Боевое крещение под Сталинградом

               
                Боевое крещение под Сталинградом

               
                Юрий Васильевич Чудаков, 1923-2012,
                уроженец Омской области. Командир
                122-мм гаубичной батареи, 2-го
                Украинского фронта. Участник
                обороны Сталинграда, Курского
                сражения, битвы на Днепре.
                Освобождал от фашистов Румынию,
                Венгрию и Австрию. Награждён двумя
                орденами Красного Знамени, тремя
                орденами Отечественной войны,
                Красной Звезды и медалями. 


   
                Двадцатого мая 1942 года я окончил Второе Томское артиллерийское училище и получил направление с станицу Облиевскую Ростовской области. Мне было восемнадцать лет. Ехал я туда с романтическими мечтами о фронте, о жарких боях, а приехал в "тихую заводь", в запасной полк. Но в резерве пришлось сидеть недолго. Невдалеке от Облиевской гитлеровцы выбросили десантные части для наступления на Сталинград. Они были хорошо вооружены, а у нас вся материальная часть была учебная, и нам пришлось спешно отходить к Волге. Шли пешком по семьдесят километров в сутки, главным образом ночами, потому как днём немецкие самолёты  нещадно бомбили дороги, сёла, станции.
       На месте нас встретил представитель фронта и стал распределять личный состав нашего запасного полка по частям. Я попал в распоряжение отдела кадров артиллерии фронта. Так я очутился в Сталинграде в самые трагические для него дни.
       В первых числах августа на Дону шли ожесточённые бои с крупными танковыми силами противника, рвавшимися к Сталинграду. А город бомбили как с воздуха, так и дальней артиллерией.
       Я получил направление в артиллерийский полк стрелковой дивизии, которая формировалась из трёх десантных бригад. В полку меня назначили на должность командира огневого взвода. В батарее все солдаты, пожилые и молодые, были новичками, не нюхавшими пороха. Только командир батареи лейтенант Прокаев, опытный, знающий своё дело артиллерист, уже участвовал в боях под Харьковом.
       Вскоре мы выехали на фронт. Ночью прибыли в село Дубовый Овраг, юго-западнее Сталинграда. Поставили орудия в укрытия и сняли с них заводскую смазку. И вот я получил боевую задачу - возглавить огневой разъезд батареи и выбрать огневые позиции.
       Надо сказать, что это дело оказалось не таким-то лёгким. Кругом простиралась бескрайняя ровная степь с небольшими лощинами, маскировочных средств никаких, один бурян да полынь. С трудом, но позиции всё же выбрали. Вырыли площадки и поставили орудия, замаскировав их соломой. Казалось, что у нас получилось отлично, но приехавший командир дивизиона ужаснулся и отругал нас:
   - Воевать не умеете! На чью дурость рассчитываете?
       И приказал переставить орудия метров на четыреста в сторону на убранное поле и замаскировать их под копны.
       Дня четыре прошли в полной тишине и спокойствии. И вот однажды рано утром проснулись мы от гула немецких самолётов. Мы выскочили из землянки и увидели, что большая армада вражеских самолётов на разных высотах летели в сторону Сталинграда. Вдруг несколько "юнкерсов" включили сирены, дали круг над нами и стали пикировать на соседнюю батарею.
       Не успел стихнуть гул самолётов, как засвистели снаряды вражеской артиллерии. Первый снаряд упал перед батареей, второй перелетел, а пятый снаряд попал прямо в окоп третьего орудия.
       Когда стрельба стихла, послышалась команда: "По местам!" Расчёты встали к орудиям. С наблюдательного пункта, который находился впереди нас, передали: "работать точно и быстро! Идут немецкие танки".
       Почти сразу последовала команда: "Сто десять, батареей четыре снаряда, беглый огонь!"
       Мы открыли огонь по указанным целям и постепенно приближали огонь к себе. При нашей поддержке почти до самого вечера пехоте с её штатной артиллерией удавалось сдерживать напор немецких танков.
