына, и в минуту опасности каждый с радостью отдал бы за другого жизнь. Тот странный человек громко радовался: «Хорошее дитя, хорошее дитя, послушный сынок, назови ещё раз папой!» Ян Го назвал его ещё два раза, опёрся о него.

Странный человек рассмеялся: «Послушный сынок, давай, я передам тебе самый лучший из боевых навыков, собранных за всю мою жизнь». Сказав, присел на корточки, трижды издал квакающий звук, толкнул двумя руками вперёд, ударив о глинобитную стену. Раздался грохот, и стена завалилась, подняв тучу пыли. Ян Го остолбенело вытаращил глаза, и от удивления вытянул язык, потрясённый и обрадованный: «Что это за гунфу, я смогу научиться?» Странный человек ответил: «Это называется гунфу жабы, если ты согласен тяжело потрудиться, конечно сможешь научиться». Ян Го произнёс: «После того, как я этому научусь, меня больше никто не сможет обижать?» Тот странный человек встопорщил брови: «Кто осмелился обижать моего сына? Я у него все мышцы вырву, кожу сдеру!» Этот странный человек был тот самый «Западный яд», Оуян Фэн. С тех пор, как на соревновании мечников на горе Хуашань Хуан Жун хитростью превратила его в безумца, он обошел самые дальние уголки мира, постоянно спрашивая себя: «Кто я такой, в конце концов?» Везде, где пейзаж казался ему знакомым, он оставался дольше, надеясь, в конце концов, найти себя. Именно из-за этого он оказался в округе Цзясин. В последние несколько лет он тренировал «истинный трактат Девять Инь» в обратном порядке, у него шел могучий прогресс во внутренней силе, и память постепенно прояснялась. Он оставался безумным, но память о прошлых событиях постепенно возвращалась, единственное, что он не мог вспомнить – кто же он такой, на самом деле.
[Многие персонажи перешли в этот роман из «Героев, стреляющих в орлов», ничтожный переводчик опасается, что вряд ли сумеет перевести первую часть трилогии, по мере сил продолжает труд по переводу, не заглядывая далеко в будущее.]
Оуян Фэн передал ему начала гунфу жабы, это была вершина боевого искусства в Поднебесной, превращения тончайшие, непостижимые и неисчерпаемые, внутренняя работа требовала небывалого напряжения в изучении, малейшее отклонение – тяжёлые раны обеспечены, вплоть до того, что можно было и умереть в кровавой рвоте, именно поэтому он не рискнул передавать этот навык своему родному сыну, Оуян Кэ. Но теперь он был воодушевлён, к тому же находился в помрачённом состоянии, не различал лёгкого и тяжёлого, и без всякого опасения стал передавать этот навык только что обретённому приёмному сыну.

Ян Го не имел глубоких корней в боевом искусстве, хотя накрепко запомнил рифмованные заклинания «входных ворот» учения, но как он мог постигнуть их сокровенный смысл? Но кто мог предположить, что он был настолько сметлив, если встречал что-то неизвестное, умел сам догадываться, прилагал усилия, и постигал смысл. Оуян Фэн учил его довольно долго, услыхав, как тот невпопад лопочет его рифмованные поучения, рассердился, и вытянул руку, собираясь дать затрещину. В лунном свете он увидел его красивое лицо, намного более красивое, чем лицо его собственного сына, когда тот был в том же возрасте. Его ладонь остановилась, он со вздохом произнёс: «Ты устал, на сегодня достаточно, возвращайся отдохнуть, завтра я снова приду учить тебя».

Ян Го обиделся на слова Го Фу, что у него руки грязные, и теперь испытывал отвращение ко всему её семейству, произнес: «Я пойду с тобой, не хочу возвращаться». Оуян Фэн был безумцем, не понимающим себя, а вот о прочих делах он судил весьма разумно, произнёс: «У меня с мозгами не всё в порядке, боюсь тебя впутывать. Ты сначала вернись, подожди, пока я со своими мыслями разберусь, потом мы с тобой соединимся, и уже не будем расставаться, хорошо?» Ян Го, с тех пор, как потерял мать, никогда не слыхал, чтобы с ним кто-то говорил таким близким тоном, он схватил его за руки, горло душили рыдания: «Тогда ты приходи за мной пораньше». Оуян Фэн, кивнув головой, произнёс: «Я буду тайно следовать за тобой, куда бы ты не пошел, я всё буду знать. Если кто-то будет тебя обижать, я ему все рёбра переломаю». Он обнял Ян Го, и отослал его обратно на постоялый двор.

Кэ Чжэньэ, придя проведать Ян Го, не нашёл того на месте, и отправился с поисками вокруг постоялого двора, там тоже не обнаружил, и очень волновался. Когда он по второму кругу пошел с розыском, Ян Го уже вернулся, он уже хотел спросить юношу, где тот был, как на крыше раздался шум – оттуда кто-то спрыгнул. Он понял, что это два человека с высочайшим уровнем боевого искусства, они явно прошли через крышу, он схватил в охапку Го Фу, перенёс её на кровать к Ян Го, уложил её рядом с ним, а сам встал с железным посохом напротив окна. Он очень боялся, что враги спрыгнули, но могут вернуться, но звук движения приближался, и вдруг со свистом вновь перенёсся на крышу. Один человек произнёс: «На твой взгляд, кто он?» Другой человек произнёс: «Странно, странно, неужели это и вправду он?» Разумеется, эти двое были Го Цзин и Хуан Жун.

