Вот случай был в матросском парке

               
                “На теплоходе музыка играет,
                А я одна стою на берегу.
                Машу рукой, а сердце замирает,
                И ничего поделать не могу”.

         Ну, это в песне так. А у нас совсем  по-другому. На наших “теплоходах” на ТОФ, что зовутся надводными кораблями,  музыка совсем другого калибра.  Ежели, вдруг жахнет эта музыка поблизости от той девахи, что ручкой машет на берегу, то не только сердце замрёт у нее. А, не дай бог, что-то другое может произойти невзначай. А музыка действительно звучала в приморском поселке, громко и весело. Ёлы-палы! Так там же сегодня танцы в матросском парке.

         Танцплощадка в матросском парке была забита танцующими парами, как говорится, под самую завязку. Контингент на ней, как всегда, обычный. Много моряков, меньше солдат, а девушек столько, сколько нужно, чтобы хватило и на тех и на других. Общественный транспорт, в виде расхристанных, старых автобусов, изредка подвозил новые стайки щебечущих девушек, которых тут же поглощала ненасытная танцующая масса. Девушки такими летними вечерами съезжались сюда со всех окрестных посёлков. Ведь здесь, на этом танцующем пятачке, может враз круто измениться жизнь девичья, это ж сколько потенциальных женихов со всего Союза собираются здесь,  в одном месте.

       А на скамейке, что, в аккурат  у входа в этот круглый, беснующий в танцах пятак, сидят два моряка. Спокойно сидят. И разговоры спокойные ведут меж собой.

     - А ты заметь, Васёк, что форма одежды у девчонок то, стала одного фасона. Будто сговорились все меж собой именно так одеваться.

     - Ну, ты даешь, Валерка! Как же им прикажешь, одеваться, коль на танцы прибыли они. Тут, брат, надо показать себя во всей красе. Зачем, говоришь? А так, на всякий случай.

      А девушки, действительно, все как на подбор, были облачены в коротенькие платьица, или кофточки-блузочки с юбочками, из-под которых видны были не только их загорелые колени. Да и верхняя часть туалета тоже была сконструирована из минимума материи.

      - Вот мы с тобой, землячок, два с лишним года, считай, из морей не вылазили, а у девчонок то в это время мода новая появилась, мини называется. Мини, это длину всяких там платьев и юбок надо сделать как можно короче, что мы сейчас с тобой и наблюдаем. Что, разве в таком виде они тебе, совсем не того?

     - Да почему, не того. Жалко их только. Смотри, как от комаров отмахиваются. Исхлестались все.

     - Это потому, как не танцуют они. Вот и бегут сразу на танцплощадку. А там, вишь, как руками-ногами они дрыгают. Хрен, комару какому удастся к ним прицепиться.

     - Здравствуйте, мальчики! А почему не танцуем? – перед сидящими земляками неожиданно образовалась группа девушек.

     - Ой, а я попробую угадать, как их зовут. Вот этот серьёзный, главный старшина, это будет Василий. А этот первостатейный, не кто иной, как Валерий. И кстати, они оба земляки алтайские. Угадала? Сознавайтесь?

     - Угадала. Только не добавила, что мы оба из такой, богом забытой, деревни, что до службы во флоте, слаще морковки ничего и не ели. А балалайку, так ее, чтобы послушать, приходилось за три километра бегать. Вот поэтому сидим с Валеркой как истуканы на скамейке этой, дивимся, как люди могут такие коленца выкидывать. Я прав, Марина?

     Все дружно расхохотались. Неделей ранее, лейтенант Северный привел на их эсминец группу девушек-морячек, служивших на приёмном радиоцентре, что совсем рядом с их пирсом. На экскурсию и, так сказать, личному общению радистов эсминца, с радистками приемного центра, с коими они работали в эфире постоянно, когда их корабль был в море.

       Про конфуз в радиорубке эсминца не стали в этот раз вспоминать. А там интересные события развернулись, когда главстаршина Василий Черкунов завел Марину с двумя девушками  в рубку, показать им его заведование. Вахтенный радист, матрос, только-только распечатавший второй год своей службы, снисходительно скривился, когда ему главстаршина сказал, что эта, небольшого роста, девушка, с большими карими глазами, его коллега, и тоже радистка.

