Атланта. Глава 3. 6

«Нужно действовать хитрее и изобретательнее. Ты понимаешь, о чем я?!» — то и дело всплывала в его уме фраза, когда сфабриковав документы на отправку Гордеева на фронт в качестве военного врача, Глеб нес бумаги на подпись отцу, заранее настроившись на победу над сокрушившим его когда-то соперником.
 
Не до конца отдавая себе отчет о последствиях своей затеи, и заглушая последние проблески совести, он действовал с такой расчетливостью в своем желании насолить бывшему врагу, что подобное нельзя было встретить даже у умудренных опытом людей.

Будучи занят переговорами со «спонсорами», Олег Викторович не особо вчитывался в текст документа, который ему следовало подписать, после чего придержав некоторое время подписанные бумаги при себе, (дабы «светило», получив приказ о незамедлительной отправке на передовую с санитарным отрядом, не бросился выяснять отношения с начальством), Глеб дождался отъезда отца в Ричмонд, а когда пришло время приступить к реализации второй части плана, показал документы Ковалец.

Придя в некоторое замешательство насчет срочности такого «приказа», оспаривать решение начальства женщина не стала. И хотя сама идея отправить на передовую такого хирурга как Гордеев, когда он был нужен здесь, в госпитале, показалась ей странноватой, вызвав к себе в тот день «светилу», она все была вынуждена поставить его в известность относительно недавней просьбы Лобова.

Словом, одной подписи на поддельном документе хватило с головой, чтобы повернуть судьбу знаменитого хирурга в иное русло. И когда «светило» понял, куда хотят забросить его с санитарным отрядом, к нему пришло убеждение, что подписывая приказ подобного содержания, начальство пребывало в состоянии алкогольного опьянения. Тем не менее обсудить нюансы данного вопроса ему было не с кем.

Застать Олега Викторовича на месте не получилось, (как и рассчитал его сын),  поэтому так и не получив возможности оспорить его решение, выглядевшее несколько подозрительным, мужчина был вынужден покориться воле начальства, и ничего не подозревая об истинном положении дела, незамедлительно приступить к сборам на фронт.

А когда новость об отъезде Гордеева в Виргинию дошли наконец до слуха главного зачинщика данного заговора, торжественно-ликующее выражение не сходило с лица Глеба на протяжении всего дня, вызывая смутные подозрения у Чеховой.

Да, судьбе «светилы» уже не позавидуешь, но что произойдет с ним в дальнейшем, его уже мало интересовало.

Просчитывая все ходы своей затеи наперед, он только сейчас обнаружил, каким изворотливым и находчивым может оказаться человеческий ум, если надо было проявить свою волю.

Почувствовав себя опасным и удивительно ловким, Глеб попытался возненавидеть себя за подобные мысли, но все было тщетно.

Во время посещения Латухина в его голове парня начала формироваться мысль о побеге на Запад, и не куда-нибудь, а в мятежный и живущий какой-то своей автономной жизнью Техас. Но поскольку проделать подобную операцию в одиночку было практически невозможно, он решил поделиться своей мыслью со Смертиным.

За это время ему до такой степени осточертел старый госпиталь, что Глеб был готов бежать куда угодно, лишь бы не видеть ни этих раненых, ни помыкавший всеми старший персонал.

— Юг скоро падет, поэтому нам здесь оставаться нет смысла, — подбивал он доверчивого приятеля на побег, заранее убежденный, что такой план ему понравиться.

— Пожалуй, ты прав, — не мог не согласиться с его доводами Толик, позволяя другим распоряжаться своей судьбой. — Но как же твои родные? Ты их предупредил о своем отъезде? Они хотя бы в курсе твоего безумного замысла?

— Нет, не в курсе. Но зачем им об этом говорить, если они все равно будут против?!

У Толика просто в голове не укладывалось, что будучи сыном столь влиятельных родителей, Лобов с такой легкостью отказывался от обеспеченной жизни, удирая черти куда, чтобы начать там новую жизнь.

Понятия не имея, откуда тот брал сведения по поводу краха Юга, но подсознательно чувствуя, что приятель был прав, Смертин, в конце концов, и сам загорелся идеей побега в Техас.
 
— Старик только то и делает, что поучает меня с утра до вечера, — жаловался Глеб, стараясь выглядеть как можно убедительнее в своем «нытье», — поэтому я не думаю, что он сильно расстроиться, узнав о моем побеге на Запад.

— А как же Чехова? — вопрошал Толик. — Ты тоже готов её бросить?

И тут, словно очнувшись от своих навязчивых дум, Глеб впервые за все это время трезво посмотрел на возникшую ситуацию.

За всеми этими перипетиями и госпитальными заботами, о сводной сестренке он как-то не подумал. Бросать её одну здесь, конечно, было нельзя, но и взять её с собой он не мог тоже.

Так что бросившись заново обдумывать детали своего плана, до него только сейчас дошло, какую глупость он сотворил, связав себя однажды той дурацкой клятвой.

Вот зачем надо было давать обещание отцу присмотреть за Чеховой?!

Откажись он тогда от своих слов, сказанных им спросонья, сейчас принятие решения о побеге далось бы ему проще. Тем не менее настроившись единожды на поездку в Техас, отказываться от своего намерения он не собирался.

