Крюк. Первозданный ужас. Глава 4

Паша мгновенно среагировал, схватил сестру за плечо и рывком отстранил себе за спину, диким зверем посмотрев на двоих мужиков.

— Вы ниче не перепутали?

— Олежа, Максимка, сядьте уже! Вон, в дурака перекиньтесь или в душ прогуляйтесь. Уж если вы будете вести себя, как первые…

На удивление, слова старика сработали на мужиков в отличие от Пашиной готовности защищаться. Явно сдерживаясь, они уселись обратно, пусть и нехотя, но потеряли интерес к компании. Один из них достал из-под подушки колоду карт и принялся бережно тасовать перед раздачей. То, что это карты, а не туалетная бумага, дали понять еле различимые рисунки мастей.

Паша последний раз осмотрел этих двух мужиков и перевел взгляд на старика.

— Нам бы человечка починить, дед. И койка только одна нужна, больница, смотрю, не заброшенная. Ты это, скажи… где регистратура? Мы обо всем договоримся.

Он мельком поглядывал то на мужиков, то на крест на одном из свободных мест.

— Чей с вашим малым-то стряслось?

Миша помог постанывающему от боли Егору развернуться, что старик скривился, продрог. Баба Фрося, лишь мельком увидевшая рану парня, ахнула.

— Жуть какая…

— Эх, жалко, до следующего Стояния вряд ли дотянет, — пожала плечами старушка, — а то, глядишь, хоть бы с пользой…

Мужики снова посмотрели на Марину, затем друг на друга. Засобирались, убрали карты и покинули палату. Дед, проводив их взглядом, махнул рукой.

— Не обращайте внимания, они мирные. Просто… инстинкты.

Паша, слушая эти бредни, уже не выдержал.

— Вы меня слышите вообще? Человеку помочь надо! У него ожог! Медсестру позовите, врача, я не знаю, кого у вас там принято звать!

— Слышим мы тебя, чей еще не совсем сдаём. Вы располагайтесь. Больного, вона, можете на свободную койку укладывать, только еще надо будет нести. Я покажу, где их взять, если упомню.

— Какие нахуй койки!? Что ты несешь, блять? Не всем, а одному!

Для убедительности он чуть наклонился и продемонстрировал кулак с оттопыренным указательным пальцем.

— Ферштейн? Мы в отличие от вас здоровы, только одному нужна помощь! Где гребаный врач!?

— Паша! — Марина взяла брата за запястье, но он грубо одернул руку.

Старик отреагировал без всякого испуга, лишь исподлобья посмотрел на парня.

— Нет здесь врачей, и быковать на меня не надо. Санитары да, есть, но они вам вряд ли понравятся. Ефросиния! Выключи ты эту шипелку!

Старушка с трудом поднялась, к телевизору, вдавила круглую кнопку, и палата погрузилась в тишину. Она вернулась на койку, выдвинула из-под нее небольшой, деревянный ящик, заполненный пряжей, спицами, нитками. Достала недовязанные носки и принялась за работу.

— Че то я вообще не выкупаю, что происходит, — вмешался Егор, а его блеск глаз таял так же стремительно, как и надежда на скорый наркоз.

Миша шепотом обратился к другу.

— Паш, тебе не кажется, что это просто… бомжи?

— Да, просто некуда идти, вот и сидят здесь.

Выслушав сестру и друга, Паша осмотрелся в палате во второй раз. Более тщательно. Все составные коек были испещрены облупившейся до металла краской. Простыни желтоватого оттенка, застиранные до несводимых катышек. Всё в этой палате говорило о том, что даже самый обосранный профилакторий в богом забытом поселке выглядит и то более цивильно. Странным показалось еще то, что в палате стоял запах вовсе не медикаментов, как во всех больницах.

Нет, не было жуткого смрада, но и приятного мало. Пахло сыростью, старьем, оно и понятно, два пожилых человека в палате. И чем-то вязким, замшелым, как будто окунаешься в кучу древнего, на сотню раз застиранного тряпья.

