Девушка, которая любила дождь. 2. Воспоминания

2. Воспоминания

      Едва раскрыв веки и впустив в глаза немного солнечного света, Рэйн взяла в руки пистолет. Это вошло в привычку с тех самых пор, как она оказалась в этой дыре, которую избегали даже бродячие псы. Сюда не поспешит скорая помощь, если вас ранили, и не приедут пожарные, если ваш дом горит, исключения составляли люди из Большого Города, редкий случай на землях загибающегося Рэдшира.
      Иногда, просыпаясь тревожными ночами, когда реальность будила со всей присущей ей грубостью, вырывая из прекрасного сна и отнимая последнюю иллюзию счастья, Рэйн казалось, что она падает на самое дно, потеряв всякую веру в себя. Человек редко поднимается с такого дна, потому что там, наверху, его уже ничего не влечёт и лишь новая мечта способна бросить спасительную верёвку. Для Рэйн закончить свою жизнь на дне было самым страшным кошмаром, поэтому она быстро отгоняла дурные мысли, убеждала себя в победе и проваливалась обратно в сон. На следующую ночь все повторялось снова.
      Вслед за пистолетом Рэйн тянулась за сигаретой, дым был её завтраком, потом обжигающие холодом струи в душевой. Она привыкла к боли  ещё в детстве, с тех пор, как дядя Роджер в приступе ярости всадил кулак ей в лицо, но вот ноющая, мучительная боль голода в желудке была не подвластна. Но сейчас её беспокоил не голод, а прошедшая ночь. Она отличалась от других, похожих друг на друга ночей. Вновь это чувство. Импульс... Что-то подсказывало Рэйн вернуться, напомнило ей о том, к чему она так отчаянно стремилась. Пришло время покинуть своё логово и снова выйти на охоту, как прежде…

      Сев поудобнее и закинув ноги на стол, Рэйн, вглядываясь в причудливые узоры, которые перед ней рисовал сигаретный дым, начала ворошить свои поблёкшие воспоминания. Размытые временем они беспорядочно всплывали, фрагмент за фрагментом, обритая узнаваемые черты. Перед ней постепенно оживали события тех лет, серые, беспокойные будни... Тихие, шелестящие как листва голоса зазвучали в комнате, замелькала тучная фигура бармена на фоне разноцветных бутылок и запах поздней осени ударил в нос, когда дверь распахнулась и в помещение вошёл какой-то человек. Рэйн сидела в глубине зала и смотрела выпуск новостей по ящику.
- Вы видели, что там произошло?
- Это ужасно… настоящий ад, говорят, много людей полегло, все в панике.
- Многие уверены, что это не простые теракты, тот факт, что все агрессивные акции были направлены исключительно на государственные учреждения, заставляет предполагать существование некого народного мстителя. Как считаете?
- Неважно против кого или чего, кто-бы он ни был, его действия несут в себе большую опасность, а значит он не более чем террорист.
- А как же недавняя смерть Роберта Адерли, подозреваемого в убийстве тех пропавших детей?
- Его оправдали, насколько я помню.
- Но затем его убили, а спустя неделю раздаётся взрыв в здании суда.
- Не факт, что это дело рук одного и того же человека. К тому же не все разделяют мнение, что Роберт Адерли действительно тот убийца, в деле много противоречий.
      Рэйн отвернулась от телевизора и опустила взгляд на стакан с содовой. Слухи о том, что при взрыве погибло много людей, заставили её понервничать. Но это было враньём — ответом в информационной войне. Они начинают лепить из неё ужасного террориста, однако она не имеет ничего общего с этими мудаками, с этими трусливыми псами. Её действия никогда небыли направлены против народа.
      Никогда.
      Говорят, когда у Роберта Адерли спросили где ребёнок, он расхохотался как безумец и ответил, что малыш Дэни сейчас сразу в нескольких местах. Места эти он конечно не назвал, но полиции все-таки удалось найти тело, вернее одну из его частей. На суде Роберт Адерли своей вины, конечно, не признал, а на вопрос как так вышло, что ребёнок действительно оказался распилен надвое, непринуждённо бросил: "Это простое совпадение", и вообще, он это в шутку ляпнул. Тем удивительнее оказались последующие события, когда оправданный и выпущенный на свободу из-за недостатка улик Роберт Адерли был найден мёртвым, распиленным надвое.
      Рэйн была там. Наблюдала…
      Толпы зевак окружили место происшествия. Полицейские мигалки отбрасывали красно-синие огни на стены и витрины зданий. Патрульные опрашивали свидетелей. Шокированные охи и сочувствующие вздохи наполняли ночь…
      Многие потом вышли на улицы с плакатами: "Торжество справедливости", "Так должна выглядеть справедливость!".
      Рэйн разделяла их мнение.
      Незадолго до этого произошло похожее событие:
      Был такой Сэм Хэрдок — монстр, много лет назад убивший, а затем расчленивший журналистку. Его поймали почти сразу. Он молчал. Целых полгода криминалисты искали в заливе фрагменты тела. У молодой Матери осталось двое детей. Но человечество прогрессирует, как и его законы. Все что дали ублюдку так это пятнадцать лет. Он вышел через семь за хорошее поведение.
      Рэйн призирала тех, кто придумал подобное: "За хорошее поведение?! Серьёзно?!".
      К счастью ублюдка пристрелили спустя неделю, после того, как стало известно о его досрочном освобождении.
      После этого вышла не одна статья в газетах, в которых обсуждалось, что всяким мерзавцам лучше бы не попадать в новости, потому что кто-то явно занимается тем, что подчищает "мусор".

