Записки маргинала

ЛОРА ЭКИМЧАН.
ПРОЕКТ «ПАВЕЛ РИТКИН»                ПАВЕЛ РИТКИН
               
                ЗАПИСКИ  МАРГИНАЛА

« Понимаешь,
я живу по своему закону. Я не уважаю
законов этого общества. Потому что оно само
не уважает своих законов. Я устанавливаю
свои законы и по ним живу.
У меня свое понятие о справедливости».

Роберт Босолей в рассказе Трумена Капоте
           «Вот так и получилось».
       
           В нашем небольшом городе численность населения в последние годы уже перевалила за  сто тысяч.  Местные власти, претендующие на высокий уровень культуры, не так давно придумали устроить в городском парке с неплохим набором аттракционов, с кинотеатром, асфальтовыми дорожками, аллеями по весне цветущих деревьев – яблонь-дичков и еще каких-то нарядных розовых, вроде сакуры – Аллею поэтов. Пока их три – местных поэта, отлитых в бронзе. Они уже ушли из этого мира.
          Один из них сидит на скамейке, держит книжку в руке, на коленях – любимая кошка. Два других, подальше, на некотором расстоянии друг от друга, просто стоят и смотрят перед собой. Всех их я неплохо знал. Вот с этим, сидящим на скамейке, я как-то не был близко знаком, хотя однажды он пришел к кому-то в нашу редакцию, а был обед, все ушли, кто куда, я один сидел в комнате промышленного отдела, дописывал срочный репортаж в номер. И мы с ним проговорили не меньше часа, пока не пришли из столовой остальные. А уж с  другими двумя мы знали друг друга, как свои пять пальцев. Только один из них был настоящим поэтом – мой друг Евгений. Второй был неплохим стихотворцем – не было в нем Женькиной глубины и силы, но стихи его были гладкими и приятными, ничего не скажешь.
 Говорят, что задуманы еще и другие статуи – поэтов у нас полным полно, просто не могут пока определить, кто из них будет следующим – по степени величия и славы, народной любви. Но кто-то будет следующим, это явно. Я частенько прохожу мимо них во время своих прогулок, мысленно приветствую их – как не поздороваться с теми, кто делил с тобой нелегкий журналистский хлеб. Но я, как всегда, по своей дурацкой привычке, думаю о том, о чем не следует думать в таких случаях. В частности, о том, что три этих славных поэта сильно закладывали за воротник. А кто не закладывал из поэтов даже самого высокого ранга, включая, например, красавчика Блока и кабацкого буяна Есенина…
Сейчас много пишут об этой творческой братии. Придумали для них разные названия – маргиналы, аутсайдеры, лузеры, изгои, отщепецы и так далее. Появилась даже такая теория, что есть хорошие маргиналы, а есть плохие. Мол, вредная у них работа на ниве искусств. Особенно, мол, страдают поэты и музыканты. Но ведь люди со странным образом жизни встречаются в любой среде. Я знал одного инженера, который на работе был как все, ну, может, цинизма у него было больше, чем у других. А дома у него был настоящий шалман – все любители выпить, непонятно, кто с кем спит, а детей у него было не меньше четырех…
Некоторые из них даже и не очень пьют, а просто нонконформисты, не признают лицемерных неписанных законов общества. Ладно, может, поговорим об этом в другой раз. А недавно со мной произошло такое событие. Гулял я, как обычно по парку, дошел до Аллеи поэтов, остановился поздороваться, и вдруг смотрю – у ног того сладкопевца на низеньком пьедестале что-то блестит. Наклоняюсь – флешка, очень маленькая, но баснословно емкая. Чего уж тут раздумывать, взял ее и унес домой. Вставляю в комп, а там небольшой такой рассказик как раз о жизни маргиналов, а под ним – короткая записка.
Раньше писатели нередко применяли такой прием – мол, нашел тетрадку, густо исписанную – дневник или заметки какого-то непрофессионала, отчаявшегося достучаться до современников, и вот, мол, предлагаю вашему вниманию. А сейчас в тетрадках не пишут, у каждого бомжа комп, ну, хотя бы, планшет. Вот я и нашел флешку одного из таких недопонятых и недооцененных.
Так вот, идет текст с заголовком «Записки маргинала», а после текста человек сообщает, что написано это было в тетрадке лет двадцать назад, продолжить работу над рукописью не хватает воли и настроения; предлагал эти записки кое-кому из влиятельных  писателей даже областного масштаба, но никому это не показалось интересным. В наше время интересно только свое, которое можно приставить к кормушке. Автор пишет, что уезжает из города на Дальний Восток к больной матери, которая недавно позвонила, что, мол, одна, как бы хорошо, если бы сын вернулся домой. А флешку эту здесь оставляет, может, найдется кто, опубликует его писанину хотя бы в Интернете.
Почему бы и нет? Я прочитал, записки показались мне не безынтересными. Тема болезненная и актуальная для любого времени,  написано это все давно и вполне сносно. Ну, может где я прибавил пару запятых и исправил «очепятки». Читайте, может, и вам подобные люди встречались – такая жизнь сегодня не редкость. Талантливые, образованные люди не находят себе применения в этом мире суеты, лицемерия и равнодушия.
       