Сначала Павел усмехнулся. Ну да, кому еще придет в голову населить заброшенное здание, если не бомжам? Пришли тут четыре синебота, требуют врача. С регистратурой он договорится, дипломат хренов.

Он уже сорвался на истеричный смех, посчитав, что слишком обсажен для того, чтобы принимать какие-то здравые решения. Додуматься же надо, прийти в бомжатник и требовать врача.

— Паша! — подзатыльник от рассерженной сестры привел парня в чувства. Он сначала уставился на обидчика, кулаки его сжались.

Но, как только понял, что получил от Марины, все серьезные намерения сразу померкли.

— Уйдем мы отсюда, или нет?

— Ты им лежанки покажи, где взять, Ромаш, — баба Фрося подняла голову на ребят, — и простынок пару еще бы, коли повезет.

— Да, пойдем, — Паша еще раз осмотрелся в палате, — ладно дед, бывай. Мы это… если что, на обратном пути, если хочешь, захватим вам чего.

Старик вздохнул, положил ладони на колени.

— Водки возьмите и курева побольше.

— Не вопрос.

Он пропустил друзей и сестру в коридор, следом вышел сам. Ничего он не собирался везти. Хотелось поскорее уйти от этих наглухо ебнутых людей, сделать дело, вернуться домой и просто отоспаться.

Напоследок Паша услышал напутствие.

— Только, если что… надолго там не задерживайтесь. Опасно это.

Парень, и без того злой, вдруг остановился. Обернулся, посмотрел на старика.

— Это все?

— А, да… чуть не забыл, — опомнился дед, поднявшись с койки, — стены не трогайте. Тоже… не безопасно.

Он закрыл дверь палаты. Паша нагнал сестру, крепко взял ее за руку и с осторожностью озирался по сторонам. Миша же вел раненого, который вдруг усмехнулся.

— Крутой они себе бомжатник отгрохали. А главное — живут ведь.

Паша, продолжая крепко сжимать ладонь сестры, согласился, но по-своему. Он взял у Миши бутылку с остатками ликера, сделал несколько жадных глотков.

— Ага. Живут, блять, и с катушек съезжают. У одних вон, при виде Маринки… — он не стал уточнять при сестре, но все прекрасно поняли, о чем речь, — куда эти двое пошли? Пидоры что ли? Даже знать не хочу. Другие нас уже заселять к себе готовы. ****утые одним словом. А ты, Егорка, про призраков тут все наговаривал. Вонь там чуял?

Егор согласно кивнул.

— Вот… а призраки, подозреваю, не воняют.

Вскоре они прошли к тупику и дальше дорога была только налево, как и предполагал Паша.

Вспомнив про реальную опасность, он отпустил руку сестры и доверил ее Мишке, а сам прошел вперед. Не мог он не заметить того, как холодало по мере приближения к выходу.

Последний коридор протянулся метров на десять, и Павел, выглянув в проход, осмотрелся. Ничего, слева — уходящая в неизмеримые дали бетонная кишка, а справа выход.

Воровато озираясь, он вышел, но и тут никакой засады не оказалось. Там же, у заметённой дороги виднелся его Логан, покосившийся на правую сторону.

Паша на полпути к проему остановился. Когда подтянулись остальные, он достал новую пачку, распечатал, закурил.

— Успеешь ты еще накуриться, пошли уже, — Марина нахмурилась, посмотрев на брата.

Вспомнилась Ксюша с ее спешкой, но так, как на подругу, на сестру он не мог вспылить, поэтому просто стерпел. Молча сделал еще несколько затяжек, собрался выкинуть сигарету и тут…

Из того коридора, откуда они вышли, раздались тихие шаги.

Ребята обернулись и увидели идущего к ним старика.

— А я уж думал убегли...

— Да вот уж, уходим, — Паша дернул плечами, — чего тебе?

Безжизненные глаза деда вдруг блеснули надеждой.

— Так… ничего, просто выйти хотел с вами, воздухом подышать, и это… сигаретку можно? Одну бы.

