АИК Кузбасс. Часть 4. Последний бой

Похоронив в Ялте Бронку, Рутгерс не стал возвращаться к жене в Амерсфорт, а отправился прямиком в Кузбасс, где вновь с головой окунулся в работу (на фото интерьер комнаты, в которой жил Себальд). Ведь к нему нагрянула очередная комиссия из СТО — москвичи захотели проверить, как идут дела на шахтах Южной группы и на Гурьевском заводе. Однако, особых причин для беспокойства у голландца не было — с помощью своевременно полученной ссуды он сумел выправить финансовое положение бывших предприятий «Кузбасстреста» и наладил там работу. Поэтому комиссия, под руководством все того-же Николая Растопчина, дала весьма благоприятное для АИК заключение.

Вполне возможно, что эта проверка была санкционирована недоброжелателями Рутгерса, прекрасно знающими о плачевном состоянии дел на юге Кузбасса. И если бы голландец не сумел так своевременно выбить в Москве ссуду (а ведь Наркомфин категорически не хотел ее давать), то результаты работы комиссии были бы совершенно другими. Но Себальд и в этом раунде побил всех своих врагов!

А тем временем в СССР, начинающем помаленьку выходить из страшной разрухи, стали задумываться о возрождении масштабных планов развития промышленности, придуманных еще проклятыми капиталистами. И одним из таких планов стал Урало-Кузнецкий проект, реализовать который до настоящего времени не было ни средств, ни возможности. Начал его еще Иосиф Федорович, а в тяжелейшем 1918 году он даже сумел получить субсидию от ВСНХ на его разработку. Проектом предусматривалось строительство крупных металлургических заводов на Урале и в Кузбассе, а в качестве топлива они должны были использовать кузнецкий кокс. Хотя до сих пор большинство уральских домн по старинке топилось древесным углем, для производства которого варварски вырубались гигантские лесные площади.

Федорович, работая в Госплане, планомерно продвигал свой Урало-Кузнецкий проект в жизнь. Он писал статьи, записки и доклады, где обосновывал необходимость строительства в Кузбассе металлургического гиганта и мощного коксового производства. Руду для комбината он предполагал брать из месторождений Горной Шории и Хакасии. Иосиф Иосифович прекрасно понимал, что воплотить все его грандиозные планы в жизнь можно только с помощью иностранной концессии. Именно поэтому (о чем мы уже не раз упоминали) он так последовательно и настойчиво выступал против АИК «Кузбасс», которая на корню рубила все его замыслы. Разумеется, Федорович действовал не сам по себе — говоря о нем, мы имеем в виду целую группу единомышленников, в том числе и из высших эшелонов власти, которые объединились в борьбе против детища Рутгерса.

Итак, подходящее время пришло, и правительство СССР задумалось о развитии промышленности в стране. Поэтому в апреле 1925 года на XIV конференции ВКП(б) сооружение металлургических заводов было признано первоочередной задачей. В своем докладе Ф.Э. Дзержинский, ставший председателем ВСНХ в феврале прошлого года, указал конкретные районы строительства будущих гигантов — Запорожье, Урал и Кузбасс. И с этого момента тема Тельбеса (так, по имени шорского улуса, назвали месторождение железных руд на юге области и сам металлургический завод) вышла в Сибири на передний план!

Судите сами — если до мая 1925 года в главном рупоре Сибревкома, газете «Советская Сибирь», слово «Тельбес» вообще не упоминалось, то, после исторического доклада Дзержинского, вопрос строительства будущего комбината начал муссироваться в газете чуть ли не каждую неделю. А Сибплан в спешном порядке стал готовить технико-экономическое обоснование нового завода.

Необходимо отметить, что в то время Москва еще не приняла окончательного решения о строительстве комбината именно в Сибири. Ведь уральские товарищи настойчиво предлагали не осваивать пока далекий Кузбасс, а лучше построить несколько заводов поближе к цивилизации, на Урале. Да и сам Сибплан, хоть и доказывал необходимость возведения комбината в Сибири, но колебался в выборе места для стройки. Рассматривались два варианта — Тельбес в Кузбассе и деревня Ирджа в Приенисейском (Красноярском) крае.