          « Было неясно, какое сейчас за окном время года, суток, какая погода. Может, другим это было ясно, но не мне. Им вообще всегда все ясно, потому что у них весьма небольшой набор признаков времени дня.Будильник зазвенел – значит утро.  Солнце светит – значит точно день, темно – значит ночь, полумрак  - значит пасмурно или сумерки. Тем более, есть календари и часы, ноутбуки, телефоны - на них всегда можно посмотреть и все увидеть: число, день недели и сводку погоды. 
Другим так  же легко определять эту всю формальную ерунду потому, что дата, время, погода и прочее для них – это ориентиры выполнения их маленьких  задач. Они – обыкновенные люди, в меру больные, в меру здоровые, живут повседневными заботами. Но либо не привязаны к какому-то рабочему месту, либо привязаны, но не очень прочно.
Как-то так получилось, что я среди них то ли маргинал, то ли лузер, то ли отщепенец, что, впрочем, почти одно и то же. Мне эта их карусель не в кайф. Я человек свободный. Деньги у меня есть, время – тоже. Но главное – это свобода, а это – все. Так вот,у меня есть все.
В принципе, я делаю вид, что я будто бы такой же, как они. Но есть у меня такая болезнь. Она не входит в утвержденный Минздравом перечень диагнозов, в том числе психиатрических. Я, ну, что ли, апатрид, хотя меня ниоткуда не изгоняли и в паспорте четко указано, где я родился и где прописан.  Patria, по латыни, родина или отечество – это как бы то, что указано в графе «гражданство» разных казенных документов. Но я никогда этого не понимал. Что такое для меня patria , если, например, для меня Древняя Греция или тот же Древний Рим – гораздо ближе, чем место прописки. Там, на Олимпе,  Зевс, он же Юпитер, со всей своей веселой компанией жили. Так сложилось, что по жизни мне какой-то хромой Гефест всегда был ближе, чем, скажем, папка с мамкой или родной дядька Федька.
Да, денег у меня достаточно. Конкретно, сегодня, например, сто два рубля пятьдесят четыре копейки. Это очень важно с той точки зрения, что по национальности и гражданству я аутсайдер. У меня нет фиксированного дохода. Я уже говорил, что я с  точки зрения большинства населения – урод и отщепенец, как говорила еще давно соседка тетка Шура, ачипенец. Но мне, если честно, они, эти тети шуры, кажутся на планете большими отщепенцами, чем я.
Конечно, пафоса я никакого не вижу в том, что я  живу иногда у своего спившегося дружка Юрки, что я тоже мог бы жить как они – в чистоте, уюте, относительной сытости, относительном благополучии. Работал бы, даже, скажем, шофером такси или грузчиком, приходил бы домой с работы, какая-то Маруся ждала меня с пирогом, со щами, с котлетами. При этом я бы, допустим, никогда не пил водку, ну, например,        у меня на нее была бы, как у одного моего знакомого педагога Борьки, аллергия.
Борька - музыкант, всю жизнь на свадьбах играл, не бесплатно, конечно. И вот, первый раз, он еще пацаном почти был, педулище окончил по специальности учитель музыки. А может, и не педулище, а музулище. Позвали его на первую в его жизни свадьбу, поиграй, мол, на баяне,  на тебе, мол, десятку (советскую, конечно, не сегодняшнюю). Ну, поиграл он отменно, мастер уже тогда был. А когда уже все стали расползаться, отец жениха как главное лицо наливает ему стопарик и говорит: «Выпей, закуси, устал поди». Тот выпивает и начинается бесплатное кино со скорой помощью, которая заходит, видит свадьбу, думает, кто-то ужрался с перепою, а находит Борьку-баяниста, от которого даже ничем таким не пахнет, не успел даже глотка проглотить, понюхал только – и упал без чувств. Не сразу разобрались что к чему, тогда еще аллергия была не в такой моде, как сейчас. Конечно, Борьку все сильно жалели, потому что иметь такой талант баяниста и такую жуткую аллергию – это, считай, смертный приговор. У водки и не выпей.
