К чему приводит погоня за величием

В погоне за величием Вьетнам превратился в колонию. Во что превратится Россия?

Беседа журналиста Светланы Герасимовой с волгоградским учёным Анатолием Судаковым.
https://youtu.be/2FM3glwNgGQ

С. Г. – Сегодня Вы снова заявили тему, связанную с Вьетнамом. А что, в истории этой страны так много параллелей с историей России? Где он этот Вьетнам! И многие ли про него хоть что-то знают, кроме того, что там в прошлом веке была долгая война, в которой под бомбами и снарядами погибали мирные граждане, старики, женщины и дети, точно так же как сейчас в Украине.

А.С. – Надеюсь, что не в последний раз. Я очень хочу, чтобы наши зрители тоже, как я, полюбили историю этой удивительной, мужественной и яркой страны, которая 30 апреля отпраздновала 42-ю годовщину победы в Третьей Индокитайской войне и объединения страны. Некоторым, может быть трудно в это поверить, но исторических параллелей в истории России и Вьетнама действительно очень много. И этому есть объяснение.
Во-первых, обе страны есть порождение традиционного азиатского мира с традиционным общинным укладом, хотя во Вьетнаме никогда не было тотального рабства населения в виде крепостного права. У нас были лично зависимые от феодала общинники, у них, в своей основной массе, лично свободные. Личная несвобода у вьетских крестьян была следствием личных неудач. Статус несвободных был ненаследуемым. В России практически всё население, включая лично зависимое от правителя служилое сословие, рождались рабами умирали рабами и жили с врождённым страхом перед каждым, кто стоял на более высокой ступеньке социальной лестницы
Во-вторых, и русский народ, и вьетский пережили длительные периоды колониальной зависимости, которая приходилась на время начального периода этногенеза. И оба народа усвоили политические и социальные традиции своих метрополий, которыми для России была Золотая Орда, а для Вьетнама китайские империи Хань, Суй и Тан. Русские князья ездили за ярлыком на правление в столицу Орды, вьетские вуа – за инвеститурой на правление в столицу китайского императора. В XIII в. подверглись нашествию одного и того же завоевателя – монголов. Правда, тогда вьеты сумели отстоять свою независимость, а русские княжества не смогли.
В-третьих, в акматическую фазу своего этногенеза оба народа построили империи. И хотя Российская империя была гигантом площадью 21,8 млн. км2, а Вьетнам лишь микроимперией, в них действовали одни и те же законы исторического развития. Обе империи граничили с сильными государствами, входящими в другую цивилизационную общность: православная Россия с исламским миром в лице Турции, конфуцианский Вьетнам с индо-буддийским миром в лице Чампы. И на границе этих миров были очень похожие социальные структуры. Население самой южной средневековой провинции Нгеан по организации своего социума было аналогом российских казаков.

С.Г. – А с Украиной у Вьетнама много исторических параллелей?

А.С. – Да. Я бы выделил длительные периоды колониальной зависимости от значительно большего по численности и по территории этнически и во многом ментально родственного народа, окраинное положение по отношению к своей метрополии, героическую многовековую борьбу за свободу от т.н. братской зависимости, и многократные попытки «большого брата» принудить своего родственного соседа к полному слиянию и отказу от независимости.

С.Г. – В заголовке передачи сказано, что погоня за величием привела Вьетнам к колониальному статусу. А что, эта страна когда-то до французского завоевания была великой?