Только сейчас Кэ Чжэньэ успокоился, открыл дверь, приглашая двоих войти. Хуан Жун произнесла: «Великий Наставник, внутри всё спокойно?» Кэ Чжэньэ ответил: «Ничего не серьёзного». Хуан Жун обратилась к Го Цзину: «неужели мы обознались?» Го Цзин ответил: «Отнюдь, девять из десяти, это был он». Кэ Чжэньэ спросил: «Кто же?» Хуан Жун схватила мужа за рукав, желая остановить, но тот не осмелился держать почитаемого наставника в неведении, и произнёс: «Оуян Фэн». Кэ Чжэньэ в своей жизни больше всего ненавидел этого человека, он тут же изменился в лице, низким голосом переспросил: «Оуян Фэн? Он ещё не умер?» Го Цзин произнёс: «Мы собрали лекарственные травы, и возвращались, когда возле дома увидели метнувшуюся тень. Манера движения очень быстрая и предельно странная, мы тут же рванулись в погоню, но тень уже исчезла. На взгляд, очень похоже на то, что это Оуян Фэн». Кэ Чжэньэ знал, что он никогда не говорил легковесных слов, если признал , что это Оуян Фэн, значит, так оно и есть.
Го Цзин очень переживал, как там Ян Го, взял подсвечник, пошёл к кровати посмотреть. Едва заметил его розовое лицо, ровное дыхание, глубокий сон, не удержался от радости, воскликнул: «Жун-эр, он выздоровел!» Ян Го на самом деле только притворялся, что спит, с закрытыми глазами подслушивал разговор этих троих. Он смутно различил имя «Оуян Фэн», эти люди очевидно очень боялись его приёмного отца, невольно он втайне очень обрадовался.
Хуан Жун подошла взглянуть, изумилась, совсем недавно яд из руки поднимался в вверх, прошло всего несколько страж, должна была ещё больше почернеть и опухнуть, неожиданно действие яда уменьшилось, это было предельно странно. Она с Го Цизином целый день собирали травы, всех нужных так и не нашли, она перемолола их в кашицу, выжала сок, и нанесла на кожу.
На следующий день супруги Го, взяв двоих детей, покинули Цзясин, и отправились на юго-восток, на Персиковый остров, чтобы там поправить здоровье Ян Го. Вечером они остановились в гостинице, супруги были в комнате с Го Фу, а Кэ Чжэньэ в одной комнате с Ян Го.

Ян Го с супругой спали до середины ночи, и вдруг услыхали на крыше покашливание, вслед ему за стеной раздался крик Кэ Чжэньэ, который выбил окно и выскочил наружу. Го Цзин и Хуан Жун поспешно вскочили, и тоже бросились наружу через окно. Во дворе они увидели, что Кэ Чжэньэ уже на крыше ведёт жестокий рукопашный бой с могучим противником, это как раз был Оуян Фэн. Го Цзин был потрясён, он боялся, что Оуян Фэн за один приём поразит его учителя, собрался прыгнуть на крышу, идя на помощь, и в этот момент Кэ Чжэньэ громко вскрикнул, и скатился с крыши. Его голова уже должна была удариться о землю, но Го Цзин успел легко подхватить его, и поднять, потом осторожно посадил на землю: «Великий Настиавник, не ранен?» Кэ Чжэньэ ответил: «Пока не умер. Быстрее иди, сбей оттуда Оуян Фэна». Го Цзин откликнулся: «Слушаюсь!», и запрыгнул на крышу.

В это время на крыше дома Хуан Жун, изящно работая ладонями, вела жестокий бой со старым противником, с которым они не встречались уже более десяти лет. За эти годы её боевое искусство очень выросло, внутренняя сила стала могучей, изменения ладоней в приёмах стали ещё более изумительными за десять приёмов Оуян Фэн не добился даже малейшего преимущества.

Го Цзин произнёс: «Преждерождённый Оуян, давно не виделись, поздорову ли?» Оуян Фэн произнёс: «Что ты говоришь? Как ты меня назвал?»

Эго лицо приняло озадаченное выражение, он тут же перестал атаковать Хуан Жун, и только защищался, в сердце своём смутно почувствовал, что два иероглифа «Оуян» имеют с ним теснейшую связь. Го Цзин собрался продолжить, Хуан Жун заметила, что безумие Оуян Фэна так и не прошло, торопливо перебила: «Тебя зовут Чжао Цянь Сунь Ли, Чжоу У Чэнь Ван!»
[Фамилии из списка «Ста семей».]
Оуян Фэн вздрогнул: «Меня зовут Чжао Цянь Сунь Ли, Чжоу У Чэнь Ван?» Хуан Жун произнесла: «Так и есть, тебя зовут Фэн Чжэн Чу Вэй, Цзян Шэнь Хань Ян». Она произносила имена из древнего списка «Ста фамилий». Оуян Фэн и так был не в себе, сейчас, заучив более десятка фамилий зараз, окончательно сбился с толку, спрашивая: «Ты кто? Кто я такой?»

Вдруг у него за спиной раздался вопль: «Ты старый вредитель, убивший пятерых моих побратимов!» Крик ещё не затих, а железный посох уже ударил, это разумеется, был Кэ Чжэньэ. Он только что упал с крыши во время боя пустыми ладонями, но не пострадал, метнулся в дом, схватил железный посох, и вернулся в бой.

Го Цзин крикнул: «Шифу, осторожнее!» Кэ Чжэньэ долбанул железным шестом, но, когда он был буквально в локте от тела, раздался мощный звук выдоха, железный шест выбило из рук Кэ Чжэньэ, тот и сам не удержался, и рухнул в «небесный колодец».
[Квадратное отверстие в крыше над маленьким внутренним двориком или садиком, для освещения, и как архитектурное украшение в тёплом климате.]

Го Цзин знал, что, хотя  учитель упал, это не беда, будет хуже, если Оуян Фэн прыгнет, преследуя его, он крикнул: «Смотри на приём!» Он слегка согнул левую ногу, правой ладонью нарисовал круг, и вдоль его плоскости толкнул ладонью вперед. Это был приём из комплекса «18 ладоней укрощения драконов» – «Вознёсшийся дракон испытывает сожаление». Он постоянно дни и ночи тренировал этот приём, он был вполне достойным ещё в самом начале его обучения, плюс еще десять лет упорного труда, и он достиг высшего предела исполнения, подобно высшей точки каления железа.
В первый момент движение казалось легким и слабым, но, встретив сопротивление, раз за разом добавлялось дополнительное усилие, оно возрастало тринадцать раз, накладывая одно усилие на другое, в самом деле, не было крепостей, которые бы оно не разрушило, не было силы, которую бы оно не сломало. Это был предел постижения «Истинного трактата девяти инь», даже техника «Семи господинов» тогда не могла с ней сравниться.