       Но вот с наблюдательного пункта передали: "Наблюдать в направлении колодца с журавлём и ждать появления танков". Нашей батареей было подбито пять немецких танков, но противнику всё же удалось прорвать оборону и скоро они должны выйти на нашу позицию.
       Вечером наши разведчики сообщили, что со стороны колодца с журавлём идут танки. Быстро развернули орудия вправо, но получилось так, что тони теперь смотрели друг другу в затылок. Стрелять могло только одно первое орудие.
       Справа от нас была небольшая высотка с крутым обрывистым скатом. И вот на неё выползли два тяжёлых танка и остановились. Как два хищника, они высматривали жертву.
       Меня охватило волнение. Сумеем ли мы отразить танки? Если они пойдут все сразу, то одно орудие не сможет им противостоять...
       Первый выстрел по танкам дала соседняя батарея из одного орудия. Танки мгновенно повернулись и открыли ответный огонь. Появился удобный момент для стрельбы с нашей позиции. По бортам вражеских танков и бронетранспортёров открыл огонь командир первого орудия сержант Губанов и третьим снарядом сбил башню вражеского танка. Затем метким выстрелом разбил гусеницу второго танка и тот беспомощно пополз под обрыв.
       Ночью батарея заняла открытую позицию на южной окраине Дубового Оврага. По всему видно было, что предстоял серьёзный бой, но прежнего страха не было. Мы были уверены в том, что будем сражаться до последнего и не пропустим фашистов.
       Мои гаубицы стояли у самого края противотанкового рва, за которым простиралась всё та же бескрайняя ровная степь. На ней был виден наш ложный аэродром с макетами самолётов. Обстановка была очень напряжённая. Противник сосредоточил в район Абганерово крупные силы пехоты и танков и попытался пробиться к Волге. Бои здесь шли не просто сильные, а тяжелейшие.
       На рассвете гитлеровцы начали артиллерийский обстрел наших позиций.  Над селом, над дорогами закружились самолёты. Гул, вой, разрывы снарядов. Загорелось село, горели машины на дорогах. Фашисты усиленно бомбили наш ложный аэродром, потом поняли, что попали впросак, и накинулись на село и дороги.
       В полдень показались колонны немецких танков. Когда они поравнялись с ложным аэродромом, открыла огонь прямой наводкой соседняя с нами батарея. Открыли огонь и мы. Следом за нами по танкам начала стрелять зенитная батарея, заработали "катюши". Я слышал разрыв лишь одного снаряда, а потом всё слилось в сплошной рёв и грохот.
       Общими усилиями всех батарей мы сожгли и подбили около двадцати пяти танков и самоходок. Если первые две колонны были почти разгромлены, то следующие колонны обошли наш участок обороны и прорвались в сторону Красногвардейска. Мы получили приказ оставить позиции и прибыть в район села Малые Чепуринки, чтобы встать на пути прорвавшихся гитлеровцев.
       В Чепуринках мы заняли огневые позиции на западной окраине. А на следующий день опять начались тяжёлые бои, в ходе которых мы с пехотинцами отбили несколько яростных атак противника. Потом бои стихли. Гитлеровцы убедились, что на этом участке к Сталинграду не прорваться.
       В Малых Чепуринках мы простояли около месяца, изредка перестреливаясь с противником. А в это время шли ожесточённые бои в самом Сталинграде, куда немецкие войска подошли ещё тринадцатого сентября.
       К тому времени командир взвода управления нашей батареи был ранен и вместо него назначили меня. Нас придали в поддержку пехоте и я с двумя разведчиками прибыл на командный пункт стрелкового полка. Выслушав мой доклад командир стрелкового полка сказал:
   - Вовремя прибыли. Вам нужно немедленно направляться в третий батальон. Там немец крепко наседает.
       Я взял своих семь разведчиков и пулемётчика и направился в третий батальон.