Рутгерс активно включился в полемику. В газете «Советская Сибирь» №201 от 4 сентября 1925 года вышла его большая статья под заголовком «Тельбес. Экономический антагонизм между Сибирью и Уралом». Там он доказывал необходимость строительства завода не только на Урале, но и в Сибири, расписывал преимущества Тельбеса перед Ирджой, а в конце сделал весьма неожиданное заключение: «Итак, главная проблема перед вами — это возможно скорейшее проведение в жизнь Тельбесского плана и окончание строительства его в самый кратчайший срок. Работу необходимо вести совместно с АИК «Кузбасс», имеющей иного экономических преимуществ и организованную группу американских рабочих и техников или же наняв американских экспертов на индивидуальных гонорарах или же сдав всю работу как строительную концессию».

Удивительно, не правда ли? Такое впечатление, что заканчивал статью не Рутгерс, а Федорович, всегда ратующий в этом вопросе за иностранную концессию. Примечательно также, что дочь голландца, Гертруда Рутгерс, цитируя эту статью в своей книге, специально опустила последнюю часть фразы, ту, где говорится про американских экспертов и концессию, и по сути дела полностью исказила мысль отца. Но Себальд, судя по всему, реально смотрел на вещи и признавал справедливость доводов своего непримиримого оппонента. Поэтому он и предложил сразу несколько вариантов решения проблемы (показательно, что о своем главном конкуренте «Кузбасстресте» Рутгерс вообще не стал упоминать в статье, видимо не веря, будто безалаберные советские угольщики осилят такое сложное дело, как строительство металлургического гиганта).

В сентябре голландец отправился в Москву, для защиты бюджета АИК на следующий финансовый год, который начинался с 01.10.1925, и в итоге выбил из Госплана целых 4,4 млн рублей! А потом с чувством выполненного долга уехал в Голландию, решив поправить порядком расшатанное здоровье. Ведь он три года работал на износ, а вместо благодарностей все это время получал лишь подзатыльники. А еще Рутгерс болел сахарным диабетом и хотел спокойно полечиться вдали от Советской России, кроме моря нескончаемых проблем ничего хорошего ему не принесшей. Да и смерть Бронки стала для Себальда сильнейшим ударом, после которого у него окончательно опустились руки.

Рутгерс не хотел больше возглавлять АИК. Из Голландии он написал письмо в СТО, в котором попросил прислать ему заместителя из надежных советских товарищей. Он планировал ввести своего зама в курс дела, передать тому все бразды правления, а потом навсегда покинуть Сибирь. Себальд уже решил для себя — АИК «Кузбасс» в конце концов должна будет полностью встроиться в советскую систему хозяйствования и стать обычным государственным трестом. Но, по его мнению, колонии необходимо оставить за собой право на упрощенный бухучет и сокращенное делопроизводство. То есть на те два кита, с помощью которых АИК успешно держалась на плаву, несмотря на все происки врагов.

Надо сказать, что период с лета 1925-го до весны 1926 года, стал для колонии относительно спокойным и успешным временем, если не считать перебоев с получением наличных денег, что влекло за собой задержки в выдаче зарплаты (но эта беда касалась не только АИК). Враги были повержены, финансы на дальнейшее развитие выделены, добыча на шахтах росла, а 7 января 1926 года АИК сумела взять еще одну высоту. На химическом заводе с опережением плана на целых три месяца запустили вторую батарею коксовых печей! И теперь первоначальная мощность завода в 4,5 млн пудов кокса в год была увеличена вдвое, а колония могла навсегда забыть о проблемах со сбытом собственного угля. Наоборот, его стало даже не хватать!

Но увы, в начале 1926 года произошло событие, которое оказалось поворотной точкой в истории колонии и послужило одной из главных причин ее ликвидации. Неторопливая государственная машина почти год занималась технико-экономическим обоснованием строительства новых металлургических заводов, о которых мы упоминали выше, и в итоге 9 февраля 1926 года пленум комиссии ВСНХ РСФСР принял постановление, в котором говорилось: «Считая, что период выявления экономической необходимости постройки Тельбесского завода закончен и что осуществление его постройки является основой и началом индустриализации Сибкрая, признать необходимым незамедлительно приступить к производству ряда подготовительных и исследовательских работ технического и экономического характера на местах постройки и к составлению детальных рабочих проектов и смет».