Нет, все же вы меня опять не за того принимаете, кто я есть. Сначала вы подумали, что я капиталист, раз у меня деньги есть. Но я ведь  не сказал, что у меня их много, как у Сороса или Гейтса. У меня их много в том смысле, что  это много с точки зрения сегодняшнего дня. А я все же не безработный. Поэтому вы опять же  неправильно предположили, что я бомж. Я вижу ваше недоумение. Что, мол, вроде одет я  нормально, не позорно, хотя и не шикарно. Тут я опять наврал. Конечно, я не бомж. Работа у меня есть, правда, я наврал, что она любимая. Вообще я менеджер по рекламе и сную как челнок среди всех трех городских газет и тысячи мелких предпринимателей. Иногда и к крупным захаживаю. В общем, агент по рекламе.
 Слава Богу, не журналист. А был им. Один раз мне редактор предложил корреспондентом поработать, мол, не дурак я и инициатива есть. Ну, я сразу согласился, вроде попробовать. Образование мое ? Господи, как вам охота это спрашивать! Ну, педахох я, а  точнее - филолух , стыдно сказать, хотя и университет окончил. Думаете, где я с Юркой познакомился? В школе. Был один у нас в любимом городе продвинутый директор школы, брал на работу таких, как я – талантливых и интересных, хотя и пьющих.
И где он сейчас, этот директор? После инсульта еле живой долго лежал, так и умер. Больше ничего наша «Учительская газета» о нем не пишет, а раньше славу пожинал снопами. Ну, ушел я из школы. Хотя, говорят, я был учителем от Бога – мальчишки и девчонки меня любили, стайкой за мной ходили. То я им после уроков что-то рассказывал, например, о гибких мечах из японской стали, которыми самураи перепоясывались. Или бумеранги им делал и учил, как их запускать, чтобы никого не поранить и не убить  нечаянно.
Господи, и место жительства у меня есть. Комната в общаге, «дом коммунального типа», приватизированная. После развода с женой эта комната образовалась. Была у нас с ней трехкомнатная квартира, а разменялась на однокомнатную для жены и комнату мне. Нет, детей нет, Бог миловал.
Тут я недавно посмотрел на семейное счастье. Сидели мы  на днях с одним знакомым в забегаловке, она уже закрывалась. И он предложил к нему домой зайти, посидеть, у него там еще пиво в холодильнике, мол, оставалось, на троих хватит. С нами еще один парень был, вообще его не знаю.  Недалеко тут? Ну, пошли, я человек свободный. Как Аркадий Райкин : зато могу свободно пойти, куда угодно. Или как итальяшки поют: милая покинула меня,  весел я, теперь смеяться можно, весел я, мне стала жизнь дороже. Главное – я, как в той песне, вечерами снова с друзьями. А друзья – все                на подбор, как я, маргиналы, то есть, с образованием, но без обязательств.
Заходим в подъезд. Знакомый, имя забыл, только успел сказать, мол, вы, пацаны в сторонку сначала отойдите, и правильно  сказал. Звонит в дверь. Сначала тишина. Потом как будто с той стороны к двери носорог приближается, тяжело так, топ-топ. Дверь раскрывается - так нешироко, оттуда высовывается такая мощная рука, затаскивает его в квартиру за шкирку.
Сначала было слышно хорошо, как звонко она ему дает по морде, и тут же дверь закрывается. Снова тишина. Как будто ничего не было. Волны сомкнулись над вечностью. Вот и сходил я в гости. Не успел даже с новым другом познакомиться. Я собственно, даже не знаю ни как потерпевшего зовут, ни того, с которым на лестнице отстаивался. Пошли мы с ним на выход и распрощались, как будто и не просидели час-другой в забегаловке под названием «Бахус». Собственно, даже никто пьяный не был, так, для разговора приняли маленько и пообщались.

