Вагоновожатая Надя

       "хроники ржавой империи".


    Надя всегда честно признавалась, что любит танкиста Колю. Особенно, когда один поэт из их трамвайного депо, предлагал ей выпить водки на брудершафт. Тогда она игриво била своим пальцем по кончику его носа, и уверяла, что снимет трусы только по любви. В ответ поэт рассуждал о рельсах стихами и сравнивал их с артериями будущей совместной жизни. На что Надя говорила, что к рельсовой поэзии равнодушна и сравнивала свой маршрут с прозаичным замкнутым кругом. Хотя, по мнению пассажиров, он больше походил на детскую железную дорогую. Слишком много роддомов попадалось на пути. Пустых, порой даже заброшенных, не смотря на портреты лучших матерей-героинь района и рекламные памятники коляске у входа.

    Любовь Нади длилась уже два года. Точнее два года и тридцать семь дней. С того самого четверга, когда она увидела бравого танкиста, что ехал наматывать украинские дороги на гусеницы танка. Причем добровольно и от всей души.  Тогда Надя видела его в первый и последний раз. И именно тогда пришла к ней настоящая любовь вместе с попыткой угадать имя избранника. Откинув решительно Данилу и Олега, вагоновожатая остановилась на имени Коля. Оно сразу прилипло к спине танкиста и украсило походку героя теплом домашнего уюта.

    Вскоре, как верная спутница жизни, Надя попыталась отправится следом за избранником. На фронт. Туда где романтика украшает горы трупов, туда где особо ценны поцелуи на фоне, намотанных на гусеницы дорожных узлов.
    «С милым рай даже в руинах» - думала Надя, покупая шлем танкиста и отправляясь с заявлением в военкомат. Но там ее сексуальную решительность не оценили. Посоветовали найти мужа в тылу и сказали, что создание трамвайных войск пока не планируется.

    За дверью военкомата у Нади появилась мечта. Точнее навязчивая идея о бронированном трамвае. С бойницами и пулеметными гнездами. С отсеками для десанта и мощным тараном на носу. Именно на таком трамвае, по мнению вагоновожатой, можно было вырваться за пределы замкнутого круга. Чтобы догнать свое счастье в умирающей от людоедского освобождения стране и объявить, наконец, остановку – «Рай». Если даже не для пассажиров, то для самой себя.
    Все свободное время Надя собирала металлолом для укрепления трамвайных бортов.  Воевала с бездомными за сырье и размахивала в кровавых битвах ржавой трубой. На маршруте она стала появляться в танковом шлеме и даже анонсировал несколько раз «райскую остановку». Сначала, правда, шепотом, но под конец уже во весь голос. И это не смотря, на строгое предупреждение от начальства, что в рай отправляет министерство обороны, а не трамвайное управление.

    А потом пришла весть о смерти Коли. Ее принесла на крыле сорока, врезавшись на полной скорости в лобовое стекло. Надя схватилась за сердце, пустила слезу и выгнала всех пассажиров из вагона. Затем загнала трамвай в депо, где уже по-настоящему расплакалась.  Ей представился Коля, разбросанный по широкому полю. В ее видениях солнце вставало над горизонтом и освещало кишки любимого, которые тянула к себе в нору поседевшая от войны лиса.
    - Может выпьем? – видение Нади прервал поэт с бутылкой водки.
    - Выпьем, - согласилась вагоновожатая.
     После пятого брудершафта Надя, наконец, увидела желанный рай. Там был бронированный трамвай с могучим тараном, перелетные трусы небесного цвета, поэт замотанный в танковую гусеницу, словно в кокон и министр обороны.  Он мочился в чугунную коляску у роддома и призывал всех заниматься любовью в три смены.
    А потом был звук сирен и вой собак. Гудки скорой помощи и крики полицейских. Надя очнулась у роддома совершенно голая и с поломанной ногой. Она лежала среди рекламных колясок и раздавленных портретов матерей-героинь. Рядом дымился, сошедший с рельс трамвай. В его разбитом вагоне Надя увидела танкиста Колю, что жевал яростно мертвую сороку. Доев птицу до конца, он послал вагоновожатой воздушный поцелуй.