ДАР. Глава 5

Когда любовь неразделенная или отвергнутая, человек впадает в состояние, причиняющее ему не только психологические, но и физические страдания. А это уже не что иное, как «любовный недуг», который может завершиться, в том числе, и летальным исходом.

«Энциклопедия медицинских заболеваний».

Мы с Линой отпраздновали десятилетний юбилей совместной жизни, семь из которых прожили в законном браке. Ребенок рос здоровым и не плаксивым, вопрос с жильем был решен, по крайней мере, на ближайшие несколько лет. Отпуска мы проводили вместе, несколько раз выезжали в санатории под Геленджик и Сочи. В общем, семья, как семья. Со стороны казалась даже образцовой.
Стадия влюбленности прошла давным-давно, страсть потихонечку угасала, но подогретая по выходным горячительными напитками, вспыхивала почти как в первые месяцы знакомства. Правда, мы стали чаще ругаться – сказывалось привычность многолетнего совместного проживания. Мы ведь с момента ее поездки в Пушгоры, больше никогда не расставались так надолго. Именно сейчас и начиналась настоящая любовь, которая, пройдя последнюю стадию проверки обыденностью происходящего, должна была превратиться в чувство, что называется, «до гроба», или угаснуть безвозвратно. Это сейчас я прекрасно понимаю, что всегда есть два варианта, тогда же для меня существовал только один – мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день.
Раньше наши периодические размолвки приводили к тому, что Лина хлопала дверью и уходила из дома. Куда – я не выяснял, предполагая, что к матери или подружке. Сначала мне было все равно, потом я начинал злиться, затем нервничать и, наконец, принимался ее искать, обзванивая всех, у кого она могла, по моему мнению, остановиться. Верный данному себе слову, я никогда не пользовался своими способностями в этих поисках, хоть и давалось мне это с огромным трудом. Я боялся, что увижу то, что я абсолютно не хотел знать.
Найдя жену и помирившись, я с большой неохотой спрашивал ее, где она провела пару-тройку дней, что мы не виделись и удовлетворялся любым ее ответом, подсознательно ощущая, что это могло быть простым враньем. Но уж так я был устроен, что любую белиберду любимой принимал за чистую монету, лишь бы она соответствовала моим надеждам и не подрывала веру в любовь Лины ко мне. Постельная составляющая нашего примирения была всегда бурной и страстной.
Теперь, когда у нас был ребенок, поругавшись, мы всего лишь на какое-то время переставали общаться. Но жить в небольшой «двушке» и не разговаривать долго, было невозможно, и, поссорившись вечером, к утру мы уже вынуждены были мириться.
Конечно, все это происходило не так часто. Да хоть бы и часто – привыкнуть к этому было невозможно, и я каждый раз сильно переживал, но виду старался не подавать. Как же – мужик ведь! При этом я думал, что у меня хватит силы воли, если такое станет неизбежным, принять разрыв наши отношений. Никогда ведь не знаешь, насколько ты привязан к человеку, пока эта связь не оборвется.
Размышления эти носили чисто гипотетический характер, ибо я был уверен, что до этого никогда не дойдет. Моя любовь к Лине только росла, и, хотя иногда она доводила меня «до белого каления», мне было проще хоть все время жить в таком состоянии, но с ней, чем представить себе жизнь вообще без жены. Не абстрактной жены, а именно моей Линочки.
Мы часто принимали гостей, несколько реже ходили в гости сами – все-таки маленький ребенок. Иногда ходили на концерты в Юбилейный и БКЗ. Летом ездили на дачу – то к моим, то к ее родителям. Ходили по магазинам, покупали разные нужные и ненужные вещи.
Но чаще всего практиковали семейные посиделки за накрытым столом перед телевизором. Алкоголь обострял чувственные желания и эротические фантазии и, уложив сына, мы долго занимались фантасмагорической любовью. Реже обходились и без секса: Лина поворачивалась ко мне спиной, я крепко обнимал ее и, уткнувшись носом ей в шею, засыпал. Она к этому моменту уже дрыхла «без задних ног». Хорошее было время, спокойное и приятное, казалось, так будет всегда.
Но шло время, и я стал замечать, что жена стала периодически задерживаться на работе, больше и чаще принимать участия в корпоративных вечеринках, с которых теперь постоянно возвращалась поздно, зачем-то изменила маршрут движения, предпочтя прямой ветке метро, какой-то объездной путь на маршрутном такси.
