Пушкин подозревал женку свою
Жёнка кокетка по письмам 1833 года
В 1832 –ом Пушкин (А.С.) впервые упрекнул женку свою (бывшее привидение Мадонны) в публичном кокетничании, а потом и с Ним (так он в письмах звал царя Николая 1) и в разных поводах для сплетен:
22 сентября 1832 г. Москва
Ах, жёнка душа! что с тобою будет?
25 сентября 1832 г. Москва
Верьхом не езди, а кокетничай как-нибудь иначе.
27 сентября 1832 г. Москва
Нехорошо только, что ты пускаешься в разные кокетства; принимать Пушкина тебе не следовало, во первых, потому что при мне он у нас ни разу не был, а во вторых, хоть я в тебе и уверен, но не должно свету подавать повод к сплетням.
Около (не позднее) 3 октября 1832 г. Москва
виновата 1) потому что всякой вздор забираешь себе в голову, … 3) кокетничаешь со всем дипломатическим корпусом, да ещё жалуешься на своё положение, будто бы подобное Нащокинскому! жёнка, жёнка!..
20 августа 1833 г. Торжок
не кокетничай 26-го
Да бишь! не с кем. Однако всё-таки не кокетничай
2 октября 1833 г. Болдино
Того и гляди избалуешься без меня, забудешь меня — искокетничаешься.
8 октября 1833 г. Болдино
Не стращай меня, жёнка, не говори, что ты пококетничалась; я приеду к тебе, ничего но успев написать — и без денег сядем на мель. Ты лучше оставь уж меня в покое
Не кокетничай с Соболевским и не сердись на Нащекина
11 октября 1833 г. Болдино
Не мешай мне, не стращай меня, будь здорова, смотри за детьми, не кокетничай с ц.<арём>, ни с женихом княжны Любы
21 октября 1833 г. Болдино
кокетничать я тебе не мешаю, но требую от тебя холодности, благопристойности, важности — не говорю уже о беспорочности поведения, которое относится не к тону, а к чему-то уже важнейшему.
30 октября 1833 г. Болдино
Ты, кажется, не путём искокетничалась. Смотри: не даром кокетство не в моде и почитается признаком дурного тона. В нём толку мало. Ты радуешься, что за тобою, как за сучкой, бегают кобели, подняв хвост трубочкой и понюхивая тебе <------->; есть чему радоваться! Не только тебе, но и Парасковьи Петровне легко за собою приучить бегать холостых шаромыжников; стоит разгласить, что-де я большая охотница. Вот вся тайна кокетства. Было бы корыто, а свиньи будут. К чему тебе принимать мужчин, которые за тобою ухаживают? не знаешь, на кого нападёшь. Прочти басню А. Измайлова о Фоме и Кузьме. Фома накормил Кузьму икрой и селёдкой. [Фо<ма>] Кузьма стал просить пить, а Фома не дал. Кузьма и прибил Фому как каналью. Из этого поэт выводит следующее нравоучение: Красавицы! не кормите селёдкой, если не хотите пить давать; не то можете наскочить на Кузьму. Видишь ли? Прошу, чтоб у меня не было этих академических завтраков.
да, ангел мой, пожалуйста, не кокетничай. Я не ревнив, да и знаю, что ты во всё тяжкое не пустишься; но ты знаешь, как я не люблю всё, что пахнет московской барышнею, всё, что не comme il faut, всё, что vulgar… Если при моём возвращении я найду, что твой милый, простой, аристократический тон изменился, разведусь, вот те Христос, и пойду в солдаты с горя.
6 ноября 1833 г. Болдино
Повторю тебе помягче, что кокетство ни к чему доброму не ведёт; и хоть оно имеет свои приятности, но ничто так скоро не лишает молодой женщины того, без чего нет ни семейственного благополучия, ни спокойствия в отношениях к свету: уважения. Радоваться своими победами тебе нечего.
Жёнка, жёнка! я езжу по большим дорогам, живу по 3 месяца в степной глуши, останавливаюсь в пакостной Москве, которую ненавижу, — для чего? — Для тебя, жёнка; чтоб ты была спокойна и блистала себе на здоровье, как прилично в твои лета и с твоею красотою. Побереги же и ты меня. К хлопотам, неразлучным с жизнию мужчины, не прибавляй беспокойств семейственных, ревности etc., etc. — не говоря об cocuage, о коем прочёл я на днях целую диссертацию в Брантоме
Итак, весь 1833-й Пушкин ноет о кокетстве женки и грозе бед кокюажа и рогачества
Тщетно…
(2)
Перекрёсток судьбы весной 1834 –го
18 мая 1834 г. 35-летний Пушкин в 51-ом письме к сосланной из Петербурга в Ярополец женке признался в своем окончательном беспросветном несчастье:
«
Я должен был из Яропольца получить по крайней мере два письма. Здорова ли ты и дети? спокойна ли ты? Я тебе не писал, потому что был зол — не на тебя, на других. Одно из моих писем попалось полиции и так далее.
