23. Высокое назначение

После замужества Маши Жуковский остается жить в доме Мойеров в Дерпте. В конце апреля 1817 года через этот город проезжал бывший дерптский профессор российской словесности Григорий Андреевич Глинка. Он с 1810 года служил помощником воспитателя при великих князьях Николае и Михаиле. Теперь, в 1817 году, ему была предложена должность учителя русского языка при молодой супруге великого князя Николая прусской принцессе Фредерике-Луизе-Шарлотте-Вильгельмине.

В 1814 году Шарлотта познакомилась Восточной Пруссии с братом Александра I Николаем Павловичем. Молодые люди влюбились друг в друга с первого взгляда. Шарлотта была красивой, изящной и самой знатной из иностранных невест членов российского императорского дома на тот момент. Она была дочерью правящего короля, в то время как ее свекровь, Мария Федоровна, была дочерью герцога, даже покойная Екатерина II была дочерью князя. Ввиду нежного возраста невесты бракосочетание было решено отложить на два года.

Принцесса прибыла в Россию в июне 1817 года, 24 июня (6) июля 1817 года приняла православие с именем Александра Фёдоровна и 25 июня (7) июля 1817 года обручилась с Николаем Павловичем. Венчание состоялось в день рождения княжны — 1 (13) июля 1817 года в церкви Зимнего дворца. При русском дворе новую великую княгиню приняли любезно. «Нам памятна ее величественная и строгая фигура, представлявшая законченный тип немецкой красоты», — писал современник. Александра Фёдоровна отличалась грациозностью, любезностью и веселостью. Компанию ей составляла близкая с детства подруга, графиня Цецилия Гуровская, ставшая женой русского офицера Фредерикса.

Немецкой принцессе было необходимо изучение русского языка и место учителя было предложено Глинке. Тот неожиданно заболел, планировал поехать лечиться на воды, и обратился к Жуковскому с просьбой заменить его. 

«Он сделал мне от себя следующее предложение, — писал Жуковский другу А. Тургеневу. — Для принцессы Шарлотты нужен будет учитель русского языка. Место это предлагают ему с 3.000 жалованья от государя и 2.000 от великого князя, с квартирою во дворце великого князя... Занятие: один час каждый день. Остальное время свободное... Обязанность моя соединена будет с совершенною независимостью. Это главное!.. Это не работа наемника, а занятие благородное... Здесь много пищи для энтузиазма, для авторского таланта». Посоветовавшись с Тургеневым и Карамзиным Жуковский дал свое согласие на новое назначение при императорском дворе.

Однако служба при дворе требовала его присутствия и требовала некоторых изменений в жизненных планах. Жуковский, несмотря ни на что, не мог отделить свое существование от жизни Мойеров и Воейковых. В эту семью он врос прочно и навечно. Как, по-видимому, и они сжились, сплелись с Жуковским тысячами нитей. Все вместе они собирались поехать летом на родину - в  Орловскую губернию. Но ввиду нового назначения Жуковскому пришлось отказаться от этой поездки. Он должен был находиться при дворе великой княгини Александры Федоровны.

В мае Жуковский 1817 года Жуковский приехал из Дерпта в Петербург в ожидании высокого назначения. Поначалу он жил у Блудова и посещал заседания «Арзамаса». Без него приняты были Николай Тургенев и Михаил Орлов. «Арзамасское братство» росло, и Жуковский был этому рад. Но комический борьба старого слога с новым иссякала. Разговоры и речи пошли все больше о политике: о свободе книгопечатания, об освобождении крестьян. "Галиматья" теряла смысл и многим начинала казаться детской забавой. Жуковский видел, что первоначальный «Арзамас» почти умер. И вот будущий декабрист Никита Муравьев («Адельстан») уже начал призывать к «возрождению» Арзамаса в каком-то новом качестве. Однако революционные идеи были чужды многим членам Арзамаса: они боролись за новый литературный язык, но совсем не были противниками строя и самодержавия. Ни учитель великой княгини Жуковский, ни будущий министр просвещения Уваров, который стал автором известной триады "Православие, самодержавие, народность", ни директор департамента духовных дел и камергер Александр Тургенев определенно не были ими. 