Оуян Фэн только что сбил с крыши Кэ Чжэньэ, но вдруг кожи его лица коснулся мягкий поток воздуха, хоть и не сильный, а вот дыхание тут же перекрылось. Он быстро присел на корточки, толкнул двумя руками, приготовившись использовать своё самое мощное «гунфу жабы». Три ладони столкнулись, и двое вздрогнули. Го Цзин быстро добавлял усилие в ладонь, один поток энергии за другим, они бились, как клокочущие волны. Оуян Фэн громко вскричал, казалось, оба могут упасть в любой момент, Го Цзин беспрерывно добавлял силу, но и его противодействие тоже постоянно увеличивалось.

Эти двое не скрещивали руки уже более десяти лет, и теперь снова встретились в Цзяннани, каждый хотел померяться силами с противником. В былые дни, во времена большого турнира мечников на горе Хуашань, Го Цзин вовсе не был соперником Оуян Фэну, но он интенсивно тренировался, его воинский талант приобрёл зрелость. Оуян Фэн тренировал истинное искусство в обратном порядке, но тоже имел успехи. Один практиковал истинное, другой – извращённое, в борьбе истинного с перевёрнутым истинное обычно в конце концов побеждает, но на этот раз их мастерство оказалось практически равным, и никто не имел заметного преимущества. Хуан Жун жаждала победы своего мужа, но только держалась с ним в строю, не атакуя противника, беря в клещи.

Крыши на юге отличаются от таковых на севере. Крыши на севере во время долгой зимы должны выдерживать большую нагрузку от снега и льда, поэтому их делают очень прочными. На юге крыши делают из многослойной черепицы, поэтому отдельные плитки черепицы лёгкие и изящные. Двое уперлись ладонями, сила проходила в ноги, они упирались в податливую черепицу. Сначала послышался хруст, потом треск, и с они с громким шумом рухнули в пролом.

Хуан Жун перепугалась, быстро выпрыгнула из пролома, и увидела, что двое снова стоят, упираясь ладонями, стоя на стропилах, но эти стропила уже лежали прямо на одном из постояльцев гостиницы. Этот человек хорошо выпил, и смотрел сны, разве мог  подумать, что беда свалится на него прямо с Неба, обе ноги были переломаны, несчастный исходил жалобным криком. Го Цзин не выдержал мучений невиновного, и не увеличивал давление на балку. Оуян Фэн не обращал на пострадавшего никакого внимания, и давил всё сильнее.
[Переводчик всю жизнь был фанатом боевых искусств, и преисполнен уважения к героям уся, но, исходя из школьного курса физики, благоразумнее было бы сменить точку опоры.]
Хотя их силы изначально были приблизительно равны, но Го Цзин не толкал в полную силу опору, оттого и в его ладони приходило меньше усилия, мало-помалу он стал «склоняться под ветром».
[Ньютон явно не был фанатом ушу.]
Он одной ладонью противостоял паре ладоней, но собрал в неё всю силу своего тела, превратив в подобие «каменной ладони». Левая рука болталась в пустоте, но теперь она была уже бесполезна. Хуан Жун увидела, что супруг отклонился назад на один вершок, хотя расстояние и было ничтожным, и он отступил совсем чуть-чуть, но поражение уже было определено, она тут же вскричала: «Эй, ты, «Чжан третий Ли четвертый», тупой болван, смотри приём!», и она невесомой ладонью легонько толкнула Оуян Фэна в плечо.

Хотя это движение рукой было слабым, но это было высочайшее гунфу «Волшебного меча опавших цветов». Попадая в тело противника, сила проходила вплоть до внутренних органов, даже боец такого класса, как Оуян Фэн не мог не получить повреждений. Оуян Фэн услыхал, как она снова называет его странными именами, в один миг разглядел её приём, толкнул ладонями, оттолкнув ладонь Го Цзина на несколько локтей, и со скоростью искры в один миг схватил Хуан Жун за плечи. Его пальцы впились, как рыболовные крючки, будто он хотел отодрать от нее кусок мяса.

Увидев этот захват, трое пришли в ужас. Однако Оуян Фэн ощутил в пальцах резкую боль – он схватился за спрятанные на теле Хуан Жун «ежовые иглы», и поспешно отдёрнул руку. Как раз в этот момент Го Цзин снова собрал полную силу в ладонях, и Оуян Фэн вернул руку, чтобы восстановить равновесие. В этот критический момент они оба использовали полную силу, раздался грохот, они оба отпрыгнули назад. Пыль и песок высоко взлетели к небу, стена рухнула, и дом накренился. Оказалось, что они в этот раз использовали жёсткие ладони, в сумерках было трудно разглядеть фигуру противника, «18 ладоней укрощения драконов» и «гунфу жабы» ударили обоих по плечам, оба выскочили, проломив стену, и половина крыши рухнула вниз. Хуан Жун получила захват за плечо, хотя и не была этим захватом травмирована, но от страха прекрасное лицо побледнело, в момент, когда крыша уже была готова обрушиться, она, наклонив корпус, вылетела наружу. Здесь она увидела, что Оуян Фэн и Го Цзин стоят напротив друг друга на расстоянии в половину сажени, и явно оба имеют внутренние повреждения.

Хуан Жун не успевала атаковать противника, и тут же встала рядом с мужем в защите. Она увидела, что оба с закрытыми глазами проводят энергию, раздались два громких стона, не сговариваясь, а вместе, оба откашлялись кровью. Оуян Фэн вскричал: «18 ладоней укрощения драконов», эх, не слабо, не слабо!» Он зашёлся в безумном смехе, с независимым видом пошёл прочь, и в один миг исчез из виду.

В это время на постоялом дворе уже вовсю «звали отца, кричали матери», – был полный хаос. Хуан Жун понимала, что в этом месте более нельзя находиться, приняла из рук Кэ Чжэньэ дочку, произнесла: «Шифу, пбери старшего брата Цзина, мы уходим!» Кэ Чжэньэ взвалил Го Цзина на плечи, и хромая, пошёл на север. Они прошли некоторое время, и тут Хуан Жун внезапно вспомнила о Ян Гуо – неизвестно, куда убежал этот ребёнок. Но она больше беспокоилась сейчас о получившем тяжелую рану муже, и решила, что прочие дела можно будет обсудить позже.