Смотри, жёнка: надеюсь, что ты моих писем списывать никому не дашь; если почта распечатала письмо мужа к жене, так это её дело, и тут одно неприятно: тайна семейственных сношений, проникнутая скверным и бесчестным образом; но если ты виновата, так это мне было бы больно. Никто не должен знать, чт; может происходить между нами; никто не должен быть принят в нашу спальню. Без тайны нет семейственной жизни.
Я пишу тебе, не для печати; а тебе нечего публику принимать в наперсники. Но знаю, что этого быть не может; а свинство уже давно меня ни в ком не удивляет.
***
Дай бог тебя мне увидеть здоровою, детей целых и живых! да плюнуть на Петербург, да подать в отставку, да удрать в Болдино, да жить барином
Неприятна зависимость; особенно когда лет 20 человек был независим.
Это не упрёк тебе, а ропот на самого себя. Благословляю всех Вас, детушки.
Адрес: Натальи Николаевне Пушкиной в Волоколамск в село Ярополец.
«
Повод для темы письма был позорным и похабным: через придворного «крота» Пушкин узнал, что его переписку с женкой читают, вскрывая конверты на почте. Ему было известно, что власти за ним следят, что ему не доверяют и его подозревают. Но чтобы читать интимные письма мужа и жены… !? Это было для него невообразимо.
В мае 1834-го Пушкин легко мог предположить кому нужна была его переписка с Натали. Царю!
Дело в том, что в 1833 Натали овладела троном фавориток танцзала и блудуара императора Всея.
Царь это особо отметил: Пушкину присвоили звание придворного = аж самого камер-юнкера. 31 декабря 1833-го - указ Николая I придворной конторе:
«Служащих в Министерстве иностранных дел, коллежского асессора Николая Ремера и титулярного советника Александра Пушкина, Всемилостивейше пожаловали Мы в звание камер-юнкеров Двора нашего. Николай».
Публично, наглядно, позорно и многоговоряще.
«Такое приобщение Пушкина ко двору имело целью сделать его предметом насмешек всего Петербурга», – написал об этом случае публицист, доктор философских наук Генрих Волков.
Пушкин проявил откровенное неудовольствие таким призванием ко двору, понимая откуда растут уши и в чем причина такой милости к титулярному советнику (как тогда говорили – еще не советнику или недо-советнику как подполковника называли недополковником) и распространил свою реакцию до ушей кому-надо, а в дневнике он записал:
«1 января. Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове. Так я же сделаюсь русским Dangeau» (маркиз де Данжо - «автор интимной придворной хроники последних лет царствования французского короля Людовика XIV» = см. Dangeau. Abr;g; des m;moires ou journal du marquis de Dangeau:- 1817 ).
Более откровенных признаний и показаний о громаде семейного счастья, которого чорт догадал о бесы попутали искать с Натали, немыслимо и представить!
Напомним два лишь свидетельства современников о реакции поэта на позицию, мундир и обязанности камер-юнкера:
(А) Я.П. Полонский записал рассказ Л.С.Пушкина: «Брат мой... впервые услыхал о своем камер-юнкерстве на бале у графа... Орлова. Это взбесило его до такой степени, что друзья его должны были отвести его в кабинет графа и там всячески успокаивать. Не нахожу удобным повторить здесь всего того, что говорил с пеной у рта разгневанный поэт по поводу его назначения». Защитники царя призывают Лёвушке не доверять.
(Б) Рассказ Нащокина в записи П.И.Бартенева: «Но друзья, Вельгорский и Жуковский, должны были обливать холодною водою нового камер-юнкера: до того он был взволнован этим пожалованием! Если б не они, он, будучи вне себя, разгоревшись, с пылающим лицом, хотел идти во дворец и наговорить грубостей самому царю».
Ирония Пушкина в дневнике: «Бал у гр. Бобринского, один из самых блистательных. Государь мне о моем камер-юнкерстве не говорил, а я не благодарил его» (а разговор с царём о Пугачёве приводит!), «Великий князь намедни поздравил меня в театре: - Покорнейше благодарю, ваше высочество; до сих пор все надо мною смеялись, вы первый меня поздравили».