Однако «Арзамас» просуществовал еще лето и осень 1817 года. В это время под именем Сверчка принят был в общество Александр Пушкин. Был составлен план журнала, общий надзор за изданием которого поручался Жуковскому; были написаны и его законы. Планов было много, лет на десять вперед. Но, как оказалось, были это последние дни «Арзамаса». Арзамасцы разъезжались: Вяземский — в Варшаву, Блудов — в Лондон, Дашков — в Константинополь, Полетика — в Вашингтон, Орлов — в Киев... Последний стихотворный протокол Жуковского был скорее печален, чем весел:

Братья-друзья арзамасцы! Вы протокола послушать,
Верно, надеялись. Нет протокола! О чем протоколить?
Все позабыл я, что было в прошедшем у нас заседанье!
Все! да и нечего помнить! С тех пор, как за ум
мы взялися,
Ум от нас отступился! Мы перестали смеяться —
Смех заступила зевота, чума окаянной Беседы!..

В 1817 году в большой семье Буниных - свадьба за свадьбой: после свадьбы Маши с Мойером вышла замуж Анна Петровна Юшкова за Егора Зонтага, американского морского офицера на русской службе. А в июле Авдотья Петровна Киреевская вышла замуж за Алексея Андреевича Елагина. Елагины венчались в Козельске. «Благословляю вас от всего сердца, милая сестра! — пишет Жуковский Киреевской, которая стала Елагиной. — Как больно не быть у вас в эту минуту!» Радость была перемешана с горем: умерла в родах сестра Анны и Авдотьи Петровны — Екатерина Петровна Азбукина. Умерла и жена Плещеева, Анна Ивановна, а Плещеев с детьми собирался ехать в Петербург...

В это время Саша, жена Воейкова, была в Долбине — ей предстояли вторые роды. Маша с Мойером съездили в Муратово, ведь половина села после Машиного замужеств перешла к ним.. Маша, так стремившаяся на «родину», мечтавшая отдохнуть здесь душой, была горько разочарована и написала грустное письмо Жуковскому:
«Кто мог вообразить, что приезд мой в Муратово будет время самое несчастное в жизни. Здесь точно ничего более для меня не осталось, точно дух смерти пролетел по родине... Жуковский, не желай быть в Муратове! здесь все напоминает прошедшее, невозвратимое — только и видишь, что гробы, ничего нет старого...»
Почувствовала она, что вместо возвращения в светлое, счастливое прошлое только "гробы" остались от ее былого с Жуковским...

Жуковский вступил в новую должность и теперь ожидался его отъезд с императорским двором в Москву. Но, конечно, он не мог не проститься перед отъездом с самыми близкими людьми и отправился в Дерпт, где пробыл с 19 сентября по 1 октября.

А 9-го октября Жуковский прибыл в Москву, где он встретился со старыми друзьями и знакомыми - Вяземским, Дмитриевым, Антоновским, В. Л. Пушкиным, Каченовским, Денисом Давыдовым и др. Москву заполонила петербургская знать — она следовала за императорским двором. Теперь Жуковскому, по новой должности, приходилось бывать на высокопоставленных обедах, приемах, балах, сталкиваться с разными придворными, представляться императрице, государю, прусскому принцу.

22 октября Жуковский дал первый урок своей прекрасной, высокопоставленной ученице. «Я надеюсь со временем сделать уроки свои весьма интересными, — записал он в дневнике 27 октября. — Они будут не только со стороны языка ей полезны, но дадут пищу размышлению и подействуют благодетельным образом на сердце... Честолюбие молчит; в душе одно желание доброго... Милая, привлекательная должность! Поэзия! Свобода! Заслуженное уважение по чистоте намерений и дел, желание добра всем и сердечная уверенность, что не буду ни с кем соперником и не огорчусь потерею выгод, ибо не ищу их — вот теперь мое положение».