Я понимал – происходит что-то не то. Тем более что до меня стали доходить слухи о ее не слишком нравственном поведении. Я стискивал зубы и отмахивался от них, из последних сил сдерживаясь, чтобы не пустить в ход свой бесовский дар. Но семена сомнений почти всегда дают хорошие всходы.
И вот однажды у Лины образовался очередной банкет. Я, одолеваемый нехорошими предчувствиями, взял с нее слово, что она придет не позже девяти вечера.
После работы забрал сынишку из садика, по дороге домой зашел в магазин, купил твердокопченой колбасы, ветчины, сыра, креветок, курицу гриль, каких-то солений, попить и бутылку вина. Придя в квартиру, занялся пацаном. Переодел его, помыл, накормил, включил мультики «Том и Джерри», а сам принялся сервировать стол к приходу жены.
Я успел как раз к девяти часам вечера, пришлось еще отварить картошку и сделать салат из свежих овощей. Устал очень и сел в кресло отдохнуть. Скоро придет Лина, и мы сможем прекрасно посидеть и расслабиться. Завтра суббота и можно хорошо выспаться, а потом пойти куда-нибудь погулять втроем, попить пивка, съесть по шаверме.
Но прошло назначенное время, еще час, пришла пора укладывать спать Глеба (так звали нашего сынулю). Картошка безнадежно остыла, и я отправился на кухню разогреть ее на сковородке. Лины не было, не было и звонков с ее работы.
Полдвенадцатого ночи я плюнул на это затянувшееся ожидание, налил себе, выпил, смачно закусил. Сделал несколько звонков ее подругам. Попал только на одну, которая уже давно была дома и ничего не знала о том, где моя супруга.
Не стану говорить о том, как сильно волновался. Просто представьте, что самый любимый ваш человек вдруг исчез со всех видов связи, а на улице темнотища, зима, мокрая метель. Если вы представили своего ребенка, то это половина тех душевных терзаний, что испытывал я, ведь ребенок не может вам изменить.
Я почти допил бутылку, когда, наконец, раздался звонок в дверь. Было около половины второго. Лина была сильно пьяна и агрессивно настроена. Помада размазалась по щекам, тушь темными струйками текла к подбородку.
– Ну, ты и дрянь! – Я был взбешен, «под газом» и хотя обрадовался тому, что она жива и, с виду, невредима, высказал ей все, что думал о ее ночном появлении.
– А ты сам-то, алкаш и импотент! – Удивительно твердым и громким голосом крикнула она и добавила еще что-то столь же обидное, сколь и не заслуженное.
Я уже развернулся к ней спиной и сделал шаг по направлению к комнате, но эти слова что-то сдвинули в моем мозгу и мне удалось вдруг отчетливо увидеть то, чему так боялся получить подтверждение. На автомате я развернулся и раскрытой ладонью сильно смазал ей по лицу. Лина в этот момент продолжала свою тираду. Голова сильно мотнулась, зубы щелкнули друг о друга и передний треснул. Она замолчала и поднесла руку ко рту, пощупала челюсть.
– Этого я тебе никогда не прощу, – сказала она неожиданно спокойно.
– Ты отомстила заранее, шлюха.
Но бутылку мы допили вместе. Я был в состоянии какого-то анабиоза и плохо помню, о чем мы беседовали. Обвинять я ее ни в чем не мог, в голове завывал горячий самум. Я встал из-за стола и, не раздеваясь, плюхнулся в кровать.
___________________________

Итак, наша любовь дала первую трещину. Да что там трещину – настоящий овраг! Я знал то, чего знать не мог, а значит и в качестве обвинителя мне не выступить. И потом, это было секундное видение, то есть, может всего лишь просто игра распаленного водкой, незаслуженной обидой и ревностью воображения. Убеждаться в этом не хотелось, может, боялся, может подсознательно уходил от выяснения отношений. Только доверие, которое я питал к Лине, сменилось глубочайшим разочарованием и жгучей ревностью. Но не той мальчишеской, которую я переживал еще до замужества, а вполне зрелой и злой. И даже не сама измена, факт которой так и повис в воздухе недоказанным, а то, каким дураком я выглядел в глазах людей, которые точно знали или определенно догадывались о ней, тяготило меня больше всего. По Ницше это звучало бы так: «Я не расстроен тем, что ты солгала мне, я расстроен тем, что больше не могу верить тебе». Теперь каждое ее опоздание с работы, хоть на пять минут, рассматривалось мною уже, как потенциальная возможность «наставить мне рога».