       Наша группа в девять бойцов спустилась в балку к белым домам, расположенным в жёлтом осеннем саду. Здесь был когда-то дом отдыха. Большой одноэтажный дом с колоннами и балконами был разбит. В аллеях сада белели гипсовые статуи пионеров и героев сказок. Многие из них были посечены осколками, у некоторых были отбиты руки, ноги, головы. Кругом рвались мины. Неожиданно перед нами появился начальник штаба батальона. Он, видимо, ждал нас с нетерпением.
   - Вот видите провод, - сказал он, - он приведёт вас прямо к командиру батальона. Идите скорее. Через двести метров ползите, чтобы не попасть под огонь пулемётов и снайпера.
       Миновав сад, мы вышли на ровное поле, поросшее бурьяном. Поползли. Кругом рвались мины, свистели пули. Преодолеть надо было метров пятьсот, и мы решили бежать перебежками. Вскочишь, пробежишь немножко и катишься в сторону. Наконец добрались до командного пункта командира батальона.  Он ждал пополнение, но кроме нас в девять человек командиру полка, по-видимому, дать было некого.
       Комбат - капитан, старый кадровый служака. С густыми усами, прошедший через всю Гражданскую войну. Он спокойно показал рукой на наспех вырытые неглубокие траншеи и сказал:
   - Пользуйся нашей связью, но вызывать огонь на себя рано. Пока займите окопы и отстреливайтесь.
       Я осторожно высунул голову, чтобы рассмотреть, где противник, куда стрелять. Но мой неопытный глаз не мог ничего различить. Да и откровенно страшно было под градом пуль. Какая-то сила пригибала голову в окоп. Я сказал об этом комбату и он ответил:
   - Перед нами в тридцати метрах окоп. Ты его видишь? Так вот, в створе с ним лежат два немецких солдата. По ним и бей.
       Я снова чуть привстал и теперь уже без труда увидел этих двух солдат. Они плотно прижимались к земле. Я вскинул автомат и выпусти по ним короткую очередь. О бруствер окопа звякнула вражеская пуля и я спрятал голову вниз и отполз в сторону. Так я стрелял и ползал по окопу, пока не оказался возле пулемётчика, который пришёл сюда вместе со мной. Это был плотный парень лет двадцати, в потёртой изношенной пилотке. Ручной пулемёт капризничал и он стрелял из него одиночными выстрелами. Меня удивило его спокойствие и пренебрежение к смерти. И только я подумал об этом, как раздался резкий щелчок и пулемётчик упал навзничь. К нему подполз сержант с медалью на груди. Он увидел, что ранение в голову смертельное и забрал себе ручной пулемёт. В диске не было патронов и он бросился в блиндаж к командиру батальона.
       У меня скоро кончились патроны и я тоже пошёл к комбату.
   - Ну что ж, - сказал он мне. - Патронов больше нет. Настало твоё время. Теперь бей хоть по самому пункту.
       Я взял карту и быстро подготовил данные для стрельбы прямо по отметке 106, на которой мы находились, в расчёте на отклонение снарядов. Фашисты уже почти кольцом охватили нас и были на очень близком расстоянии.
   - Буссоль тридцать восемь - пятьдесят, прицел сто. Первому один снаряд. Огонь!
       Снаряд низко прошелестел над нами, и отклонившись влево, разорвался в расположении противника.
   - Ближе подтяни, - сказал комбат. Я уменьшил установку прицела на два деления. Снаряды рвались почти у самого пункта. Я переносил огонь то вправо, то влево от пункта, пока не пропала связь.
       Сержант с медалью "За отвагу" с гранатой в руке вдруг выскочил из блиндажа и один во весь рост пошёл на фашистов. Все, кто был в окопах, приподнялись и с замиранием сердца ждали: сейчас его срежут! Неожиданно перед ним вскочили два немца и кинулись прочь в сторону. Он бросил гранату и одного из убегавших достали осколки. Он упал и стал кричать.
