de omnibus dubitandum 7. 91

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ (1590-1592)

Глава 7.91. НАЗАД ВОЙСКА ВОРОЧАТЬ, ВЕСЬ ПОРЯДОК ПЕРЕИНАЧИВАТЬ, ЗНАЧИТ, И ВСЕ ДЕЛО ПОРУШИТЬ…

    2 июля 1552 года*

*) С 1492 года, в Московской Руси впервые начали отпраздновать Новый год в сентябре. До этого праздник отмечали 1 марта, а перенесён он был Иваном III…

    Пока царь у Коломны поле будущей битвы с крымчаками осматривал, войска ободрял, враги Тулу обложили. Подбежал ихний передовой отряд, тысяч семь человек, увидели татары, что туляки беззащитны, и следом за ними появился сам хан Девлет-Гирей, стал город ядрами калеными жечь, к сдаче вынуждать. Узнав, что он обманут, что Иван за Коломной, а не под стенами Казани, хан хотел вовсе вернуться с похода домой. Да свои князья его пристыдили:

    — Вот, пошли ни по што, вернулись ни с чем! Нападем хоть на дальний город гяуров, на Тулу. В стороне она стоит, за лесами, за полями… Не поспеет к ней великий князь на выручку, хоть чем-нибудь да поживимся.

    Но и тут неудача ждала татар.

    Еще раньше Курбского со Щенятевым на выручку тулякам 23 июня подоспели князь Михайло Репнин с Прони-реки и воевода Федор Салтыков с Михаилова городища. Они отбросили татар при помощи тульского воеводы, князя Григория Темкина, который ободрился при виде своих и смелую вылазку из города произвел.

    Тяжкий урон потерпел Девлет-Гирей и пустился наутек. А на другой день, 24 июня, подоспели Курбский и Щенятев и у Шиворони довершили поражение татар.
В этой битве Курбский был впервые ранен и в милость большую к юному царю попал за это… Много военной добычи, и верблюдов, и пленных досталось руским.

    Дальше всё без особой помехи пошло.

    Огромное войско, до сих пор двигавшееся стройно, как на смотру, было под Коломной разделено на два отряда.

    С царем через Владимир и Муром должны московские ратники, бояре, жильцы посадские и лучшие дети боярские идти, а также, главным образом, стройные полки новгородские. Других воевод еще раньше государь через Рязань и Мещеру на Алатырь послал. Там сборный пункт. И те полки самого царя от неожиданных нападений со стороны степей боронить должны.

    2 июля, когда уж двинуться государю вперед надо было, вдруг донесли ему:

    — Новгородцы замутились. В поход выступать не хотят.

    Побледнел царь от взрыва давно забытой ярости, даже повело его, словно бересту на огне. Потом пятнами лицо пошло.

    — Сызнова, эти новгородцы проклятые… Мало они мне горя чинили? Рубить, стрелять велю мятежников! — вскричал ошеломленный Иван, чувствуя, что все планы, так хорошо задуманные и начавшие сбываться, могут рухнуть по милости этих вечных врагов и злодеев его, этой вольницы новгородской…

    Царь готов был сейчас же привести в исполнение свой первый порыв, к чему бы то ни привело.

    Но Адашев, бывший постоянно при царе, мягко заметил:

    — А с кем же, государь, под Казань пойдешь? Все войска далеко ушли. Назад их ворочать, весь порядок надо переиначивать, значит, и все дело порушить.

    Зубами заскрипел Иван, а молчит, понял, что правду сказал Адашев. Вздохнул, словно стон издал всей грудью, и наконец спросил:

    — Что же делать?

    — Жадны новгородцы. Спроси их: в чем ихние жалобы? Отчего не идут? Да пообещай льготы да награды… Обмякнут, гляди!

    — Правда твоя. Надо попытаться. Не время теперь силу-власть свою показывать, сам вижу… Чего им, собакам? — обратился царь к боярину, доложившему о мятеже новгородцев.

    — Да они только толкуют: служба-де не под силу! Сколько походом шли, обносились, издержались… Здеся сколько в Коломне стояли, харчились, расходовались. Казань повоевать два бы раза успели, мол, и домой вернуться, кабы прямо на нее шли. В боях с крымчаками и то пришлось-де им крови сколько своей пролить… А дележ-де неравный. Царским войскам и воеводам супротив вольных дружин чуть не вдвое! И опять идти на траты да на изъян они не согласны-де! Да мало ль чего болтают!..

    И боярин запнулся.

    — Все говори!

    — Да бают: не для земли тяготу приходится принимать, а для славы царевой, для величанья Москвы и князя московского великого же… Так им не надобно…

    — У! гады ядовитые… Раздавил бы их!

    — Государь!

    — Ладно, ладно, Алеша!.. Не ворчи! Сказал: потерплю… авось когда-либо еще сочтемся… А теперь… теперь, как думаешь? А, Алеша? Что им, собакам? Какую кость кидать?

