Пушкин Кощунства из собр. Владислава Ходасевича

Пушкин
Кощунства

(из собр. Владислава не «Ы», а Ходасевича)

Кощунствами в своем собрании заветно-запретных стихов А.С. Пушкина пушкинист пушкинизма Владислав Ф. Ходасевич назвал антиклерикальные творения гения (словесности и поэтической мысли)

Но друг мой, если вскоре
   Увижусь я с тобой,
   То мы уходим горе
   За чашей круговой;
   Тогда клянусь богами
   (И слово уж сдержу),
   Я с сельскими попами
   Молебен отслужу.

   Христос воскрес, питомец Феба!
   Дай Бог, чтоб милостию неба
   Рассудок на Руси воскрес;
   Он что-то, кажется, исчез.
   Дай Бог, чтобы во всей вселенной
   Воскресли мир и тишина,
   Чтоб в Академии почтенной
   Воскресли члены ото сна -- и т.д.

В себе все блага заключая,
   Ты, наконец, к ключам от рая
   Привяжешь камергерский ключ.

Вот Еврейка с Тодорашкой,
   Пламя пышет в подлеце,
   Лапу держит под рубашкой,
   Рыло на ее лице.
   Весь от ужаса хладею:
   Ах, Еврейка, Бог убьет!
   Если верить Моисею,
   Скотоложница умрет.
Прим. Через Моисея Господь возвестил на Синае: "Всякий скотоложник да будет предан смерти" (Исх, 22, 19).

Христос воскрес, моя Ревекка!
   Сегодня, следуя душой
   Закону Бога-человека,
   С тобой целуюсь, Ангел мой.
   А завтра к вере Моисея
   За поцелуй твой, не робея,
   Готов, Еврейка, приступить
   И даже то тебе вручить,
   Чем можно верного Еврея
   От православных отличить.
Прим. Иллюстративный материал … недоступен …


Проклятый город Кишинев,
   Тебя бранить язык устанет,
   Когда-нибудь на старый кров
   Твоих запачканных домов
   Небесный гром, конечно, грянет --
   И не найду твоих следов.
   Падут, погибнут, пламенея,
   И лавки грязные жидов,
   И пестрый дом Варфоломея.
   Так, если верить Моисею,
   Погиб несчастливый Содом --
   Но только с этим городком
   Я Кишинев равнять не смею,
   Я слишком с Библией знаком
   И к лести вовсе не привычен.
   Содом -- ты знаешь -- был отличен
   Не только вежливым грехом,
   Но просвещением, пирами
   И красотой нестрогих дев.
   Мне жаль (сердечно), что громами
   Его сразил Еговы гнев -- и т.д.

Послушай, Муз невинных
   Лукавый духовник.

   В пещерах Геликона
   Я некогда рожден;
   Во имя Аполлона
   Тибуллом окрещен.

Благослови, поэт!

Митрополит, хвастун бесстыдный,
   Тебе прислал своих плодов,
   Хотел уверить нас, как видно,
   Что будто сам он бог садов.
   Чему дивиться тут? Харита
   Улыбкой дряхлость победит,
   С ума сведет митрополита
   И пыл желаний в нем родит.
   И он, твой встретя взор волшебный,
   Забудет о своем кресте
   И нежно станет петь молебны
   Твоей небесной красоте.

Да сохранят тебя в чужбине
   Христос и верный Купидон!
Проводит набожную ночь
   С младой монашенкой Цитеры.

   Прости, украинский мудрец,
   Наместник Феба и Приапа!
   Твоя соломенная шляпа
   Покойней, чем иной венец;
   Твой Рим -- деревня; ты мой Папа,
   Благослови ж меня, певец!

Ты богоматерь, нет сомненья,
   Не та, которая красой
   Пленила только Дух Святой,
   Мила ты всем без исключенья;
   Не та, которая Христа
   Родила, не спросясь супруга.
   Есть бог другой, земного круга --
   Ему послушна красота,
   Он бог Парни, Тибулла, Мура,
   Им мучусь, им утешен я,
   Он весь в тебя -- ты мать Амура,
   Ты богородица моя.

В чужой [п**де]... соломинку ты видишь,
   А у себя не видишь и бревна.

1. Благочестивая жена
   Душою Богу предана,
   А грешной плотию
   Митрополиту Фотию.
   
   2. "Внимай, что я тебе вещаю:
   Я телом евнух, муж душой".
   -- Но что ж ты делаешь со мной?
   -- "Я тело в душу превращаю".

Орлов, ты прав: я забываю
   Свои гусарские мечты
   И с Соломоном восклицаю:
   "Мундир и сабля -- суеты!"
Тебе, сияющей так мило
   Для наших набожных очес.

Не веровал я Троице доныне:
   Мне Бог тройной казался все мудрен.
   Но вижу вас -- и, верой озарен,
   Молюсь трем грациям в одной богине.
   
   (* Принадлежность этих стихов Пушкину не вполне доказана.)


***
Добавим к этому превосходную концовку пародийной предельно кощунственной для РПЦ  поэмы Гавриилиада о сводничестве Бога, похоти его апостолов и всего сущего, сексуальном голоде еврейки Марии, рогах Иосифа, зачатии Иеошуа (Йешу)  … и об интимных отношениях в Святой Троице:

Она зовет тихонько Гавриила,
Его любви готовя тайный дар,
Ночной покров ногою отдалила,
Довольный взор с улыбкою склонила,
И, счастлива в прелестной наготе,
Сама своей дивится красоте.
Но между тем в задумчивости нежной
Она грешит, прелестна и томна,
И чашу пьет отрады безмятежной.
Смеешься ты, лукавый сатана!
И что же! вдруг мохнатый, белокрылый
В ее окно влетает голубь милый,
Над нею он порхает и кружит,
И пробует веселые напевы,
И вдруг летит в колени милой девы,
Над розою садится и дрожит,
Клюет ее, колышется, ветится,
И носиком и ножками трудится.
Он, точно он! — Мария поняла,
Что в голубе другого угощала;
Колени сжав, еврейка закричала,
Вздыхать, дрожать, молиться начала,
Заплакала, но голубь торжествует,
В жару любви трепещет и воркует,
И падает, объятый легким сном,
Приосеня цветок любви крылом.

    Он улетел. Усталая Мария
Подумала: «Вот шалости какие!
Один, два, три! — как это им не лень?
Могу сказать, перенесла тревогу:
Досталась я в один и тот же день
Лукавому, архангелу и богу».

***

Истопники:

Ходасевич В.Ф. Кощунства. СЗ. 1924. Кн. XIX. С. 405--413; под названием ""Кощунства" Пушкина (из книги "Поэтическое хозяйство Пушкина")".
   
Русская потаенная литература XIX столетия. Лондон, 1861; Стихотворения А. С. Пушкина, не вошедшие в последнее собрание его сочинений. Берлин, 1861. Последнее издание под названием "Собрание запрещенных стихотворений Пушкина" перепечатывалось 17 раз.