       Тут все мы с криком "ура!" ринулись вслед за сержантом. Фашисты перед нами побежали врассыпную.
       Связь с батареей восстановили и открыли по противнику артиллерийский огонь. Так мы удержали рубеж, который оказался последним в нашем отступлении.
       Бои затихли. Перестреливались лишь наши "Максимы" и немецкие скорострельные пулемёты.
       Рано утром, 19 ноября 1942 года, неожиданно для немцев и румын раздались протяжные залпы "катюш". В тумане не было видно их разрывов, но удары были такой силы, что земля дрожала. Потом воздух наполнился резкими выстрелами дивизионных пушек, уханьем тяжёлых гаубиц. Лавина огня хлынула на гитлеровцев. Это было начало знаменитого наступления под Сталинградом.
       Через час артиллерия перенесла огонь в глубину. Пошли в бой наши танки и пехота.
       Туман стал рассеиваться. В стереотрубу я рассмотрел передний край противника. Неподвижно стояли несколько наших средних танков, подорвавшихся на минах. Остальные уже утюжили окопы фашистов. Пехота догоняла танки. Наступление развивалось успешно.
       Сзади на дороге послышался нарастающий гул моторов. Это шли в бой наши резервы - танки, гвардейские минометы, машины с пехотой. Минут сорок тянулись они сплошным потоком. Мы с восторгом смотрели на эту грозную силу.
       Противник отходил почти без всякого сопротивления. Но около села Варваровки, использовав среди ровной степи гребень высот, фашисты успели организовать довольно сильную оборону. Мы заняли огневые позиции возле села перед гребнем.
       Наша артиллерия вела огонь с открытых позиций. Противник с гребня видел все наши батареи, но их было столько, что он уже, видимо, не надеялся подавить их и вёл огонь только по переднему краю, по пехоте.
       Резервы, при поддержке танков и артиллерии, пошли в атаку и вклинились в оборону противника. Захватили несколько хуторов, но гитлеровцы собрали силы и десятки танков, и восстановили свои позиции. Бой шёл весь день и всю ночь.       
       Наутро наша пехота снова пошла в атаку. Гитлеровцы оборонялись с отчаянием обречённых, несли большие потери, но всё же остановили наступление. Тогда наши артиллеристы выкатили орудия на прямую наводку и стали громить немецкие позиции и блиндажи.
       На другой день с утра пошёл крупный снег и закрыл передний край противника. Атаку возобновили после окончания снегопада. Во время корректировки огня я был тяжело ранен миномётными осколками.
       Только через месяц, в конце декабря, я вернулся в свою батарею. На нашем участке фронта почти ничего не изменилось. Но части усиленно готовились к наступлению. Войскам предстояло уничтожить окружённую вражескую группировку под Сталинградом.
       Десятого января началась артиллерийская подготовка. На передний край противника снова обрушился огонь большой плотности. Били гаубицы, тяжёлые гвардейские миномёты. При разрывах взлетели столбы огня и так ухало, как будто гигантским молотом били по земле. На расстоянии четырёхсот метров в блиндаже гасли лампы.
       Обстрел длился часа два. Потом двинулись в атаку лёгкие танки и пехота. Гитлеровцы встретили их шквальным огнём зенитных батарей, которые стояли в лощине за высотой и нам не были видны. Прорвавшиеся танки открыли огонь по этим батареям.
       Бой был жаркий, но фашисты отчаянно сопротивлялись, и нам не удалось овладеть высотой. Ночью мы подтянули 76-мм орудия и поставили их на прямую наводку. На рассвете наши штурмовые группы при поддержке танков вновь пошли на опорные пункты противника. Ценой больших потерь они закрепились на высоте, но немцы контратаковали и высоту отбили. Траншеи переходили из рук в руки несколько раз. Гитлеровцы спешно подбрасывали подкрепления. Наши орудия шли следом за пехотой и били картечью. К вечеру мы захватили несколько опорных пунктов.
