Родная душа Глава 6

Первым делом позвонил родителям Иры. Тесть уже вернулся, привез адрес, по которому можно звонить и справляться о состоянии больной. Я узнал, что жену оперировали уже на следующий день. Отца не пустили, она была в реанимации, только сказали, что потребуется повторная операция по замене межпозвоночных дисков. Но она будет сделала не раньше, чем приживутся импланты, заменившие  6 и 7 позвонки.

Тёща к телефону не подошла: она считала меня виновным в этой трагедии. И правильно считала. Я, и только я, был виновен в том, что близкий человек страдает, и неизвестно чем всё закончится. Почему-то у меня были нехорошие предчувствия. Но жизнь такая штука -какой бы стресс не пережил человек, со временем боль притупляется, с ней он свыкается. Однако  одиночество всё время подбрасывает тяжёлые мысли, делает жизнь бесцветной и безрадостной. А у меня было две причины. И ни с одной не мог справиться. Это аксиома, которой не нужны  доказательства.

Через месяц я поехал в клинику. Ирина лежала в палате. На шее был жёсткий бандаж, который фиксировал правильность  приживления протезов и не давал ни малейшей возможности поворачивать голову или делать какие-то  движения. Она лежала как статуя. Увидев меня, засияла глазами, но речь была нечленораздельной: воротник мешал. Боже мой! Это моя простодушная, любящая, симпатичная женщина! Что с ней стало? Лицо прозрачное, носик заострился ещё больше. Я наклонился и поцеловал её. Потом салфеткой стал вытирать бежавшие по щекам беззвучные слёзы. И сам был готов заплакать, но сдержался.

--Ты меня любишь?- Прошелестели бледные губы.

--Да, милая,- поспешно ответил я.

--И никогда не бросишь?

Я ответил твёрдо и искренне:

--Никогда. Мы всегда будем вместе.

Я сказал это от чистого сердца, веря в то, что человек должен делать добро близким  даже во вред себе. Иначе не будет гармонии ,понимания и сопереживания в семье.

 В общем, уезжал я в самом мрачном настроении, в полном неведении, что будет дальше. Изо всех сил гнал дурные мысли, вызывал образ Сенечки, но на данном этапе это не помогало: перед глазами стояло страдальческое лицо жены.

Через две недели нестерпимого одиночества мне, как машине с большим пробегом, срочно нужен был ремонт. Знал только один выход- поездка в город N.

Катюша встретила меня тепло, спросила о здоровье Иры и сокрушенно покачала головой.

--Иди к дочке, а я соберу обед.

Больше она ничего не сказала, и я был изумлен, когда увидел своего ангела топающим ножками вдоль дивана, держась одной рукой за него. Хотел было ринуться к ней, но увидел, что у малышки задрожал подбородок, и она ускорила шажки, убегая от меня.
Я как маленький обиделся, однако взял себя в руки, сел в самый угол дивана и посадил рядом плюшевого зайца, которого купил ей в подарок. Сам отвернулся, однако боковым зрением увидел, как Сенечка потихоньку стала двигаться в мою сторону.

Тут в комнату вошла Катя, и дочь, опустившись на пол,  быстро, быстро поползла к ней.

--Что, радость моя, испугалась папу? Ну, конечно, он редко у нас бывает, у него много дел. Бояться его не надо, он хороший и очень любит тебя.- И села по другую сторону зайца.

Малышка словно поняла маму, личико стало спокойным, и она потянулась за игрушкой.
А я хоть на некоторое время и обрёл душевный покой, но все-таки был обижен.

--Меньше была, признавала  меня, а сейчас…

--Олег! Ты что? Потому и признавала, что ничего не понимала, теперь уже большая, девять месяцев, многое понимает.- И, помолчав, добавила.- Ты знаешь, она уже говорит «на», «дай», «ох».

Я очень удивился:

--Разве в таком возрасте дети что-то могут говорить?