Примечание автора: интересно, что если бы площадкой для строительства завода стала Ирджа, а не Тельбес, то неподалеку от озера Шира вырос бы огромный промышленный город в полмиллиона жителей, вскоре получивший бы статус столицы Хакасии (а то и всего Красноярского края).

Для исполнения решения Москвы, постановлением Сибкрайисполкома от 2 марта 1926 года была создана организация «Тельбесбюро», которой поручили изучение запасов полезных ископаемых в Кузбассе, а также проектирование строительства нового металлургического завода. Первым делом «Тельбесбюро» собрало все материалы «Копикуза» для их дальнейшего изучения, и включило в свой состав, наверное, самого крупного в СССР специалиста по Тельбесу, нашего старого знакомого Иосифа Федоровича.

Рутгерс, вернувшийся в феврале из Голландии в Щегловск, очень скоро узнал, что «Тельбесбюро» хочет забрать у АИК Гурьевский завод, для снабжения стройплощадки нового комбината металлом, и Южную группу рудников, для обеспечения производства углем и коксом. А это означало, что если колония лишится возможности участвовать в возведении Тельбеса, хотя бы на правах пайщика, то она автоматически потеряет половину своих активов. Но и это еще не все! Искушенный в придворных интригах Рутгерс прекрасно понимал — «двоевластию» в угольной промышленности Кузбасса очень скоро придет конец. А после того, как от АИК отщипнут часть предприятий, неизбежно встанет вопрос о слиянии ее с «Кузбасстрестом». И главным кандидатом на вылет окажется именно урезанный АИК, а не «Кузбасстрест», имевший в Москве весьма сильное лобби. Вот чем грозило голландцу вроде бы невинное и логичное предложение «Тельбесбюро»!

Таким образом, решение о строительстве металлургического завода в Кузнецке, не имевшее, на первый взгляд, никакого отношения к АИК «Кузбасс», стало для Рутгерса некоей точкой невозврата, пройдя которую, колония должна была либо погибнуть, либо взять новую высоту. Поэтому 31 марта голландец отправил в Президиум ВСНХ СССР письмо следующего содержания:

«…я узнал, что ведутся подготовительные работы по созданию Комбината для планировки постройки и будущей эксплуатации Тельбесса. Предполагается, что в состав Комбината войдут некоторые рудники, как, например, Осиновский, Абышевский, Прокопьевский, Киселевский, Ерунаковский, а также Гурьевский завод — районы, которые в настоящее время находятся в ведении организации АИК Кузбасса. АИК Кузбасс считает, что такое разделение районов Кузнецкого Бассейна противоречит интересам развития угольной промышленности Сибири. В настоящее время, когда вся энергия должна быть направлена на планировку и постройку Тельбесса и все имеющиеся силы должны быть сконцентрированы для этой задачи, мы считаем преждевременным дискуссировать относительно будущих форм эксплуатации Тельбесса и Кузнецкого Бассейна. АИК Кузбасс придерживается того мнения, что для того, чтобы подготовить и реализовать планы для Тельбесса в минимум времени и с наименьшими затратами, было бы целесообразно воспользоваться преимуществами, которые могут дать опыт, связи и технические силы как русские, так и иностранные, АИК Кузбасса.
Что касается будущих форм эксплуатации Тельбесса и Кузнецкого Бассейна, то мы усиленно рекомендуем отложить разрешение этого вопроса до того времени, когда эта проблема станет актуальной и все выявившиеся факторы будут лучше оценены. Без сомнения, если бы вопрос о новом разделении Кузнецкого бассейна и о создании нового комбината стал бы актуальной проблемой настоящего времени, то это послужило бы причиной немалого беспокойства среди иностранных и русских работников АИК Кузбасса, а также партийных и профессиональных органов».

Итак, Рутгерс решил упредить события. А чтобы получить возможность влиять на происходящее, в этом же письме он предложил назначить себя представителем от Кузбасса в «Гипромезе» (головном Ленинградском институте по проектированию металлургических заводов), а двух членов правления АИК включить в состав «Тельбесбюро».

