Влюбленный Митрич - 7 -

   Мультяшная игра Полины Романовны в нежность меня  веселила и, одновременно, печалила. Уютная, белотелая,  красивая женщина, казалось,  ничего о себе настоящей не знала. Выросшая в казацкой семье  рядом с  властной матерью, она с детства слышала одно:
 
   - Ты должна выйти в люди!

Именно мать настояла на том,  чтобы дочка ехала в столицу.

   - Не выучишься, будет, как от меня, всю жизнь коровьим навозом разить.

Так и сказала.
 
   Наблюдая за Полиной Романовной, я видела, как безжалостно  ее обтесала жизнь, снимая  естественные и природные слои, подаренные при рождении.  Обдери кору у дерева… Никакие обертывания не помогут ему выжить.
 
   Когда она себя не контролировала, забывалась, что случалось крайне редко, то выглядела  спокойной и задумчивой.  Когда контролировала, то превращалась в директора сети супермаркетов. А когда играла в нежность, то походила на просроченный зефир в шоколаде. И невдомек  было этому милому  идеалу Кустодиева, что глубоко-глубоко, в самом  центре ее  женской души, в сердечном стержне, жила спящая красавица из знаменитой сказки.  Она спала и ждала, когда будет разбужена, храня  в себе, спрятанное от всех, озеро любви нерастраченной, именно той самой нежности, которую активная директриса   искала в розовом платье, кружевном зонтике и белом дизайне русской избы.  В сущности, две женщины, внутренняя и внешняя, две половинки одной, но какой-то вражьей силой разделенной, страдали в ней  одинаково. Обе не были счастливы.
 
   Расколдовать  героиню этой истории, соединить две  половинки в одно целое было делом трудным и работой  не на один день.
 
   При  нашем первом знакомстве у меня получилось посмотреть  в ее душу. Но совсем скоро я сполна  насладилась серией моно спектаклей, которые она  играла не умышленно, а по привычке. Да и Митрич, кстати,  в первые минуты увидел и узнал  душу мягкую и добрую.  Деловая фурия, проявилась  позже.  А поначалу медленные движения, неспешность и уютность  загипнотизировали и в итоге сбили с толку нашего хитромудрого  управляющего …
 
   Так, размышляя, я неспешно шла к дому деда.  Куда он запропал?  Никто  его не видел, никто о нем ничего не знал, никто из соседей им не интересовался.

 

   Дверь в дом оказалась слегка приоткрытой.  Я прошла через сени в избу. Ситцевые занавески в половину окошек  были раздвинуты.  С улицы в «залу» через стекла, засиженные мухами,  заглядывала  старая горбатая береза с потрескавшейся корой давно не белого ствола. Нетопленная печь спала,  пока  сырость  гуляла по всем углам. Диван, с подранной котом спинкой, неудачно стоял в простенке, закрывая часть окон  в без того темной комнате.  На висевшую под потолком лампочку хозяин пристроил где-то найденный плафон  неподходящего размера. Эта дизайнерская забава   смотрелась  помоечно криво. От всего пространства веяло хозяйским безразличием и заброшенностью.
 
   В этом доме когда-то давно  жила женщина, жена, по дощатому полу  бегали босоногие ребятишки, на полатях спала старая мать Митрича. И он сам, молодой и сильный,  гордился  хозяйством с тремя коровами,  семьей  и обустроенной жизнью.
 
   Упадок в судьбе  наступил  не сразу. Он, заходил хитро, исподтишка, как ржавчина, медленно разъедающая  железо, если не соблюсти способ его хранения. Первой  умерла мать, потом  жена.  Сыновья выросли и разъехались.  Митрич  остался один. Хозяйствовать в доме стало не интересно. Не для кого.  И вот тогда он и озаботился  -  назначил себя самого старостой деревни.  Односельчане смотрели на его общественную работу с усмешкой, но терпели из уважения к возрасту.
 
   Я прошла в маленькую комнату, скрытую занавеской. На узкой подростковой кровати лежал высохший старик с пожелтевшей кожей.  Он дышал  поверхностно  и явно был в забытьи. Проверив пульс я позвонила в скорую помощь Волоколамска. А пока ждала машину, согрела на электрической плитке горячую воду, налила ее в пустые пластиковые бутылки, найденные  в сарае, и обложила ими тело старика, чтобы немного его согреть.
 
   Машина пришла по хорошей погоде быстро, через пару часов. Митрича забрали в городскую больницу, завернув в одеяло, которым он был накрыт. Я пообещала навещать деда и оставила фельдшеру свой номер телефона. Мало ли…
 
   

   - Туда ему и дорога, - жестко отреагировала на новость Полина Романовна, - не будет людям свет застить.
 
   
   - Так ведь он от одиночества общественными делами занимался. Просто характер имел такой же деятельный, как у вас, и людям старался помогать, как умел.

   - А умел плохо. Если, уж, собираешься руководить колхозом в двадцать  пять домов, то научись к людям подход иметь.

   - Это да…  Подход иметь надо… - повторила я за ней эхом.