      Заметив скепсис молодого матросика, Марина попросила Василия настроить аппаратуру на тренировочный режим и, сев за ключ телеграфный, попросила матроса принять, переданный ею текст. Как и следовало ожидать, парень вскоре “зашился” принимать цифровой, а буквенный текст так и подавно.

     - Ну, что Максим, вижу печаль в твоих глазах. Не расстраивайся сильно, ведь тебе мастер-класс  преподала, не кто иной, как чемпион Тихоокеанского флота по приему и передаче радиограмм среди женщин. Гордись, матрос, что у чемпионки принимал текст, хоть и не весь. А тебе, Марина, большое спасибо.

      А в это время вокруг нашей группы из двух моряков и нескольких морячек стали назревать нехорошие события.

     - Вдруг патруль, облава! Заштормило море! Что, “шнурки”, не можете из этих … выбрать себе парочку шалав по вкусу? Счас, поможем. На первый-второй – рассссчитайсь!

     Обалдеть! Редчайший случай! Чтобы четверо солдат-стройбатовцев, в подпитии изрядном, так по хамски себя вели. Да где?! И супротив кого? На танцплощадке, где патрулей, когда надо-не надо – всегда немеряно. Не успели Василий и Валера ремни свои с бляхами выдернуть из брюк, ведь именно их солдаты презрительно назвали “шнурками”, как к говорившему, вплотную приблизилась одна из морячек. Так получилось, что девушка, случайно  на голову выше тщедушного “сапога-запевалы,” оказалось.

    - Ты, полный ушлёпок! Это ты кого посмел сейчас назвать шалавой? Меня, старшину второй статьи, флота Тихоокеанского! Ну, ты даёшь! Извини, сам напросился.

    Последовали несколько молниеносных подсечек с ударами. И вот, лежит на асфальте солдатик, и орет благим матом, что ему руку, кажись, сломали. Его ближайшего соседа, за компанию, тем же способом, девушка быстренько уложила рядышком. А последние два подельника, откуда только прыть у них взялась, мигом оказались за оградой парка.  Со стороны танцплощадки раздалось запоздалое:

     - Полундра! Наших… нет, кажется, не наших, а наши бьют! Отбой ложной тревоги!

     - А нам, ребята и девчата, самое время смываться! Вон уже целых два патруля бегут вприпрыжку. И солдатский и флотский вдогонку.

     Пока бежали по темному парковому лесочку, беглецы не переставали удивляться, как это их подруга вмиг уложила целых двух стройбатовцев. Да уложила бы и всех четверых, если бы остальные двое  дёру не дали.

      - А я всё хотела тебя, Верунчик, спросить, чем ты в своём спортклубе занимаешься? Что не лень тебе туда, чуть ли не каждый вечер, ездить на автобусе. А оно – вона как. Теперь я только с тобой буду в увольнения ходить. Буду, как за каменной стеной.

      - А я вот сейчас посмотрела, что она с этими солдатами сделала, так поняла, что она может ведь любого моего ухажера враз прибить, если он ей вдруг чем-нибудь не угодит. Нет, лучше я без нее. Может, удастся с кем-нибудь хоть спокойно поцеловаться разочек.

     - Дуры, вы девки, все, как я погляжу! Мне лично за себя обидно стало, что он шалавой меня обозвал. А вы гуляйте и целуйтесь, с кем не попадя, мне до лампочки. Фиолетовой.

       Немного не дошли беглецы до развилки, где ребятам и девчатам нужно было расставаться. Старшинам – прямо, к пирсу, где стоял их корабль, а девушкам влево, в часть свою. Не дошли потому, как сзади, мигая фарами и гундося, охрипшим от возраста, сигналом, во всю свою старческую прыть,  к ним мчался комендантский ГАЗон. Видавший виды грузовик, с брезентовым верхом.

      Резко затормозил автоветеран, подняв облако жирной пыли, из которой выпрыгнул старший лейтенант, дежурный по комендатуре. Оглядев при свете фар всю группу, капитан почему-то обратился к Вере:

     - Когда меня вызвали в матросский парк, я первым делом опросил свидетелей. С пьяницами разговор был коротким. Все четверо уже сидят в клетке, в комендатуре. Меня интересовала девушка, что так “вежливо” обошлась с ними. Вижу, что предчувствие меня не обмануло. Не скрою, доволен. Не смею вас задерживать. Спокойной ночи.