Го Цзин всё понимал, но говорить не мог – Оуян Фэн силой своей ладони заблокировал ему энергию. Он на плече Кэ Чжэньэ уравновесил дыхание, энергия пошла через каналы, когда они прошли около восьми верст, все каналы были восстановлены, он произнёс: «Великий наставник, всё в порядке!»

Кэ Чжэньэ поставил его на ноги, спросил: «Нормально?» Го Цзин покачал головой: «Гунфу жабы – это что-то невероятное!» Тут он увидел дочку, сладко спящуу на плечах матери, у него вдруг сердце оборвалось, он спросил: «А Гуо-эр?» Кэ Чжэньэ не мог взять в толк, кто такой Гуо-эр, в удивлении не нашёлся, что ответить. Хуан Жун произнесла: «Не беспокойся, сначала найдём место, чтобы передохнуть, и я тут же отправлюсь на поиски».

В это время начало светлеть, деревья и дома вокруг дороги стали смутно различимы. Го Цзин произнёс: «Мои раны несерьёзны, пойдём искать вместе». Хуан Жун нахмурила брови: «Этот ребёнок необычайно сообразителен, не стоит беспокоиться». Только договорила, как вдруг сбоку от дороги, из-за белой стены выглянула маленькая голова, взглянула на них, и тут же спряталась обратно. Хуан Жун бросилась, схватила – это действительно был Ян Го. Он, хихикая, назвал её тётей, спросил: «Вы только что пришли? Я уже давно здесь жду». Хуан Жун почувствовала, как в сердце зашевелились неясные подозрения, она машинально откликнулась: «Хорошо, пошли с нами!»

Ян Го посмеялся, и пошёл следом за ними. Го Фу открыла глаза, спросила: «Ты где был?» Ян Го ответил: «Я наловил сверчков для боя, это забавно». Го Фу сказала: «Да что там забавного?» Ян Го ответил: «Кто сказал, что это не интересно?» Один большой сверчок подрался со старым сверчком, старый сверчок проиграл. Тут двое маленьких сверчков пришли на помощь, втроем побили одного. Большой сверчок прыгает туда-сюда, там ногой ударит, здесь ртом укусит, хэ-хэ, очень круто было…»

Он договорил до этого места и замолчал. Го Фу слушала его, замерев, спросила: «А дальше что?» Ян Го произнёс: «Ты говоришь, что это не интересно, зачем спрашиваешь?» Го Фу как на гвоздь наткнулась, получив от ворот поворот, очень рассердилась, отвернулась, и перестала обращать на него внимание.

Хуан Жун услышала, что в его словах имеется в виду Оуян Фэн, и высмеиваются они с мужем, и Кэ Чжэньэ, тут же спросила: «Скажи тётушке, кто победил в конце концов?» Ян Го посмеялся, и мимоходом бросил: «Мне и вправду было интересно посмотреть, но вы пришли, все сверчки разбежались». Хуан Жун задумалась: «Ну точь-в точь отец». Невольно она ощутила лёгкое раздражение.

За разговорами они дошли до деревеньки. Хуан Жун подошла к большому дому, чтобы попросить встречи с хозяином. Тот был необычайно гостеприимен, услыхав о раненом, торопливо приказал слугам привести в порядок флигель для гостей. Го Цзин съел три больших пиалы риса и сел на кушетку, с закрытыми глазами вскармливая дух. Хуан Жун увидела, что у мужа энергия стабилизировалась, дух успокоился, поняла, что критическая ситуация прошла, села рядом с ним, охраняя, и тут вспомнила обо всём, что происходило с  Ян Го. Она чувствовала, что он, хоть и молод, но с ним много странного и непонятного, но пытаться вывести его на чистую воду расспросами не удастся – тот наверняка не скажет правду. Поразмышляв, она ограничилась тем, что осторожно изучила характер его движений. В этот день больше не разговаривали, и после ужина все отошли ко сну.

Ян Го спал в одной комнате с Кэ Чжэньэ, в полночь он осторожно поднялся, прислушался к храпу Кэ Чжэньэ – тот спал глубоким сном. Он раскрыл дверь комнаты, выскользнул наружу, дошел до стены, и вскарабкался на ствол коричного дерева. Он рывком прыгнул на стену, и ухватился руками за её гребень, а потом аккуратно спустился вниз. За стеной два пса учуяли человека, и начали лаять. Ян Го заранее предвидел такую опасность, и подготовился, вытащил из-за пазухи припрятанное за едой мясо на косточках, и швырнул им. Собаки схватили кости и начали грызть, лай тут же прекратился.

Ян Го опредилил направления, и двинулся на юго-запад, прошёл около восьми верст, и подошёл к кумирне Железного копья. Он толкнул дверь, открывая, и позвал: «Папа, я пришёл!» Внутри раздался звук невнятного ворчания – это был голос Оуян Фэна. Ян Го очень обрадовался, нащупал в темноте алтарный стол, нашёл подсвечник, зажёг огарок свечи, увидел перед статуей божества лежащего на собранных вместе молитвенных ковриках Оуян Фэна. Вид у того был измученный, дыхание слабое. Он получил почти такие же повреждения, как и Го Цзин, однако Го Цзин находился в расцвете жизненных сил, восстанавливался очень быстро, а Оуян Фэн был уже стар, энергия и силы были уже далеко не те.

Оказывается, прошлой ночью, когда Ян Го с Кэ Чжэньэ тоже были в одной комнате на постоялом дворе, Оуян Фэн снова приходил к нему глубокой ночью. Однако Кэ Чжэньэ тут же проснулся, и выскочил ему навстречу, немедленно вступив в бой. После этого Хуан Жун и Го Цзин по очереди присоединились к побоищу, и Ян Го со стороны всё прекрасно видел. В конце концов, Го Цзин и Оуян Фэн оба получили ранения, и Оуян Фэн скрылся. Ян Го обнаружил, что в суматохе за ним никто не следит, и потихоньку последовал за Оуян Фэном.

Поначалу Оуян Фэн бежал предельно быстро, Ян Го едва мог за ним угнаться, но позднее сказались повреждения от ран, и он уже едва двигался. Ян Го его нагнал, поддержал, и дал передохнуть около дороги. Ян Го понимал, что если он не вернётся, Хуан Жун, Кэ Чжэньэ и прочие бросятся его разыскивать, и боялся за жизнь уставшего приёмного отца, и договорился с Оуян Фэном, что они встретятся в кумирне Железного копья. Эта кумирня для них обоих имела большое значение, и они с полуслова поняли друг друга. Ян Го стерёг у дороги, а после встречи Го Цзином и остальными дождался ночи, и тайком вернулся.