       С утра бой разгорелся с новой силой. Противник сосредоточил против нас отборные части, танки, самоходки, артиллерию. Их поддерживали зенитные батареи, стоявшие за высоткой в лощине.
       Сама высота была покрыта снегом, скаты её обледенели. Солдаты взбирались на неё с большим трудом. Я был вместе с пехотой почти на гребне высоты и корректировал огонь с закрытых позиций.
       Но главную роль в этом бою играли орудия, выставленные для стрельбы прямой наводкой. Артиллеристы внесли существенный вклад во взятии высоты. Когда фашисты контратаковали и наши стрелки вынуждены были отойти, наши батареи остались на месте и не отступили ни на шаг. Все три батареи дивизиона были в полуокружении, обстреливались миномётами, танками и зенитками врага. Но наши артиллеристы выдержали натиск, хоть и понесли большие потери.
       Собрав штабных работников, легкораненых, связистов, сапёров и всех, кто был способен идти в атаку, наши стрелки вновь пошли в атаку и отбили батареи.
       Преследуя отступавшего врага, наши бойцы залегли перед дзотами противника, мешавшие дальнейшему продвижению. Из оставшихся орудий сформировали группу из шести пушек, которые выдвинули на прямую наводку. Почти все артиллеристы после жестоких боёв были ранены и контужены. Но они не захотели идти в тыл и вызвались уничтожить вражеские дзоты.
       Два пулемётных дзота были расстреляны в упор, а два других имели артиллерийские амбразуры. Началась артиллерийская дуэль, победителем которой были советские пушкари. Хотя одно орудие мы всё же потеряли, но путь вперёд был расчищен.
       Пехота ринулась вперёд, преследуя немецких солдат. Я наблюдал за атакой в бинокль и по телефону указывал цели: малокалиберные пушки, пулемётные гнезда и даже снайперов.
       Высота была взята и я не сидел на месте. Спустившись в балку, что была скрыта за высотой, я увидел множество брошенных зенитных орудий, машин, повозок, разного оружия, боеприпасов, трупов.
       С потерей высоты 111,6 гитлеровцы уже без всякого сопротивления стали отходить и закрепились только на рубеже станции Воропонова - Песчанка.
       В течение двух суток мы готовились к штурму этого рубежа, а на третий день взяли станцию и двадцатого января вошли в Сталинград. Город было не узнать: вместо домов стояли теперь одни остовы,  торчали трубы, валялись разбитые машины, трамваи, обглоданные гитлеровцами скелеты лошадей. Пахло дымом, гарью, ещё горели деревянные постройки.
       В мелких стычках с фашистами, сидевшими в подвалах, мы дошли до глубокого оврага с отвесными берегами, по дну которого протекала река Царица. За Царицей гитлеровцы организовали активное сопротивление. Артиллерии уже у них не было, и они вели только ружейно-пулемётный огонь.  Мы подтянули пушки к самому берегу и стали в упор стрелять по укреплениям противника.
       В ночь на первое февраля мы перешли Царицу и окончательно разгромили гитлеровцев. Наутро штурмом взяли вокзал. Я своими глазами видел, как наши пехотинцы в едином порыве ярости шли вперёд, не кланяясь вражеским пулемётным вихрям. - Так велико было желание очистить от врага многострадальный город. Особенно больно было видеть, как гибнут в последней атаке героические советские солдаты.
       Некоторые фанатичные немцы и эсэсовские части сопротивлялись отчаянно. В этой атаке и при зачистке развалин вокзала пленных мы не брали. Некоторые немцы, подняв руки, шли в нашу сторону, но сдаваться они не желали. Они подрывали себя гранатами, не желая сдаваться в плен.
       К вечеру весь город был очищен от фашистов. Паулюс капитулировал и всё затихло.
       Потом вдруг по всему городу пошла бешеная трескотня, начался стихийный салют. Трудно описать всеобщую радость, охватившую нас. Так закончились дни и месяцы моего боевого крещения под Сталинградом.