Мой герой

Вбежав во двор, Светка с такой силой хлопнула калиткой, что воробьи, гревшиеся на серых волнах шифера крыши, взметнулись вверх и унеслись на дальнее дерево. Пёс в будке злобно зарычал и, путаясь лапами в цепи, выскочил наружу, хотел было облаять нарушителя спокойствия, но увидев хозяйку, подобрел и завилял хвостом, потом сел, наклонил морду набок и с интересом стал ждать, что же будет дальше за столь эффектным появлением Светки. Она ж тем временем остановилась посередине двора и, вытянув шею, стала кричать:
- Пап! Папка! Па-а-ап! – Ответа не было. – Ну и где же он есть? – спрашивала себя Света, направляясь к дому. Наспех обскоблив грязь на резиновых сапогах об решетку, она прошла через сени и открыла дверь в избу.
- Пап! Папа!
В доме было тихо, только тикали часы и вкусно пахло жареной картошкой. Переставив портфель за порог, активистка, спортсменка, но не отличница толкнула его так, что тот на металлических уголках проехал по полу коридора и упал возле печки. Закрыв обратно дверь, Светка продолжила поиски отца во дворе. Обогнув загон для скотины, она деловитой размашистой походкой подошла к стайкам (хлеву). Отец чистил стайку, укладывая вилами куски навоза на самодельную тележку.
- Пап! Я тебя зову, зову, а ты не отзываешься! – упрекнула дочь.
- А? Светка-зелёная ветка со школы вернулась! Что-то рано, однако.
Отец любил украшать речь шутками-прибаутками собственного сочинения. «Светка-зелёная ветка» появилась тогда, когда пятилетняя дочка, внимательно прослушав сказку, возмутилась по поводу того, что косолапый медведь раздавил теремок, оставив мышку-норушку, лягушку-квакушку и прочую живность в чистом поле на ветру и холоде. Встала тогда защитница зверья на самотканый половик, подбоченилась, топнула розовой пяткой по нему и гордо сказала, что это – непорядок, нельзя оставлять зверушек в беде. Тогда-то отец и придумал нового литературного героя Светку-зелёную ветку, которая любила зверушек, зелёный лес и цветы, и которая пришла на помощь животным, построив им два крепких дома, один из них - специально для неуклюжего медведя, чтобы тот случайно кого-нибудь не раздавил. Потом Светка-зелёная ветка спасла Колобка от глупой смерти. Сняв с носа Лисы, она отнесла его обратно к старику со старухой и наказала им, чтобы они смотрели за колобком в оба глаза и никуда одного не отпускали. Свете очень нравились переделанные сказки со счастливым концом. Позднее они понравились её новым друзьям-первоклассникам. При театральном пересказе усовершенствованных русских народных сказок с оригинальной озвучкой главных героев и неподражаемым показом сцен, девчонки и мальчишки смеялись так, что бились головами об парты. Вот только учительнице такие сказки не нравились. За срыв урока она ставила артистку Светку в угол. И вообще, первый год обучения в школе Свете дался очень тяжело, и не только из-за дисциплины. За невыученный алфавит Света получила первую в жизни двойку. Она знала все буквы и научилась читать и считать ещё до школы, но алфавит… Запомнить, за какой буквой какая следует, – это непросто. А главное, смысла в этом нет. Другое дело, – счёт! Считаешь и понимаешь, что за маленьким числом следует большее. Ошибиться здесь никак нельзя! А в алфавите что? Если буквы «Г» и «М» поменять местами ничего же страшного не произойдет! С такими рассуждениями Света приставала к отцу, который был для неё царь и Бог, учитель и друг, и, просто, папка. Он пытался ей пояснить, зачем нужен алфавит, но дочка так и не поняла. Мотая слёзы и сопли на кулак, она вслух твердила и твердила алфавит, пока не выучила. Отсюда и пошла у отца новая присказка «Б-в-м-д», что означала трудности или проблемы в школе.
- Пап, короче, тебе нужно будет на следующей неделе в школу прийти! – выпалила Светка.
— Вот тебе и б-в-м-д! – удивился и одновременно расстроился отец. Он выпрямился, воткнул вилы в землю, снял верхонки с рук и повесил их на жердь. – А подлиннее можно?
- Можно! Вся страна готовится к празднованию тридцати пятилетия победы! – чтобы не ошибиться в произношении, Света по слогам произнесла числительное. – У нас в школе состоится торжественное собрание, и Валентина Афанасьевна дала задание пригласить героев войны на собрание. Вот!
- Ага! Значит, я – тот самый герой, по-твоему? - спросил отец.
- Да! – с радостью воскликнула Светка и полезла обнимать папку.
- Стой! Куда ж ты идёшь? Сейчас все сапоги в дерьме будут и куртка тоже. Вишь, какой я – грязный? – И отец отстранил руки дочери от себя. – И с чего ты только взяла, что я пойду на собрание?
- А разве нет? – Светка недоумевающе захлопала глазами. – Пап, знаешь, все кинулись вспоминать про своих дедов, дядек, каких-то соседей, а я так гордо им говорю: «А у меня отец воевал! И у него есть много медалей и орденов!»