Ян Го вытащил из-за пазухи семь или восемь маньтоу, передал ему в руки: «Папа, покушай». Оуян Фэн весь день был голодным, очень боялся нарваться на врагов, весь день прятался в кумирне, изрядно мучаясь. Съев несколько пампушек, воспрял духом, спросил: «Что там они?» Ян Го по порядку рассказал всё, что произошло.

Оуян Фэн произнёс: «Тот по фамилии Го получил моей ладонью, вряд ли зща семь дней восстановится. Его жёнушка будет ухаживать за мужем, далеко не сможет отойти, нам стоит сейчас опасаться только этого слепца. Он этой ночью не пришёл, завтра наверняка притащится. Да вот беда – сил у меня совсем не осталось. Ай, я, похоже, убил его побратимов, не помню только, четверых или пятерых…» Договорив до этих слов, он зашёлся в сильнейшем кашле.

Ян Го сидел на земле, придерживая руками голову, оперев их в щёки, вдруг у него в голове мелькнула мысль, он вдруг подумал: «Есть! Я установлю в земле несколько острых клинков, если слепой войдёт, нужно, чтобы он сперва немного поранился». Он тут же взял с алтарного стола четыре подсвечника, очистил их от скопившихся за долгие годы обгоревших свечей и пыли, и установил в дверном проёме. После этого он взял тяжелую железную курильницу, и установил её на полуоткрытых дверях кумирни. Он облазил боковые залы, ища способы устроить ещё несколько ловушек, и заметил в конце западного и восточного приделов по одному железному колоколу. Каждый колокол был столь велик, что его не обхватили бы и три человека, похоже, что каждый весил более тысячи цзиней.
[Один цзинь – 0,5 килограмма.]
На верхушке каждого колокола был грубый железный крюк, которым он соединялся с деревянной балкой. Этот храм Железного копья много лет не ремонтировался, пребывал в запустении, но железные крюки и опорные балки были крепкими и нисколько не повреждёнными. Ян Го подумал: «Если старый слепец сюда войдёт, я тут же заберусь на колокол, пусть он меня хорошенько поищет».

Он держал в руках подсвечник, и только собрался идти на задний двор поискать что-то острое, как вдруг со стороны дороги послышалось гудение воздуха, рассекаемого железным посохом – это и в самом деле, явился Кэ Чжэньэ, он быстро затушил свечи, запоздало сообразив: «Он же слепой, мне не было нужно свечи гасить». Тут гудение стало нарастать, Оуян Фэн торопливо сел, и собрал остаток сил в своей правой ладони – «начавший первым, управляет ситуацией» –  он решил убить его первым ударом. Ян Го выставил перед собой заострённый штырь подсвечника, прикрывая Оуян Фэна, подумав, что, хоть его боевое мастерство и неглубокое, так или иначе, он должен помочь названому отцу отбиться от старого слепца.

Кэ Чжэньэ понял, что Оуян Фэн получил тяжёлые раны, и вряд ли ушёл далеко. Кумирня Железного копья была поблизости, Оуян Фэн уже бывал там в своих скитаниях, вероятно, не стал проситься на ночлег к местным жителям, скорее, спрячется в храме. Он вспомнил, как в те годы Оуян Фэн погубил пятерых его побратимов, и сегодня представился случай отомстить, мог ли он упустить этот шанс? Он проспал до середины ночи, и дважды тихо позвал: «Гуо-эр, Гуо-эр!» Не услыхав ответа, решил, что он глубоко спит, и не стал разбираться, тут же перелез через стену, и ушёл. Те две собаки по-прежнему грызли косточки, что кинул им Ян Го, несколько раз гавкнули, но большого лая не поднимали.

Он медленно подошёл к кумирне Железного копья, внимательно вслушался, и в самом деле, услыхал звук дыхания. Он громко вскричал: «Старый мерзавец, за тобой пришёл слепой Кэ, если хватает смелости – выходи побыстрее». Сказав, стукнул по земле железным посохом. Оуян Фэн боялся рассеять энергию в даньтяне, и не решился откликнуться.

[Даньтянь – киноварное поле, мистический энергетический цент внизу живота.]

Кэ Чжэньэ позвал несколько раз, не получил ответа, и ударом посоха вломился внутрь кумирни. Тут послышался глухой удар – по голове ухнуло что-то тяжелое, в то же время он наступил ногой на лежащий в дверях подсвечник. Острые шипы пропороли подошву сапога, причинив резкую боль. Не разобравшись, в чём дело, он резко крутанул железный посох, раздался оглушительный звон, тяжеленная железная кадильница полетела прочь, и, кувыркаясь, рухнула наземь, хорошо ещё, что штыри подсвечника не пробили ногу насквозь. Но он и знать не мог, что сбоку будет ещё один подсвечник, плечо пронзила боль, он левой рукой выдернул из плеча подсвечник, штыри которого дошли до мяса, тут же хлынула свежая кровь.

Он больше не дерзал быть неосторожным, слушая дыхание Оуян Фэна, медленно пошёл вперёд, шаг за шагом нащупывая путь. Подойдя на расстояние в три локтя, он занёс над собой посох, и взревел: «Старый мерзавец, что теперь скажешь?»

Оуян Фэн к тому времени собрал последние силы в правую руку, и, когда Кэ Чжэньэ обрушил на него свой удар шестом, ударил ладонью навстречу, чтобы погибнуть вместе. Кэ Чжэньэ знал, что его противник получил тяжёлую травму, но её тяжесть была ему неизвестна, и он остановил свою атаку, предоставляя инициативу противнику, чтобы понять, сколько у того оставалось сил. На миг оба замерли без движения.