     - И что это было? – крайнюю степень недоумения можно было бы прочитать на лицах всех присутствующих, если бы на улице не было так темно.

     - Ничего особенного, просто старший лейтенант, Виктор Степанович Старовойт, мой личный тренер по самбо в нашем спортклубе.

    Распрощавшись с моряками, девушки свернули на дорогу, ведущую в часть. Несколько минут все четверо шли молча. Наконец, одна из них, по имени Вика, та, что хотела целоваться без присутствия личной телохранительницы, не выдержала:

    - Нет, девчонки, хоть убейте меня, но здесь что-то не так! Ни в жизнь не поверю, чтобы вот так, взял да прилетел среди ночи этот старлей, чтобы только убедиться, всё ли в порядке с его подопечной.

    - Действительно. Давай, колись, Верунчик. Всё, как на духу, излагай своим верным подругам, а мы внимательно послушаем. Да не затягивай, вон уже окна команды нашей видны, - это самая маленькая из четвёрки, по имени Маша-растеряша, подключилась к “допросу”.

     - Девочки. Я хотела вам чуть позже сообщить, но раз уж так получилось. Дело в том, что Виктор Степанович, Витя, мой жених. У нас уже заявление в ЗАГСе лежит, и скоро нас распишут.

    Ошарашенные от такой новости, подруги, аж идти перестали. Уставились на Верку-невестушку и слова вымолвить не могут. Наконец заговорила Марина, командир отделения. Половина которого, стоят перед ней, другая половина на вахте, за приемниками сидят.

    - Значит, говоришь, ничего особенного. Всего лишь личный тренер по борьбе самбо. Ну и как, однажды в пылу борьбы он оказался наверху. И ты?

    - И я сдалась.

    - Полный трындец, подруга! Осталось только добить нас, сказав, что ты еще и беременная.

    - Кажется, да.

    - Зашибись! Кажется ей! Это вроде как – ну совсем немножко беременная. Всего лишь самую малость.

    Видя, что Вера вот-вот расплачется, Вика бросилась на помощь подруге:

    - Да вы что, в самом деле! Тут радоваться надо Верунчикову счастью, а вы накинулись на бедную. Ведь, надеюсь, скоро мы будем все гулять на их свадьбе. “Горько” кричать, петь и веселиться. Правильно Верка поступает, что хочет скрасить наше серенькое существование. Я, пожалуй, тоже на борьбу запишусь. Есть там у вас еще молодые тренеры? Да, и чтоб - непременно красивые.

     Вот и КПП части. Стрелки на часах показывали, что через десять минут их сегодняшнему, суматошному увольнению, придет долгожданный конец. 
               
      …. В каком месте “пропивать” Верочку, то есть свадьбу проводить, у девчат вдруг жаркие споры возникли. Хотя в округе ближайшей, ресторанов то, с гулькин … всего, а если точнее, только два в наличии. Один в их поселке, под народным названием “Топтун”, что в благозвучном переводе означает “Нептун”. А другой, в соседнем посёлке, который острословы окрестили “Буреломом”. Хотя он имел вполне приличное название “Таёжный”. Сегодня споры разгорелись после команды “Отбой” в комнате девушек-радисток, что по-флотски, кубриком принято называть. Кстати, как и табуретки, что стоят у каждой кровати – их баночками кличут. Особенно ярко и вдохновенно выступала Вика, ближайшая подруга и землячка невесты. При синем свете ночной, “послеотбойной” лампочки, сидя в тельнике в своей кровати, она вдохновенно вещала:

     - Какой, на хрен, ” Бурелом” сдался вам! Вы головами своими подумали, как  мы оттуда ночью до своей части добираться будем. Ведь прошагать надо несколько километров в ночной темноте. Автобусы то, явно не будут ходить.

    - Веселой толпой и не заметим, как до родимой части доберемся.

    - Да! А если у меня каблук вдруг сломается! А если мне в кустики надо срочно отлучиться, а там насильник притаился. Только и ждет, как бы меня изнасиловать. А может даже и не один. Нет, я конечно, совсем не против, если кто знакомый, да по согласию моему, в кусты бы пригласил.  Нет, вы, подружки, как хотите, а я категорически возражаю против этого “Бурелома”.