Папа покачал головой: - Да кто же тебя постоянно за язык-то тянет? «Много медалей и орденов!» - передразнил он дочку. – Орден-то - один.
Он замолчал, молчала и Света в ожидании того, что скажет её герой. Откуда-то прилетел скворец и, усевшись на скворечню, стал вместе с ней раскачиваться на длинном шесте. Черный скворец с фиолетовым отливом блестел на солнце, как лакированный. Широко раскрыв ярко-желтый клюв, он посвистел, пощёлкал и нырнул в леток.
- Нет, Света, никуда я не пойду! – принял решение отец.
- Ну, пап!
- Не папкай! Сказал нет, значит – нет!
Обида в один миг наполнила детскую душу и вырвалась наружу слезами и всхлипами, но просить больше Света не стала, опустила голову и поплелась в дом.
Сняв сапоги и куртку, она упала на кровать и, уткнувшись в подушку, разревелась:
- Что же теперь подумают одноклассники и Валентина Афанасьевна? Что я – вруша? Ну почему, почему, почему папка не хочет идти на собрание?
 Долго ли, коротко ли плакала Света, но слёзы закончились, пересохли, как летом ручьи. Она решила, что это произошло из-за недостатка жидкости в организме, и пошла на кухню попить молока, успела сделать только три глотка из кружки, как в сенях скрипнула дверь. Светка пулей пронеслась через коридор обратно в комнату, бросилась на кровать и продолжила страдать. Слёз по-прежнему не было, рёв тоже как-то не получался.
Отец с охапкой дров прошел из сеней до голландки и свалил дрова возле печи на пол:
— Это кто же портфель бросил у печки? Получается, теперь печку можно книжками и тетрадками топить?
Только сейчас Света вспомнила, что её портфель, шлёпнувшись набок, остался лежать в коридоре. Соскочив с кровати, она подбежала и подняла его. Отец посмотрел на детское лицо и понял, что буря стала утихать.
- Ну что? Есть будем или поревёшь ещё чуть-чуть?
Света не проронила ни слова, а лишь сильнее насупилась.
- И правильно, поесть ещё успеем. Сначала надо золу из печки выгрести.
Отец опустился на колени возле печи, так ему было удобнее работать, открыл топочную дверцу. Часть золы сразу просыпалось в подставленное ведро. Аккуратно и не спеша бывалый истопник вынимал совком золу из топки и высыпал её в ведро.
- Света, двери-то в комнаты прикрой, а то зола везде налетит!
Дочка хотела возразить, продемонстрировать своё недовольство и непокорность, но не подчиниться папиной просьбе так и не смогла. Закрыв двери в комнаты, Света встала позади него и стала наблюдать. Почистив топку и поддувало, он специальным ножом наколол лучины от смолянистого соснового полена, уложил одну из них поперёк топки, а другие стал накладывать сверху.
- Я, доча, не умею рассказывать о войне так красиво и долго, как рассказывают другие. Я ж не брал немецкого языка и не прыгал с горящего самолёта. Я в составе стрелковой дивизии воевал, в противотанковой батарее. Там интересного было мало. – Отец, погружаясь в воспоминания, замолчал, почесал тыльной стороной руки свои кустистые брови и продолжил - Бой с танками — страшное дело! Вражеские танки уже стреляют, а у нас ещё орудие в конной упряжке. Отцепляем бегом, разворачиваем пушку стволом к противнику, укрепляем, чтоб она от выстрела назад не катилось. И всё под огнём, и всё под огнём. Начинаем стрелять по танкам, а уже много наших солдат полегло, одно-два орудия разбиты. Тут ещё сверху мины и снаряды немецкие падают, вдобавок к танковым. – Папка закрыл дверцу печки, подготовленную к растопке, опустил голову и положил натруженные руки на колени. Потемневшие от работы и времени, не разгибающиеся из-за болезни пальцы рук, дрожали. Бывший артиллерист тихо, как будто только для себя, повторил - Страшное дело, страшное дело – война…
- Пап, а ты сколько танков подбил?
- Э-хе-хе! Ничего-то ты ещё не понимаешь! – отец раздосадовано махнул рукой. – Да разве есть время танки считать, если на краю погибели ходишь? И не я же один из орудия стрелял, а расчёт!
Светка пожала плечами. Ей так хотелось похвастаться и удивить одноклассников количеством орденов, медалей и танков, подбитых лично отцом.
Папа, опершись об ведро с углём, встал с колен, обтряхнул пыль со старых ватных штанов и продолжил:
- Под Сталинградом снаряд упал возле пушки, так от его близкого разрыва наш расчёт землей завалило. В память пришёл я только в госпитале. Здесь и узнал, что откопали нас солдаты из соседнего расчёта. В живых остался только я. – Отец хотел ещё что-то добавить к сказанному, но передумал, тяжело вздохнул, отвернулся и пошёл к рукомойнику.
Когда Света, переодевшись в домашнюю одежку, пришла на кухню, на столе уже лежали ломтики черного хлеба и порезанная на дольки головка лука, а в центре стола стояла большая сковорода с жареной картошкой. Так вкусно готовить картошку умел только папа!   
(продолжение следует)