Кэ Чжэньэ услышал, что дыхание противника крайне тяжёлое, в мозгу молнией промелькнули образы погибших побратимов Чжу Цуна, Хань Баоцзю, Нань Сиженя и прочих, будто просивших его в один голос поконьчить с врагом, он не стерпел, заорал, и применил удар «Циньский князь хлещет по камню», ударяя железным посохом в голову противника. Оуян Фэн слоегка уклонился, послал ладонь вперёд, но энергия не наполнила руки, и он без сил рухнул наземь. Тут раздался грохот страшного удара, полетели искры, и железный посох в пыль размолотил несколько кирпичей, валявшихся на полу.

Кэ Чжэньэ промахнулся вертикальным ударом, и приготовился бить сметающим шестом по горизонтали. В обычное время Оуян Фэн легко обезоружил бы противника на этом приёме, в крайнем случае перепрыгнул бы через шест, но сейчас всё его тело обмякло, сил не было, оставалось только катиться по земле, стараясь увернуться. Кэ Чжэньэ начал приём за приемом проводить удары из «Шеста, укрощающего демонов», всё быстрее и быстрее. Оуян Фэн двигался всё медленнее, и вот приём «Пест, размалывающий демонов», ударил его в плечо. Ян Го в стороне услышал это, непроизвольно рванулся на помощь приёмному отцу, но остановился, так как понимал, что его боевое искусство ничтожно, и он идёт на верную смерть.

Кэ Чжэньэ продолжил вторым приёмом, этот удар пришёлся по корпусу Оуян Фэна. Оуян Фэн в этот раз был в беде, но, хотя и не имел сил на контрудары, однако, по-прежнему мог использовать уклонения и сбрасывания в сторону усилий противника. Хоть удар и содрал с него кожу до мышц, но внутренние органы не пострадали. Кэ Чжэньэ втайне изумлялся, видя, что у старого мерзавца и впрямь нешуточные навыки, он попадал каждым ударом, было очевидно, что не промахивался, но удары постоянно соскальзывали с тела противника, девять частей силы из десяти рассеивались понапрасну. Он решил, что голова точно не сможет уклониться от его удара, уж с неё шест не соскользнёт, его шест загудел, создавая ветер, атакуя противника в голову.

Оуян Фэн несколько раз увернулся от ударов в голову, как вдруг его тело накрыло ветром от посоха, он невольно втайне стал горевать, если он сейчас получит по голове, то смерти не избежать, в отчаянии он прыгнул вперёд, и схватил противника за грудь. Кэ Чжэньэ посох работает на длинной дистанции, трудно бить противника, оставалось только руками бороться против захватов. Оба тут же опрокинулись.

Оуян Фэн не смел отпускать захват, крепко держал противника за грудь, левой рукой перехватил за пояс, и вдруг ухватил там нечто твёрдое – это оказался кинжал. Это был часто употреблявшийся Чжан А-Шэном «Нож забоя быков», на самом деле, при таком имени он вовсе не для бойни животных был предназначен. Этот нож мог «рубить золото, резать нефрит», имел несравненную остроту. Чжан А-Шэн в великой пустыне Монголии был убит Чэнь Сюань-фэном, и Кэ Чжэньэ не расставался с этим ножом в память о побратиме. Оуян Фэн бился в захвате, выхватил нож, согнул руку, и ударил противника наискосок в поясницу. В этот момент Кэ Чжэньэ отбросил шест, и кулаком правой руки нанёс удар в голову Оуян Фэну, так, что тот сделал кувырок. У Оуян Фэна перед глазами замелькали золотые звёздочки, теряя сознание, он махнул рукой, и бросил нож в противника. Кэ Чжэньэ услышал звук полёта и увернулся, и в этот миг рядом раздался долгий звон колокола – оказывается кинжал попал точно в него. Хотя в руках Оуян Фэна совершенно не было сил, но острота кинжала была такова, что он пронзил железный храмовый колокол, и теперь его лезвие вибрировало в колокольном звоне. Ян Го стоял рядом с колоколом, и кинжал едва не пронзило ему щёку, перепугав так, что сердце едва не выскочило, и он мгновенно вскарабкался на колокольную балку.

Оуян Фэна вдруг осенила идея, и он обошёл колокол. В это время колокол ещё звенел, и Кэ Чжэньэ некоторое время не мог определить его положение по дыханию. Большой зал храма озарялся косыми лучами луны, и в его свете стоял слепец со спутанными волосами, держащий в руке посох, и внимательно вслушивающийся – облик и в самом деле был пугающий. Ян Го тут же понял суть, вытащил из колокола нож, и стал его рукояткой стучать по колоколу, чтобы звон заглушил шум их дыхания.

Кэ Чжэньэ услыхал удары по колоколу, прыгнул вперёд, но Оуян Фэн уже запрыгнул за колокол. Кэ Чжэньэ ударил поперёк, Оуян Фэн отскочил в сторону, и железный шест ударил по колоколу. Тут послышался такой звон, что уши Ян Го пронзила резкая боль. Кэ Чжэньэ рассвирепел, и стал лупить по колоколу всё сильнее и сильнее, так что звук начал непрерывно нарастать.

Оуян Фэн понял, что ситуация не слишком хороша, он так колотит, что, хотя Го Цзин и имеет тяжёлые раны, но Хуан Жун вполне может прибежать на подмогу. Воспользовавшись грохотом, он потихоньку направился в сторону заднего зала, чтобы улизнуть. Но кто мог знать, что Кэ Чжэньэ имеет изумительный слух, он услышал шаги Оуян Фэна в этом непрерывном грохоте, но сначала не подавал виду, давая тому отойти подальше, продолжая колотить по колоколу. Когда Оуян Фэн достаточно удалился от колокола, он вдруг прыгнул вперёд, занося свой железный шест для удара по голове.

Хотя силы Оуян Фэна были исчерпаны, он и сам уже не помнил, сколько в его жизни было критических ситуаций, «могучего ветра и грозных волн» - как он мог не знать всех этих ухищрений? Едва он заметил, как Кэ Чжэньэ слегка приподнял правое плечо, уже понял его мысли, не дожидаясь размаха железным шестом, прыгнул обратно за колокол.

Хотя он едва стоял на ногах от истощения, но в этот момент, когда ситуация висела на волоске между жизнью и смертью, из глубин накопленной им за десятки лет внутренней энергии вдруг, неожиданно для него самого, пришли новые силы. Кэ Чжэньэ рассвирипел, вскричал: «Не забью тебя ударами, так вымотаю до смерти!» - и он бросился за ним вокруг колокола.

