Глава 80, О современной левой мысли

Как-то автор стал размышлять над новым рассказом. Размышлял он, разумеется, с бокалом любимого Chateau de Montifaud Heritage в левой руке, потому что правой собирался написать что-нибудь нетленное. Восхитительные нотки миндаля и мускатного ореха увели авторские мысли в трудные для понимания идеи Галеви из Толедо, развившего, как известно, учение Аристотеля, в новые грани понимания конечных этапов эволюции человека,.
Сущностно, подумал автор, это неправда, что с 12-го века ничего не изменилось. Люди узнали многое про устройство вселенной, наблюдают за обстановкой с помощью телескопа Джеймс Вебб из точки Лагранжа L2, сложили немало полезного в интернете, навалив там, заодно, кучи порнухи, но вот в попытке разобраться самими с собой, за отчетный период заметно поглупели.
Один из давних приятелей автора, Антон, завел себе вторую семью. Дело происходило в Москве. Собственно, ничего уж такого, необычайного. Имелась супруга первого созыва, старая, так сказать, во всех смыслах, боевая подруга, и милая девушка на стороне. Милая девушка забеременела, что, заметим, тоже не является каким-то из ряда вон выходящим случаем, и, в положенное время, родила чудесную девочку.
Антон им снял уютную квартирку, туда накупили всяких дров и пластмассок из Икеи, на помощь с ребенком приехала молодая бабушка с золотым зубом из Самары, ну что я вам рассказываю... Будто, вы сами не знаете, как формируется младшая семья, - на счет раз-два.
Антон приезжал, играл и нянчился с дочкой, уединялся в спальне с молодой мамой, выпивал на кухне с младшей тещей, справлял праздники и дни рождения новых родственников, начавших в числе немалом прибывать из Самары, - посмотреть столицу нашей родины – город Москву, и проконтролировать семейное счастье.
Все шло просто замечательно, пока не наступил "тот день". В "тот день" Антон подъехал к дому с младшей супругой и дочкой, стал выгружать из машины коляску, потом молодую маму с девочкой.
Дошло дело до пакетов из шопинга и молочной кухни. Держа в руках пакета по три-четыре, - мужик он крепкий, Антон ногой пытался закрыть дверь машины, проявляя при этом изрядную ловкость, пока взгляд его не поднялся вверх.
Прямо перед собой Антон обнаружил выследившую его строгую супругу свою, старую боевую подругу. Дальше было следующее, - сумки и пакеты выпали из рук Антона прямо на подернувшуюся утренним ледком собянинскую плитку. И он убежал. Просто убежал. Убежал с ключами от квартиры, машины, кредитками и кошельком младшенькой. Той с крошечным ребенком было не позвонить, в дом не попасть, даже машину не закрыть и не завезти двигатель - погреться.
Антон выключил телефон, просто исчезнув с радаров на несколько дней, - "пока все не успокоится..."
Вы, я полагаю, думаете, что сейчас будет какое-то душераздирающее описание, как, проявив благородство, старшенькая супруга приютила младшую с малышкой, напоила горячим чаем и все прочее?
Ничего подобного, это все вам, уж простите, макулатурные романы навеяли.
Старшенькая, покрыв младшенькую трехэтажным, села в машину и уехала бить морду Антону, как только тот появится на горизонте. А милая девушка с грудным ребенком, разбитыми бутылками, рассыпанными по мостовой пакетами, без телефона и денег, осталась посреди холодной московской улицы решать, как жить дальше.
Здесь припоминаются традиционные рассказы о солдатской жизни, из цикла, как некий воин, получив посылку из деревни, жрал сало под одеялом, не поделившись с товарищами. За что сослуживцы устроили ему «тёмную» (избили с этим же одеялом, намотанным на голову), подчистую съели его сало, а потом, в рамках воспитания товарищества, целый год отнимали у него обед, но не целиком, как было бы должно в такой ситуации, а только его съедобную часть.
Как это, у великого Гашека, речь, напомню, шла о махорке:
«— А я боялся, что вы дадите, — заметил Швейк. — Этим бы вы испортили весь рассказ. Такое благородство встречается только в романах, а в гарнизонной тюрьме это было бы просто глупостью».
Автор выпил все же бокал коньяка, поставил его на столик, принялся было записывать что-то в специальную тетрадь, но отвлекся,- принесли утреннюю прессу.
«Красные линии», «Озабоченность», «Деколонизация», «Цивилизационный конфликт», «Левый дискурс», «Мировой сионизм», «Крупная миллениалка, представительница современной левой мысли», "Выдающийся философ Нэнси Фрейзер стала жертвой филосемитского маккартизма" …
Пришла мысль, что нравы в нашем Поствестфальском мире стали сильно напоминать обстановку в гарнизонной тюрьме, лет этак, сто с чем-то назад. С поправкой, что тогда, пожалуй, все выглядело как-то поизящней. По крайней мере, народ не выходил толпами на защиту фельдфебеля Ржепы и его друзей.
Автор раздраженно махнул рукой, и погрузился в «Эмуну Раму» от великого Галеви из Толедо, предтечи и предшественника самого Маймонида.