Но предложения Рутгерса остались без ответа. Похоже, кто-то из руководителей ВСНХ решил окончательно завязать с затянувшимся проектом покойного Ильича. Идеи, которые пять лет назад казались сверхактуальными, стали теперь анахронизмом. Подбить трудящихся всей планеты на мировую революцию так и не удалось, а «образцовое предприятие без капиталистов, без эксплуататоров, в котором рабочие отказываются от прибыли для общего блага» на поверку оказалось утопией. Да и не вписывалась АИК «Кузбасс», с ее чисто американским подходом к ведению дел, в плановую советскую экономику. Судя по произошедшим в 1924 году событиям, описанным в предыдущих частях статьи, кто-то из руководителей ВСНХ решил ликвидировать АИК уже сразу после смерти Ленина. Однако Рутгерс долгое время успешно отбивался от нападок врагов, да и близкие друзья покойного Владимира Ильича не забывали лоббировать интересы голландца в высших эшелонах власти и поддерживать его финансово (как, например, Глеб Кржижановский).

Но решение о строительстве металлургического комбината в Кузнецке стало очень удобным поводом для того, чтобы окончательно расправиться с колонией. Приведем один весьма любопытный и практически не освещенный в историографии факт — 20 апреля 1926 года ВСНХ внес в СТО проект слияния АИК с «Кузбасстрестом» и создания в Кузбассе единого мощного каменноугольного треста уже с 1 октября! Причем, от такой новости в шоке оказались все — и члены СТО, и руководство «Кузбасстреста», даже не поставленное Москвой в известность о своих намерениях, и выступившее резко против такого «подарка» судьбы. Оправившись от шока, СТО вернул проект в ВСНХ и предложил доработать его и согласовать для начала с местными заинтересованными органами. Однако, звоночек уже прозвенел, и всем это стало понятно.

Сейчас очень сложно сказать, кто именно из высшего руководства страны решил утопить Рутгерса. Тем более, что одни и те же люди работали, как и в СТО, так и в ВСНХ. Это мог быть, например, Алексей Рыков, давний покровитель Федоровича, служивший сначала председателем ВСНХ, а потом зампредом и председателем СТО. Или Валериан Куйбышев, который в 1926 году совмещал посты председателя ВСНХ и зампреда СТО. А еще подрабатывал наркомом рабоче-крестьянской инспекции, той самой, что в апреле 1924 года вынесла крайне негативную оценку состояния дел в колонии (и как выяснил Николай Растопчин, эта оценка не имела ни малейшего отношения к истине). Или кто-то третий, а то и четвертый… Короче, противником АИК «Кузбасс» в правительстве мог оказаться кто угодно, а скорее всего здесь действовала целая группа заинтересованных лиц. Выяснение этого вопроса стало бы само по себе очень любопытной задачкой, но мы ей заниматься не будем, а вернемся лучше к Рутгерсу. Ведь к нему наконец-то приехал долгожданный заместитель, которому голландец собирался передать все бразды управления колонией!

Итак, знакомьтесь — Константин Коробкин, административный работник из Донбасса и бывший красный партизан. К сожалению, каких-либо подробностей о его жизни и деятельности на Украине автору найти не удалось. А попал он в АИК по рекомендации зампреда ВСНХ Георгия Пятакова, тоже выходца с Украины (вот вам, кстати, и еще один кандидат на должность душителя колонии).

Коробкин принялся входить в курс дела. С Рутгерсом он не спорил, а только послушно впитывал в себя все его указания. И через два месяца голландец, довольный тем, что наконец-то нашел адекватного преемника, уехал лечиться на родину, в Амерсфорт.

Мы уже писали выше — для фактической ликвидации колонии требовалось всего лишь раздуть ее административные штаты и перевести на стандартное советское делопроизводство и бухучет. Спустя какое-то время после этого все иностранные специалисты вынуждены будут покинуть АИК, а ее показатели резко упадут. И тогда договор с Рутгерсом можно на законном основании расторгнуть и полностью лишить его детище автономности, когда-то дарованной голландцу лично Лениным. Поэтому новый директор АИК засучил рукава и вместе со своими помощниками незамедлительно принялся делать то, ради чего, собственно говоря, его сюда и прислали, и то, что не смог сделать год назад Анс Калнин.