Оставалось только раздобыть оружие и мундиры, (желательно как серые, так и синие, ведь неизвестно ещё, с какими войсками им придется столкнуться в пути), после чего собрав все необходимое, со спокойной душей покинуть Атланту, где их больше ничего не держало.

Поражаясь полету его фантазии, Толика волновал только один вопрос, который он не постеснялся ему тут же озвучить:

— Но где мы достанем мундиры конфедератов? Сейчас они все на вес золота.

— А это уже не мои проблемы, — равнодушно ответил Глеб. — У тебя много знакомых среди военных, вот с них и спрашивай. Я основную стратегию разработал, за тобой — разработка тактических ходов. И как ты  это проделаешь, меня совершенно не интересует.

Получив спустя некоторое время все, что им было необходимо для побега, они приняли решение бежать из дома вечером, заранее договорившись о месте встречи. И если Толику, решившегося на побег, терять, кроме привязанности к Олькович, было нечего, то чем руководствовался Глеб, бросаясь в подобную авантюру, оставалось только догадываться.

Он рассчитывал, что Чехова не сильно осудит его выбор, и все произойдет самым лучшим образом. Мать погорюет с неделю, а потом снова бросившись в свои махинации, (предаваться унынию столь длительное время — не её стезя), быстро утешиться.

Что же касается отца, то ему будет просто на все наплевать. Поэтому окончательно уверившись, что принятое им решение не вызовет ни у кого особо бурных эмоций, ужиная в тот вечер дома в последний раз, он ждал Чехову, чтобы с ней попрощаться.

Время, однако шло, но она почему-то не спешила возвращаться из госпиталя.
Нетерпеливо глянув на часы, Глеб собирался встать из-за стола и выглянуть в окно, чтобы посмотреть, не подходит ли она к дому, когда около ворот заскрипел под колесами гравий, и послышался чей-то голос. Отпустив извозчика, Валерия неторопливо вошла в комнату.

— Извини, что задержалась, — устало проронила она, сбрасывая на ходу шаль.  Девушка была бледна, а на её щеках красовался лихорадочный румянец.

— Твердишь, твердишь — все понапрасну… — проворчал Глеб, исподлобья глянув на неё. — Поверь, не стоят они того, чтобы ради них ты оставалась в госпитале допоздна, да разве тебе что-то втолкуешь?!

Отказавшись от ужина, она тотчас направилась к себе. Подождав, пока наверху затихнут шаги, Глеб поднялся со стола и пошел к ней, чтобы оставить под двери её спальни прощальную записку.

Каким же было его удивление, когда осторожно поддев створку, он обнаружил её незапертой.

Бесшумно переступив порог комнаты, Глеб по привычке оглянулся по сторонам. В помещении было достаточно темно, и лишь одно пламя догорающей свечи едва освещало полутемное пространство.

Подойдя поближе к «сестренке», он еле слышно окликнул её. Все было безрезультатно. Свернувшись калачиком, Чехова лежала на постели одетая, словно неживая. На какое-то мгновение ему показалось, что она и вовсе не дышит.

С тревогой всматриваясь в черты её неподвижного лица, Глеб осторожно коснулся пальцами её лба. У девушки был сильнейший жар.

Она горела словно в огне. Так значит вот в чем была причина её сегодняшней немногословности, равно как и отказа от ужина! Она заболела, чего и следовало ожидать, а ведь он её предупреждал! Бросив взгляд на стол, Глеб обнаружил там какое-то письмо.

Осторожно его оттуда подобрав, он поднес лист к пламени свечи, чтобы ознакомиться с его содержанием. Это была телеграмма от какого-то полковника, сообщавшего, что Гордеев ранен и попал в плен, пребывая сейчас в лагере для военнопленных в Рок-Айленде, штата Иллинойс.

Видя в свершившемся некий акт справедливого возмездия за дерзость «светилы», первое время Глеб не мог думать ни о чем другом. Воображение молодого человека упивалось ужасными подробностями инцидента.

Ему было все равно, что в плен угодила сотня других людей, включая глуповато-наивного фельдшера Фролова. Главное, что в Рок-Айленде теперь находился и знаменитый хирург, от которого он был всегда рад избавиться.

Но когда первая волна радостного волнения наконец улеглась, посмотрев на происшедшее под другим углом зрения, он только сейчас понял, что натворил, упиваясь собственной местью. Ведь это было все равно, как если бы он лично отправил «светилу» в лагерь для военнопленных! 

Терзаемый угрызениями совести, Глеб имел все основания упрекать себя в происшедшем.

Плена, конечно, он предвидеть не мог, но ведь должен был хотя бы на миг задуматься о последствиях подобной участи для соперника, а он, находясь уже мысленно в Техасе с Толиком, почему-то выпустил этот факт из внимания. Теперь же, когда Чехова находилась в таком неважном состоянии, нечего было и думать о побеге.

Так и не дождавшись его визита, Смертин расценил поступок приятеля как очередное предательство, и пообещав устроить ему хорошую взбучку, ежели тот когда-нибудь попадется ему на глаза, был вынужден отправиться в Техас самостоятельно.
Вот только добраться туда ему не судилось.

В дороге парня перехватил патрульный отряд и, приняв его за дезертира, отправили на передовую. Таким образом, по вине Глеба Толик не только не добрался до Запада, но ещё и угодил на фронт, даже не успев попрощаться с Олькович.

Глава 3.7

http://proza.ru/2024/06/18/727