Я дал Лине денег на лечение треснувшего зуба, после чего он стал выглядеть лучше, чем был изначально. Девушка была довольна. Видимо думая, что я испытываю раскаяние за рукоприкладство, через некоторое время она выклянчила у меня еще несколько сотен «баксов » на коррекцию интимной зоны.
– Зачем? – Недоумевал.– То, что у тебя там вижу только я.
Теперь я в этом не был уверен.
– Ну, вот, видишь, для тебя же и стараюсь.
Убийственный аргумент. Не желая лишний раз ссориться, и боясь, что она возьмет деньги у кого-нибудь на стороне, я сдался.
Жизнь потихоньку вошла в спокойное русло. Но доверие, как бумага – раз помнешь, сколько не разглаживай, прежней не будет никогда. Я стал больше пить (спиртное, если и не снимало проблемы, то уж точно делало их на какое-то время не столь важными), и тоже начал задерживаться на корпоративах. Мне надоело постоянно первому приходить домой, а потом ждать – опоздает или нет моя благоверная.
Как-то раз провожали на пенсию сослуживца. Надо сказать, он накрыл прекрасный стол, выставил море вино-водочной продукции, созвал гостей не только из нашей части, но и своих друзей и знакомых с соседних подразделений.
Меня попросили вести банкет, и, скажу без ложной скромности, я был в ударе. Много красивых слов было сказано в тот вечер, много пожеланий и дельных советов дано, куча песен спета, в том числе, мною сольно, под гитару. «Накушались» многие, что стоит только юбиляр, не обладавший крупными габаритами, но все же свернувший случайно, стоявший на выходе гранитный столб калитки, весивший килограмм под двести.
Постепенно все расходились. Наконец, от многолюдного сборища осталось человек пять – семь. Молоденькая секретарша командира соседней части, весь вечер строившая мне глазки через стол, пересела на соседний со мной стул.
– Может еще?– Спросила она.
– Так нечего уже, надо подкупить сходить.
– Пойдем, прогуляемся.
Я извинился перед оставшимися, и мы вышли в темноту города. Тогда спиртным торговали круглосуточно, и я хотел было купить литр «Распутина», но Наташа – так звали мою попутчицу – неожиданно воспротивилась этому.
– Так, а чего мы пошли? – Удивился я.
У нее на этот счет были свои резоны.
– Тебе уже и так достаточно, купи пивка, и пойдем ко мне. У меня ключи от кабинета есть.
– А как же гости?
– Да они к нашему приходу уже разойдутся.
Это было похоже на правду. А я действительно был сильно «под шафе», и не выразил своего несогласия с ее предложением.
Пришли, поднялись на второй этаж, она открыла приемную. Мы долго о чем-то говорили, пили пиво, смеялись. В какой-то момент я почувствовал ее горячее дыхание на своей щеке. Потом руки стали расстегивать пуговицы на моей рубашке, а потом провал.
Когда я более или менее начал соображать, все, что могли сделать мужчина и женщина репродуктивного возраста, было уже сделано. Мы оделись и вышли в ночную прохладу.
Оказалось, что она живет недалеко от места нашей работы, но мы еще долго бродили по улицам и закоулкам, о чем-то непринужденно беседуя. И мне это нравилось, и домой совсем не хотелось. Только угроза того, что метро вот-вот закроется, заставила меня оставить мою случайную подружку у дверей ее парадной. «Странно,– думал я,– столько рядом работаем, а я ее никогда не видел».
Когда я в час ночи тыкал ключом в замочную скважину своей квартиры, я где-то понимал Лину – ту, которая полгода назад получила от меня пощечину. «А ведь ей тоже было хорошо, – думал я,– теперь квиты. Правда, удар за ней, и я его точно заслужил».
Открыв дверь, я увидел стоявшую в ночной рубашке жену. Она молча смотрела на меня.
– Проводы затянулись. Никто не хотел расходиться.– Развел я руками в стороны.
– Мойся и иди спать.
Лина развернулась и ушла в комнату. Я последовал ее совету.