Поведение постояльца казалось ребятам все более странным, как и окружающая обстановка. Но Паша больше боялся, что вернутся эти озабоченные мужики и придется с ними разбираться, ведь их взгляды, которыми они сразу же одарили Марину, ему не понравились. Он даже представить не мог, что должно случиться в жизни, чтобы так смотреть на девчонку.

Или же, если не мужики, то те полицейские. Они наверняка пошли за ними следом, куда-то же они должны пойти?

Но нет, никого не было. Ни мужиков, ни полицейских. Только тишина, которую разбавлял своим сиплым дыханием старик. От него угрозы совсем не чувствовалось, двум крепким парням он не соперник.

— Ну, держи, можешь две взять.

Тот благодарно кивнул и достал из протянутой пачки трясущимися пальцами сигареты, смотря на них, как на священный Грааль.

— Пойдем, — Паша сделал жест головой в сторону выхода, и все вместе они пошли вперед, старик увязался за компанией.

Странным Павел находил то, что этот вход явно не главный в больнице. Не было фойе, свойственного даже для небольшой поликлиники. Ведь где-то должна располагаться регистратура, гардероб на худой конец. А тут просто пробитый в стене проем, которым оканчивается коридор. Вспоминая, как они бродили по этому бетонному кишечнику, становилось не по себе. Была одна мысль бегло осмотреть помещение с улицы, чтобы убедиться, что снаружи здание такое же огромное, каким показалось изнутри.

По мере приближения к проему нарастало странное чувство. Несмотря на холод, которым, кажется, были пропитаны и стены этой больницы, на лбах ребят появилась липкая испарина. У Паши в виске начинало пульсировать, у самого выхода к горлу подступил ком, желудок болезненно свело. Он еле сдерживался, чтобы не распрощаться с его содержимым прямо на пороге. В ушах стоял противный писк, напоминающий ультразвук. И чем ближе — тем громче.

И все же он сделал последний шаг, переступив черту. Он закашлялся едкой желчью, а органы будто провернуло мясорубкой. Внешне же Паша ощущал, словно при выходе он прошел пелену холодного тумана, нырнул в кипяток, и его тут же окатило ледяной водой с ног до головы.

Заметенная дорога, накренившийся Логан, серое небо, все это в одно мгновение пошло рябью, и ошарашенным, измученным глазам компании предстал совершенно иной пейзаж. Кожу тут же обдал жгучий мороз.

Небо было абсолютно чистым, ни единой звезды, лишь сплошное одеяло сумрака. Площадь у входа с двумя вросшими в морозную землю лавочками грубо обрывалась… лесом.

Глаза Паши округлились от ужаса, тело сковывал нестерпимый холод. Он услышал затяжной кашель, а следом за ним всплеск. Обернулся и увидел, что это Егор не выдержал и его обильно вырвало. Ощущения были такие, будто все тело пронизывают сотни маленьких, ледяных игл.

Парень осмотрелся — густой лес, уходящий вдаль занимал все пространство вокруг больницы.

— Х… холодно, — послышался слабый голос стучащего зубами Егора. Ему, определенно, здесь было хуже всего.

— Это что еще за ****ец… — Паша сглотнул и тут же поморщился от ледяного ветра, который обжигал кожу.

Старику этот выход тоже дался нелегко, но он, кажется, был привыкший.

— Идем обратно, здесь долго не протянете, — он поймал на себе изумленные взгляды ребят.

— Да что это за чушь!?

Павел отошел с крыльца и осмотрел лицевую часть больницы. Не было ни окон, ни парадного входа. Но тот, через который они вышли, располагался там же, как и в… реальности? Сейчас проем вспоминался расплывчато, и разум начал подмечать несостыковки. Парадный вход в больницу находился справа. Да, он был, Паша помнил точно. Еще по пути на дачу, когда их машина угодила в яму, обратил на это внимание. Вот только днем он не видел тот самый проем, куда их загнали полицейские…

Сорвавшись с места, Паша пробежал к углу больницы, посмотрел вдаль. Собственно, картина изменилась не сильно. Слева непроглядная чаща, а справа монолитная стена. Бежать туда? Может, с обратной стороны будет точно такой вход, только нормальный!?