А.В. – В истории Вьетнама были периоды, которые доказывали поразительную способность вьетского народа строить крепкую государственность как традиционного, так и имперского типа. Пик могущества средневекового Дайвьета пришёлся на XIII-XV вв. Само название государства переводится как Великий Вьет. Это был период династии Чан, расцвет феодальной микроимперии, покорившей соседние горные народы и ведущей на своём юге длительную эпическую борьбу с могучей Чампой, как некогда во время Пунических войн в III-II вв. до н.э. Рим боролся за господство в регионе с могущественным Карфагеном.
В 1252 г. четвёртый великий хан Монгольской империи Мункхе направил своего брата Хубилая на юг, и тот уничтожил крупное китайское государство Дали, площадью порядка 2 млн. км2, но не смог захватить маленький Дайвьет, территория которого имела диаметр около 500 км в любом направлении. Когда Хубилай в 1260 г. (год распада монгольской империи) создал в Китае империю Юань, то в 1285 г. он собрал для завоевания Вьетнама три армии численностью около 600 тыс. чел. Одна наступала с северо-запада, другая с северо-востока, третья напала с юга, с территории Чампы, подобно тому, как территория Беларуси была использована для нападения на Украину. Агрессор был обескровлен и изгнан за пределы страны через пять месяцев после нападения. В 1287-1288 гг. произошло новое нападение тремя армиями аналогичной численностью с участием огромного флота. И вновь вьетский народ, которого насчитывал всего один миллион человек, отстоял свою независимость. Три войны сопротивления против значительно превосходящего силой противника. Причём, Дайвьет не получал никакой внешней помощи и воевал своим оружием.
Славным историческим событием стало Ламшонское восстание вьетского народа в 1407-1427 гг., положившего начало двадцатилетий национальной войны против китайских захватчиков империи Мин, которая оккупировала страну, воспользовавшись ослаблением государства Дайнгу в период падения династии Чан. После этой победной войны её руководитель Ле Лой основал династию Поздних Ле, в период которого вьетское феодальное государство достигло наибольшего экономического благосостояния. Этот период стал своего рода легендой золотого века, возвратиться в которой, мечтали консерваторы всех последующих времён, подобно тому, как нынешние консерваторы в России мечтают возвратиться кто в брежневский, кто в сталинский СССР, а кто и в николаевскую Россию. О том, какова цена успеха подобного рода попыток говорит история последней вьетнамской императорской династии Нгуен, которая могла править могущественным государством Индокитая, а превратилась в XIX в. в жалких марионеток французской колониальной администрации, раздробившей страну на три части, включив их, наряду с Лаосом и Камбоджей, в состав колониальной империи Французский Индокитай.

С.Г. – А в какой золотой век ведёт Россию Владимир Путин, к каким временам относится это чудесное время? Каких правителей он считает образцом для себя?

А.С. – Думаю, что на этот вопрос лучше ответят специалисты по истории России. Я могу высказать скорее свои субъективные ощущения по этому вопросу, исходя из его публичных действий и высказываний.
Но прежде, чем ответить на этот вопрос, надо выяснить, а что Путин понимает под величием страны? А об этом наглядно говорят его приоритеты в пользу внешней политики в ущерб внутренней. Вот совершенно недавно, в ноябре 2020 г. Россия выделила 1 млрд. $ на восстановление Сирии, которую сама же и бомбила. Бюджет Волгограда, города с миллионным населением 362 млн. $. В моём легендарном городе больше половины улиц никогда не имели асфальтового покрытия. В домах на улице Мира, первой, которую отстроили после Сталинградской битвы, регулярно, по два-три раза в год обрушивается балконные плиты. На многих домах происходят камнепады. Ливневая канализация в исторической части города, там, где располагаются главные символы Великой Отечественной войны находится в таком состоянии, что после каждого сильного весеннего или летнего ливня на некоторых улицах поднимается до такой высоты, что заливает моторы автомобилей. Я езжу по работу на троллейбусах, которые поступили в город ещё на излёте брежневского благополучия. 80 % трамвайного парка это чешские вагоны, которым уже полвека! На неопределённое время остановлено строительство второй линии моста через Волгу. По всему городу стоят руины заводов: тракторного, химического, моторного…
И напрашивается вопрос: а на восстановление города-героя Волгограда Владимир Владимирович не хочет выделить 1 млрд. $? Нет, не хочет. Потому что величие понимается им не как экономическое и социальное благополучие собственного населения, а как копирование таких общественно-экономических отношений, какие были в стране в те времена, когда она могла прирастать территориями, сажать в соседние страны свою колониальную администрацию, и безнаказанно вести себя на мировой арене так, как вёл себя Сергей Лавров, предъявляя российские ультиматумы странам НАТО в канун войны с Украиной. Вот на правителей этих периодов и ориентируется Путин в своих стремлениях возродить величие России в том виде, как он его понимает.

С.Г. – Но что плохого в том, если правитель и народ ориентируются на своё славное историческое прошлое и хотят вновь сделать своё государство сильным и могучим, вернуть те времена, по которым ностальгирует общество?