Коробкин начал раздувать штаты. Он выписал из Донбасса целых 45 человек (что обошлось АИК в 76 тыс. рублей!) и расставил их на ключевые посты, планомерно выживая иностранцев. Своих назначенцев Коробкин не обижал. Например, главный инженер колонии, товарищ Горячев получил оклад в 950 рублей, куда входили даже 50 руб. на содержание квартиры в Томске для его сына студента! А всего, вместе с командировочными, его годовая зарплата составила 20000 рублей (для сравнения, американец Пирсон, ранее служивший на этой должности, зарабатывал 5000 в год). И даже брат жены Коробкина, не имевший ни малейшего понятия о бухучете, получил место бухгалтера с окладом в 300 рублей.

Бывшие красные партизаны с Донбасса начали жить в Щегловске как-то совсем не по-советски. Коробкин с Горячевым только мебели купили себе на целых 20 тысяч, не забыв даже про письменный прибор за 300 рублей. Тратили деньги на рысаков, экипажи, сани, пьянки, бесконечные командировки и тому-подобное. Такое впечатление, что новые руководители относились к финансам АИК, как к своим личным.

Тратить деньги им активно помогал главбух колонии, товарищ Рубанчик, тоже понаехавший из Донбасса. Не успев вступить в должность, он тут-же накатал кляузу в ВСНХ: «…я наткнулся с первых же дней в бухгалтерии Правления АИК «Кузбасс» на вопиющие нарушения правил нормального учета и постановки отчетности, как в Главной бухгалтерии Правления, так и на предприятиях, входящих в состав АИК Кузбасс… Об отчетности АИКа можно сказать только, что она фиктивна, умышленно не велись книги и т.п. Мы все пришли к тому заключению, что всю систему с 1-го октября 1925 года нужно аннулировать и строить сначала».

Пользуясь искусственно созданной неразберихой, ловкий Рубанчик составил ложный отчет о деятельности предыдущего правления, показав несуществующий убыток, а потом приписал дутые прибыли уже новому руководству.

А в помощь трудившемуся не покладая рук Коробкину и его заместителям, московские товарищи 22 июня выпустили постановление СНК (подписанное Рыковым). Оно гласило: «Установить, что надзор за соблюдением Автономной Индустриальной Колонией «Кузбасс» действующих узаконений и правил по охране труда, в частности, по технике безопасности, должен осуществляться инспекцией труда на общих основаниях с другими предприятиями каменноугольной промышленности».

Казалось бы, что здесь такого? Технику безопасности ведь надо соблюдать! К тому же, фактически инспекторы труда и до выхода этого документа активно кошмарили колонию, а Рутгерс вынужден был считаться с их требованиями. По сути дела, это постановление оказалось лишь очередным комариным укусом для АИК, но таких укусов с каждым днем становилось все больше и больше, а несколько сотен ничтожных комариков могли полностью выпить кровь даже из самого крепкого медведя.

Еще одним подобным ударом стала попытка отобрать у колонистов подсобное хозяйство. Когда правление обратилось в Наркомзем за субсидией для содержания своей фермы (судя по всему, она была убыточной), то им отказали, сославшись на то, что субсидии выдаются только совхозам, и предложили выделить ферму из состава АИК и превратить ее в обычное советское хозяйство.

Итак, удары по колонии следовали один за другим. Вспомним еще раз все то, что произошло за какие-то три-четыре месяца 1926 года:
1. Назначение в АИК Коробкина, с целью развалить ее изнутри.
2. Решение «Тельбесбюро» забрать у колонии часть активов.
3. Отказ со стороны ВСНХ от участия АИК в строительстве Тельбеса.
4. Обращение ВСНХ в СТО с предложением объединить АИК и «Кузбасстрест».
5. Постановление СНК о надзоре за АИК местной инспекцией труда.
6. Отказ Наркомзема в субсидировании подсобного хозяйства АИК.