А если не добежит…?

Он выдохнул клуб густого пара, прямо намекающий на экстремальную температуру. Цифра в двадцать четыре градуса ниже нуля смотрелась бы смешной по сравнению с тем, что сейчас чувствовалось.

Под встревоженные взгляды трясущихся на морозе ребят Паша пробежал к другому углу больницы, но и там картина не изменилась.

— Да этого быть не может! Где мы блять вообще!?

Внимание парня привлек звук со стороны, а затем и голос старика.

— Я бы на твоем месте так не горланил.

Из леса раздался шелест и глухое урчание. Вот только с каждой секундой звук менялся и слышался натужный хрип или даже рык. Когда Паша увидел вдалеке шевеление деревьев, стало понятно — что-то направляется в их сторону, весьма шумно прокладывая себе просеку. Это было нечто большое, определенно злое и наверняка шло не для того, чтобы спросить, как у ребят дела.

— Назад, назад! — Паша побежал к друзьям, перепуганно таращась впереди себя.

В больницу вернулись под сопровождение отчетливого, приближающегося топота…

Уже будучи в коридоре, они с тоской и недоумением посмотрели на выход — пейзаж снаружи оставался неизменным. Заметённая дорога, покосившийся Логан. Видели, но не могли туда попасть, ни выбраться из этой ловушки.

Егор, дрожа всем телом, взял у Миши ликер, сделал несколько глотков и передал Паше. Тот допил остатки и бросил бутылку на пол, снова глянув в сторону выхода. Старик вздохнул.

— Сейчас, Олеське позвоню, она спасателей вызовет, они еще не должны спать с Ксюхой, — Паша достал телефон и начал судорожно тыкать в экран, но попытка не увенчалась успехом.

Связи не было.

Все проверили смартфоны и столкнулись с одной и той же проблемой.

— Мы еще когда коридорами шли, связь была, — припомнил Миша.

— Паш, — перепуганная Марина прижалась к брату, — вытащи нас отсюда, пожалуйста!

— Дед… — Паша достал пачку сигарет и долго пытался закурить, но трясущиеся руки не давали ему исполнить задуманное.

Когда же у него получилось, и по коридору поплыл запах табака, то парень, не обращая внимания на дрожащую рядом сестру, посмотрел на старика.

— Как это возможно? Мы же… оттуда пришли. Вон, видишь? Машина моя!

— Вижу, — он кивнул, сунул сигарету в зубы и подошел к парню, — дай огня.

Павел протянул ему зажигалку и, пока дед не закурил, все пребывали в тревожном молчании.

— Ну… а куда мы попали!? Там не было ни машины, ни дороги, даже снега!

— Это называется, не повезло, ребятки, — он с наслаждением затянулся, выпустив клуб табачного дыма, — приняли вас, а значит, ход обратно вам заказан.

Паша отстранился от всхлипывающей сестры, замотал головой.

— Нет-нет-нет! Это какой-то бред! Не бывает, блять, такого! Так… ждите здесь.

Минуя то самое поганое самочувствие, тошноту и писк в ушах, Паша снова подошел к выходу. Замер, вглядываясь в темноту улицы. Вот она, снежная дорога, его ласточка стоит, ждет хозяина, все еще аварийкой мигает. Он сделал аккуратный шажок вперед, пейзаж прямо на глазах пошел рябью, вынудив отстраниться. Он услышал встревоженный, приглушенный голос сестры.

— Паш, вернись…

— Подожди!

Он смотрел на свою машину, сосредоточился на том, что хочет попасть к ней. Пожелал этого.

Аккуратный шаг вперед… и ничего не меняется. Нет этой проклятой ряби! Может, потихоньку и получится?

Он делает мелкий шаг, еще один…

Мгновение, и он переступит этот порог, черту, которая отделяет от привычного, реального и родного мира. Вот она, его ласточка, плевать, что с пробитым колесом. Внезапно так захотелось сесть в теплый салон, просто завести двигатель и сжать в руках руль. Такое обыденное в миг стало таким желанным.

— В жопу все! Я здесь не останусь!