    Завелась не на шутку в этот раз уроженка солнечной Украины. Особенно, когда  дело касается посягательств на ее личную неприкосновенность. Похлопав по плечу, лежащую рядом, землячку Верочку, Вика уже лично к ней обратилась:

    - Ты помнишь Верунчик тётку Параську, что жила рядом с нами в соседнем доме? Значит, помнишь. Так вот она рассказала прям-таки страшную историю, с ней приключившуюся. Давненько, видать, это было, когда она еще в самом соку была.

    - Тебе лично рассказывала?

    - Тьфу, на тебя! Я же тогда еще девчонкой сопливой была. Соседкам своим тётка Параська  рассказывала, а я невзначай подслушала. Так вот. Потерялась как-то у ней коза Манька. Делать нечего, пошла искать. Помнишь, у нас лесочек рядом был? И вот в, нём то, вместо козы Маньки наткнулась она там на мужика. Здоровенного бугая. Незнакомого.

    - Тот без лишних разговоров - сразу быка за рога.

    - А бык то, как там оказался? Она ведь козу Маньку искала, - это Маша-ратеряша, из угла своего, голос подала.

    - Еще одна! Спи, давай! Рано тебе еще в такие разговоры встревать.

    - Скидавай с себя всё, что ниже пояса. Да, побыстрей, шевелись. Сейчас я тебя насиловать буду.

    - И тётка Параська видит, что ни в жизнь не справиться ей с бугаем таким, и не убежать даже, тогда Параська на хитрость решила пойти. Скинуть одежду мне – раз плюнуть, говорит она. А ты вот покажи мне сперва, чем насиловать меня собрался. Ну, мужик, без задней мысли и показал.

    - А та, увидев, что ей продемонстрировали, да как давай хохотать. Хохочет, по бокам себя бьёт, тычет пальцем на его добро и сквозь смех всё спрашивает мужика, ты что, мол, и правда вот этим хотел меня изнасиловать?

     - Мужик сначала прямо опешил весь от наглости такой. Потом, опешивши, подхватил руками свои сползающие штаны, и прямиком в самую гущу леса удрал.

    - Вик, а Вик. А что здесь страшного, если всё так обошлось,- снова Маша голос подала.

    - Обошлось. Но не со всеми. Нашли потом того мужика в лесу. Умудрился повеситься на своём брючном ремне. А “кукурузина” у него вполне приличной была, бабы потом сказывали.

    - Вик, а Вик. А при чем здесь кукуруза? – это опять Маша, что, растеряша.

    - Да успокоишься ты, в конце концов. Спи, видишь, все уже спят давно.

   Конечно же, не спали девчонки в своих кроватях после Викиного рассказа. Обдумывали, со всех сторон, услышанное. Не придя окончательно к выводу, верить или нет этой байке, взяли, да и заснули потихоньку. Все поголовно.

    … Вот незаметно и день свадьбы подкрался. Праздновали в “Топтуне-Нептуне”. Если быть предельно откровенным, то свадьба эта совсем не похожа на те, шумные, многолюдные, что сразу в головах представляются. Скорей, вечер, пусть и праздничный, в узком кругу сослуживцев и друзей. Были приглашены командир части с замполитом и их женами. Те молодцы. Не отказались. Поздравили молодоженов, вручили подарки, выпили по фужеру шампанского, немного посидели и, распрощавшись, удалились.

      После их ухода скованность присутствующих моментально исчезла, пошли шутки-прибаутки, крики “Горько” звучали всё чаще и громче, по мере того, как был опрокинут очередной фужер шампанского или стопка водки, друзьями жениха Виктора. Молодыми офицерами с его службы.

     Всю последнюю неделю девчонки, в свободное от вахт и нарядов, время, трудились над приведением в божеский вид жилища молодоженов. Маленькой комнатки в семейном общежитии. Раньше там с Виктором жил его товарищ. Его быстренько переселили в другую комнату, и теперь это будет уютным гнездышком для нашей влюбленной пары.