Очевидно, что против колонии была объявлена самая настоящая война. Столько ударов подряд она никогда не получала. А иностранцы завалили Рутгерса жалобами. Процитируем Гертруду Финчер: «в Амерсфорт редкий день не приходят конверты со штампами Кемерова и Москвы. Пишут Струйк, Дуглас, Схемергорн, Коос Фис, Фут. Их письма все больше начинают вызывать тревогу. «Коробкин не выполняет ни одного данного вам обещания… Коробкин разваливает всю организацию…» И все письма кончаются одним и тем же рефреном: «Товарищ Рутгерс, если возможно, приезжайте… Приезжайте поскорее… Приезжайте немедленно!»

Деваться некуда, и в августе Себальд выехал в Москву, вызвав туда и Коробкина. Но изворотливый красный партизан пояснил, что он в точности исполнял все указания Рутгерса, а если в чем-то неправильно понял голландца, то обязательно исправится, как только вернется в Кузбасс. Рутгерс вновь уехал в Амерсфорт, но там его захлестнул новый вал писем от самых стойких колонистов, не покинувших еще Щегловск: «Заработок падает, заработная плата задерживается…». «Подсобное хозяйство ликвидировано…». «Административный аппарат вырос с 80 до 148 человек». «…Средства колонии разбазариваются. Ее деньги тратятся на личные нужды Коробкина и его спецов из Донбасса… Больше терпеть нельзя. Необходимо ваше вмешательство».

Рутгерс из Голландии отправил телеграмму председателю ВСНХ Куйбышеву, где предложил немедленно снять Коробкина, а вскоре и сам вновь выехал в Москву. Почему он писал именно Куйбышеву, а не председателю СТО Рыкову? Да потому, что в сентябре СТО принял очередное постановление, которым предписал АИКу руководствоваться в своей финансовой и организационной деятельности правилами, утвержденными для всех прочих советских предприятий. То есть СТО полностью спихнул контроль над колонией на ВСНХ, забив предпоследний гвоздь в крышку гроба АИК «Кузбасс».

В Москве Рутгерс вновь попытался настоять на снятии Коробкина. Ему закономерно отказали. И тогда голландец попросил освободить его от должности директора колонии. Просьбу Себальда тут-же удовлетворили, и, как следствие, 22 декабря 1926 года расторгли договор с инициативной группой иностранных товарищей, из которых никого, кроме Рутгерса, к тому времени в колонии уже не осталось. И с этого момента АИК «Кузбасс» превратилась в обычный советский трест…

Вот так и закончился личный проект Ильича, начавшийся как утопическое и наивное объединение «рабочих без эксплуататоров», но стараниями Рутгерса трансформировавшийся в мощное и эффективное предприятие, сумевшее добиться зримых успехов. Вот только американский стиль управления и капиталистический способ ведения хозяйства оказался в СССР никому не нужен. Советской командно-административной экономике требовались не эффективные менеджеры, а послушные чиновники. И если в былые нэповские времена на вольности Рутгерса еще как-то закрывали глаза, то теперь, когда над страной вставала черная заря грядущей индустриализации, люди, подобные голландцу, стали в Стране советов совсем неуместны.

Зато такие, как Константин Коробкин, оказались просто необходимы. Вернувшись в Щегловск, бывший партизан развернулся вволю! Он выгнал из АИК (хоть и ставшей трестом, но сохранившей пока свое старое название) почти всех еще не уехавших иностранцев и с удвоенной силой начал тратить казенные денежки. А когда весной 1927 года к нему приехала очередная комиссия РКИ, то волосы у московских товарищей встали дыбом! при проверке вскрылось все, о чем мы писали несколькими абзацами выше. И огромные оклады, и покупка предметов роскоши, и приписки в отчетах, и даже пьяные кутежи с проститутками. Список деяний Коробкина составил целых 45 машинописных страниц. Мало того, в промфинплане АИК проверяющие обнаружили «дыру» в 2 млн рублей! А всего Коробкин с компанией принес колонии убытков в целых пять миллионов!

Закрыть глаза на такое было невозможно. И Коробкина, несмотря на все его московские связи, сначала сняли с поста директора, а потом и вовсе исключили из партии и арестовали. А 9 февраля 1928 года в Щегловске состоялся суд, который отправил бывшего партизана на 8 лет за решетку. Главный инженер, Горячев получил 6 лет, а главбух Рубанчик – 3 года. Сама же АИК «Кузбасс» со 2 июля 1927 года лишилась своего имени и была преобразована в трест «Кузбассуголь». А угольная промышленность бассейна так и осталась разделенной на 2 части – «Кузбассуголь» и «Кузбасстрест». И только спустя еще год, в июле 1928-го, это недоразумение было наконец ликвидировано, и оба треста объединились в один – «Сибуголь». И с этого момента историю АИК Кузбасс можно считать полностью законченной.