Новая жизнь стала Жуковскому по сердцу; он не только нашел себе деятельность, соответствовавшую его вкусам, дававшую ему довольно времени предаваться и поэтическому творчеству, но нашел еще и то, чего тщетно искал в семье Екатерины Афанасьевны Протасовой, - искренность, теплую дружбу и расположение к себе. 

В Москве Жуковский жил сначала у Антонского, потом на казенной квартире в Кремле — в келье Чудова монастыря: «На окнах моих крепкие решетки, но горницы убраны не по-монашески; тишина стихотворная царствует в моей обители, и уж Музы стучатся в двери». Жуковский начал здесь стихотворный перевод «Орлеанской девы» Шиллера...
В Москве уже не осталось следов пожара 1812 года, но не осталось и Москвы старой... «Я живу в Москве как на гробе, — пишет он Тургеневу. — Душа рвется от воспоминаний о прошедшем. Ничего, что было некогда моим, здесь нет». «Прошлое ожило, или лучше сказать прошлое — мертвец, воет возле меня и приводит сердце в унылость, — пишет он Воейковой. — Нет ни одного лица, которое бы говорило о нашей общей прежней жизни».

Москва не давала сосредоточиться, придворная жизнь здесь кипела ключом. У Апраксиных — бал, вернее, ассамблея; у Федора Толстого («Американца») — цыганская вольница, песни и пляски... Закладка храма Христа Спасителя на Воробьевых горах... Гулянье в Сокольниках... Открытие на Красной площади монумента Минину и Пожарскому... Театр...

Жуковский учил Александру Федоровну русскому языку, а она в свою очередь знакомила его с немецкой литературой. В результате в апреле 1818 года вышло из печати пять книжечек «Fur Wenige» ("Для немногих", нем.) с переводами Жуковского. Он всех своих друзей наделил экземплярами. Тут были стихи из Уланда, Гёте, Шиллера, Гебеля, Кёрнера, баллады «Рыбак», «Рыцарь Тогенбург», «Лесной царь» и «Граф Гапсбургский». Перевод "Лесного царя" Жуковским оказался непревзойденным, никто впоследствии не смог сделать этого лучше. Эти книжечки учитель зачитывал своей ученице, Александре Федоровне, и она заучивала стихи наизусть, запоминая русские поэтические фразы.

Однако ее успехи в изучении русского языка были пока невелики. Этому было несколько причин. Как вспоминала позднее Александра Федоровна: "Я принялась серьезно за уроки русского языка; в учителя мне был дан Василий Андреевич Жуковский, в то время уже известный поэт, но человек он был слишком поэтичный, чтобы оказаться хорошим учителем. Вместо того чтобы корпеть над изучением грамматики, какое-нибудь отдельное слово рождало идею, идея заставляла искать поэму, а поэма служила предметом для беседы; таким образом проходили уроки. Поэтому русский язык я постигала плохо, и, несмотря на мое страстное желание изучить его, он оказывался настолько трудным, что я в продолжение многих лет не имела духу произносить на нем цельных фраз" (PC. 1896. No 10. С. 32). С другой стороны обучению мешало состояние здоровья ученицы - она вскоре должна была родить... 17 апреля 1818 года в Кремле родился великий князь Александр Николаевич. Уже 20 апреля Жуковский написал "Послание Александре Федоровне", посвященное этому великому событию:

Изображу ль души смятенной чувство?
Могу ль найти согласный с ним язык?
Что лирный глас и что певца искусство?..
Ты слышала сей милый первый крик,
Младенческий привет существованью;
Ты зрела блеск проглянувших очей
И прелесть уст, открывшихся дыханью...
О, как дерзну я мыслию моей
Приблизиться к сим тайнам наслажденья?
Он пролетел, сей грозный час мученья;
Его сменил небесный гость Покой
И тишина исполненной надежды;
И, первым сном сомкнув беспечны вежды,
Как ангел спит твой сын перед тобой...
О матерь! кто, какой язык земной
Изобразит сие очарованье?