А.С. – Прошлое всегда надо знать, ценить достижения предшествующих поколений, чтить настоящих героев, а не таких, которые, к примеру, прославились геноцидом мирных жителей в какой-нибудь войне. Но надо понимать, что и внешнеполитический статус страны, и её внутреннее состояние обусловлено не только потенциалом народа и качеством государственного управления, но и объективными условиями, сложившимися в стране и вокруг неё в ходе всемирно-исторического процесса. В своё время великий и могучий Ин Чжен, основатель династии Цинь, император Цинь Шихуанди, начал строить Великую Китайскую стену, которая поражает современников своим масштабом, трудовым подвигом народа. Но надо ли копировать это величие? Каким был бы современный Китай, если бы Дэн Сэопин в девяностые годы вместо того, чтобы создавать современную экономику на базе многоукладных социальных отношений, убедил бы общество в необходимости строить ещё одну такую стену, например, на юге страны, причём делать это теми же способами, как великие предки в III в. до н.э.?
У человека глаза расположены на лбу, а не на затылке! А почему? Да потому что он должен шагать вперёд, а не назад. А если он будет шагать задом наперёд, то обязательно упадёт и покалечится, возможно, насмерть! Также и государства, решившие идти назад в прошлое, каким бы великим оно ни было, обязательно упадут, покалечатся и, возможно, рассыпятся. Самая тяжёлая ошибка российского общества в том, что оно согласилось идти назад, восстанавливать отжившие общественно-экономические отношения. Когда правящая верхушка призывает общество восстановить в полном объёме государственную идеологию и практику государственного управления давно минувших лет, люди должны понимать, что вместе с этим восстановится и характерный для них уровень и структура потребления. Тем приятелям-консерваторам, которые мне с белозубой улыбкой напоминают, как хорошо было в СССР, я говорю сейчас, что уже через год начнутся проблемы с расходными материалами в стоматологии. И если он успел запротезировать свой орущий за Путина рот металлокерамикой, то жена его, которая ещё не успела, будет потом улыбаться железными зубами, как в СССР. Сок в магазине будут продавать в трёхлитровых банках, а молоко на розлив в эмалированные бидоны. Это неизбежно.

С.Г. – Но вернёмся к теме. Что же всё-таки произошло в XIX в. во Вьетнаме и почему он превратился в колонию Франции? Да ведь и не он один! Вся Юго-Восточная Азия попала в колониальную зависимость от европейских держав. И вообще были ли в этом регионе сто лет назад независимые государства?

А.С.  – Единственным независимым в регионе осталось государство Раттанокосин, впоследствии Тайланд. Причина этого чисто внешняя: Британия не стала его захватывать, чтобы не вступать в прямое военное столкновение с Францией за территории в Индокитае. Но она сделала всё, чтобы армия Раттанокосина могла дать отпор французам. Вторым таким государством мог стать Вьетнам, который в 70-е-90-е гг. XVIII в. в его современных границах объединили руководители крестьянского восстания тэйшонов, которые сумели сначала ликвидировать государственность северного вьетнамского княжества Дангнгоай, а затем южного – Дангчаунг, на которые в середине XVI в.  в силу сложных внутренних причин разделился Дайвьет. В каждом княжестве правили династии так называемых тюа, а императоры династии поздних Ле, постепенно утратили какое-либо административное влияние.
Не буду затрагивать сегодня историю государства Тэйшонов, которое за четверть века сумело возникнуть, объединить оба вьетнамских княжества, разгромить двухсоттысячную армию манчжурских захватчиков, разгромить большую армию вторжения королевства Раттанокосин, наладить эффективное государственное управление, провести ряд важных социальных мероприятий и скоропостижно распасться в силу внутриполитических неурядиц. Отмечу только, что могильщиком этого государства стал Нгуен Ань, ближайший родственник казнённых тэйшонами соправителей Дангчаунга Нгуен Фук Зыонга и Нгуен Фук Тхуана, в 1777 г. Нгуен Аню, который сумел убежать в Раттанокосин (Сиам) было всего 15 лет, когда он при опоре на сиамского монарха Рамы I, основателя правящий по сию пору в Тайланде династии Чакри возглавил политическое и военное противоборство с государством Тэйшонов.
В 1784 г. Нгуен Ань обратился за помощью к Франции через посредство католического миссионера епископа Адранского Пиньо де Беэна. Молодой принц потратил годы упорной политической и военной борьбы против тэйшонов и ценой небольших территориальных уступок Франции смог получить критически важную помощь в тот момент, когда их государство стало разваливаться. В 1802 г. он занял столицу страны Тханглонг (ныне Ханой). Началась эпоха Gia Long – правление Нгуен Ань под именем Нгуен Тхе То, основателя последней в истории Вьетнама монархической династии Нгуен.
Формирование личности Нгуен Тхань То в значительной степени происходило под влиянием иезуитов, познакомивших его с европейской историей и культурой. Он отличался большим умом, широким кругозором, необходимой политической гибкостью, исключительной целеустремлённостью и волей к достижению своих целей. За 17 лет его правления в стране произошли принципиальные изменения, которые создали предпосылки её дальнейшего развития по пути капиталистического развития. Отказ от государственной монополии на рис дал толчок развитию купеческого сословия и товарно-денежных отношений. Чиновников перевели с натурального на денежное жалование, было узаконено фактически сформировавшееся помещичье землевладение. Укреплялись институты самоуправления в сельских и городских общинах. Увеличение денежной массы подтолкнуло расширение использования наёмного труда и развитие капиталистической мануфактуры. Развивалась горная и военная промышленность. Строились дороги, мосты, каналы, государственные и частные оружейные мастерские и верфи, появились первые металлические пароходы. Армия была вооружена самым современным оружием и по своей оснащённости не уступала европейским.
И вот на пике этих преобразований, которые уже в ближайшие десять-пятнадцать лет могли дать стране качественный переход, сравнимый с эффектом революции Мэйдзи (1968-1989) в Японии, 3 февраля 1820 г. Нгуен Тхе То умер в возрасте 57 лет.