Заснул мгновенно, но спал очень тревожно, ворочался, скрипел зубами. И снилась мне та самая старуха, которую встретил более десяти лет назад в Куравицах. Лица ее я не видел, как и тогда, была она в том же балахоне и грозила мне темным узловатым пальцем.
___________________________

Как ни странно, дальнейшая наша жизнь потекла относительно спокойно. Может я удовлетворился своей маленькой местью, может так «звезды сошлись», но больше мы не ругались и не давали друг другу поводов для этого.
Глеб ходил уже в подготовительную группу садика, мы по очереди забирали его после работы. Ужинали семьей, смотрели телевизор, разгадывали кроссворды, читали на ночь сказки сыну, учили его буквам. Когда появился компьютер, я играл на нем с сынишкой в различные несложные игры. Позже он научился сам. Утром, так же чередуясь, отводили его в детский сад. Сами разъезжались по работам. А вечером все повторялось.
Летом на месяц отдавали его в дежурный сад; на одну смену отправляли в лагерь, куда на месяц – два устраивалась и моя теща: присмотреть за Глебом, да и подзаработать заодно. Приезжали туда на выходные, загорали, купались. Оставшийся летний месяц мальчик проводил с нами на даче или мы брали его с собой на юг, в санаторий.
Обычная спокойная семейная жизнь. Как просто! Но для того, чтобы она снова стала такой, вероятно, необходимо было пройти через две нелицеприятные сцены, описанные выше. Я думал тогда: «Неужели мирное течение событий, налаженный быт, настолько ненавистен людям, его создавшим, что они сознательно или по стечению обстоятельств стремятся его нарушить, внеся таким образом разнообразие. Разнообразие, которое должно разрушить семью, но которое, наоборот, укрепляет ее. Но в конечном итоге ведь разрушит!» Я задохнулся от сделанного вывода. Не-ет! Этого не должно случиться! Я не хочу!!
«А могу ли я заглянуть в собственное будущее? И если могу – каковы мои возможности по его корректировке?» Это был бы интересный эксперимент. Но таким образом я мог бы узнать дату своей смерти, а если возможно, внести изменения и продлить свою жизнь! В голову полезли неуместные сравнения с Богом. На какое-то время мысли перескочили на теорию креационизма .
Я никогда не верил в Бога, но если он есть, то здорово все придумал. Так и надо, что молодости характерна горячность, поспешность, самоуверенность, житейская глупость, если хотите, а зрелости степенность, размеренность, склонность к нравоучениям, продиктованным опытом прожитых лет. И вот парадокс: молодость, вся жизнь впереди, а человек куда-то спешит, за все хватается, ему кажется, что он ничего не успевает, а возрасту наоборот соответствует состояние успокоенности, и хотя большая часть жизни прожита, но мудрость подсказывает – ты еще все успеешь.
Вообще, по жизни я всегда был фаталист. Верил в предначертанность не то чтобы судеб – событий в целом, планетарного, вселенского, космического масштаба. Просто применительно к промежутку человеческой жизни как-то проще это рассматривать.
Основной постулат фатализма в моем понимании (но не мною сформулированный): любое событие неизбежно, иначе оно бы не произошло. Если его принять, то волноваться вообще не о чем, все записано в книге судеб. Но теперь я точно знал, что фатализм – это ерунда, я-то мог изменять события. Или это только еще одна сторона предопределенности? Может, так Богом и было задумано?
Но трудно, находясь в здравом уме, представить себе, что на небе (что за небо? где это??) сидит сребробродый старик и вершит судьбы МИРА!!! Каждая молекула находится под его неусыпным контролем и вниманием. Даже рассуждать на эту тему мне кажется занятием неумным.
Вера подразумевает абсолютное принятие идеализированного образа предмета поклонения и полное его незнание. Он просто есть. Потому что, если начать копаться в его истории, изучать его, руководствуясь не канонами и догмами, а логикой и фактами, то сразу возникнут большие сомнения, а это уже настоящая ересь.
Когда-то читал: «Если у тебя есть воображаемый друг, то ты дурак, а если воображаемый друг есть у толпы – это религия». Религия, вообще, штука нехорошая. Она разобщает людей. Ведь религий много, и представители различных конфессий между собой враждуют, и, не только полемизируя, но и физически уничтожая друг друга. Взять хотя бы крестовые походы.
