Размышления о пьесе Чайка

 Это мой старый текст,  который был написан во время моего обучения в театральной студии в Италии, нашла его в старых архивах, перечитала и решила сохранить здесь.



    "Чучело чайки"... Деликатный Чехов, если даже и думал, то все равно никогда не назвал бы так свою пьесу. Или тогда это был бы уже не Чехов.   Максимум, что он мог себе позволить – тонко намекнуть определением жанра - комедия. Но почему же Станиславский не уловил намек и использовал Чайку как символическую эмблему своего театра?

    А между тем, пьеса Чехова “Чайка” – это абсолютно постмодернистское произведение, созданное в иезуитской манере искусно завуалированного стеба, насмешка над пафосными застарелыми формами в искусстве,  над ужасающей аккумуляцией тривиальных клише,  над невозможным заламыванием рук и “биением себя по чреслам”, всего того нафталинового скопления  сценических ужимок, от которых писателю становилось просто физически нехорошо,  зачастую он бесстрастно покидал спектакли с “банальными тещами и банальными любовниками”, не дожидаясь окончания первого действия.
 
    Но - “творец всегда заговорщик”.  И на первой читке пьесы Чехов просто очень мудро не стал объяснять артистам МХАТа саркастическую суть текста, а с внутренней иронией наблюдал за рыдающими “над трагедией” актерами.

    В пьесе не сформулировано четко ни одной претензии, и в то же время она наполнена вечными вопросами “Кому все это (искусство) нужно и нужно ли вообще”, “Какова мера таланта”, и самое главное, “Кто удостоится чести определять критерии”.

    Чистой, мечтательной Нине Заречной, собственно, самой Чайке противопоставлена поверхностная, завистливая, мелочная Аркадина.
 
     У Нины есть все, чтобы претендовать на одаренность – жертвенность, трудолюбие, целеустремленность, восприимчивость к прекрасному. Казалось бы, какие тут могут быть сомнения. Но загадочный Чехов (через персонаж, естественно)  специально задает вопрос, и главное, кому, среднему, н о р м а л ь н о м у  рядовому потребителю искусства Дорну, тем самым опять витиевато уходя от прямого “ответа”. “Талантлива ли она?” “Трудно сказать”, - отвечает Дорн.  Чехов постоянно и великодушно оставляет читателю пространство определять и делать выводы самостоятельно, но при этом, он, как истинный художник, всегда уточняет, от кого именно исходит умственный посыл.  Чехов никогда не берет на себя право выносить вердикт, он лишь обозначает признаки. Признаки таланта и признаки вторичности. Слово “бездарность” –  слишком резкий, слишком не чеховский термин, жестоким до такой степени он никогда не был.

   Итак, признаки бездарн... нет-нет, скажем... недостаточности (sic!) главной героини "Чайки":

- Фамилии у Чехова никогда не случайны, и само слово "Заречная" звучит как пришедшая откуда-то из-за реки,  то есть намекает на ее местечковость и провинциальность;
- Нина мечтает о славе (что ж, не факт, что это признак;
- Нина считает, что “в пьесе непременно должна быть любовь”. (косвенный признак, свидетельствующий о закоснелости понимания;
- Как актриса Нина талантлива “лишь местами”. В основном игра ее полна грубых жестов.

   Признаки таланта:

- Для Нины Заречной сцена всегда была смыслом существования, она жертвует личным счастьем во имя самореализации в искусстве;
- По ее словам, на сцене она получает от игры удовольствие;
- Она подписывает свои письма псевдонимом Чайка, ассоциируя себя и свою судьбу с убитой Тригориным чайкой;
- Нина способна к самокритике, отмечает свои ошибки, страдает, когда играет плохо, с течением времени приобретает некоторые основы мастерства, и начинает чувствовать себя на сцене более свободно.

  И вот все эти неоспоримые, вроде бы, признаки, стереотипы о том, каким должен быть артист, у Чехова вызывают сомнения. Очевидно, они возникли в результате наблюдения за театральной средой.  Чехов задается вопросом, а не признаки ли это только лишь способного к обучаемости ума, но не таланта, который всегда есть тайна? Ум можно развить, а дар нужно получить.
 
   Ведь Аркадина – бестактная, жадноватая, пустая  в жизни Аркадина – на самом деле  -   искушенная опытная актриса, звезда, безо всяких там преувеличений и сарказмов, она у Чехова не мучается, не страдает, ей это ни к чему, спокойнехонько рубится в карты и в лото, наплевательски относится к творческим мукам сына, здраво, но цинично издевается по поводу “эффектов”, вполне ревнива к успехам других, для творческой личности слишком земная,  “Я не Юпитер, я женщина”,  но на сцене-то - увы и ах, как бы ни хотелось по закону высшей справедливости, обратного, – на подмостках она – богиня, и всё тут!
 
    Гений Чехова задолго до постмодернизма, но по закону постмодернизма,  т.е. бунтарски-непонятно для современников, развенчивает социально удобный миф.  Миф о завистливом, но слегка бездарном Сальери и миролюбивом, но ужасно талантливом Моцарте.  И чучело прекрасной белой чайки, доставаемое из шкафа, вовсе не символ, как принято считать, убитого полета, а  скорей всего,это символ подмены.  Подмены понимания, и в этом и есть, возможно, секрет чеховской “Чайки”, пророческое вечное непонимание искусства, а значит, постоянный поиск кодов для шифров по одну сторону занавеса, и ключей  к зашифрованным откровениям, по другую.

2014, Italia, Cassino
На фото мой моноспектакль марионеток "Горгелла Фея Замка"