С.Г. – И тут надо полагать, что-то, как это часто бывает, пошло не так?

А.С. – Да. С приходом нового монарха началась эпидемия величия. Как в своё время настроенный на реформы по западному образцу Б.Н. Ельцин, очевидно, плохо подумав, или, может быть, не вполне добровольно, передал власть в России тайно ностальгирующему по наиболее махрово-скрепной модели СССР В.В. Путину, так и Нгуен Тхе То по какой-то причине назначил преемником своего четвёртого сына Нгуен Тхань То, который ностальгировал по временам династии Чан и Поздних Ле. Правящий под девизом Минь Манг (светлая милость неба) молодой император с первого дня своих полномочий (с 14 февраля 1820 г.) стал резко разворачивать страну в прошлое.
То, что происходило в эпоху Минь Манг и то, что происходит в эпоху путинизма с точки зрения социально-экономического развития общества и государства – явления одного исторического порядка, который называется консервативная реакция и ведёт к общественному регрессу. Так в эпоху Минь Манг усилия двора были направлены на возврат к старым порядкам. Государство постепенно изымало у купцов и промышленников наиболее выгодные сферы детальности и ставило их под контроль «экономического» чиновничества, сужало сферу свободного предпринимательства, увеличивало численность чиновников и переводило их с денежного довольствия на рисовое, восстанавливало государственные рисовые склады и систему нерыночных раздач зерна населению. Военнослужащим вновь стали вместо денежного довольствия давать земельные наделы, на которых они горбатились, чтобы прокормиться. Передовые отрасли производства начали валиться. Началось повальное бегство рабочих с предприятий горнодобывающей и железорудной промышленности, которые составляли индустриальный костяк экономики.  В воинские подразделения снова вернулись боевые слоны, правда, скрепных сортиров, как в танке «Армата», на них не ставили. В конце 22-летнего правления Нгуен Тхань То сгнил и затонул последний пароход, который оказался ненужным даже на металлолом.
Зато росло величие страны в форме безудержного дворцового и храмового строительства, принимались драконовские меры для подавления растущего социального недовольства, жесточайшим образом преследовалось религиозное и любое другое инакомыслие. Усиленно насаждалась государственная идеология, центральным тезисом которой было особое место страны в мире. Во внешней политике усиливалась линия правящей верхушки на всемерное укрепление связей с Китаем. Тем, кто сейчас задумался о судьбах Родины любимой, напоминаю: это я не о путинской России рассказываю, а о Вьетнаме первой половины XIX в.

С.Г. – А зачем им было нужно менять вектор движения, если страны успешно развивались по выбранному ранее пути?

– Ответ, я думаю, кроется в характере самой личности нового правителя. Нгуен Тхе То, как и Б.Н. Ельцин, был сильной личностью и не боялся проводить проводил социальные преобразования. Правда, в отличие от Бориса Николаевича, он был умён, не бухал и понимал, что делает со своей страной. В течение всего правления Нгуен Тхе То постоянно в силу накопившихся внутренних противоречий находился в зоне риска потери власти, но, прилагая громадные усилия, сумел её консолидировать именно благодаря значительной демократизации позднефеодального общества, в котором для различных слоёв открывались широкие возможности для самореализации. Нгуен Тхань То, как и для В.В. Путин, получил власть из рук предшественника и воспринимал её как подтверждение собственной богоизбранности. Но это надо было подтверждать в глазах окружающих. Не обладая умом и широтой мышления своего отца Нгуен Тхань То, светлая милость неба, заболел величием и пустил страну под откос. В истории народа он остался, прежде всего, как легендарный самец-производитель принцев и принцесс. За свою жизнь он настрогал полторы сотни детей. Во Вьетнаме в честь мужской силы императора выпускается водка под названием «Минь Манг».