Ян Го видел, как эти двое бегают вокруг колокола, прошло немало времени, и силы приёмного отца начали иссякать, ситуация становилась опасной. Вдруг в его голове родился план, он взобрался на колокольную балку, и отчаянно замахал руками, интенсивно жестикулируя. Оуян Фэн все силы сосредоточил на спасении от преследования, и поначалу этой жестикуляции не замечал. Он пробежал два круга, прежде чем заметил на земле тень размахивающего руками приёмного сына. Тот знаками показывал ему, что нужно срочно уходить, он некоторое время не мог понять эту мысль, но потом решил, что раз Ян Го призывает его бежать отсюда, то нечего раздумывать, и он тут же, превозмогая страх, устремился прочь.

Кэ Чжэньэ остановился в неподвижности, вслушиваясь, и пытаясь понять, куда убежал противник. Ян Го скинул свои туфли, и зашвырнул в задний зал – раздалось два шлепка. Кэ Чжэньэ был в недоумении, он слышал, что его противник убежал через главные ворота, но кто шумел в заднем зале?

В этот миг его растерянности Ян Го поднял «Нож забоя быков», и с силой ударил по балке, на которой висел колокол. Балка была очень мощной, сила ударов Ян Го предельно слабая, хотя драгоценный нож и был несравненно острым, но мог ли он за несколько ударов перерубить балку? Да только колокол был предельно тяжёлым, едва балка получила повреждения, она уже не смогла выдержать его тяжести. Раздался треск, балка разломилась, и колокол, поднимая ветер, рухнул прямо на голову Кэ Чжэньэ.

Кэ Чжэньэ давно слышал наверху посторонние звуки, был этим удивлён, когда колокол стал падать, у него не было уже возможности отпрыгнуть. Впопыхах он поставил вертикально свой железный шест, раздался удар и ужасающий грохот, он в последний момент сумел кувырком уйти в сторону. Тут раздался страшный треск, скрежет и звон – железный посох разломился пополам, колокол свалился набок и покатился, сбив Кэ Чжэньэ так, что тот вылетел из главных ворот храма и покатился, кувыркаясь. Из носа у него лилась кровь, виски были разбиты. Кэ Чжэньэ был слеп, не понимал, что произошло, испугался, что в храме появился какой-то монстр, пришедший проводить ритуал поклонения. Он с трудом поднялся на ноги, и ковыляя, пошел прочь.

Оуян Фэн с замиранием сердца наблюдал со стороны, невольно вскрикнул: «Вот досада, вот досада!» Затем произнёс: «Послушное дитя, умница!» Ян Го слез с колокольной балки, радостно заявил: «Этот слепец больше не осмелится снова сюда явиться!» Оуян Фэн отрицательно покачал головой: «Вражда этого человека ко мне глубока, как море, если у него останется сил даже на один вдох, он всё равно обязательно сюда придёт». Ян Го ответил: «Тогда нам нужно поскорее уходить». Оуян Фэн снова покачал головой: «Мои раны очень тяжёлые, далеко не убегу». После того, как он временно преодолел опасность, чувствовал, что четыре конечности и каждая кость готовы рассыпаться, он и в самом деле не мог сделать ни шага. Ян Го забеспокоился: «Что же делать?»

Оуян Фэн глубоко задумался, затем произнёс: «Есть способ, ты перерубай балку у другого колокола, что бы он меня накрыл».

Ян Го спросил: «Но как же ты выберешься?» Оуян Фэн ответил: «Я под колоколом буду собирать энергию семь дней, когда вернутся силы, я сам этот колокол сброшу. За эти семь дней, даже если этот слепой Кэ явится сюда биться со мной, он со своим хилым умением ничего не сможет сделать, тем более не сдвинет колокол. Лишь бы эта куколка Хуан Жун не пришла, другие ничего сделать не смогут. А вот если явится Хуан Жун – это будет настоящая беда».

Ян Го не нашел другого плана спасения, уточнил, сможет ли Оуян Фэжн выбраться из-под колокола без посторонней помощи, снова спросил: «Ты семь дней будешь без еды, у тебя получится?» Оуян Фэн ответил: «Ты найди несколько сосудов, наполни чистой водой, и положи подле меня. Тут есть ещё несколько пампушек, буду потихоньку есть, продержусь семь дней».

Ян Го прошёл на кухню, нашёл глиняную чашку для сбора подаяний, налил туда чистой воды, и поставил ее под тем колоколом, который всё ещё высоко висел. Затем он помог Оуян Фэну подойти, и усадил его строго под колоколом. Оуян Фэн произнёс: «Дитя, смело отправляйся за этим по фамилии Го, через несколько дней я разыщу тебя». Ян Го пообещал, залез на колокольную балку, перерубил поперечный брус, тяжёлый колокол упал вниз, накрыв Оуян Фэна.

Ян Го несколько раз позвал: «Папа!», не услышал ответа от Оуян Фэна, понял, что тот внутри не слышит наружных звуков, уже собрался уходить, но тут у него появилась мысль, он сходил ещё за одной глиняной патрой, наполнил её доверху чистой водой, и положил на землю. Затем он, как и учил его Оуян Фэн, провёл вдоль каналов энергию, заставляя яд из крови выходить через пальцы – несколько капель ядовитой крови выделились наружу.

Да только этот вид гунфу был крайне утомительным, к тому же он выучил только самую малость, хоть и выдавил чуть более десяти капель, однако от слабости весь покрылся потом. Он немного отдохнул, потом подошёл к изваянию  – перед ним висели вертикальные полотнища ритуальных флагов. Он сорвал несколько, и намотал их на бамбуковую палочку – гадательную бирку. Он стал выливать воду с черной кровью на колокол, тщательно размазывая ядовитую жидкость по всей его поверхности. Он размышлял, что слепец может вновь прийти, и захочет расколоть колокол. Если он ударит по нему со всей силы, то неизбежно будет отравлен.

