Прекрасно осуществлённый замысел...
Выдающийся прозаик золотого века века русской художественной литературы, в тридцатых, сороковых годах девятнадцатого века написал повесть, в которой:
Первое. Главным персонажем был проживающий в восемнадцатом веке не в Москве, а в таком районе города Санкт-Петербург, как Коломна, один зловещий ростовщик с необычным тяжёлым взглядом его обоих глаз.
Второй. Были описаны тяжёлые, просто страшные завершения жизни тех, кого дьявольский ростовщик облагодетельствовал - дал денег на их вроде бы добрые дела.
Третье. Действует художник-самородок, самоучка, которого клеймили позором, называли невеждой за его первые, ранние произведения, а он не падал духом и своим трудом продолжал совершенствовать свои последующие творения.
Вот такой получился замысел у выдающегося, золотого века русской художественной литературы, прозаика, в котором, в замысле, в облике ростовщика действовал сам дьявол.
С данным замыслом, с этой повестью выдающегося прозаика девятнадцатого века, как и со всем его творчеством, несомненно был знаком автор, который стал писателем уже в двадцатом веке. Которому пришлось творить уже при большевиках. При советской власти.
Писатель двадцатого века был знаком с повестью девятнадцатого века в деталях. И он был согласен с утверждением прозаика девятнадцатого века, что при таких монархиях, каким было правление, например, Екатерины Второй, художникам и сочинителям творить гораздо удобнее, чем при многих республиках.
Автор двадцатого века воспринял повесть писателя века девятнадцатого как конспект своего будущего романа. И в его романе:
Первое. Талантливый живописец, художник-самоучка из века восемнадцатого превратился в писателя, в Мастера, написавшего в двадцатом веке, в Москве, роман о деяниях древнеримского государственного деятеля.
Второе. Дьявольский ростовщик стал носить не восточное платье, а европейский костюм, и прибыл не в Петроград, а в Москву в сопровождении своей необычной свиты. Свита того, кого всё-таки можно назвать дьяволом - это собственное изобретение автора двадцатого века, трудившегося уже при большевиках, и это изобретение сильно оживило, очень украсило замысел выдающегося прозаика девятнадцатого века.
Третье. Есть сильная любовная линия, чувство Мастера к Маргарите, которая оказалась очень мстительной женщиной. Маргарита изобретательно мстит критику Латунскому за то, как он поступил с творением её возлюбленного Мастера.
Четвёртое. Представлены многочисленные библейские, точнее - евангельские сцены, и в неявном виде есть в романе утверждение, что дьявол часто оказывается милосерднее не монархической, а республиканской и советской власти большевиков.
Пятое. Завершение земного существования Мастера описывается без тех ужасов, которые представлены в повести выдающегося прозаика девятнадцатого века, и Мастер вознаграждается за свои земные мучения, но не светом, а покоем.
Творческий замысел Николая Васильевича Гоголя из его повести "Портрет" прекрасно осуществил, в своём романе "Мастер и Маргарита", Михаил Афанасьевич Булгаков.
И Фёдор Михайлович Достоевский, и М.А. Булгаков очень уважали Николая Васильевича Гоголя за его выдающийся прозаический талант, а вот Алексей Скалдин в своем романе "Странствия и приключения Никодима-старшего" не захотел воспользоваться творчеством Н.В. Гоголя, как конспектом, решил выступить в роли большего, чем Михаил Афанасьевич Булгаков новатора.
Новаторство и эксперимент необходимы в художественной литературе, но, вполне возможно, что успех у читателей "Мастера и Маргариты" М.А. Булгакова как-то связан с тем, что данный автор прекрасно осуществил интереснейший замысел Николая Васильевича Гоголя.
Свидетельство о публикации №224061700237