С.Г. – Возникает вопрос: почему два реформатора передали власть над страной махровым консерваторам, имеющим диаметрально противоположные убеждения?

– Про Б.Н. Ельцина надо спросить специалистов по России. А что касается меня, то я полагаю, что от власти он отказался под давлением каких-то очень весомых обстоятельств. А относительно выбора Нгуен Тхе То я могу пояснить, что первоначально он планировал передать власть своему старшему сыну, Нгуен Фук Каню, который с детства был под постоянной опекой Pierre Joseph Georges Pigneau de Behaine и в семилетнем возрасте побывал с ним во Франции при дворе Людовика XVI, затем два года провёл в Штате Тамиланд, а после возвращения во Вьетнам получил сопровождал отца в его боевых походах на государство Тэйшонов. Однако в возрасте 20 лет он умер. Иезуиты сообщали, что принц Кань был отравлен кем-то из окружения Тхе То, поскольку очень сочувствовал христианам и даже был тайно крещён Пиньо де Беэном.
В течение всего своего правления Нгуен Тхань То, император Зя Лонг, настойчиво боролся с очень сильным консервативным окружением, наиболее видные деятели которого были его многолетними соратниками в борьбе с тэйшонами. Только авторитет самого Нгуен Тхе То, как основателя империи Нгуенов, спасал Вьетнам от гражданской войны. Сам он был очень политически гибким персонажем, способным не только на решительную расправу с личными врагами, но и на серьёзные компромиссы со своим окружением, нескорые из которых с позиций нынешнего времени выглядят весьма необычно, если не сказать комично. К примеру, император Gia Long был противником многожёнства и по этой причине ограничился только двумя официальными жёнами одновременно. Однако нежелание императора создавать гарем и брать в него наложницами дочерей высших чиновников было расценено его придворными как великое неуважение к ним. Запахло бунтом мандаринов, и правителю пришлось пойти на попятную, организовать-таки гарем и принять в него на содержание около ста девушек из высшего общества. Но при этом Нгуен Тхе То; всё-таки показал характер, поскольку сто наложниц – это вдвое меньше, чем предписывали традиции.
Поскольку никто из его сыновей не обладал авторитетом отца, Нгуен Тхе То; предал перед смертью власть тому из сыновей, который в наибольшей степени соответствовал ожиданиям двора. Этим он, возможно, предотвратил гражданскую войну против сторонников реформ, но запустил механизм политической реакции, который после двадцатилетнего правления сына шесть лет продолжал раскручивать его скончавшийся в возрасте 40 лет внук Тхуан Тхиен, правящий под девизом Тхиеу Чи (Продолжение процветания), который вообще распорядился казнить всех христиан на месте. Но после того, как два французских военных корабля разметали вьетнамский флот и разнесли из пушек береговые укрепления Дананга, чиновничий аппарат спустил это распоряжение на тормозах, хотя доклады о фейковых казнях подавались императору регулярно. Но изоляция страны от Запада стала тотальной, техническое отставание катастрофическим, идеология исключительности вьетнамцев за четверть века поразила все слои общества.
5 октября 1947 г. на трон взошёл сторонник политики реализма правнук основателя династии Нгуен Зук Тон, правивший под девизом Ты Дык (Наследие добродетелей) и вернулся к политике прадеда, первоначальный импульс развития, который имела страна в эпоху Зя Лонг, был безвозвратно утрачен. Страна не имела ресурсов для быстрого технологического рывка, управленческая вертикаль окаменела и противилась любым изменениям. В представлении Запада Вьетнам стал страной, которую легче демонтировать, чем иметь с ним дело, что было сделано, несмотря на многолетнее упорное сопротивление вьетнамского народа.

С.Г. – Так ведь и в отношении России коллективный Запад, как говорят российские пропагандисты, принято решение о её демонтаже! Это правда?