Сжав кулаки и стиснув зубы, Паша сделал резкий шаг вперед.

В ту же секунду привычный, уже такой близкий и вожделенный пейзаж изменился, и парень почувствовал, как ледяное дуновение обожгло кожу.

Осмотрелся, обнаружил себя окруженным густым, уже не раз проклятым лесом…

Павел сглотнул, руки его затряслись от паники, на глазах проступили слезы. Что это? Где он? Как же хочется домой… лечь с Олеськой на диван, прижаться к ней и укрыться теплым пледом. И просто уснуть, чувствуя запах ее шампуня и эвкалипта…

От нахлынувшей тоски отвлек невыносимый холод и отдаленный, глуховатый рык. Взгляд по памяти метнулся в сторону, откуда к ним что-то приближалось в прошлую вылазку. Там, за деревом, на высоте примерно трех метров, из-за ствола выглядывало абсолютно темное, непроглядное нечто, сверля Пашу красными огоньками глаз. В этом взгляде он почувствовал острое желание незнакомца полакомиться свежей человечиной.

Развернувшись, он быстро вернулся обратно в больницу. Туда, где его ждали обеспокоенные долгим отсутствием друзья и сестра.

— Этого… не может быть, — Паша скрыл в трясущихся ладонях раскрасневшееся от мороза лицо, — это… иллюзия! Перебухали и теперь видим вот это говно! Ну, или надышались чего, пока бегали тут. Куда полицейские пропали? Почему эта больница заброшена? Может, газ в стенах!?

Парень подошел к стене, приложил к ней ладонь, потом принюхался и припал ухом, но услышал лишь очередное предупреждение старика.

— Здесь-то ладно, а вот в других коридорах так делать не советую.

— Да в жопу стены! В жопу эту больницу и тебя тоже в жопу! У меня друг ранен, ему помощь нужна!!!

— Он-то тут причем, Паш, — Егор посмотрел на друга а затем на деда, — он такой же заложник, как и мы…

— Заложник!? Да какой он тут заложник? Он там, в палате со своей бабкой сидит и в ус не дует! Ну, точно блять, бомжи притон себе устроили, обдолбались и думают, что выхода отсюда нет, херню всякую сочинять начинают!

Парень сделал первый шаг, нервно осмотрелся и его взгляд зацепился за предмет на полу, который он до этого не замечал.

— Я же говорил, нарколыги! Вон и шприцы валяются! И это только здесь. Если по всей больнице пробежаться, так и не такое еще найдем!

— Паша, успокойся! — Марина попыталась вразумить брата, но он ее даже не слушал.

Вмешался Миша, преградив другу путь.

— Отойди.

— Угомонись. Тебя опять несёт, этим ты делу не поможешь!

— Меня несёт? — Павел оскалился, указав на себя двумя руками, — щас и тебя понесёт…

Не успел он сделать шаг, как получил жаркую пощечину от сестры. С учетом обморожения, удар был куда болезненнее. Миша даже скривился, представив эти ощущения. Парень промычал от боли, приложил ладонь к щеке, а затем посмотрел на сестру.

— Ты че творишь!?

— Успокойся ты уже! Никто тут не виноват в том, что конкретно ты не можешь выбраться.

— Эх-х… угораздило же нас с Ефросинией так обдолбаться, что четыре года отсюда носа не кажем. И прекратил бы ты орать, пока чего хуже не случилось.

Он развернулся и, потушив ногой окурок, пошел обратно, когда ребята провожали его недоуменными взглядами.

— А вот девку все же спрячьте, — бросил старик, скрывшись за первым поворотом.

Не придав особого значения последним словам, Паша развернулся к выходу.

— Нет уж, мы или уйдем туда, или…

Он не успел договорить. Пейзаж снова пошел рябью, но они даже не приближались к проему. Ребята уставились на выход, как бараны смотрят на новые ворота. Их заставил вздрогнуть голос деда позади, который почему-то решил вернуться.

— Я предупреждал. Нечего было горланить. Уходим, пока еще можно.

Компания медленно попятилась. Павел задал единственный, уместный в этой ситуации вопрос.