Затем в Дневнике:
«10 мая. Несколько дней тому получил я от Жуковского записочку из Царского Села. Он уведомлял меня, что какое-то письмо мое ходит по городу и что государь об нем ему говорил. Я вообразил, что дело идет о скверных стихах, исполненных отвратительного похабства и которые публика благосклонно и милостиво приписывала мне. Но вышло не то. Московская почта распечатала письмо, писанное мною Наталье Николаевне, и, нашед в нем отчет о присяге великого князя, писанный, видно, слогом неофициальным, донесла обо всем полиции. Полиция, не разобрав смысла, представила письмо государю, который сгоряча также его не понял. К счастию, письмо показано было Жуковскому, который и объяснил его. Все успокоилось. Государю неугодно было, что о своем камер-юнкерстве отзывался я не с умилением и благодарностию. Но я могу быть подданным даже рабом, — но холопом и шутом не буду и у царя небесного. Однако какая глубокая безнравственность в привычках нашего правительства!»
А Натали была на седьмом небе! Чертоги царя были рядом …
Так и жили… Врозь у царя были. Натали стала своей в интимном царском Анничкове…
Вот такая история с тем как царь следил за реакцией мужа на путешествие жены к трону на гоне Фавор и в блудуар царя самовластца
***
Но Пушкин не был бы Пушкиным, если бы не воспользовался и таким новогодним царским подарком, Вот какое интересное свидетельство его делового отношения к производству в придворные:
Из письма П. В. Нащокину между 23 и 30 марта 1834 г. Петербург
«Вот тебе другие новости: я камер-юнкер с января месяца;
Медный Всадник не пропущен — убытки и неприятности!
зато Пугачев пропущен, и я печатаю его на счет государя.
Это совершенно меня утешило; тем более, что, конечно, сделав меня камер-юнкером, государь думал о моем чине, а не о моих летах — и верно не думал уж меня кольнуть.
Как скоро устрою свои дела, то примусь и за твои.
Прощай, жди денег.»
Истопник:
Письма последних лет. 1834-1837 [Отв. ред. Н. В. Измайлов] ; АН СССР. Ин-т рус. литературы (Пушкинский дом) - 1969.
Пушкин уверяет друга: Государь, подарив Натали ради, сочинителю и титулярному советнику (т.е. еще недо-советнику) звание придворного = камер-юнкера (комнатного служку = то горшок, то кружку, то книжку, то утку … а то и прибаутку), думает о своем следующем чине! И об использовании царя как надежного верного и милого кредитора
(3)
Подозрения Пушкина
Итак, продолжим … Оказавшись в придворных по известному позорящему основанию, Пушкин предпринял демарш из двух акций:
1) подал прошение об отставке с госслужбы, отказавшись от подарка императора от 1831 г, заявив:
«Я могу быть подданным, даже рабом, но холопом и шутом не буду и у царя небесного»,
(фраза сия заимствована у Мих. Вас. Ломоносова!)
2) отослал женку из столицы в Полотняный завод на доработку – чтоб только лишить Царя наташкиных прелестей
А теперь возвращаемся к письму Пушкина к жене от 18 мая 1834 г. и убеждаемся в его подозрениях в участии НН в заговоре и акциях против будущего Нашего Всего, выписывая его фразы:
« … надеюсь, что ты моих писем списывать никому не дашь»
«…тут одно неприятно: тайна семейственных сношений, проникнутая скверным и бесчестным образом; но если ты виновата, так это мне было бы больно»
«Я пишу тебе, не для печати…»
И, надо сказать прямо, Пушкин жену подозревал в том, что она давала царю его письма, ибо, отбросив дипломатию, он перешел к открытым (явно обоснованным) упрекам и наставлениям:
«Никто не должен знать, чт; может происходить между нами;
никто не должен быть принят в нашу спальню.
Без тайны нет семейственной жизни.
а тебе нечего публику принимать в наперсники. «
Завершая нытьё более, чем оплеухой:
«свинство уже давно меня ни в ком не удивляет.»
Ни в ком!
***
Мы имеем тройную закваску роковой трагедии на трёх Перекрестках судьбы Пушкина:
- 1826 – сговор с царем
- 1830 – женитьба на НН
- 1833 - кокюаж
Пушкин оказывался на перекрестках судьбы через каждые три года и каждый раз продолжал топать по роковому пути
***
Честь II
Побродив по тропам ПИПИ да поразмыслив, ясно осознал = изучаемое нами письмо не содержит скрытого текста, а по горестным упрекам Пушкина со всей беспощадной прямотой свидетельствует о его уверенности в том, что женка сотрудничала с властью и оказалась в стане его заклятых врагов
Свидетельство о публикации №224061700280