thesеa flows

Она любит свои горшки с цветами больше, чем меня.

Плюгавые суккуленты, желтоватые кактусы, кусты зародышей роз, иногда одинокая хризантема от меня без повода — наш дом ими зарос, и сущности их продолжают плодиться.

В борьбе с цветами за выживание я пользовался следующими методами:

Ревность.

Начал я с малого. Поменял местами два похожих, как слёзы-близняшки, горшочка с нарциссами — шалость удалась. Затем, осмелев, пока Она плескалась в душе, я выкинул самый скучный, самый захудалый суккулент в окошко. Это было замечено и привело к скандалу.

Хитрость.

Втихую, с вороватой оглядкой, я нашёл чудика-флориста, который обменял Её любимый трициртис на тридцать тысяч рублей. Работы я недавно лишился, и жить на эти деньги мы смогли бы ровно месяц.

Грубость.

Открывая форточку, я невзначай задел высоченную, до потолка, стойку с алоэ — та накренилась, пошатнулась и грохнула. Собирая черепки и подметая землю, я напомнил Ей о недавно привалившей горе денег. Она простила мне.

Подспудность.

Спустя ровно месяц, чудик-флорист вновь вышел на связь. Предлагал кооперацию: я ему листочек какой-нибудь экзотики для рассады, он нам — денежную премию. Тем же вечером я соврал Ей о найденной наконец работе.

Несохранность.

Настала осень. Она ходила удручённой, ведь все растения понемногу теряли свои листья, искала причину… Возвращаясь с самоназванной работы, я утешал Её тем, что ничто не вечно. Выкидывали очередной завядший цветок мы вместе, держась за руку, Она и я.

Состоятельность.

Чудик-флорист дал мне контакты двух себе подобных — пожилых эмигрантов-коллекционеров. За лепесток бархатной азалии один предлагал антикварный постер Лисицкого, другой — снимок того самого Родченко.

Вечность.

Проблем с деньгами у нас давно не стало. Я заполнил обесцвеченную квартиру стопкой снимков и постеров — мы развесили их вместе. Словно забыла она о своей фиксации на цветах, говорила всё чаще:

— Я тебя люблю.

Я выиграл партию в шашки Чапаева и вытолкнул цветы с доски. Теперь она любит Меня.