— Что это?

— Они идут…

— Кто? Кто они то!?

Послышался звук, напоминающий разрыв тонкой простыни, рябь усилилась. Треск был натужный и громкий, словно ткань сопротивлялась, но не выдержала, поддалась окончательно и впустила в больницу троих. Они будто пришли оттуда — из того холодного мира.

Двое крупных, высоких мужчин в серых халатах, вымазанных засохшими, бурыми пятнами. В плечах их форма была растянута и, казалось, вот-вот порвется. Внешность одинаковая, как под копирку. Абсолютная лысина, широкие лбы, мясистые носы и бычьи, свирепые взгляды серых, бесцветных глаз. А вот при виде того, кто шел между этими громилами, ребятам стало по-настоящему жутко.

Он был на голову ниже подручных, но довольно крупной комплекции. Серый, местами рваный полукомбинезон, истлевшая рубаха и дырявая фуфайка поверх нее. Лица не было видно, поскольку его заменяла омерзительная, блестящая от жира, склизкая маска свиньи, испещренная толстыми швами. Вытянутая пасть под скользким пятаком, также сшитая по бокам, застыла в уродливой улыбке. В черных глазницах ничего не удавалось разглядеть. По вискам ниспадали длинные, засаленные волосы, а из-под них торчали не менее жирные, свиные уши. Это «лицо», если его можно так назвать, было кривым и несимметричным — одна глазница прямо под лысой бровью, а вторая будто стекала к щеке.

Сразу после лицезрения этой омерзительной маски компании в глаза бросилась другая деталь. В левой руке мужчина, или кем бы он там ни был, сжимал самодельную рукоять увесистого, острого крюка для мяса.

Ребят обуял настоящий, суеверный ужас при виде этих троих. Из забытья их вырвал возглас постояльца.

— Уходим, говорю!

Они дернулись, когда старик скрылся за углом, снова попятились, но их взгляды были по-прежнему прикованы к незнакомцам. И вряд ли эти трое пришли сюда раздавать пирожки к позднему ужину.

Под свиной маской чавкнуло, словно разлепились такие же жирные губы, от которых тянулись склизкие нити слюны, по консистенции больше напоминающие сопли. Послышался хриплый, давно пропитый и прокуренный, но довольный голос.

— Новенькие… — оно взяло короткую паузу, — новенькие это хорошо.

Громилы потянулись в карманы и вытащили оттуда по шприцу, наполненному мутной жидкостью. Синхронно вдавили толстыми пальцами штоки — из игл брызнуло. Вся компания разом двинулась по направлению к Паше.

Марина, что до этого лишь дрожала и тихо всхлипывала, не выдержала и завопила во всю глотку. Ее крик послужил мощным толчком и уколом адреналина, от чего ребята побежали за стариком. Даже Егор припустил почти на равных с остальными.

Как нагнали деда и забились в палату — не помнили. Паша так захлопнул за собой дверь, что стены задрожали. Машинально попытался нащупать задвижку, замок, да хоть цепочку, лишь бы запереть. Но ничего такого и в помине не было, только ручка.

— Где!? На что закрывать, чем подпереть!? — Паша едва не взревел, осматриваясь в палате и остановил взгляд на пустой койке, где ранее сидели мужики, — давай, Мишаня, хватаем и потащили!

Перепуганная таким неожиданным визитом и резким пробуждением, баба Фрося присела на койке.

— Вы чего-й загомонили? Спать только мешаете.

— Какой спать!? Вы вообще видели, что там, в коридоре!?

— Да не трогайте вы тут ничего! Не надо подпирать, нашим вернуться помешаете. Не войдут они сюда. Не положено им.

Последние слова отрезвили парней. Паша с другом отпрянул от койки. Тишину палаты нарушала обрывистая и тяжелая одышка ребят, а так же всхлипы все еще плачущей Марины. Павел осторожно подошел к двери, снаружи слышались удаляющиеся шаги.

Миша заметил среди общей суматохи взволнованную девушку, которую и обнял, прижав к себе. Она словно этого и ждала, сама вцепилась в парня.