--Могут, могут… В следующий раз приедешь, она скажет тебе «папа». Я научу.

--Спасибо, я буду очень рад.

Полтора дня промчались незаметно. Как бы я хотел остаться с ними на всю жизнь! Только жить для своего счастья, при моей ситуации, означает сделать зло Ирине. Этого допустить не мог.

А девочка моя привыкла к «чужому дяде» в тот же вечер. А на следующий день она сделала первые шажки, не держась за диван. Хоть это я увидел!

…Квартира встретила меня  пугающей тишиной. И тут раздался телефонный звонок.

--Где ты был?- Сердито спросил тесть.

--Ездил к своим в деревню,- соврал я.

--Из больницы позвонили, что Ираиду отправляют на реабилитацию   в специализированный санаторий. Руки немного стали восстанавливаться, а вот вторая половина тела остаётся неподвижной.

 Меня охватило отчаяние:

--Что будем делать?

--А что мы можем? Собираемся с матерью поехать туда. Врачи сказали, что для близких людей санаторий предоставляет место. Поживём недели три, потом ты нас сменишь.

--Да, конечно, возьму отпуск…

--Вот и ладно. Что передать дочке?

--Скажите, что обязательно приеду к ней.

Вот и всё. Никакой санаторий ей не поможет. Паралич- это приговор: травматолог сказал мне в самом начале, что самое страшное - повреждение спинного мозга, его отек, который поражает все жизненно важные органы.

Потянулись тягучие, нескончаемые дни и ночи, зарядили беспросветные дожди, эхом отдающиеся в душе. Временами я терял связь с повседневной реальностью. Она затухала, когда я был поглощён работой, и возобновлялась, когда оставался один на один со звенящей тишиной квартиры. Помог древнекитайский философ Лао-цзы. Основной мыслью его учения была идея о равновесии. О том, что человек не должен доходить в жизни до крайности, испытывать чрезмерное  удовольствие или горе. Я словно проснулся. Могу ли что-либо изменить? Нет. Тогда зачем  живу, как в аду? И стал понемногу приходить в себя, повторяя как мантру: «Успокойся. Не нервничай. Время расставит всё по местам». Помогало. К Ирине поехал уже без паники.

Санаторий был расположен в живописном месте. Дорожки к зданиям, где проводились всевозможные процедуры, были заасфальтированы. По обе  стороны тянулись декоративные кустарники с мелкими белыми цветочками. Недалеко от центрального входа в административный корпус отливал синевой бассейн. Пять корпусов окружены клумбами с яркими растениями, в небольшом сквере - аллеи для прогулок больных, установлены тренажёры для выздоравливающих. Почти вкруговую санаторий окружала  роща с разными видами деревьев, которые осень уже разукрасила в разные краски. Стоял необычайно тёплый, но закономерный в этих южных краях, ноябрь.

Меня устроили недалеко от корпуса, где лежала Ира. Оформившись и получив пропуск, я отправился к ней. В комнате кроме неё лежала ещё одна женщина  лет сорока. Она спала.

Иркины глаза засияли, когда она увидела меня:

--Наконец-то! Я так тебя ждала!

--Прости, милая, работа… Как ты?

--Всё хорошо, только ног не чувствую. Врачи говорят, что со временем к ним вернётся жизнь. А пока,- она кивнула на инвалидное кресло, стоящее в углу,- меня возят на  нём.

Было видно, что  жена волновалась, а за  бравадой скрывала страх и боль.
Прожил я в санатории почти весь отпуск: оставил для поездки в N  три дня. За это время жена посвежела, повеселела. Я часто и подолгу возил её по скверу, асфальтовым дорожкам. Иногда Ира хотела, чтобы почитал ей газеты (на территории санатория был газетный киоск). Закрыв глаза и подставив к уже не жгучему, а ласковому солнцу лицо, она держала меня за руку и расслаблялась.