…И вот я дома. Вообще-то у меня даже порядок, и не грязно, несмотря на то, что живу один. Баб я суда не вожу. Предпочитаю вообще с ними не связываться. И ни с кем вообще предпочитаю не связываться. Не люблю я этот социум. Даже себя как собеседника с трудом выношу. Но что Кастанеда правильно пишет -  все время во мне этот внутренний диалог жужжит, жужжит, жужжит.
 Вот сейчас я один, а во мне как будто несколько человек между собой о чем-то беседуют, я даже не слышу о чем, и они на меня ноль внимания. А отдельные фразы долетают. Ну, например, женщина настойчиво так говорит: это никому не нужно, мол. А что не нужно – не врубаюсь. А с другой стороны мужик зудит: возможно, она… А что возможно и кто она – понятия не имею. А песня играет назойливо так : постучалась в дверь боль незванная… и снова: постучалась в дверь боль незванная… и опять: постучалась в дверь… И не выключишь. Ты ее выключаешь, а она лезет, лезет в уши.
Спрашивается, чего я сегодня с этими алкашами связался? И даже не пил практически с ними. Зашел от скуки.  Зачем зашел? Правда, к чести своей сказать, нечасто я в такой компании оказываюсь. Но раз примерно в год черт его знает, что делаю и куда захожу.
Вроде я их презираю. У каждого же из них маруська есть со щами и пирогами, вон ручка из квартиры высунулась, та, в подъезде, даже в полумраке подъезда видно, ручка мощная, но чистенькая, рукав с белоснежной оборочкой. Чего ему надо в этой вонючей дыре – «Бахусе» ? А заходит. Наверное, как и я, совсем не знает, зачем.
Но у него есть карающая десница, а у меня – нет. Я ему что – завидую? Я, самодостаточный человек, который прочитал всех Кастанед, Рамп, и тому подобных Блаватских. И сумасшедшим меня не назовешь. Собственно, на работе я имею заслуженный авторитет, умею с населением разговаривать, говорят, я лучший в городе рекламный агент.  Знаю свое дело, а в журналисты я не пошел. Ненавижу  придуриваться. Например, однажды отправили меня к одной предпринимательше, мол, напиши о ней «отчерк» или хотя бы «зарисивку»… И я должен ее расспрашивать, как она начала свое дело, как у нее на все времени хватает и т.д.
А муж её рядом сидит. Он у нее тут работает придурком: иди скажи шоферу, чтобы никуда сегодня по своим делам не заезжал, сразу из Новосибирска домой ехал. Или: иди в склад, установи там две розетки. Муж – объелся груш.  Она про мужа даже с неким пафосом говорит: незаменимый, я без него ничего бы не сделала. Конечно, видно же, что крепостной. Днем набегается, а еще ночью ее ублажать надо, ишь какая – кровь с молоком, энергии через край. А голосок плаксивый, мол, все такие… никому поручить ничего нельзя, если не проконтролируешь… Да я бы за такую зарплату, как она платит, ни дня бы здесь не остался. Мне Сашка Козлов рассказывал, что у ее персонала зарплата не приведи господи, чем тысячу кому прибавить – лучше удавится.
И вот я должен  ее расспрашивать. А она дура дурой, ни одной книжки в жизни не прочитала. Говорит: любимое чтение – Пушкин и Тургенев. Кто такое говорит, голову даю наотрез, после школы ни одной книжки не  прочитал. Это и во всяких сегодняшних газетах о звездах: если звезда говорит, что любит кого-то из классиков, то как пить дать – только тех, что в школе учила, помнит, о других писателях не слышала.
Или есть другая крайность: какой-то кент говорит, Маркеса люблю. Сто против одного, что  он  слышал про такого писателя, знает, что он  сильно ценится, но не читал его сроду. Или, говорит, люблю Дали. Это значит, разок по телевизору про него чего-то видел - такие умники беседовали, а он случайно услышал. Другой раз переключаешь каналы и такой разговор попадется. По- русски вроде говорят, а ничего не поймешь, но по их мордам можно судить, что о чем-то культовом талдычат. 
В общем, отказался я писать – хоть о чем. Они мне даже ресторанным критиком предлагали попробовать. Нет, это не по мне. Реклама – вот мое дело, это же я им деньги таскаю в зубах, чтобы они могли писать, что попало и зарплату, и гонорар за это получать.

