Прощение

     В Крещенский праздник проснулся Иван Степанович раньше обычного и, несмотря на трескучий мороз, спустился к Волге. Несколько смельчаков уже окунались в проруби, вдохновляя его на первое в жизни омовение. Он разделся и, погрузившись, охнул от обжигающей ледяной воды, которая тут же придала особую крепость духа. Вернулся в квартиру необычайно бодрый и заварил себе иван-чай. Эх, навернуть бы сейчас борща, что бывшая жена готовила! Десять лет прошло, как расстались, а забыть не могу. 
     Чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей, открыл роман «Анна Каренина». Случайно или не случайно ему попался эпизод, где Каренин прощал жену за супружескую измену. Ивана Степановича удивило, что после прощения граф испытал радость. Выходит, сострадание освобождает от обид. Может, и мне пойти к Ольге Васильевне да покаяться? Надо лишь подобрать слова. Но на ум ничего не приходило, кроме «прости дурака». А что, если прочитать отрывок? Глядишь, проникнется сюжетом и простит за измену.
     Накинув на плечи дублёнку, выбежал на улицу и на одном дыхании пролетел два квартала до родного дома. Эх, забыл купить цветы! Но возвращаться не стал – удачи не будет. От резкого нажатия, незапертая калитка жалобно скрипнула и громко залаял дворовый пёс. На крыльце появилась хозяйка и, всплеснув руками, воскликнула:
     – Кого я вижу? Ну, здравствуй.
     – Здравствуй! Гостей принимаешь?   
     – Грех в такой праздник гостям отказывать.
     Начало доброе, подумал бывший хозяин, поднимаясь на крыльцо, и вошёл в дом, где витали запахи борща и хлебной выпечки. Бывшая жена налила в его любимую тарелку борща да выставила блюдо с пирогами:
     – Угощайся, кучерявый мой. Вино не лью. Знаю, что бросил пить.
     Обращение «кучерявый» звучало, как намёк на появившуюся плешь. Сделал вид, что не заметил сарказма:
     – Спасибо, за угощение.
     – Пожалуйста, – ответила она и поинтересовалась. – Как поживаешь?
     – После того, как судьба-злодейка нас разлучила, тоскую.
     – Что на судьбу-то пенять, коль сам виноват.
     – Согласен! Но я не жаловаться пришёл, а вначале хотел бы прочитать отрывок из романа Толстого! – и, приподнявшись, начал декламировать, путаясь в словах и поясняя на ходу. – «Она (то есть графиня Анна) чувствовала себя настолько виноватой, что ей осталось только молить о прощении, ибо в её личной жизни, кроме него, (то есть графа Каренина) никого больше не было…»          
     – Чего?! – возмутилась Ольга Васильевна. – Ты нагрешил, а я прощение должна просить?!
     – Пожалуйста, дослушай и поймёшь, к чему клоню.               
     – Чего тут понимать? Я знаю ещё со школы историю этой несчастной изменщицы и её печальный конец. И на это так скажу: «Бог сначала шепчет, потом за ухо треплет, затем бьёт!»
     – Ты права, бьёт и ещё как. Поэтому и пришёл умолять с любовью простить меня грешника за всё.
     – Увы, твоя любовь осталась в постели любовницы.
     – Не ревнуй, любовница давно уже в прошлом.
     – А я и не ревную. Когда надо было ревновать, жила в неведении. Когда же люди открыли глаза, поздно ревновать, семья-то распалась!
     – Прости, я горько ошибся.
     – Ошибся? Я помню, как ты довольный возвращался со свидания и засыпал в одном носке, ибо сил не хватало снять второй. Думала, мой труженик устал на сверхурочной, а он с бухгалтершей развлекался! 
     – Это было наваждение, сам не знаю, как чёрт попутал. Если хочешь, побей скалкой или посади на хлеб и воду, только прости, ради бога.
     – Я же не садистка, – смягчила тон хозяйка. – Вижу, как приходишь, а войти не решаешься в дом, где каждый гвоздик помнит твои руки!   
     – Спасибо за доброе слово, – приободрился бывший хозяин, оглядывая стены и потолок. – А ведь когда-то я всё это строил, причём один!
     – Один?! – хозяйка вскинула брови и повысила голос. – Забыл, как я тебе кирпичи подавала да цемент мешала?! Двери, окна, полы красила, готовила, стирала, мусор убирала! Или это не в счёт?
     – Не спорю, ты помогала мне, но главный строитель всё же был – Я!
     – Корону поправь, а то набок съехала!
     – Извини, дорогая, – спохватился тот, – признаю, мы строили вдвоём. 
     – За признание держи шоколадную медаль и вали отсюда! Ну, чего смотришь, я не шучу. Уходи!
     – Значит, разговор не получится?
     – А ты, как хотел, чтобы я всё забыла и молилась на тебя?
     Иван Степанович положил медаль на стол и, не отведав желанного борща, вышел на крыльцо. Спустился к калитке и побрёл в свою «хрущёвку», скрипя морозным снегом под ногами. А навстречу шла развесёлая компания, где женщина в расписном платке, притоптывая валенками, пела под заливистую гармошку: «Я за то люблю Ивана, что головушка кудрява…»   
     Ольга Васильевна захлопнула дверь и вернулась на кухню. Не думала, что всё так обернётся. Столько лет ждала, а когда пришёл – выгнала. Она достала из шкафчика валерьянку, накапала в стаканчик 20 капель и выпила. Хотела прилечь на диван, но услышав сигнал легковушки и радостный лай собаки, вышла встретить сноху Софью с внучкой Алёнкой и сына Степана, названный так в честь легендарного деда, участника Отечественной Войны!
