Миссия Олимп

Помню, как сейчас. То было больше тридцати лет назад, когда я был молод и, несомненно, амбициозен, и считал, что все горы мне по плечу, а моря по щиколотку. Я находился в постоянном поиске себя и смысла жизни, от того частенько вляпывался в различные, порой не сильно позитивные ситуации, и однажды я даже зарёкся взяться за ум и остепениться, но шутница жизнь распорядилась иначе.

Это был тот самый день, когда впервые в истории человечества космический корабль с экспедицией из обученных астронавтов приземлился на ранее малоизученную планету Марс.

Было раннее утро, и я сидел на открытой веранде своего невысокого, обнесённого недавно построенным забором дома, попивая крепкий чёрный кофе. Раньше в ранние годы юности я пил либо чай, либо какао с молоком, но как-то мой лучший друг привёз мне из заграницы настоящий зерновой кофе, а не ту порошковую бурду, что продавали в местных гипермаркетах и я внезапно для себя изменил своим предпочтениям. Я выпивал каждый день по 4-6 кружек и даже не представляю, как выдержало моё сердце, но, как ни странно я до сих пор жив, хотя и пью кофе сейчас не часто. Всё-таки возраст уже не тот.

Но что-то я отвлёкся. Ну, вот, как обычно, из динамиков телевизора раздавались утренние новости очередного дня, и я слушал их краем уха, пока просматривал отчеты и планировал свои обязательные дела на работе и вне оной. Будучи сотрудником масс-медиа, я интересовался разработками и поисками коллег и конкурентов, чтобы всегда быть наготове. Долгое время я лишь слышал: «Бу-бу-бу, правительство то… Правительство сё… Бла-бла-бла… Экономика снова… Экспертное мнение…» как вдруг ведущая новостей взволнованно объявила, что через несколько часов начнется историческая трансляция, которую ждали уже несколько месяцев — приземление «Олимпа» на Марсе.

Стоило мне это услышать, как моя работа, казалось, вдруг потеряла всю свою значимость. Это был лишь повтор, вернее, сама видеозапись воспроизводилась впервые в телевизионном информационном потоке, ибо была какое-то время засекреченной, а, я видел всё своими глазами, находясь, непосредственно, в эпицентре событий. Но тем не менее мне было важно посмотреть это ещё раз, уже более зрело анализируя увиденное и услышанное.


Когда полгода назад в новостях объявили о наборе желающих среди работников науки и культуры в команду наблюдателей для этой миссии, я, будучи журналистом и представителем крупного издательского холдинга, решил подать заявку из любопытства, не особо надеясь на успех. И каково же было моё удивление, когда спустя несколько месяцев, я оказался в числе двадцати счастливчиков, приглашенных в командный центр в Хьюстоне, чтобы лично следить за ходом миссии.

В невероятно огромном центре управления все были на взводе. Всюду мерцали таблоиды и бесконечные лампочки, огромные экраны показывали бесконечные графики, чертежи, карты, схемы и, главное, текущие изображения с настоящего космического корабля «Олимп».

О, Боже! Я никогда не забуду тот момент, когда голос командира раздался в наших наушниках:

— Мы готовы к посадке, начинаем снижение.
Все как-то одновременно замерли на своих местах: кто-то стоял, кто-то сидел. Наступила полная тишина, лишь тихий гул компьютеров, мерное тиканье наручных механических часов и нервное поскрипывание кресел слегка нарушали её. Сердце колотилось как бешеное, и я был уверен, что подобные чувства испытывали многие. Каждый шаг, каждая новая команда звучала подобно классической музыке, дирижируемая самим космосом. Невероятным, необъятным и непостижимым.


— Как вы думаете, мы сейчас делаем правильный выбор? — шепотом спросил я у первоиспытателя парашютов, Джона Минта, сидящего рядом. — Стоило ли отправлять людей так далеко, рисковать жизнями ради этого? Не пожалеем ли мы в будущем о принятом решении?

Джон ответил мне, сверяясь в графиках, ни на миг не отрывая взгляд от экрана:
— Это не просто риск, Майкл. Это шаг в несоизмеримое будущее. Человечество всегда стремилось узнать больше, дальше, глубже и по возможности выйти за пределы допустимого. Если бы не такие риски, мы бы до сих пор сидели в пещерах и охотились на древних мамонтов и даже не дошли бы до изобретения огня.