Егор болезненно простонал и опустился на койку, которой изначально хотели подпереть выход, Паша припал к стене, закрыл глаза и сделал тяжелый вдох.

— Дед… ты про этих санитаров говорил?

— Про этих, сынок. Про этих. Я уж думал, раз ваша девчонка завопила, вы уж всё.

И только сейчас, когда адреналин и жгучий страх оттесняли алкогольный дурман, Павел начал понимать, куда они попали. Было много вопросов, но на некоторые он уже ответил сам себе. По какой причине старики встретили их с безразличным спокойствием, сразу готовы были их приютить. От чего вся их одежда в таком состоянии и почему мужики так смотрели на Маринку…

— Ты извини, дед… — единственное, что смог выдавить из себя Паша.

— Ладно уж, мне не привыкать.

В коридоре раздались быстрые шаги, опустилась ручка и дверь распахнулась. Ребята дернулись и отстранились, ожидая увидеть двух громил и их, судя по всему, предводителя в мерзкой маске. Но нет.

В палату ворвалось двое мужиков. Тот, что в затертых спортивках вел друга, взвалив его руку на себя. Оба были без носков и с мокрыми волосами. Второй еле волочил ноги.

— Уйди! — один из них посмотрел на Егора. Тот нехотя и с трудом поднялся, уступив место. Мужик уложил своего друга на койку. Паша в это время метнулся к двери и закрыл ее.

— Что… случилось?

Олег — тот, что в спортивках, с тревогой и сожалением смотрел на друга, крепко сжимая его ладонь. Все тело Максима била мелкая дрожь. Старик поднялся, прошел к их койкам и с сочувствием спросил.

— Кольнули?

Олег быстро покивал, зажмурившись. Приподнял края вытянувшейся, обесцвеченной футболки Максима, обнажив на животе свежую, красную точку.

Баба Фрося охнула со своего места, покачала головой и запричитала.

— Ой-ой, что ж делается? Вот молодежь разгульная, сказали вам, сидите тут. Нет, шастать пошли! Вот и привели, этих… э-х-х, такого жеребчика сгубили.

Дед заметил, как Олег раскрасневшимися от злобы и слез глазами осматривал новеньких. Причитания бабы Фроси сработали для него точно команда фас.

— Да помолчи ты старая, будто в другие годы иначе было… не повезло им просто. А ты, Олежка, зла на ребятишек не держи. А коли не послушаешь меня, так вспомни, как себя вели, когда вас приняли.

Слова старика подействовали, немного усмирив мужчину. Он не прекращал сжимать ладонь друга и со слезливой жалостью смотреть на него, но и не кидал диких взглядов на новых постояльцев.

В этот момент в коридоре вновь послышались шаги. Спокойные, размеренные. Ребята в панике переглядывались друг с другом, пока за дверью не раздался странный звук. Будто что-то вонзилось в стену, за чем последовал скрежет. Паша отчетливо представил, как острие крюка начало вырезать новую борозду.

— Они ведь сюда… не пройдут? — он посмотрел на старика с надеждой.

Тот помотал головой, но тревожного взгляда с двери не отнимал. Тогда парень сам подошел к выходу из палаты. Сначала был слышен все тот же скрежет, осыпающиеся на пол крошки бетона и шаги. А затем послышалось тихое, хриплое бормотание.

"На пике" лето, день – "на пике”,
И солнце вырвалось в зенит,
И в сердце, и в оконном блике,
Июнь цикадами звенит.
И где искомая прохлада?
Найти ее в пределах сада,
В неповторимой новизне,
И только вдруг, и только мне…

Скрежет был совсем близко и неожиданно замер почти у самого входа в палату…

Раздался оглушительный стук, дверь распахнулась, едва не сшибив Пашу, который в последнее мгновение успел отскочить.

У прохода стоял он…

Даже старик замер в нервном напряжении, а Павел, пусть и не видел глаз за свиной маской, но чувствовал на себе этот тяжелый, хищный и почти физический взгляд.

Он протянул руку, его крюк пересек границу.

Неужели он был неправ, и сейчас оно зайдет…?