Расставались трудно. Ира плакала, а я утешал её тем, что скоро её выпишут, долечиваться будем дома. Я лукавил. Наблюдающий её врач сказал мне ,что лечиться  будете, потому что в противном случае  наступит ухудшение, но вот инвалидом  больная стала на всю оставшуюся жизнь. И показал на современное управляемое инвалидное кресло.

--Это  вам подарок от благотворительного фонда «Добро».

Я давно предвидел этот вердикт, но собравшись с силами, как мог, успокаивал жену.  В этот раз увезти её с собой не мог. Нужно было вернуться в центральную клинику, оформить документы на инвалидность. Но это сделают сами врачи, после чего можно будет забрать жену.

…Миновав свой город, прямиком направился в N. Открыла дверь Катюша на руках с Сенечкой. Пока мы молча улыбались, глядя друг на друга, малышка вдруг произнесла:

--Ма-ма…

Катя засмеялась:

--Доченька, мама- это я. А он, - указала на меня,- папа.

--Па…

--Научила ребёнка!- Заворчал я. Мне стало даже обидно.

--Ну, ты что, словно маленький? Она же ещё младенец, подрастёт, поймёт кто есть кто.

--Да, ты права, извини меня,- и протянул  дочке красивую куклу, которая моргала ресницам и произносила «мама». Но Сенечка подарок не оценила, отвернулась от меня и захныкала.

Я был в отчаянии:

--Душа моя! Я так тебя люблю! А ты отворачиваешься…

--Олег! Ты сам как ребёнок. Ей сейчас погремушки да мягкие игрушки нужны. Она же ничего не понимает.

-- Ладно, на вырост. Как вы живёте, не нужна ли помощь?

Катя вдруг засмущалась:

--Сейчас уложу дочь спать, время пришло. И тогда поговорим.

В её лице было что-то такое, что насторожило меня. Но я отогнал дурные мысли,
зашёл на кухню, поставил чайник. Вскоре пришла Катерина. Сев напротив, стала нервно теребить подол халата. Я ждал. Наконец она опустила глаза и тихо, даже как-то виновато, сказала:

--Олег, один из коллег сделал мне предложение…

« Вот оно! Чего боялся, то и случилось». Но вслух спросил:

--Ты его любишь?

--Он мне нравится: Михаил надёжный, умный, добрый человек. Два года назад у него в автокатастрофе погибла жена. Детей не успели завести. Очень тянется к Есении…

--Стоп! Ты молодая красивая женщина. И тебе быть одинокой просто грех. Я понимаю, почему обсуждаешь этот вопрос со мной: у нас общая дочь. Спасибо за доверие. И я как отец имею на этот счёт мнение. Оно таково: конечно же, выходи замуж. Однако переоформим документы, запишу Сенечку на свою фамилию, докажу, что являюсь её биологическим отцом…

Катя испугано посмотрела на меня.

--Не бойся, я не собираюсь отбирать её у тебя, хотя она мне  очень дорога. Но нанести такой удар Ирине - значит сделать её жизнь ещё невыносимей. Наша тайна останется между нами. Михаил, конечно, всё поймет,  если захочет усыновить малышку. А он захочет. И ты должна объяснить ему ситуацию. И ни в коем случае не разреши, чтобы дочь называла твоего мужа папой. Не знаю, как ты это сделаешь, но для меня вопрос принципиальный. Со своей стороны сделаю всё, чтобы хоть раз в месяц мы виделись. Я не знаю насколько это реально, но буду думать.

После такого разговора мне захотелось уйти. Но не мог, не пообщавшись с малышкой .
Я подошел к её кроватке  смотрел и думал: «У меня есть корни – отец, мама, Женя. А вот веточка от моего родословного древа только одна - моя родная девочка».
Словно подслушав мои мысли, малышка проснулась, остановив взгляд чистых ясных глаз на мне, и улыбнулась. Я был счастлив…
         
                Окончание следует