Горькое одиночество среди людей

 
 Жила-была старушка, маленькая, как сучок, лицо с кулачок, сухая, седая совсем, возрастом гнутая. Пуховый платок да валенки. Звали её Глафирой. Соседи называли – баба Граня. Жила и нужды ни в чём не испытывала: и банок на зиму накатает, и дети-внуки всегда под боком – любят да опекают. Дорога, конечно, с годами всё сильнее сопротивлялась ногам и гнул в дугу жесточайший радикулит. Но Глафира жила хорошо, не тужила.
 Без дела сидеть она не привыкла. Стаж хоть на базар неси – стахановка, герой труда. Днём кормила и поила скотину, работала в огороде, а едва наползали сумерки – заваливалась в свою одинокую, привычную вдовью постель. Шею и руки её покрывал огородный загар. Для одних казнь – гнись на грядках всё лето, спотыкаясь на паханине, для Глафиры – отрада. Лицо её темнело и становилось, как лик на иконе. Так и не разгибалась старушка до темноты – щека в земле, мокрые пряди липли ко лбу. Поливала грядки, завязав подол халата узлами, чтобы не промочить, пропалывала укроп да редиску.
 – А как же! – удивлялась Глафира. – Нехорошо, коли землица пропадает-гуляет. Поглядите на соседний участок – запустили огород, бурьянов, развели тёмный лес. А у меня рай господний – всякий овощ растёт.
 Глафира мобилизовывала внуков на трудповинность – землю копать. На праздники ломятся всей гурьбой, а на полезное дело кнутом не загонишь!
 Картошка цвела фиолетовым цветом посреди огорода, в углу – свекольная грядка: картошка, солнце любит, свекла – тень.
 – И куда столько картошки? – осторожно журила Лена, невестка Глафиры. – Сейчас всё в магазине купить можно.
 И правда, картошки уродило – сил не было копать. Но Глафира не жаловалась, несла полные вёдра.
 – То магазинное, а то своё, родное, землёй рождённое, – приговаривала старуха, радуясь урожайному изобилию.
 Всё росло у неё в огороде: помидорная ботва, зелёный лук, огуречная огудина, гороха, розовый цвет да капустный лист. Густое плодовие яблок и груш, от которых ломились ветки, слива да вишня, расцветающие разом, в один-два дня и стоявшие в зелени, растеряв белый свой цвет и озерняясь дробью плодов. Гущина смородины с чёрными мохнатыми шмелями да колючий крыжовник. На грядках – алые пятна клубники.
 Наступала пора заготовок. Глафира рубила капусту на засол – летели по кухне ошметья. Ходила в лес, трепещущий от дождя, и забирала грибы в свою пору, словно ягоды с гряд. На просторных полянах среди редких берёз, водились грибные семьи. Старуха собирала до поздней осени: в молодых сосняках, нарезала целые вёдра, последних грибов: зеленух да синюю ножку.
 – Куда нам столько? – пожимал плечами Иван, сын старухи. – Банки ставить некуда.
 Муж её, Пётр был одним из самых богатых в крае мужиков, авторитетный, работящий. Сын получил хорошее образование, да и внуки – тоже. В общем, не бедствовали, жили хорошо. Но осталась у Глафиры привычка – погреб набивать: картошка да другой овощ – зимой, молоко и варева – летом.
 – Юность добычлива, старость – запаслива, – приговаривала Глафира.
 Иногда Иван думал перевезти мать в квартиру: ей бы в городе жить, выбираться из подъезда да сидеть вечерами на лавочке. Но Глафира наотрез отказалась:
 – Здесь мой дом – родные стены мои.
 Но вот пришёл день – и стала она забываться. Наберёт падалицы, разбросанной вдоль дороги, задичавшей грушей, и на рынок спешит продавать.
 Покупатели крутили у виска пальцем: «Такой грушей кобыла побрезгует!»
 А как-то раз, забыв кошелёк, отправилась она в сельмаг и выпрашивала у продавщицы Людки молочка, глоток и корку чёрствого хлеба.
 – Ну, понесло старуху, как манную кашу, оставленную без присмотра! – причитал сын Иван.
 А внук Илья, стыдясь бабушку, недоумевал: и холодильник у неё полный, и погреб, и невестка прибегает по несколько раз на дню и кормит старуху. Чего же ей не хватает?
 А когда Глафира стала ходить по соседям и жаловаться на горевское своё житьё, родные не выдержали, отругали её.
 – Это уж ни в какие ворота! – гневно сказал Иван. – И чего тебе не хватает, мать?
 Наорали на старушку так, что она сидела и пила валерьянку, а плечи её тряслись от бесшумного плача.
 – И правда, чего вам не хватает? – поддержала мужа Татьяна.
 Глафира ничего не ответила, чувствуя за собой вину. Всё у неё было, и всё у неё есть. Но чувствовала она себя одиноким, отломившимся от жизни человеком. Неслучайно говорят, что живёшь бобылём – всем нужен бываешь, а в семье – одинок. Горькое одиночество среди людей.