     В процессе свадьбы до Вики, центровой подружки нашей невесты, неожиданно дошло, что с сегодняшней ночи не будет её рядышком на соседней кровати. Выпитое девушкой шампанское усугубило горечь её страданий. Неожиданно для всех гостей, Вика разразилась громкими рыданиями. Слёзы моментально размазали по щекам всю тушь, что совсем недавно так подчеркивали томность ее глаз с поволокой. Особенно когда взор её останавливался на лицах молодых сослуживцах жениха.

     - Верунчик! Ведь мы с тобой с самого детского садика, с самой школы, всегда были рядом. С другого конца Союза вместе прилетели сюда, на Дальний Восток. И вот ты покинешь сегодня меня, впервые за всю нашу жизнь. А-а-а!

    - Ты что, балда, распричиталась! Разве тебя можно покинуть так сразу! Через три дня, мы, как ни в чем не бывало, снова будем сидеть за соседними приемниками. Принимать и передавать радиограммы корреспондентам нашим. Иди лучше в туалет, и умойся там хорошенько. А то мы тебе ни в жизнь не найдем нужного тренера. Смотри, как они жалобно смотрят на твою физиономию.

    Умывшись и приведя себя в порядок, Вика, благоразумно не стала в этот вечер подыскивать среди гостей будущего жениха. Посчитала, что и тех впечатлений, что получила за этот день, вполне достаточно. А жених, что жених? Куда они денутся, женихи эти. На мой век хватит.

    … Прошел месяц. Старшину команды радиотелеграфистов приёмного радиоцентра, старшину первой статьи, Марину Завьялову, вызвали в штаб военно-морской базы к начальнику связи. Ничего необычного в этом вызове не было. Иногда приглашал начальник своих подчиненных, не считал зазорным, послушать, и узнать их мнение, по тому, или иному вопросу.

      Вернувшись в часть, Марина тут же собрала всех свободных от вахт радиотелеграфисток в радиоклассе. Видно невооруженным глазом, что девушка была явно чем-то очень взволнована.

     - Сначала я хочу спросить вас, помните ли вы о тех радионарушениях, которые вы не должны ни при каких обстоятельствах допускать. Сколько категорий этих нарушений вы знаете?

   - Марина! Что спрашиваешь то! Не молодые мы, чай. Не солопеты. Конечно, три категории.

   - О третьей категории радионарушений, или даже о второй, что гораздо реже случается, нет смысла спрашивать. Я уверена, вы встречались с ними и прекрасно их знаете. А вот скажите мне, пожалуйста, что вы знаете о радионарушениях первой категории? Матрос, Чирикалова Мария.

     - Товарищ старшина первой статьи, - начала Маша-растряша. Радионарушения первой категории, я считаю, нас никогда не коснутся. Ведь там, что ни нарушение, то тюрьмы несколько лет. Измена Родины, передача секретной и совершенно секретной информации врагу и тому подобное.

    - Ну, да. И тому подобное… Садись, матрос Чирикалова.

    Марина сделала небольшую паузу, пробежалась взглядом по лицам своих подчиненных. А те мучительно старались догадаться, куда это их старшина клонит.

    - Так вот, дорогие мои. Сегодня в автобусе, покуда мне пришлось до штаба трястись, я стояла рядом с радистом, допустившим радионарушение первой, самой страшной категории. Такой редкой, что за два года своей службы на флоте, я думала, что их вообще не бывает. Оказывается, бывают.

     Гул изумления прокатился по радиоклассу. Прокатился и тишина воцарилась, как говорится, “гробовая”. Стало слышно даже муху, что бестолково жужжала уже который день, пытаясь через стекло выбраться на улицу.

   - И некоторым из вас довелось видеть этого нарушителя, а некоторым, даже и общаться с ним. Я встретила сегодня в автобусе главного старшину Василия Черкунова, нашего соседа, с эсминца. Помните, нас недавно водили на экскурсию на их корабль и Василий показывал нам своё заведование.

   - Главным старшиной я назвала Василия сейчас по привычке. На его погонах сегодня уже не было лычек. Передо мной стоял просто матрос, Вася Черкунов.

   Гул на несколько децибел в классе усилился.

      - Разжаловали до матросов! Ни хрена себе!

    - Тихо! Дайте же мне договорить! Рядом с Василием стоял молодой матрос, по имени  Максим, его подопечный. Помните, те, кто был тогда со мной в радиорубке, как он скривился, узнав, что я тоже радистка.

