Преагония

Войдя в райотдел полиции Александр, вертя головой, принялся бродить по коридорам в поисках кабинета следователя. Информационные таблички на дверях отсутствовали. Пахло ацетоном.

Несмотря на полдень в здании было безлюдно. Даже на проходной, Александра никто не встретил. На столе у дежурного дымился кофе. Журнал посетителей был открыт на сегодняшнюю дату. Полицейская куртка вахтенного была аккуратно нанизана на спинку кресла.

Редкую тишину нарушал ритмичный стук настенных часов. Хотя самих часов нигде не было видно.

Проходя мимо камеры предварительного заключения, в виде зарешёченного помещения, Александр заметил в ней посетителя, лежащим на кушетке. Обрадовавшись хоть такому живому существу, Александр бодро подошёл к камере:
- Здорова, дружище! Давно кукуешь?
- Сорок пять лет.
- Ха-ха, я не про возраст. Я про… ладно, проехали. А вообще, хреново выглядишь в свои сорок пять.
- Таков наш удел. Вмятина – аккурат после командировки на Кавказ. Глубокий шрам на всю сторону – результат увлечения актрисой. Ну, а, синюшней цвет – как водится от водочки.

Александр вначале подивившись, вдруг озлобился, взялся обеими руками за решётку, уперся покрасневшим лицом в холодную сталь и сквозь зубы рявкнул:
- Ты, кто такой?
- Сердце.
- Кто?
- Сердце, сердце. Обыкновенное людское сердце.

Александр тряхнул стальную клетку с мыслью: «Кабы не эта решётка. Показал бы я тебе отбивное сердце». Сиделец ответил вслух:
- Это не решётка. Это рёбра.

Отступив от камеры, Александр презрительно с ноткой снисхождения посмотрел на сидельца, цыкнул и продолжил поиски. К следователю он был вызван повесткой. В каком качестве, было для него делом не ясным. 

Подойдя к новенькой, в отличии от других, двери, Александр постучал. Ответа не последовало. Он рванул ручку, но дверь оказалась запертой. Обернувшись, Александр сделал шаг к противоположной двери. Взялся за ручку, но проворачивать не стал, как не стал и стучать в дверь, хотя уже поднял для этого кулак.

Не долго оставаясь в нерешительности Александр вернулся к камере с сидельцем:
- Э, как там тебя. Завсегдатай. В каком кабинете следователь?
- В том, у которого замешкался.
- Тебе же не видно отсюда?
- Чувствую. У первого кабинета меня толкнуло, а у последнего так и сжало всего. Только не спеши. Подумай ещё.
- О чём подумать?
- О том, кто ты?  Просто дерьмо или соучастник преступления.
- Ну, ты, старая кляча. Я на войне был.
- Четыре месяца в командировке. Засыпало тебя тогда от взрыва. Но не смотря на контузию ты видел, как пацан ходит по руинам, а потом вытягивает автомат у твоего мёртвого товарища. Тогда у тебя тоже был выбор.
- Откуда знаешь? Кто ты, чёрт возьми?
- Я же сказал – сердце. Твоё сердце. Да не тряси решётку, себе же хуже делаешь.

Александру действительно стало дурно. На время в его глазах помутнело. Он уткнулся спиной в стену напротив камеры и опустился на корточки: «Что происходит? Где я? Неужто опять запойный синдром».

Устало он взглянул на сидельца. Тот выглядел жалким, покинутым. Александр закрыл глаза, упёрся затылком в стену и размеренно задышал, успокаивая себя:
- Спокойно, спокойно. Слышь, сердце, это, у тебя таблетки от сердца есть?
- В правом кармане. Да сиди, не у меня, у тебя в правом кармане.
- Что хоть за следователь?
- Разве я могу это знать? Я лишь перекачивающая кровь мышца.
- Пройдоха – ты.

Александр извлек пару таблеток из пластины и положил их под язык. Рассасывая лекарства во рту, он стал прикидывать зачем он – частный детектив понадобился следователю.

А вспоминать было что. Но трудно. Так как последние пять лет сряду он беспробудно пил со всей своей звериной натурой. Не способный осилить пелену забвения, Александр зафилософствовал в слух:
- Гм, всю жизнь так. Постоянно выбираю, прикидываю. Почему нельзя прожить ровно, спокойно без кочек и ям? Летишь, не снижая скорости, и на ходу лавируешь.