Острие вдруг зашипело, начало источать белый, еле заметный дымок, и в это же мгновение он отстранил руку назад, на свою территорию. Он в последний раз посмотрел на Пашу, повернулся и пошел вперед. Снова послышался скрежет и тихое бормотание, совсем неразборчивое.

— Дед… ты же говорил…

— Говорил, — он проковылял к двери и закрыл ее, посмотрев на парня, — и он не прошел. Но я впервые вижу, чтобы он так делал… а эту околесицу он несет постоянно.

— Один… — заговорил вдруг Олег, конкретно ни к кому не обращаясь, — один день в году его интересует, как минимум, один человек, приходит всегда без двадцати полночь. Обычно забирает новеньких, но если они вовремя соображают, что дело труба и прячутся, тогда первые сами выбирают жертву, а это куда хуже. Если он не получит подношение в коридоре, то вломится в первую попавшуюся палату, но человека заберет. В остальное время, даже если он и появляется в больнице, то никого не трогает. От скуки просто бродит, но нарываться на него все равно не стоит.

Олег вздохнул, посмотрел на друга с сожалением.

— Макс… нарвался вот. Я-то успел отскочить, а его кольнули…

— Эх, спасибо, Олежка, что объяснил. А то самому разжевывать правила по сто раз…

Паша посмотрел на Максима.

— А с ним что будет?

Тот лежал тихо, не шевелился. Взгляд был потускневший, он до крови закусывал нижнюю губу.

Вместо ответа старик махнул рукой и отвернулся. Баба Фрося сделала то же самое.

Олег отпустил окаменевшую ладонь друга, приподнялся, схватил его за голову и резким движением сломал шею с громким хрустом.

Марина отпрыгнула назад, вскрикнула, но сразу зажала рот ладонью. Парни так же отстранились.

— Какого дьявола ты творишь!? — Паша сжал кулаки и был уже готов ко всему.

Олег взял застиранную простыню из общей кучи и накрыл ей тело, и тогда старик повернулся к ребятам.

— Не обращайте внимания. Так лучше для Максимки, Крикуха не лечится у нас.

— В… в смысле лучше!? Он его блять завалил! Какая еще в жопу Крикуха!?

Павел все меньше понимал, что здесь происходит. А вместе с тем усиливалось желание покинуть это место.

— После уколов его помощничков… быстрая смерть — это награда. Мы одного как-то пытались спасти, переждать, авось и прошло бы. Не прошло…

Старик печально вздохнул и продолжил.

— Смотря, куда кольнут. Если в руку-ногу, там только через сутки симптомы проявляются. А если в тело, то все… сначала слабость, потом мышцы сводит так, что можно ненароком и навредить себе. Один пальцы переломал и губу откусил… подавился, ладно, хоть ушел быстро и сам. Олежке не пришлось…

Если не повезет, то уже наступает вторая стадия. Органы чувств отказывают. Зрение, слух, все и сразу. А потом… не знаю, как объяснить, что-то вроде финальной стадии. В общем, Вовка орал так, будто его живьем резали. От чего и зовем Крикухой, вопли стоят такие, что уши закладывает. Ну и… чтобы не слушать это и не мучать его, пришлось заранее. А так, кто знает, сколько еще бы страдал.

Рассказ старика ничуть не успокоил перепуганных ребят. Наоборот, слова породили новый страх перед непонятной болезнью, зараженного которой лучше сразу прикончить, чтобы не мучился.

— Дед…

— Да что ты заладил, какой я тебе дед? Осенью только седьмой десяток разменял. Ну да, выгляжу не очень. Здесь мало, кто хорошо выглядит. Рома меня звать. Хочешь — дядя Рома, не суть.

— Д…дядь Ром, а кто это… он?

Он замялся, пожевал сухими губами.

— Мы лишний раз не говорим об этом, чтобы внимание не привлекать, — Роман вздохнул, посмотрел парню прямо в глаза, — видел, что в руке у него?

Паша покивал.

— Вот так и звать его, — он бросил беглый взгляд на дверь, — Крюк…