      Допив напиток, Рэйн расплатилась и вышла на улицу, где стоял холодный утренний туман. Тело тут же пробрал неприятный озноб. Ноябрьский ветер с рёвом раскачивал деревья, срывая с них последнюю листву — остатки радости. Неподалёку, в порту у Рэйн была назначена встреча, на которую она явилась тридцатью минутами ранее и, чтобы не стоять на холоде, отправилась в ближайший бар, где уже вовсю крутили новости о вчерашних событиях, грозно именуемых как «Кровавое мщение». Вся кровавость заключалась лишь в небольшом и символичном подрыве здания суда. Рэйн готова была поклясться, что ни одного кусочка не отвалилось от его роскошного интерьера. И уж тем более никто не пострадал из людей.

- Ты глянь! Прозрачный, как утренняя роса, - нахваливал свой товар торговец наркотиками. - Говорят, нечто подобное немцы использовали на подводных лодках во время второй мировой войны. Всю ночь как машина, как, мать его, терминатор! Отвечаю! Нос даю на отсечение! – Глаза барыги все время бегали в стороны, как глаза хамелеона, а красные раздутые ноздри указывали на пристрастие к кокаину.
- Идёт, давай сюда, - Рэйн выхватила маленькую стеклянную бутылочку с неизвестным ей названием, и протянула хрустящие банкноты. Торговец же протянул свои длинные скрюченные пальцы, но девушка не спешила расставаться с деньгами и отвела руку, ловко уходя от цепкой хватки.
- Достанешь мне  ещё, если попрошу, - предупредила она.
      Мужчина, почёсывая руки, вновь заулыбался своей хитрой, крысиной улыбочкой.
- Конечно… конечно…
 
      «Как машина?! Как терминатор, мать твою?!» – негодовала позже Рэйн, обнаружив, что этот чудо препарат не дал желаемого эффекта. Пришлось догоняться энергетиками, купленными на грязной бензозаправке где-то на окраине Рэдшира. Она не спала уже двое суток, а ей срочно нужно было прийти в форму.
      Это была напряжённая, тягучая ночь, озаряемая свирепствующими в небе молниями. Мокрый ветер влетал в разбитое окно, кружил по комнате, но сконцентрированная Рэйн не обращала внимания, её взгляд был прикован к экрану, и полоска тусклого света отбрасывала на стену бледную, неподвижную тень. Место было выбрано не случайно – заброшенный дом, квартира на первом этаже, поближе к чёрному выходу. Там, забившись в углу с ноутбуком на коленях, подавляя в себе зашкаливающий адреналин - вызванный скорее проглоченной химией, чем ситуацией - Рэйн ломала их сеть. Это война, а на войне все средства хороши. Если ей удастся достать «горячие файлы», — это будет прекрасно. У неё мало времени, одна лишь возможность. Она всегда рассчитывала все до секунды, доверяя своим внутренним часам, которые безотказно работали. Тик-так, тик-так... И после одного из таких «тик-так», как-то последовал потрясающий выстрел;  ещё один жирный ублюдок отправился в ад, где нет ни денег, ни связей. Но бывает, когда войну лучше перевести на поле лишённое законов, где они чувствуют себя более уязвимыми — в безграничное информационное пространство.
      Именно так Рэйн добыла провокационные фотографии на одного чиновника — любителя невинной детской плоти и грубых извращений. Однако фотографии признали фикцией, как и все остальное, что Рэйн сумела снять с его жёсткого диска, в том числе и компрометирующие переписки.
      Приговор — невиновен.
      Поняв, что на их же законы надеяться больше не приходится, Рэйн выследила и собственноручно расправилась с выродком.
      Приговор — виновен.
      По крупицам Рэйн собирала информацию о подобных случаях, отсеивала её от прочего хлама, ставила цели и выполняла их. Высокопоставленные твари имели деньги и связи, власть над полицией и СМИ, но не над Рэйн. Она вершила своё кровавое правосудие и верила в свои методы. Ничто не могло её убедить в обратном — в том, что эти мрази заслуживают жизнь.
      Когда все было закончено, а пульс зашкаливал, Рэйн оторвала руки от клавиатуры, выпрямила спину и коварно улыбнулась. В этот момент за окном сверкнула молния.
 
