Генюшка. 2. Отцы

2.Отцы


Самое обидное, что это было правдой. Тятенька действительно ни Генюшке, ни старшим детям родным по крови не приходился.
- Зато по духу родной, - говорила соседкам маменька.

Генюшка  родилась, как раз в разгар русско-японской войны в декабре четвёртого года, в самое Рождество.  Этакий рождественский подарок. Отец-то так уж этому подарку радовался, так радовался. что называется – в зубах  таскал. А как же, первый совместный ребёнок.

Родного отца Генюшки звали Василий Иванович Бедрин. Справный домохозяин, работящий, непьющий. Отец большого семейства.  Они с женой-то его, Марией Ивановной, как в поговорке говорится – два сапога пара.  От первого брака у Марии было две дочери. И  Василий – вдовец  с тремя детьми,  полутора, трёх и пяти лет. Да и у Марии девчоночки не старше, пять да шесть годочков.  Вот и обвенчались эти двое вдовых и приняли детей друг друга как своих родных. И зажили они дружно да ладно. Объединили два хозяйства, вот и стало у них две лошади, две коровы и другая дворовая живность. Избу новую справили.  Крепкое хозяйство. Да и сами работящие да сметливые. А дети дружные-то какие! Как будто от одной матери и отца рождены.  А уж как  младшенькая Евгения, Генюшка,  на свет появилась,  то  семья ещё крепче стала. Генюшка – общая  любимица, словно окончательно сцементировала семейство.

Жили они  зажиточно, не сказать, что кулаки, но середняки крепкие, две лошади, две коровы, свиньи, овечки, козы, куры. Изба-пятистенок со светёлкой, большая, светлая, крепкая, к ней пристроена клеть с подклетью для хранения припасов.  Огород, двор большой, баня, конюшня, хлев для коров и мелкого рогатого скота, в общем, в наличие всё, что полагается крестьянскому хозяйству.

Землицы, правда маловато, потому как землю делили «по мужикам», а «не по едокам», а мужиков-то в доме всего двое – сам хозяин  да сынишка Васятка.   Зато едоков – пруд пруди, пять девок в семье, да Марья Ивановна - мать семейства.  Но отец мужик умный был, хваткий, сметливый да сноровистый, сумел деньжат подкопить и землицы-то прикупил, немного, но на прожитуху хватало, знай работай только. Вот  они и работали всем семейством. Вкалывали, что и есть, все от мала до велика. И Генюшка, сколько могла помогала, хотя совсем ещё махонькая была. Избу выметет, кур покормит, овечкам воды нальёт,  коз из огорода выгонит, и то вперёд.

Чего ещё для хорошей жизни надо,  живи да радуйся – изба есть, земля имеется, да семья в наличии. А в семье-то все ладные да работящие. И всё так споро, по  уму, ладком да рядком. Знай не ленись только.   Вот ребятишек бы вырастить, поднять, а там и старость недалече.

Но судьбина распорядилась по-своему.  В  Рождество  Генюшке  исполнилось четыре, а  в  мае  случилась  страшная беда, горе горькое – лошади затаскали отца,  Василия Ивановича. На нём живого места не осталось, весь изранен, переломан, изувечен, лёгкие и почки отбиты. Не жилец, одно слово.

Умирающий  отец лежал на кровати, вся семья столпилась рядом. Василий Иванович гладил самую младшую, Генюшку,  по голове и говорил:  «Маленькая моя, как же ты будешь без меня. Деточки мои, что с вами станется? Как маменька вас всех поднимет?»  Генюшка эти слова запомнила на всю жизнь.

Выходить  Василия Ивановича не удалось, не под силу оказалось   это бабкам-знахаркам. Умер Василий, отпели,  похоронили, добрым словом помянули.  Овдовела   Мария второй раз. Дважды вдова.  И осталась она одна с шестью ребятишками.

Нет, Мария не отдала детей Василия в приют, хотя деревенские бабы и нашептывали ей об этом.  Но Мария для себя уже всё решила – никакого  приюта, дети Василия будут жить с ней, раз она стала им маменькой, маменькой и останется. Мария не делала между ними различий, они все были её детьми, родными и любимыми.

Трудно пришлось Марии, тяжело. Ребятишки  ещё невелики, самой старшей только-только одиннадцать исполнилось. Да хоть бы сыновья были, помощники, да возрастом постарше,  вот уже и худо-бедно работники. Но нет, парнишечка-то один,  да и тот ещё мал, шестилетка всего. А в деревне, при хозяйстве, да с небольшими детьми, без мужика-работника ох как тяжело, ох как худо. И работников со стороны не нанять, денег-то на оплату нет. Ребятишки, конечно, по мере сил помогают, но всё равно, хозяйство мужских рук требует.  Как ни бейся одна женщина, как ни старайся, всё едино захиреет хозяйство мало-помалу и придёт в упадок.

Видели люди, как бьётся женщина одна с большим хозяйством. И попадья местная, Евстолия Михайловна, видела.  И решила она сосватать Марию, одному хорошему мужичку, тоже вдовцу, но бездетному. Небогатый был человек, но очень хороший, добрый  и работящий. И ведь сосватала.