     – Здравствуйте, дорогие мои. Зачем столько еды привезли, али считаете, что московские продукты вкусней моей стряпни? 
     – С вашей едой ни один ресторан ни сравнится, – польстила Софья.
     – Конечно, доченька, – ответила свекровь с ударением на слово «доченька», надеясь, что когда-нибудь та назовёт её мамой.
     Степан понёс тяжёлые сумки с колбасой и фруктами на кухню:
     – Сейчас накроем стол и будем отмечать Крещение Господне!
     – А почему говорят: «Крещение Господне»? – спросила маленькая «почемучка», помогая маме выкладывать конфеты из сумки.
     – В этот день Иоанн Предтеча крестил Христа, – ответила Софья. 
     Свекровь не упустила случая поправить сноху:
     – Христом люди называли Его лишь после распятия, а крестителя Иоанна стали величать Предтечей, когда пророчества начали сбываться.
     – А где крестился Иисус, в церкви или проруби? – продолжала внучка донимать вопросами, переводя взгляд на всезнающую бабушку.
     – Там, где Иисус крестился, никто и никогда не видел снега, зато жили люди, которые зрели чудеса на реке во время Крещения Господне и в письменах оставили потомкам.
     – Чудеса? А какие?!
     – А такие. Когда Иоанн Креститель омывал водой Иисуса, то река Иордан закрутилась вокруг них и развернула течение. Представляешь, какою силой обладало святое Крещение, если река повернулась вспять! И снизошёл небесный свет, и закружили голуби в лучах его, и ангелочки запели в вышине. И голос сверху объявил Иисуса – Сыном Бога! Наступила кругом такая благодать, что все забыли про боли и обиды, желая лишь одного, следовать за Иисусом, и жить для других.
     Тут Ольга Васильевна, вспомнив встречу с мужем, подошла к иконе Христа и, вытирая набежавшую слезу, трижды перекрестилась:
     – Господи, прости меня за грех в такой великий Праздник.
     – Чем же ты успела сегодня нагрешить? – удивился Степан.            
     – Твой отец приходил мириться, а я его выгнала.   
     – И что из того? 
     – Неужто, не жаль отца? Ведь он тебя до десятого класса растил!
     – Жаль, но насколько помню, ты запретила мне о нём говорить.
     – Прости, сынок. Всё виновата моя гордыня, – и мать горько заплакала.
     Софья подошла и, обняв свекровь, ласково произнесла:
     – Мама, не расстраивайся.
     Услышав от снохи долгожданное слово, «мама», Ольга Васильевна улыбнулась и вытерла слёзы платочком:
     – Спасибо, доченька. – благодарно ответила та и предложила. –  А что, если за отцом послать Степана? Но боюсь, Иван Степанович не узнает его после стольких лет расставаний.
     – Узнает! – обрадовался сын. – Он иногда приезжает в Москву с внучкой нянчиться. Кстати, спонсировал мою учёбу в вузе и даже свадьбу.
     – Почему об этом я узнаю лишь сегодня? И ты, Алёнка, тоже хороша! Я думала, ты болтушка. Оказывается, умеешь молчать, как партизан.
     – Папа не велел расстраивать, чтоб давление не подскочило.
     Степан подмигнул дочке за преданность и направился в прихожую одеваться, но обернулся и спросил мать на всякий случай:
     – Так мне идти за отцом или нет?
     – Конечно, иди, – поторопила Софья, толкнув в плечо мужа, – а я пока сделаю маме причёску и платье подберу.
     – Стоит ли? – задумалась она. – Годы всё равно не вернуть.
     Пока они готовились к приёму долгожданного гостя, сын бежал по улице. Взлетев по ступенькам на пятый этаж, долго жал на кнопку звонка.
     – Что случилось? – испугано спросил отец, распахивая дверь.
     – Одевайся и пойдём со мною к маме. 
     – Она сегодня меня выгнала.
     – А теперь хочет вернуть.
     – Где мой лучший костюм? – бросился тот к шифоньеру.
     По дороге купил красные розы, большой торт, а для внучки большого медведя. Входя в прихожую, притаился за широкой спиной сына, но шустрая Алёнка скользнула мимо папы и с визгом бросилась на шею деда.
     – Шалунья ты моя, на, держи мишку.
     – Спасибо! – обрадовалась внучка и шепнула на ухо. – Дедушка, пойдём скорей в гостиную, там бабушка уже нарядилась и ждёт тебя!
     Муж несмело подошёл к удивительно-красивой жене и, встав на оба колена, поднёс огромный букет и торт.
     – Зачем же на колени? Дети смотрят, – засмущалась она.
     – Пусть смотрят. Пока не простишь, ни за что не встану!
     – Пока не простишь, я тоже не встану! – твёрдым голосом поддержала его Алёнка, сгибая колени рядом.
     – Ну, если так, то прощаю! – смеясь, объявила Ольга Васильевна и, чувствуя на сердце необычайную лёгкость, обняла счастливого Ивана Степановича.