      Вырубить ноутбук, бросить в сумку и покинуть дом. Без оглядки к заранее подготовленному укрытию. Рэйн убегала запутанными городскими тропами, пробиралась сточными каналами и казалось, вертолёты уже кружат за спиной, разрезая оберегающий её мрак…

      Если и была причина развязать эту кровавую войну, то она крылась в глубоко израненном детстве Рэйн, детстве, воспоминания о котором имеют привкус слез и горькой сажи. Началось оно в маленьком городке, существующем за счёт завода, ежедневно выдыхающего ядовитый дым. Подобных мест везде хватало — разбросанные островки жизни на задворках цивилизации. Все детство Рэйн воспитывалась одной только Матерью, отца не было, о чем она, впрочем, никогда не жалела. Каждый день с утра до позднего вечера Мама пропадала на работе, где горбатилась за гроши, отдавая остатки здоровья гребущему деньги заводу, но, несмотря на все трудности, каждый раз, поздно возвращаясь с работы, она заходила в комнату Рэйн, - уверенная в том, что дочь уже спит, - садилась на край кровать и, ласково поглаживая черные волосы, рассказывала сказку. Рэйн в свою очередь каждый раз ждала Маму, притворялась, что спит, и слушала свою любимую историю про волчонка, который был очень смелым и не боялся жить в тёмном лесу один. Страницы этих воспоминаний порядком поистрепались, но смысл сказки Рэйн все  ещё помнила:
      «Он никогда не отчаивался, - тёплым и родным голосом рассказывала Мама, - и всегда добивался того к чему стремился. У него было доброе и храброе сердце. Даже в своём раннем возрасте он старался защищать слабых животных и быть справедливым. Он не боялся тёмного дремучего леса, его не пугали отбрасываемые деревьями тени, скрипучие широкие ветви. Не пугали совы с их огромными глазами, выглядывающими из темноты. Даже страшный, известный на весь лес злой зверь не пугал его. Волчонок пообещал себе, что когда вырастит, найдёт его и прогонит, и тогда животные будут жить дружно и счастливо, и им нечего будет бояться». Затем Мама целовала дочь и уходила спать, а Рэйн  ещё подолгу, размышляя, лежала в темноте, порой до самого рассвета, пока не зазвонит будильник, означающий, что Маме время вставать на работу. Двумя часами позже вставала и Рэйн, одевалась, брала заранее приготовленный обед и уходила в школу.
      С Матерью они почти не виделись.

      Черные как угольки глаза неотрывно следили за тем, как дешёвый сосновый гроб исчезает под толстым слоем земли. К этому все вело, Рэйн предчувствовала, уж слишком плохо выглядела Мама в последние дни. Ей было всего тридцать пять. Как и у многих других, большая часть её здоровья навсегда осталась за стенами проклятого завода. Компания взяла на себя все расходы, чем, несомненно, очень гордилась.
      Какие заботливые ублюдки!
      Это был кошмарный день, но Рэйн не догадывалась, что худший кошмар ждал её впереди. Дядюшка Роджер — так называла Рэйн брата своей Матери, который был жутким типом, и только какой-то невероятный случай, коварная судьба могла свести их вместе.
      Он был назначен её опекуном.
      Ей тогда только исполнилось одиннадцать и до совершеннолетия оставалось семь лет. И эти семь долгих лет обернулись адом…
      Дядя Роджер все время пил, шлялся с утра до ночи по непонятным местам, а когда возвращался домой, врывался в спальню Рэйн, чтобы поиздеваться.
      Пару раз он попытался её изнасиловать, но у него не встал. Лишь опытные шлюхи, с которыми он ошивался, могли исправить это недоразумение. «Маленькая мерзавка! – сердился он, - если бы ты не дёргалась, все было бы хорошо!». И громко хлопая дверью, уходил к себе в комнату. Он ни разу не назвал её по имени, всегда только "маленькая тварь" или "маленькая мерзавка". Позже просто - тварь.
- Бегом сюда маленькая мерзавка!
      Дядюшка стоял внизу у лестницы и сердито смотрел на Рэйн, которая стояла наверху и так же сердито смотрела на него.
- Ты не убрала со стола!
- Это не мои бутылки.
- Ах ты поганая тварь! Свалилась на мою голову!
      На самом деле дядя был даже рад - деньги выделяемые ему как инвалиду с ребёнком, он мог тратить на алкоголь и девушек, теперь вместо отвязных пятниц, которые он устраивал себе на пособие для безработных, добавились  ещё такие же отвязные субботы и воскресенья. В школе у Рэйн тоже все шло не очень гладко, сверстники стали сторониться её  ещё больше, но дома жизнь превращалась в настоящее испытание, а выходные напоминали без конца повторяющийся, беспробудный кошмар.
      Рэйн развернулась и убежала в свою комнату. Через секунду после того, как она захлопнула дверь, послышались громкие шаги, злой как черт дядя поднимался по лестнице. Рэйн знала, что сейчас будет, но ей уже было все равно. Пусть бьёт. Она быстро поняла, что лучше всего вызывать в нем раздражение, чтобы он выплёскивал свой гнев кулаками, нежели быть послушной и покладистой, пробуждая совсем иные чувства. Его похотливый взгляд Рэйн заметила в первую же их встречу, что очень испугало её, поэтому план был прост — выкручивать дяде мозги насколько это возможно, а побои она уж как-нибудь стерпит.