Перед отъездом из Москвы в Голландию, в декабре 1926 года Себальд Рутгерс, наконец-то сбросивший с себя четырехлетнее ярмо, но так не сумевший пробить своей настойчивой головой лед советского бюрократизма, сказал: «И все-таки наш эксперимент удался. Недешево нам это стоило. Наш маленький интернационал в Сибири создал большое индустриальное предприятие. И все это остается и будет расти. Мы показали, что может сделать международная солидарность рабочих».

А что он еще мог сказать?


PS: Итак, мы узнали ответ на поставленный в самом начале статьи вопрос — почему успешно работающую колонию всего лишь через четыре года после ее образования так неожиданно ликвидировали. Дело в том, что личный проект Ильича был обречен с самого рождения, и его завершение стало только вопросом времени. Попытки уничтожить колонию начались уже с весны 1924 года, сразу после смерти Ленина. Но тогда еще не пришло подходящее время — слишком сильное лобби осталось в Москве у покойного вождя. Да и в либеральных условиях НЭПа руководители страны очень снисходительно смотрели на «шалости» Рутгерса с финансами, за которые любой другой советский директор давно отправился бы на нары. Но время шло, влияние Ильича слабело, в стране потихоньку началось закручивание гаек, и АИК «Кузбасс», как белая ворона, все сильнее стала выделяться на фоне других государственных трестов. Да еще и неугомонный Рутгерс не стеснялся обивать пороги кремлевских кабинетов, требуя положенных ему по договору преференций и порядком раздражая руководителей СТО и ВСНХ своим напором.

Сфабриковав в марте 1924 года откровенно ложное заключение РКИ, недоброжелатели Себальда не сумели тогда его уничтожить. Выплыл Рутгерс и после передачи колонии Прокопьевских рудников и Гурьевского завода, специально поставленных «Кузбасстрестом» на грань финансового краха. Не оправдал возложенных на него надежд и латыш Анс Калнин в 1925 году. Но еще год спустя звезды наконец сложились. Решение о строительстве металлургического комбината в Кузнецке стало удобнейшим поводом для окончательной расправы с АИК. Судя по количеству «наездов» на Рутгерса в 1926 году, становится вполне очевидно — с ним решили больше не церемониться и взялись за него всерьез.

Нет никакого сомнения, что колония смогла просуществовать так долго только благодаря личной энергии и упорству голландца. Другой на его месте еще годом раньше перестал бы воевать с ветряными мельницами и покинул пост директора АИК. Но Себальд Рутгерс продолжал изо всех сил оправдывать доверие, оказанное ему покойным Ильичом. Да и не мог он бросить на произвол судьбы несколько сотен иностранных рабочих и инженеров, которые, поверив в социалистическую утопию, поехали на другой край света, где их просто обманули, не предоставив им ничего из обещанного. И только когда почти все иностранные колонисты сами покинули неприютный Кузбасс, сдался и Рутгерс. А смерть любимой женщины очень сильно подкосила его и лишила последнего желания биться за свое изначально обреченное, хоть и правое дело. Ведь Стране Советов не нужны были умные и эффективные. Ей требовались послушные исполнители, вроде Константина Коробкина. Но Себальд Рутгерс никогда таким не был…


При подготовке материала использовалась информация из следующих изданий:

1.История Кузбасса в 3 томах. Том II. Кузнецкий край на переломе эпох в 1890-х — начале 1940-х годов. Кемерово, 2021 год.
2.Г. Тринчер, К. Тринчер. Рутгерс. Серия Жизнь замечательных людей. Москва, 1967 год.
3.М. Кушникова, В. Тогулев. Красная Горка: очерки истории «американской» Коммуны в Щегловске, провинциальных нравов, быта и психологии 1920-1930- х гг (документальная версия). Кемерово, 2001 год.

09.06.2024