    - Конечно, помним. И как ты ему нос утёрла, показав, кто есть кто, тоже помним.

    - Так вот этот салажонок, по имени Максим, и допустил радионарушение, которое классифицировали как нарушение первой категории. Времени не хватило обо всем расспросить Василия, успел сказать только, что везет этого бедолагу на гарнизонную гауптвахту. Пятнадцать суток выписал ему командир базы. И поставил крест сам себе парень. Не бывать ему радистом теперь до окончания службы своей. Определят, по-видимому, в какое-то подсобное хозяйство, типа свинарника. А Василия, как старшину команды радиотелеграфистов, что не углядел за своим подопечным, разжаловали до матросов.  Дослуживать он будет на своем корабле, но уже в качестве рядового радиотелеграфиста.

    - Что же он натворил, этот горе-радист? Печально, но очень даже интересно было бы узнать.

   - Это я и постаралась узнать у Генриха Михайловича, нашего начальника связи военно-морской базы, капитана второго ранга, если кто еще не знает. В хорошем расположении духа был наш главный начальник. И поведал он мне в нескольких словах буквально следующее. Вышли два наших эсминца из базы, или на боевую службу, либо на стрельбы. Не помню точно. Связь между собой держали при помощи радиостанции Р-609 под названием Акация. Вот она, перед вами. Все вы ее хорошо знаете и умеете работать на ней. Какая мощность у этой радиостанции, кто скажет?

    - Шесть ватт всего. Вроде так.

    - И вот два радиста этих эсминцев, посчитав, что их никто за радиусом нескольких километров не услышит, затеяли настоящий трёп в эфире. Один из них, а это был Максим, стал клянчить у другого магнитофонные бобины, с какими-то популярными записями, когда на базу вернутся. Тот ему, якобы в грубой форме, ответил отказом. На что наш преподобный Максим, только одной фразой подписал себе “смертный” приговор, сказав:

    - Ну и жмот же ты! Было бы у нас исправно кормовое орудие, влепил бы тебе, по полной, сука!

     - А теперь ответьте мне, королевы эфира, где тут усмотрели нарушение, аж первой категории. Ведь посторонние разговоры в эфире расцениваются всего лишь как нарушение третьей категории.

   - Не знаю точной формулировки. Но вроде как – разглашение состояния боеготовности корабля, его вооружения, при выходе на боевую службу, - это Вера предположила.

   - Правильно. Этот радист мог и не знать на самом деле, в рабочем ли состоянии это орудие, или просто так ляпнул. Но ляпнул весьма громко. На весь флот, до самого верха. До начальника связи флота дошло. Загремел парень под фанфары. А выявил это нарушение лично начальник контрольной радиостанции, на свою радость, иль беду, оказавшийся в нужный момент у работающего магнитофона.

     … И снова череда ничем не примечательных будней. Вплоть до холодного ноября. Когда, как ноябрьский снег на голову, пришел приказ, о том, что приемный радиоцентр военно-морской базы передислоцируется в другое место. Далеко и даже под землю. То, о чем несколько лет шептались, наконец, свершилось. И в новом, специализированном, приемном радиоцентре, будут служить только специалисты мужского пола. Старый, добрый, приемный радиоцентр навсегда прекращает свою работу, а весь женский персонал центра подлежит демобилизации.

     Суматоха прощания. Кто-то из девушек уезжает на новые места, кто-то нашел работу недалеко от службы своей. Толпятся и моряки в ноябре-декабре на перроне железнодорожного вокзала. Время ДМБ у ребят. Не по сезону форсят парни. В бески и бушлаты облачены, вместо шапок и шинелей. Ничего не попишешь, это негласный закон. Так что терпи моряк. Про уши, только свои, не забывай.

        А вон и лица знакомые промелькнули. Так это же два алтайских земляка, Василий и его друг Валерий! У обоих на плечах погоны золотом отсвечивают. Главстаршинские лычки на погонах, потому как.  Значит, Василию вернули звание, а Валере чуток добавили. В добрый путь, ребята и девчата! В новый, жизненный отрезок пути! Пусть у всех будет только хорошо. Жаль расставаться со всеми нашими героями. Ну, что поделать. Такова жизнь. Всем пока, пока. И до новых встреч.