Вдруг он снова задумался – приёмный отец за семь дней может и задохнуться под колоколом от духоты. Он взял кинжал, расколол несколько прочных темно-зелёных кирпичей в полу, и прорыл несколько ямок в земле, в кулак величиной, для циркуляции воздуха. Во время рытья его кинжал вдруг наткнулся на лежащий под кирпичами острый камень, и с щелчком сломался. Этот «нож для забоя быков» был крайне острым, но лезвие было тонким, а он небрежно использовал его, как долото, и драгоценный клинок был утерян. Но Ян Го не знал, что это было настоящее сокровище, к тому же вещь была не его, он не расстроился, походя отбросил в сторону, и припал к земле и прокричал в дырку: «Папа, я ухожу, побыстрее приходи за мной. Колокол снаружи намазан ядом, когда будешь выбираться, будь осторожен». Он повернулся к дыре ухом, и расслышал слабый голос Оуян Фэна: «Хорошее дитя, я не боюсь яда, яд боится меня. Ты сам будь поосторожнее, я обязательно за тобой приду».

Ян Го постоял в безмолвии, с тяжёлыми думаи, только потом быстро вернулся на постоялый двор, с замиранием сердца перелез через стену, только боялся, что Кэ Чжэньэ его учует, но оказалось, что Кэ Чжэньэ ещё не вернулся – это было вне всяких ожиданий.

На утро следующего дня вдруг послышалось, как кто-то колотит палкой в двери комнаты. Ян Го спрыгнул с постели, открыл дверь, и увидел, что Кэ Чжэньэ стоит с деревянной палкой в руках, лицо бледное, едва он ввалился в дверь, как тут же рухнул на пол. Ян Го увидел, что его руки черные – так и есть, он снова ходил искать Оуян Фэна, и не смог избежать отравления, попавшись на его уловку. Ян Го в сердце обрадовался, но сделал вид, что перепугался, и всеричал: «Кэ гунгун, что с тобой?»
[Гунгун обозначает и «дедушка», и «евнух». ]

Го Цзин и Хуан Жун услышали крик и подбежали разведать, увидели лежащего на земле Кэ Чжэньэ, и перепугались. В это времяГо Цзин, хоть и мог ходить, но был совершенно без сил, Хуан Жун подхватила Кэ Чжэньэ, и перетащила его на кровать, спрашивая: «Великий учитель, что случилось?»

Кэ Чжэньэ помотал головой, но ничего сказать не смог. Хуан Жун увидела, как почернели от яда его ладони, и с ненавистью произнесла: «Опять эта тварь по фамилии Ли, старший брат Цзин, пойду-ка я разберусь с ней». Сказав, затянула пояс, и широким шагом вышла наружу.

Кэ Чжэньэ прошептал: «Это не она». Хуан Жун остановилась, изумлённо спросила: «Но кто же?» Кэ Чжэньэ чувствовал, что у него силы нет и курицу связать, да ещё и вернулся израненный, можно сказать, показал себя совершенно бесполезным. Характер у него был предельно твёрдый, прямо как в пословице про старый имбирь, который с возрастом только острее становится, он и словом не обмолвился о причине своих ран. Цзин и Жун оба знали его вспыльчивый характер, если онхочет сказать – то скажет сам, если не хочет, то чем больше его спрашивать, тем больше он будет злится. Хорошо ещё, что яд попал только на поверхность кожи, его действие также не было особенно ужасным, так, небольшое головокружение, одна пилюля «Нефритовой росы хризантем» – и последствия уже не столь серьёзные.

Хуан Жун молча составила план, очевидно, что Го Цзин и Кэ Чжэньэ ранены, коварство Ли Мочоу непредсказуемо, прежде всего нужно двух раненых и двоих детей отправить на Персиковый Остров, а потом отправиться на поиски, чтобы рассчитаться, полностью отплатить по счетам. Сегодня до полудня следует отдыхать, а после полудня нанять лодку и отправиться на восток.

Ян Го увидел, что Хуан Жун не отправилась на поиски Оуян Фэна, в сердце своём тайно обрадовался, но и задумался: «Папа очень боится эту тётушку-супругу господина Го, неужели эта изящная красавица ещё более опасна, чем слепой Кэ?»

Лодка шла до вечера, в сумерках причалила к берегу, команда стала промывать рис и готовить еду. Го Фу видела, что Ян Го не обращает на неё внимания, она и сердилась, и скучала, она сидела у окна каюты, и смотрела наружу. Вдруг в тени ив она заметила двоих детей, которые горестно рыдали. Она присмотрелась, и узнала братьев Ву – Дуньжу и Сювэнь. Го Фу громко закричала: «Эй, что вы там делаете?» Ву Сювэнь обернулся, и узнал Го Фу, в слезах закричал: «Мы плачем, ты что, не видишь?» Го Фу спросила: «Что случилось, вас мать побила?» Ву Сювэнь рыдая, крикнул: «Наша мама умерла!»

Хуан Жун услышала испугалась, прыгнула на берег. Там она увидела двоих детей – те горько рыдали, гладя мертвое тело матери. Всё лицо Ву Саньнян почернело – с момента смерти прошло уже много времени. Хуан Жун осведомилась, где находится её муж Ву Саньтун, Ву Дуньжу плача, ответил: «Папа ушёл неизвестно куда». Ву Сювэнь произнёс: «Мама у папы из раны высосала яд, высосала очень много чёрной крови.

Папа поправился, а мама умерла. Папа увидел, что мама умерла, снова потерял разум. Мы его звали, но он, не обращая на нас внимания, ушёл». Сказав, вновь залился слезами. Хуан Жун задумалась: «Ву Саньнян, пожертвовав своей жизнью, спасла мужа, на самом деле верная и героическая женщина». Вслух спросила: «Вы, наверное, голодны?» Братья, не сдержавшись, кивнули головами.

Хуан Жун вздохнула, велела лодочнику забрать детей в лодку и накормить, сходила в посёлок, купила гроб, уложила туда Ву Саньнян. В этот вечер упокоить её не успели, рано утром она купила участок земли, совершила погребение. Братья из клана Ву упали перед могильным холмом, и громко рыдали.

Кэ Чжэньэ промолвил: «Жун-эр, эти двое детей остались без родителей, возьмем их на Персиковый остров, тебе придётся о них немало позаботиться». Хуан Жун кивнула в ответ, тут же уговорила братьев Ву остаться, они сели на лодку, и доплыли до моря, там наняли большую джонку, и отправились на восток, к Персиковому острову.