Сиделец приподнялся с лежанки и медленно подошёл к решётке шаркая ногами словно старик. Осматривая решётку, он отвлечённо спросил:
- А теперь, когда остановился и сидишь на полу, скажи, почему не стал стрелять в того пацана? Спустя семь лет он совершил теракт в автобусе.
- Чудак, как же я мог убить ребёнка?
- Враньё.
- Что? Да я просто дал ему время на раздумье. Не всё же мне перед выбором оказываться. Пусть и он помучается. 
- И снова лож.
- Отвяжись. Надоело всё. Я думал, что если не нажму на курок, то прерву цепь нажатий курков.
- А вот эта глупость - правда.
- Придурок. Зачем вообще напомнил? Самый молодой подполковник Московской милиции. А, через год, после командировки, вышибли из органов.
- Сам ушёл.
- А почему? Рассказать?
- Сто раз слышал.
- Не, ну, хоть бы грамоту какую дали от управления. Мне она… Но, хоть бы… Понимаешь? Ни черта ты не понимаешь. Новое руководство, новые отношения. Раньше всё по-иному было. И я был другим. Лучше.
- Наивней.
- Лучше. И жизнь была другой.
- Родители ещё были живы.
- Отец меня на плечах от дачи до остановки носил. Мать всё охала, чтоб я не свалился. А я смеялся над её страхами и был горд собой. Теперь их нет. Тридцать лет уж минуло.
- Тридцать три.
- Тридцать три. Суворовское. Школа милиции. А сколько раз сам ходил по краю. Но судьба ко мне была благосклонна.
- И женщины.
- И они. Кроме одной. На Сиаме мы были беззаботными, радостными, страстными.
- Счастливыми.
- Другими мы были. Минимум одежды, минимум условностей. Обнажены и искренни. Она уже тогда была известной актрисой. Но никакого снобизма, никаких капризов. В Москве же, облачившись в одежды мы будто обрели первородный стыд. Появились секреты. А зимняя столичная стужа охладила чувства.
- Роскошная женщина. Главное, редкая.
- У тебя все роскошные. При виде любой юбки трепетать начинаешь.
- Похожие спазмы я испытываю, когда копаются в чужом телефоне. Когда дерутся с поклонниками. Когда бьют посуду в ресторане.
- Да что ты понимаешь? Насос для перегонки жидкости. Зачем ты вообще нужен? Только ноешь. Прав-то я оказался. Она всё время врала.
- Играла.
- Торгующая мордой. И с кем она теперь. Щенок.
- Богат.
- Так и она небедна.
- Известная фамилия.
- Фамилия-то папина.
- Говорят, перспективный режиссёр.
- Ага, уже семь лет, как в этом качестве пребывает. А ведь я тоже не без способностей, в этом роде.
- Перестань.
- Что перестань? Мои детективные сценарии хвалили вполне себе знаменитые и талантливые люди, с которыми я знался через неё. 
- Будто не знаешь цену слов в их среде.
- Богема. Он же сопляк! На двенадцать лет её моложе. Ходит в топах и кедах словно подросток. И она такая же. Йогой занимается. Питается зёрнами и птичьими эмбрионами. Фу, дрянь. Против природы не попрёшь. И никакие пластические хирурги не помогут. Свихнётся она со своим увлечением.
- Желудок точно посадит. А что других нет?
- Каких других? Анька, что ли?
- Хорошая девушка.
- В том то и дело, что хорошая. Для меня уж слишком.
- На заправке работает.
- Дурак. Причём тут это? Не гожусь я для семейной жизни.
- А мечтаешь о ровной и спокойной дороге.
- Мечтаю.
- И пьёшь.
- И пью. И буду пить! Думаешь я из-за этой притворки пью?! Дело достойного не имею?! Жизнь прошла в пустую?!
- Не так?
- Да пошёл ты. Вместе со своей редкой женщиной. Редкая гадина! Вот, кто она. Муж режиссёр жена актриса. Что за пошлый тандем. Это… это также воняет, как роман между официанткой и хозяином шашлычной. Комедианты погорелого театра. Я тоже гремел на Москву! Три года столичные органы не могли найти маньяка. А я за месяц в одиночку поймал. Глава города лично в мэрии вручал награду. Лучший частный детектив.
- Когда это было.
- Это было.
- А теперь офицер подглядывающий за неверными жёнами и мужьями.
- Да заткнись ты.
- Особенно за жёнами.
- Заткнись, ты!

Сиделец развернулся и засеменил к лежанке. Завалившись на неё боком, лицом к стенке, он небрежно натянул на себя пальто.

Александр сидящий на полу, прислонённый к стене спиной и затылком, с силой сжал глаза и зубы, пытаясь заблокировать слезной канал. Справившись с заданием, он открыл глаза и устремил взор к потолку:
- Кто сказал, что любовь – есть высшая благодать на земле? Попался бы мне этот чтец, я бы его на кресте распял. Устал я, что-то сегодня. Как никогда устал. Ты ещё… Скажи лучше, что это тикает? Всё сильнее и сильнее. О! стихло. Кстати, который час? Ты-то, что умолк? Эй, ты что? Эй! Люди, сюда! Сердцу плохо! Почему темно? Что со мной? Я ничего не вижу. Мне… мне холодно. Поговори со мной, сердце.