– Я думаю, что это редкий случай, когда они не врут. Современный Запад очень толерантен ко всему: к идеям, национальным традициям, сексуальным предпочтениям и даже к таким политическим режимам, как в КНДР. Но ведь Ким Чен Ын с его прекрасным западным образованием и восточным менталитетом – несомненно умный человек, как бы его кто ни представлял! Он не пытается нести идеи чучхе в соседние страны, а демонстрации ядерного оружия показывает лишь его намерение защищать свой режим внутри подконтрольной ему резервации.
Путинская Россия продемонстрировала миру свою решимость восстанавливать своё архаическое величие на территориях, состав и размер которых она определяет самостоятельно, исходя из собственных предполагаемых возможностей. Но у населения этих территорий есть свои планы на будущее! И консолидированный Запад – это тоже не выдумка пропагандистов, а объективная реальность. Запад – это отдельная цивилизация со своей системой ценностей, которые базируются на идее свободы личности, признания частной собственности и понимании государства как механизма для обеспечения реализации гражданских и экономических прав и свобод. В пространстве этой цивилизации, как и любой другой, сложилось определённое ментальное поле, то есть система мировосприятия, духовных и морально-нравственных установок, способов мышления и совокупности значимых для общества идей. И когда в пределы этого ментального пространства вламывается другая цивилизация, формируется коллективный ответ на это вторжение. Сила ответа зависит от уровня вызова. А Россия, постоянно повышая ставки в цивилизационном противостоянии, сформировала вызов предельного напряжения.

С.Г. – Станет ли Россия после проигрыша в войне с Украиной колонией Запада, как в конце XIX Вьетнам стал колонией Франции? И действительно ли Запад, хочет такое будущее для России?

А.С. – Россия сама является конгломератом колоний под управлением московской метрополии. Развал централизованной системы управления вследствие вызванного войной социально-экономического кризиса приведёт к дроблению государства по национальному признаку, как это было после краха империи Романовых. Но за прошедшие с того времени сто лет произошёл заметный рост национального самосознания в нерусских регионах. А самое главное, в них сформировалась экономическая основа независимости в виде территориально-хозяйственных комплексов, структуры региональные элиты с готовыми структурами государственной власти. Никакая страна не сможет контролировать всю территорию нынешней России, поскольку, когда, в случае краха московского режима, имперская мозаика рассыплется, то на её месте образуется множество государственных образований, как по национальному, так и по региональному признаку. Часть из них, такие как Татарстан, Башкортастан, русский Урал, европейский север России будут обладать достаточной субъектностью. Их придётся признавать, с ними будут договариваться о сдаче ядерного, а может быть и всего остального вооружения в обмен на экономическую помощь. Часть прилегающих к соседним государствам слаборазвитых территорий будет присоединена к Китаю, Японии, Казахстану, Финляндии с учётом характера замороженных территориальных споров с Россией и этнического состава населения. А так, чтобы какой-то коллективный Запад создал в России единую оккупационную администрацию, как это сделала в XIX в. Франция во Вьетнаме, такого не будет. Не те времена, не те масштабы территории. У нас одних дорог столько строить надо, что Запад без штанов останется! А что ему делать с десятками миллионов одурманенных поруганным величием простофиль? Нет, на прямую колонизацию России как единого административного образования никто никогда не пойдёт!
   
С.Г. – Стало быть коллективный Запад всё-таки разрушит Россию? А могли ли быть другие варианты?

А.С. – Российскому обществу десятилетиями внушают, что во всех бедах страны всегда виноват Запад. То же самое внушали и вьетнамскому обществу с начала 20-х гг. XIX в., когда вместо трудного пути реформ двор пошёл по пути копирования величия давно минувших эпох. Сейчас мы только и слышим, что Запад нам вредит, что он нас уничтожает, что все против нас! И сейчас Россия н официальном уровне, вплоть до выступления самого президента, раз за разом настырно требует, чтобы Запад снял с неё все те санкции, которые тот же президент, тем же ртом называл целебными и предлагал ввести все сразу! А почему, собственно, Запад против России? Кто два десятилетия вёл такую политику, что у России врагов в разы больше, чем друзей? И почему внешняя политика путинской России именно такая?
Последний имперский цикл России начался сто лет назад после падения династии Романовых. Объективно Россия как империя могла существовать ещё двести лет, но при условии обоснованных реформ, современной внешней и внутренней политики, глубокого апгрейда имперской ипостаси. Но, персональный ли, коллективный ли Путин вместо того, чтобы идти вперёд, пошёл задом наперёд, выбрал исторически изжившую себя модель величия и потерял страну, подобно тому, как когда-то поражённый недугом величия Нгуен Тхань То, император Минь Манг, светлой милостью неба в своём гареме на своих наложницах простругал в хлам будущее вьетнамской империи.