В религиозных книгах пишут про то, как еретиков истинные верующие закидывали камнями! А как же один из основных принципов христианства «Не убий!» Что за двойные стандарты? Того можно, этого нельзя… Нет уж, «не убий», так «не убий»!
А вот во что мне точно верилось, так это в переселение душ. Ведь при условии бесконечности пространства-времени события и объекты просто не могут не повторяться. Люди умирают и рождаются, гаснут красные гиганты и вспыхивают сверхновые звезды, галактики появляются ниоткуда и исчезают, проглоченные черными дырами. Что там за пределами вселенной, где этот предел и что он означает? Когда это все кончится и что потом начнется? В таких условиях мы обязательно возродимся. Вопрос только когда и в каком виде. Можно предположить, что если эта «ре инкарнация» произошла достаточно быстро (вероятность ведь есть), то мы помним что-то из прошлой жизни, так называемая ложная память, если же прошли миллиарды, триллионы лет – ни хрена не помним. И так по кругу, у которого, как известно, нет ни начала, ни конца. Кстати, в бесконечность можно заглянуть извне, создав ее искусственно. Поставьте идеально параллельно перед собой два зеркала, вот вам и бесконечная череда отражений, правда коэффициент затухания… Слишком упрощенный пример, Бог с ним.      
Ну вот, опять задумался о Нем. Верю я в него или нет – не важно, но придумали его абсолютно правильно. В любом коллективе должен быть кто-то главный, наделенной властью карать и миловать. У людей – цари, императоры, фараоны, эмиры, султаны, атаманы, вожди, президенты. Должна быть власть и над ними. Над ними Бог. Чтоб боялись – придет время, за все ответите. Он же судья и для «плебса», перед ним все равны. Правда, власть предержащие быстро расчухали, что до Бога высоко и сделали из него эдакого страшилу для простых смертных. «На земле счастья нет, трудитесь, бараны, на небе зачтется, в Рай попадете». Об этом говорил еще такой мастер художественного слова, как Максим Горький.
Сама идея о верховном всевидящем существе очень неплоха, дисциплинирует в настоящем и позволяет надеяться на лучшее будущее. Ведь все, что ты делаешь вдали от посторонних взглядов, ты делаешь на глазах у Бога! Но как всегда все испортила людская алчность, жажда власти и наживы. Попы, эти навязчивые media  в общении с Всевышним, собьют с пути истинного самого просвещенного приверженца веры. Об их богохульной жизни, развратных оргиях и баснословном богатстве ходят легенды. Дворцы, в которых живет высшая духовная знать, поражают своим роскошеством и позволяют сделать вывод, что, если не духовной, то чисто мирской благодати их владельцы давно достигли. Вряд ли кто-то из них готов умереть на кресте за человечество. Вывод: религия разъединят людей, духовность – сближает. Но духовность это не вера в Бога, это вера в людей, в их порядочность и чистоту. И хоть все это утопия чистой воды, но такая вера достойна понимания и уважения!
Пришла еще одна дурацкая мысль о Боге, при рассмотрении его с весьма неожиданной стороны. Предположим, Бог есть. То есть существует. Раз все мы сотворены по его образу и подобию, то и он должен подобно нам есть и пить, ходить в туалет, спать и тому подобное. При этом необходимо сохранять идеальность и непогрешимость, что, на мой взгляд, не может ассоциироваться с сидением на горшке или вкушением амброзии (интересно, как выглядит пьяный Бог? Если все, что происходит на Земле, дело рук трезвого Бога, ох, и времена начнутся, когда он выпьет). Отсюда вывод: Бог единственный кому не нужно существовать, чтобы править. В этом смысле, он такой один – исключительный, непогрешимый, идеальный. Но даже при всем этом, милости Божии вещь сомнительная. Потому нужен его антипод – Дьявол, Вельзевул, Иблис, словом – нечистый, ибо, как сказал Шон Коннери в фильме «Имя Розы»: «Без страха перед Сатаной, нет необходимости в Боге». Я вконец запутался в своих рассуждениях и выводах, и решил подумать о более приземленном и близком.
…Так стоит ли мне поэкспериментировать с собственным будущим? Как оно там все сложится? Или оставить все, как есть, понадеявшись на фаталистическую предопределенность или на волю Господа? Любопытство возобладало над страхом. Старуха нагадала 15 лет спокойствия, прошло – я прикинул в голове – около 13-ти. Надо заглянуть вперед года на три. Я сосредоточился.