Я кивнул, и, вероятно, в моих глазах все еще виднелось сомнение и невысказанные вопросы, которые было возможно восполнить, но не срослось.


— Посадка прошла успешно. Мы на Марсе, — раздался громкий и четкий, не терпящий возражения голос командира.
Молчащий секунду назад зал взорвался аплодисментами и радостными криками, кто-то даже свистел. И, хотя это было как-то неправильно и даже по-ребячьи, но высшее руководство закрыло глаза на этот факт и, в последствии, никогда не говорили, и не вспоминали его. Люди обнимались, не разделяя ранги, звания и должности, слезы радости текли по лицам, и я, находясь в этом эпицентре различных эмоций, чувствовал, как только что мир изменился навсегда.

— Может, ты и прав, — задумчиво сказал я Джону, похлопав того по взмокшему от напряжения плечу. — Но ведь мы могли просто отправить туда роботов, не так ли?

Джон, словно снисходительно взглянул на меня и улыбнулся:
— Не, ну, мы, конечно, могли. И, вероятно, это было бы и проще, и дешевле, но мы — люди. Мы с самого детства стремимся к звездам, ещё с малолетства запрокидывая наверх голову и щурясь в ночное небо в поисках знакомых созвездий, потому, что это заложено в нашей природе. Мы не думаем просто достичь чего-то нового и поставить при этом галочку «Сделано», нет, мы хотим увидеть, почувствовать, прикоснуться. Никакой ультрасовременный человекоподобный робот не сможет передать ту глубину эмоций, что мы испытываем, делая эти шаги самостоятельно в физическом теле. Нашем теле. Нашими ногами.


Первый выход человека на красную пыльную поверхность Марса транслировался в прямом эфире во всём мире и абсолютно по всем каналам. Когда наш астронавт, казалось бы, медленно и неуверенно сделал первый шаг по красной пыли, я внезапно осознал, что прямо сейчас творится история. Каждое новое движение было огромным шагом для всего человечества.

— Представь, что чувствует тот человек сейчас, — тихо сказал мне тогда Джон, не отрывая глаз от мерцающего экрана.
— Астронавт? – переспросил я.
— Да. Ты только представь, что он сейчас думает: он первый из всех нас, кто ступил на Марс. Это ли не смысл жизни — оставить свой след в истории? И какой след!


Позже, этим же вечером, когда наши эмоции и впечатления немного стихли, и мы, с другими наблюдателями смогли спокойно обсудить все произошедшее в локальной кафешке, я начал постепенно осознавать глубину и невероятность этого момента.

Это был не просто успех выполненной научной миссии, а доказательство невероятных возможностей человечества, открывшихся перед величайшими умами всей человеческой расы. Мы стали первым межпланетным видом, открывшим новые горизонты, о которых раньше можно было только мечтать. И кто знает – встретим ли мы где-то там на неизведанных космических путях новые виды и расы?

— Что дальше? — спросил я у Джона и стоящих на крыльце учёных и инженеров на выходе из центра управления. — Что будет следующим шагом?


Как настоящий испытатель и нестареющий душой молодой человек, живущий приключениями и надеждой, Джон остановился, задумавшись буквально на краткий миг и практически сразу его глаза заблестели тем ярким, неутолимым огнём, который можно заметить во взгляде маленького мальчика, дорвавшегося наконец до любимой компьютерной игрушки:
— Дальше — исследования и освоение. Мы нашли способ добраться до Марса целыми и невредимыми, теперь наша задача сделать его нашим домом, — ответил Минт. — И знаешь, что, Майкл? Я думаю, мы на верном пути. И это лишь только начало.


Сейчас, спустя тридцать лет, я смотрю на наши достижения на Марсе, на процветающие колонии и новые экспедиции по другим необжитым планетам, и понимаю, что тогда, в тот исторический день, я был частью чего-то по-настоящему великого.
И эта память всегда будет жить во мне, как напоминание о том, что нет ничего невозможного для тех, кто верит в свои мечты и готов к ним стремиться. Но всё же мы должны быть немножко чокнутыми, для того, чтобы, показавшаяся нам сначала нереальной мечта однажды осуществилась, несмотря на всю её абсурдность.


И, вспоминая Джона, увы, ушедшего в иные миры уже лет десять как, я хочу сказать самому себе, старику, не теряющему надежды:
— Это лишь только начало.