 Я домосед, но много чего прочитал и могу о любой загранице бог знает что рассказать,о любой науке дать представление, а за границей – своего имею в виду города - был только в соседнем районе. Другие  же многократно посещали всяческие  Канары, Анталии и не один раз, но смотришь по ТВ интервью – дурак дураком, как до получения загранпаспорта, так и после.  Нет, я ничего не имею против таких людей : кому Маркес и Борхес, а кому Канары. А кому-то еще и нары.
В свое время, утомленный своей бескорыстной жизнью, я все же становился  в извечном споре на сторону физиков, себя признавая лириком. Все же – кто создал материальную культуру? Пушкин? Надо признать, что стишки писать, хотя бы и пушкинские, много ума не надо. Если себе внушить, что, мол, я буду стихи писать, и никакие деньги мне не нужны, буду сторожем в детском саду работать, есть пирожки с капустой из буфета, но останусь при Борхесе, то так и будет. Духовность.
А, между прочим, еще как на духовность посмотреть. Ведь хотя бы из Кастаненды ясно, что дон Хуан, придуриваясь в своей хижине, не забывает о деле. Однажды Карлос встречается с ним в городе и обращает внимание на безукоризненный костюм дона Хуана. Сначала он поражается, но потом вспоминает, что этот хитрый старикан не только духовный учитель, но вроде и каким-то успешным бизнесом занимается – то ли у него преуспевающий ресторан есть, то ли гостиница.
И получается, что коммунисты были правы кое в чем. В частности в том, что лучше всего быть гармоничной личностью и быть одновременно и  успешным бизнесменом, и  магом, и философом, и поэтом, и художником. Они так и делали. Вот Дзержинский, например.  Поработает на ниве красного террора на благо человечества, а потом стихи попишет. А вот во время перестройки был такой спикер перестроечного парламента. До чего он был мастерский председатель заседания, так умело затыкал болтливых депутатов, особенно когда они заезжали в своих речах туда, куда не надо. А потом оказалось: поэт Осенев и он – одно и то же лицо. Или писатель-постмодернист Натан Дубовицкий, ну, прямо, российский Джойс, а оказывается – правой рукой президента был, по содержанию работы -  скорее левой рукой.  Как Маяковский писал : «каждый хитр: землю попашет – попишет стихи».
В общем, не захотел я перед  дураками расшаркиваться и лезть к ним в душу. Они, в принципе тоже свободны в своем выборе: хотят – работают, а хотят – других эксплуатируют. Я по жизни аутсайдер, но говорю всегда любителям справедливости: если ты считаешь, что так легко они живут, давай, становись на их место, в наше время каждый может стать чубайсом! Вот лично я не чубайс именно потому, что не хочу им стать. Но заявляю это, в отличие от любителей справедливости, со знанием дела и со всей ответственностью.
Меня больше устраивает -  ни работы, ни ответственности. Я больше всего люблю свободный режим: когда хотел – пришел, когда хотел – ушел.  Сам себе устанавливаешь, когда ты куда пойдешь и что там будешь делать. Принес в зубах  выручку и тексты объявлений – и свободен. А когда и вообще никуда не пойдешь, а лежишь спокойно на диване своем жестком и читаешь какого-нибудь Борхеса или Беккета, позвонив клиенту, что у тебя грипп.
Я себе поставил, например, задачу: в ближайшее время прочитать знаменитого Джойса в переводе Хинкиса и Хоружего и с  комментариями последнего. Я сначала думал: как они вдвоем переводили, под руки друг другу лезли? А потом узнал, что просто Хинкис переводил - переводил и умер, а Хоружий это все до ума довел. Почему я стал все это читать? Все знают: «Улисс»… «Улисс». А спроси – каждый одолел до середины второго эпизода и застопорило. Дальше ни шагу.
Я тут говорил, что я люблю свободу превыше всего. Но я не сказал, что я и принуждать себя люблю, просто ради процесса. Мол,  сила воли. Того же «Улисса» возьми. Думаю, а что, если я умру, а «Улисс» останется мной непрочитанным? Все равно никто не узнает – прочел я его или нет. Но для меня самое главное – чтобы я это о себе точно знал. Или Беккета читал, практически назло себе: а вот читай, олух и образовывайся. Я привык к тому, что сам себе я и хвалитель, и хулитель. Какая мне разница – знают те, кто со мной общаются, что я читал, а что – нет. Главное – чтобы я сам это знал.
Жена у меня была кандидат биологических наук. Нам с ней было хорошо – вместе читали, вместе все обсуждали. Но ей, в конце концов, надоело, что я ни рыба, ни мясо, знаю много, а толку мало. И подтачивала меня эта склонность к запоям. Раз на работу придешь с похмелья, другой раз, третий. Она хотела, чтобы я неуклонно шел вперед, звание какое-нибудь зарабатывал типа «Отличник народного просвещения» или что-то вроде. Чтобы меня на августовских совещаниях возносили, а не замалчивали. Ведь  когда-то меня директор даже завучем сделал, и не только потому, что вместе мы в подвале кайфовали, а мог же и я работать. Но скучно мне это было – служебные успехи и продвижения.
И ведь пил-то я не с кем ни попадя, а вместе с упомянутым же директором школы. Крепко закладывали мы за воротник в школьном подвале, в крошечном закутке. Да вся школа знала, что мы там пьем и принимали это с некоей даже улыбкой: мол, талант от Бога, а остальное от сатаны. Пока гороно нас не разогнало. Двое нас было, директора уж больше нет. Другого с позором выгнали, а я сам ушел от греха подальше…».
Дальше записки обрывались, видимо, у автора возобладало чувство - мол, кому это все надо.

8 марта – 15 июня 2024г.


Рецензии