Через год обвенчались Мария Ивановна с Кузьмой Егоровичем.  Свадьбу сыграли, всё честь по чести. Она – Бедрина, он – Кукарских,  Вот  и стало новое семейство для всей округи  не иначе как Бедрины-Кукарские.

И сделался в одночасье Кузьма Егорович многодетным отцом Причём настоящим отцом. Детей как своих принял, словно родные его. Если с ярмарки едет, то каждому из шести гостинец везёт, обязательно леденцового петушка на палочке и большой пряник печатный.

А уж в младших Генюшке да Васятке Кузьма Егорыч вообще души не чаял. Они ж, почитай с малолетства  с ним росли. Васятку  делам хозяйственным обучать стал,  да и Геньку заодно.  А девчошка смышлёная, умненькая, востроглазая, всё на ходу схватывала. Да такая живчик, веселушка, певунья, плясунья, работница,  и его первая помощница, даром, что самая младшая.

Кузьма Егорыч младшую доченьку свою и сына  везде за собой таскал, и в поле, и на покос, и на ярмарку, и в гости к родне. Кузьма научил ребятишек и плотничать, и столярничать, и валенки подшить, и баню поставить, и травы накосить, и главное – с лошадьми управляться.  В общем, Генюшке скидку на то, что девчонка не делал, а  как парнишку растил, да ещё и драться обучил. Генюшка и Васятка платили ему тем же, Кузьма Егорович был им любимым родным тятенькой.  Они так его и называли – тятенька.

А вот своих полностью родных деточек по первоначалу Кузьме Егорычу, как говорили в деревне – Бог  не давал. Точнее давал, но умерли двое детишек в младенчестве.  Вот всю свою родительскую заботу и переложил Кузьма на уже имеющихся детей. Он Генюшку с Васяткой даже хотел усыновить и на себя переписать, да дьячок  упёрся, мол, пусть дети фамилию и отчество родного отца носят, а у Кузьмы ещё будут ребятишки, вот их на себя и запишет.  И Кузьма не стал перечить, рассудив, что должны иметь дети память о родном отце, а его, Кузьму, они и так любят и за отца почитают.

И вот теперь, этот противный Дронька обозвал Генюшкиного и Васяткиного тятеньку не родным.  Ох, как обидно стало ребятишкам. Вот если выловят они Дроньку, точно побьют! Да, нет, толпой они его бить не будут, вот Генюшка отлупит, и довольно с него.  Генька с ним и одна живо справится.

Да ладно бы только один Дронька дразнился.  Дружок его, Ерошка подхватил. Ерошка без Дроньки вроде бы и ничего парнишка не такой уж и вредненький, и поговорить с ним можно, и поиграть.  Но вот когда младший Ухаткин  рядом… сразу становился  его подпевалой.  Боялся что ли Дроньку. Вот и в этот раз  подхватил и тоже обзываться стал, просто проходу не давал.  Ну попадись  только! Уж с этим-то Генюшка и подавну справится.

Так и случилось. Столкнулись  на тропинке нос к носу, и Ерошка не удержался, чтоб не подразниться, ну и получил на орехи. 

Вечером прибежала к ним ругаться Ерошкина маманя, тётка Агафья, мол такая-сякая Генька побила её  прекрасногого  сЫночку ни за что ни про что.

- Успокойся,  Агафья Сидоровна, не кричи так, - сказал тятенька, - а лучше присядь  на скамью, посидим, помозгуем, о деле потолкуем.

Но Агафья его словно и не слышала. Кричала, сквернословила.  Грозилась  волостному начальству да уряднику пожаловаться.

- А я бы своим ещё и добавил, узнай, что они чужих детей забижают. Я, конечно, ребятёшек не порю, но тут бы выпорол, как что и есть! – произнёс Кузьма.

- Вот свои будут – их и пори! – пуще прежнего заверещали Агафья.

Тятенька даже побледнел от этих слов. Хотел было из избы её вытурить, да передумал. Что  со склочной глупой бабы возьмёшь! Руки ещё марать.

Агафья не унималась, а всё так же продолжала разоряться.

Но при маменьке-то много не поразоряешься  и не посквернословишь.  Маменька-то умела поставить склочниц на место.

Вот и теперь она что-то шепнула Агафье на ухо, та аж взвизгнула и подскочила.  А потом сразу сникла и больше не орала.

- Садись-ка лучше, Агафья, отужинай с нами, да чайку испей. Чаёк  свежий заварен, самовар бурлит, - пригласил Кузьма Егорыч. Отходчивый он мужик был, добрый.
 Но Анафья только рукой махнула и ушла восвояси.

- Маменька, маменька, что ты ей такое шепнула, что она сразу замолчала?
- Да заговор один, словцо заветное, - усмехнулась маменька.

И ребятишки поняли, что больше они от неё ничего не добьются.

Вот так вот и получилось, что было у этих ребятишек два отца, и оба родные и любимые.


http://proza.ru/2024/06/16/213