Роман интеллект для идиота

Глава : Деревенский сумасшедший .


Мир без космических чудес - всегда ставит вопрос о всемирном разуме.



Для минуты прозрения иногда нужна целая жизнь! Так же, как и для понимания сути своего существования на земле, полезно оказаться на короткое время (Но только очень короткое). На грани
  которая разделяет жизнь и смерть.  Жизнь и есть мгновенье, наполненное озарениями между жизнью и смертью как пелось в одной красивой песни.
Тем ранним утром между тремя и четырьмя часами над притоком Волги плыл лёгкий туман, обволакивая невидимый камыш, наполненный странными звуками всего невидимого живого мира – туда, где густые невидимые заросли камыша скрывают спящих на одной длинной ноге белых птиц…
Деревья отражаясь в серой глади воды, создавая хрупкую иллюзию нереального мира – совершенно незнакомого человеческому глазу. Таких странных красок не может придумать человеческое воображение: дымчато -серых с примесью разбегающихся во все стороны кругов, размазанных по волнистому полотну залива.
Что скрывает дымка нарождающегося нового дня, что таит внутри себя? Ответ – всегда тайна! Впрочем, тайной является и сама окружающая жизнь, наполненная борьбой всего живого за необходимость извечного выживания.
…Иван Кузьмич стоял на высоком берегу и впервые услышал странные звуки: словно какая-то невидимая огромная масса издавала тяжёлые вздохи. Это можно сравнить с тем, что он испытал ещё в молодости, сорок лет назад , когда служил в Армии в Сибири – с дыханием огромных болот, что километрами тянутся в сибирских низменностях – там, где разливается огромная сибирская река Обь, извечно стремящаяся к северному ледовитому Океану. Но дыхание болот он слышал уже давно. Да и всё вокруг тогда выглядело совсем другим: время и пространство ещё не наполнялись особым смыслом. А здесь – в центре России, прожив целую жизнь на берегах Волги – он ощутил что-то наподобие живого дыхания Вечности. Причём так отчётливо и ясно, что Иван Кузьмич даже надолго зажмурился. Показалось, что весь окружающий мир исчезнет прямо в следующий миг.
Но когда снова открыл глаза – ничего не изменилось. Со свинцового неба доносилось всё такое же глубокое дыхание. И он так ясно ощутил это, что уловленные звуки отозвались в самом сердце…
До восхода солнца было ещё далеко – то состояние природы, что можно сравнить с белыми ночами. Но всем своим немолодым телом Иван явственно ощущал дыхание космоса – отзывавшееся внутри него самого, наполнявшее тело новым содержанием. Он впервые ощутил полную причастность к окружающему миру, живому и неживому – всему тому, что окружало до сегодняшней минуты размазанное туманное утро. Хотя и не мог объяснить подобное состояние привычным разумом. Сквозь ветки сосен он пристально вглядывался на неясные расплывчатые силуэты, исподволь начиная догадываться о своей миссию на земле.
– Я стану сигнальщиком! – вдруг осенило его. И внезапно от столь странной мысли стало тепло. – Начну посылать сигналы в космос! Туда в самую глубь. Чтобы то, что породило нас когда-то, с нашими богами и нашими представлениями о добре и зле, не забывало о нас и помогало не уничтожить друг друга.
Правда, в какой-то момент он вдруг усомнился: «Но это же глупо! Кто я такой вообще? Почему решил, что достоин подобной миссии?»
Но подобные вопросы продержались в голове всего минуту – и больше уже никогда не возвращались...
Наверное, похожее состояние испытывал много столетий назад Леонардо Да Винчи, стоя с кистью перед белой стеной. Или Микеланджело, сжимающий холодный резец перед куском белого мрамора. Такое ощущение можно назвать «чувством миссии». И оно находится за пределами всякого человеческого понимания.
… Отныне каждую ночь на самой высокой точке волжского берега он будет жечь огонь – подавая силой разума сигнал в космос о спасении человечества. Так как он первый додумался до этого, то никому не будет ни о чём рассказывать. Да простые люди его просто не поймут, раз до сих пор не осознали, что уже давно стоят на краю пропасти!
«Да, именно я, простой русский человек, должен подавать сигнал. Раз так ясно ощутил позыв внутри себя!» – убеждал он себя, загружая месяц спустя в лодку старые палки и обрезки брёвен, чтобы доставить их на берег Волги. А затем при помощи верёвки таская всё это хозяйство наверх крутого берегового холма. И всё для того, чтобы ночью горел огонь, посылая искры, тепло – а, главное, важный межзвёздный сигнал! – в молчащее ночное небо.
… Чем проще слова, тем больше в них истины. Прошёл месяц затем другой , и все эти дни Иван с упорством доставлял на лодке к высокому берегу, переходящему в высокий холм старые доски. А затем, используя верёвку, поднимал их на самую вершину холма. А ночью разжигал большой костёр – что, полыхая, бросал пучки ярких искр в ночное небо…
В одну из ночей к берегу неожиданно причалила лодка. И из неё важно вышел незнакомый человек, в большой соломенной шляпе и вязаном тёплом свитере.
– Простите, – вежливо обратился он к Ивану Кузьмичу. – У меня здесь недалеко дача. А я на лодочной станции слышал странный разговор местных о том, что вы каждую ночь посылаете своим костром сигналы в космос. Это правда? Вы правда надеетесь, что кто-то сможет услышать?
 Он вопросительно смотрел на Ивана,  ему от силы можно было дать лет пятьдесят, не больше: приятное интеллигентское лицо с худенькой профессорской бородкой.
Иван молчал. Незнакомец, не дождавшись ответа, без приглашения сел рядом с ним на обрезок бревна, что Иван Кузьмич с бллшыми усилиями затащил на площадку холма ещё вчера.
– У меня к вам огромная просьба: можно, пока горит костёр, я зачитаю для космических сил и своё личное обращение? Вы же не откажете? Я понимаю, что это смотрится со стороны не так, чтобы…
Незнакомец запнулся. А затем выпалил скороговоркой:
– У меня просто не осталось другого выхода! Ну, так разрешите к ним обратиться?
Иван Кузьмич пожал плечами ,- Делайте ради бога- Проговорил он .
– Да я не представился, простите. Доктор искусствоведения, профессор…
Он хотел сказать что-то ещё, но потом обречённо махнул рукой:
– Но лучше реставратор, просто реставратор. Леонид Павлович… Козловский.
Он еще помедлил, а потом вынул из внутреннего кармана куртки листок бумаги, развернул его. А затем, поправив очки на носу, начал оправдываться:
– Если я это опубликую в прессе, то меня просто уволят. И никуда уже больше не возьмут. А у меня сын – аспирант. И дочь старшая только-только вышла замуж. Им нужно сейчас помогать…
Он замолчал.
Иван Кузьмич тоже не хотел нарушать тишину – так они и сидели какое-то время молча.
– Но ведь вы же меня понимаете? Мне же нужно высказать свою боль! А кому?! – наконец воскликнул реставратор .
Иван не отзывался. Он не всё понимал, да и зачем ? Если человеку хочется высказаться  а потому любые словесные комментарии  становились излишними.
Козловский обречённо махнул рукой и стал хорошо поставленным голосом
начитывать написанный текст, освещаемый красными языками пламени. Словно бы обращался к кому-то невидимому – находящемуся на самом краю ночи и обладающий невероятной властью над человеческими душами и их судьбами.

( Продолжение следует )