Полина Романовна  в данный момент играла роль директора сети супермаркетов. Поэтому душевные разговоры  начинать ни к чему. Бесполезно.

   - Куда мы завтра поедем? – Переключила она разговор.

   - Я не знаю. Мне нужно ехать в Волоколамск, с доктором поговорить. По телефону как-то неудобно.
 
   - Вот и отлично! Пока вы будете  в больнице, я осмотрю город. Ни разу в нем не была. Там есть достопримечательности?

   - Волоколамский кремль,  тюрьма, налоговая и управа, - улыбнулась я, - а вообще город милый, зеленый, даже с хорошим спортивным стадионом и всякими магазинами. И еще в нем много Храмов.
 
   - Чудесно! Беру с собой камеру.

   На следующий день мы отправились в Волоколамск.
 
   В местной больнице ко мне вышел заведующий терапевтическим отделением, старенький земский доктор.

   - Это что же вы, голубушка, старика до такого состояния довели? – Спросил он строго. -  Кем больному приходитесь?

   - Никем. Просто живем в одной деревне. Да и то, я – дачница. У нас всего три дома зимуют. Практически все – дачники.

   - Понятно… А дети у него есть?
 
   - Есть. Сыновья живут  в Хабаровске и где-то  в Сибири.
 
   - Отца к себе не заберут?

   - Я не знаю. А что с ним?

   - Обезвоживание, дистрофия,  депрессия, сердечная недостаточность. Одним словом, вагон и маленькая тележка. Есть и застарелые старческие проблемы, но  организм к ним приспособился. Может быть, он пережил какой-нибудь стресс?

Стресс Митрича гулял по Волоколамску в белых брюках и с кинокамерой, как по Дрездену.
 
   - Если сшибка с реальностью подойдет в качестве стресса, то да.

   - А вы готовы его навещать?

   - Хорошо. Что нужно?
 
   - Усиленное  питание, внимание  и забота.
 
   - С едой и соками  помочь не трудно. А забота ему не моя нужна. Только вот  той заботе он без надобности.  Поэтому приезжать пока буду я. Тут без вариантов.

   - Вот оно в чем дело…

Доктор с удивлением посмотрел на пожилую барышню, которая хоть и в дочки ему годилась, но все-таки…

   - А вы не смогли бы поговорить с той, чья забота ему нужнее?

   - Я попытаюсь. Но обещать ничего не могу. У нее свои планы на жизнь. И я их уважаю.
 
   - Хорошо. Пока мы его  кормим через зонд. Я вам позвоню, когда понадобится  помощь.
 
   - Спасибо, доктор.


   Я созвонилась с Полиной Романовной и договорилась встретиться  возле Сбербанка. Он в городе был единственным, так что она не заблудится. Я хотела зайти в универмаг,  чтобы купить кое-что из вещей для деда. В городе на площади имелся крытый рынок. Продукты в нем продавали  качественные, от фермеров. А вот одежду лучше прикупить в магазине.

   - Милый город, - услышала я за спиной.

Полина Романовна, вспотевшая, с красным «подгоревшим» лицом смотрелась на фоне провинциального городка птицей в заморском оперении.  Пора сажать ее в машину. Для прогулок в тридцатиградусную жару полдень не лучшее время.
 
   - Мы домой?
 
Она даже не поинтересовалась здоровьем деда.
 
  - Я забегу в универмаг, а вы можете подождать в машине.

  - Вот еще! Мне интересно, чем тут торгуют. Может им подбросить что-нибудь из столицы?

На меня смотрел торговый работник со стажем, командирша со  столичным снобизмом.   Царственный взгляд, повелевающие нотки в голосе.  Полный набор.  Да… Первый ряд партера…

   Пока  Полина Романовна изучала ассортимент волоколамского универмага, я быстро купила Митричу полосатую пижаму, тапочки, полотенце, нижнее белье.

   - Это что за вспомоществование?  Для кого вы купили этот, с позволения сказать,  секонд-хэнд? Для старосты что ли?
 
   - Его же взяли прямо в одеяле.
 
И к моему удивлению, она вдруг прошла в отдел домашней одежды  и выбрала  дорогущий, прямо королевский мужской халат,  черный в серую полоску, с атласной стеганой отделкой по воротнику.  Мне же повелевающим голосом приказала:

   - Сдайте все, что купили  назад. Это никуда не годится.
 
В итоге, в багажнике машины едва поместилась сумка с приданым  для деда.
 
   - Юлишна, моя дорогая, вы не думайте, что я буду обихаживать этого старого бедуина, но пока он в больнице, кое-что сделаю, но не ради него, а только ради вас. Чтобы ваша душа успокоилась. Можете ездить к нему без меня, я и смотреть–то на него не хочу. Займусь бытом. Вернется из больницы, попользуется.
 
   - Спасибо. Он будет вам благодарен.

   - Мне его благодарности нужны, как просроченный майонез во время проверки качества.
 
    Кажется, дело сдвигалось с мертвой точки.
 
    Но… Через некоторое время я, в который раз, убедилась в своей неизлечимой наивности. Кто мне доверил работать в помогающей профессии? Что я знаю о людях?

Продолжение следует…