В мысленном воображении замелькали живые картинки: Лина, Глеб, я, снова я, вот мы на прогулке… Не то, не то, это все сейчас, в настоящем времени. Наконец пошло что-то новенькое, я определил это по подросшему сыну.
Несколько видений меня заинтересовали и, даже, встревожили. Почему Лина спит в маленькой комнате с Глебом? Наверно мы поссорились. Но я не стал останавливаться, а мысленно проследовал дальше. «Не увлекайся, не увлекайся,– осаживал я бег своего воображения,– далеко не надо, совсем не обязательно знать все».
Стоп! Пора! Я увидел себя в своей квартире, за окном была ночь. На разобранном диване комком валялось смятое белье, и так не слишком чистая наволочка подушки была испачкана чем-то желтым, похоже маслом из банки со шпротами, стоявшей тут же на подлокотнике дивана. На переносном столике возвышалась наполовину опорожненная литровая бутылка водки, лежало несколько апельсиновых долек, вилка, с наколотым на нее куском колбасы и стакан с чем-то красным. Сок томатный, что ли?
Я сидел в кресле, пустым взглядом уставившись во включенный телевизор. В углу стояло ружье, «Сайга» 12-го калибра. Несколько патронов валялось на тумбочке, там же лежал не пристегнутый магазин. И тут я проник в мысли того, еще не существующего меня. Или наоборот, будущие мысли вошли в настоящую голову.
Такой пустоты, отчаяния, безысходности, страха – нет, ужаса, я даже представить себе не мог. Бездонная пропасть горького разочарования и полная бесперспективность дальнейшего существования наполняла мозг целиком. С этим жить невозможно! Но тот, будущий я, был вполне себе живой, только мертвецки пьяный. Он как-то странно встрепенулся, посмотрел в мою сторону и грустно усмехнулся.
– Назад!!! – Завопил я.– Назад!
И вынырнул из этого Ада.
– Ты чего? – Лина стояла рядом, вытирая полотенцем вымытую тарелку. – Совсем сума сошел. Глеба разбудишь.
– Извини, кошмар привиделся. Пойду, умоюсь.
Я нетвердой походкой отправился в ванную комнату.
«Что могло такого произойти,– думал я, плеская холодной водой в лицо,– чтобы я оказался в таком состоянии». Не то, чтобы я никогда не напивался до "полного изумления", но таких чувств не испытывал точно никогда. Это даже не чувства, это то, что, должно быть, ощущает приговоренный к повешению, когда палач накидывает ему петлю на шею, но несчастный все еще надеется на чудо, но уже не верит в него. И если это мое будущее, оно, воистину, ужасно. Надо было что-то делать, но я не смел больше даже подумать вернуться в то будущее (оксюморон какой-то), не то, что откорректировать его. «Будь что будет, – решил я,– может это просто эпизод в моей жизни, или пьяный бред, ночной кошмар». Короче, будем живы – не помрем!
Я выключил воду и вышел в коридор. Лина причесывалась у зеркала. С годами она становилась все прекрасней, и я невольно залюбовался ею. Просто стоял и молча смотрел.
– Ты чего, – она обернулась.
Я взял у нее из рук расческу и отложил в сторону, притянул девушку к себе, крепко прижал, втянул носом аромат ее волос.
– Я очень тебя люблю, – сказал с придыханием.
– Я тебя тоже.– Она положила мне голову на плечо. – Саша, почему мы все время ссоримся? Неужели без этого не обойтись?
– Не знаю, но я готов ссориться с тобой миллион раз, лишь бы не настал тот один, когда мы расстанемся.
Лина отстранилась и недоуменно посмотрела на меня.
– Зачем нам расставаться. Я не хочу. – Сказала она.
– Я тоже. Глеб точно спит?
Девушка кивнула.
– Тогда пойдем в ванную.
– Лучше на кухню.
Я поднял ее на руки.
– Как скажешь, моя королева.
Не-ет! Мы вместе навсегда! Но почему там, в возможном будущем, рядом со мной стояло ружье? «Наверное, чистил». Другого объяснения я не видел. Зато видел, как моя очаровательная жена расстегнула пуговицы на блузке…