      Пока Рэйн у себя наверху старалась делать уроки, дядя внизу развлекался с женщинами. Он здорово прибавил среди них в популярности, после сентиментального рассказа о том, как им была удочерена бедная девочка, ставшая сиротой. Пустоголовые девицы поглаживали волосатую грудь и слушали трогательную речь о спасении, после чего дядюшка Роджер без лишней скромности расстёгивал ширинку, намекая на то, что история закончена, и пора бы приступить к делу.
      Под громкие стоны, доносившиеся снизу, Рэйн с трудом передвигала ручкой по бумаге, выдавливая корявые буквы, а слезы одна за другой падали на тетрадь, размывая чернила. Рэйн с радостью бы надела наушники и включила музыку на своём плеере, чтобы приглушить отвратные, мерзостные звуки, но дядя забрал оттуда батарейки и вставил их в свой пульт от телевизора. Она не понимала за что ей все это. Она скучала по своей Маме. Поздними вечерами, сидя у себя в комнате, Рэйн подолгу мечтала о том, чтобы все это поскорее закончилось. Она не раз подумывала сбежать, но куда? Неизвестность пугала. К тому же ей важно было закончить учёбу.
      Рэйн заметно похудела, хотя и до этого была довольно худой. Она почти ничего не ела, да и не могла есть, весь рацион дяди состоял из спиртного и сигарет, что соответственно сказалось на содержимом холодильника. Школьная столовая — вот что спасало. Рэйн буквально вампирила одноклассников вокруг себя, мысленно поедая их порции. Когда кто-то из них, брезгливо поковыряв вилкой оставлял еду нетронутой, Рэйн была готова убить его. Дети смотрели на неё как на сумасшедшую, когда она набрасывалась на тарелку с едой, не способная сдержать себя и жуя, точно изголодавшаяся собака. Жизнь все сильнее топила её в грязной луже несправедливости, заставляя усваивать жестокие законы суровой действительности. Словом с дядей Роджером она прошла настоящую школу выживания и надо сказать — это здорово облегчило ей жизнь в дальнейшем, подготовило к трудностям, особенно когда она оказалась в Рэдшире.
      По мере взросления выпады со стороны дяди происходили все реже, но жизнь с ним от этого не становилась лучше. Рэйн отсчитывала дни до своей свободы. Она устроилась на подработку в городскую библиотеку, понемногу копила деньги и прятала их в заброшенном доме. Теперь оставалось только ждать. Тянулись часы, дни, недели, времена года за окном сменяли друг друга, а чувство дежавю не покидало Рэйн ни на минуту. Правда, однажды дядя исчез куда-то на целую неделю, и это была самая счастливая неделя в её жизни.
      Но ничто не могло сравниться с тем днём, когда Рэйн исполнилось восемнадцать. Конечно, это был совсем не тот праздник, какой обычно бывает у детей; не было ни друзей, ни подарков, ни даже обычных поздравлений, (за все эти семь лет Рэйн привыкла к этому) но все это было мелочью в сравнении с тем, что она получила — свободу. А дядюшка Роджер, похоже, даже всплакнул на крыльце, в последнее время он был совсем плох, алкоголь продолжал его медленно убивать. Но Рэйн не задержалась в его доме ни на минуту. Она собрала вещи и покинула те места навсегда.
      Рэйн до сих пор подолгу ждёт, прежде чем уснуть, хотя прекрасно понимает, что Мама не придёт. «Я так скучаю по тебе ...» — говорила она тихо и закрывала глаза. Теперь сны заберут её из жестокой реальности, но родной голос не прочтёт ей любимую сказку…