    — Да что, государь… Думается, как на Москве толковали мы, так и сделай… Переписать всех вели, кто за тобой пойдет, да пообещай на свой кошт их взять, как только под Казань дойдем Божиею милостью…

    — Слышал, боярин? Ступай и объяви им так, этим лизоблюдам, земли своей предателям и погубителям, июдам окаянным!.. — срывая в проклятиях сердце, приказал Иван.

    Средство повлияло. Все почти бунтующие снова сошлись в ряды и последовали за царем, как только узнали, что им пообещано.

    И сколько потом ни косилось на них остальное войско, называя «дармоедами, прихлебателями», новгородцы шеляга* своего не потратили больше на этой войне, все шло им из царской казны, из Ивановой.

*) Шеляг, щеляг, шелег, шляг, щляг, склязь — древнеруское название шиллинга [Ключевский В. О. Публицистика. — Directmedia, 2014-03-14. — 362 с.], применявшееся в Киевской Руси X—XI веков [Ключевский В. О. Публицистика. — Directmedia, 2014-03-14. — 362 с.] к монетам иностранной чеканки, вероятнее всего — к серебряным арабским дирхемам [Артамонов М.И. История хазар. — Рипол Классик, 2017-01-05. — С. 405][ Новосельцев А.П. Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа. — М.: Наука, 1990. — С. 117][Котляр Н.Ф. Щеляг // Древняя Русь в средневековом мире: Энциклопедия / Институт всеобщей истории РАН; Под ред. Е.А. Мельниковой, В.Я. Петрухин. — М.: Ладомир, 2014. — С. 898].
В средневековой Польше и затем Жечи Посполитой — славянское название шиллингов соседних германских государств [Фаддей Булгарин. Россия в историческом, статистическом, географическом и литературном отношениях: ручная книга для русских вс;х сословий. — Въ Тип. А. Плюшара, 1837-01-01. — 356 с.][Кувшинова Н.М. Немецкие заимствования и пути их проникновения в словарный состав русского языка // Система і структура східнослов'янських мов. — 2014. — № 7. — СС. 168-175] и собственная польская монета [НС, 1980, Шиллинг][СН, 1993, Шиллинг].
В XIX веке это украинское название русской копейки [НС, 1980, Шеляг].

Фото. Шиллинг королевы Елизаветы

    Не медля ни минуты, двинулся царский отряд в поход. Не малое расстояние приходилось пробираться сухим путем, по неизвестной местности, где порой нельзя было и припасов купить для людей, а приходилось охотой и рыбной ловлей жить. Но в двадцать два дня — делано верст было до двадцати пяти ежедневно — совершили руские свой путь…

    Медленно и неотвратимо надвигалась грозовая туча на Казань с московской стороны… И все окрестные, горные и кочевые, племена зашатались, словно спелые колосья под грозой… То и дело являлись князьки, и сеиды, и мурзы городецкие, темниковские, черемисские и мордовские: с победой над крымцами царя Ивана поздравляли, верность свою обещали и помощь против Казани. Давно известно: татарину кто больше дал, тот его и брал! Ему «теньга брат родной, а пожива матушка»!..

    Все горные племена отошли от Казани, к свияжским воеводам с повинной явились…

    Наконец и царь до Свияги дошел. За две версты вышли воеводы встречать Ивана.
В сверкающем вооружении, окруженный блестящей свитой, Иван увидал впервые тот город, который сам заложить приказал на гибель Казани, как оно теперь и выходило! На высоком холме, на самой вершине его и по скатам виднелись новые срубы жилищ и церквей среди густой еще, хотя и осенней зелени. У реки, внизу, на далекое пространство — шатры белеют, стан раскинут руский. Вот он, рубеж между Европой и Азией. Так, должно быть, некогда и любимый полководец Ивана, Александр Македонский, стоял на одной из вершин Рифея и собирался покорить весь мир, вслед за Азией, на которую ополчил свои непобедимые фаланги.

    Сладкое, глубокое волнение наполнило грудь царя… Забыты все тягости пути, все опасности и тревоги, минувшие и предстоящие впереди. Царь счастлив! Он совершенно счастлив! Он уверен, что его ждет победа и слава. Да как же иначе? Вон со всех сторон только и слышно что о чудесных знамениях… Даже в самом бурливом Новегороде чудо объявилося. Пономарь церкви во имя Зачатия святой Анны до заутрени в храме свет видел нездешний. Святитель какой-то предстал и звонить ему велел. Смущенный служака отвечал: «Как могу звонить без приказа Протопопова?» Но дивный гость отвечал: «Звони скорей, не бойся! Мне некогда! После службы торопиться мне надо под град Казань… на помощь царю и государю вашему, Ивану Боголюбивому всея Руси…» Сказал и исчез…

    Значит, сами силы небесные идут на помощь замыслам царя. Чего же тут бояться?

    И молча стоит, глядит Иван на Свияжский городок, глядит в ту сторону, где берег казанский синеется…

    — Государь! — осторожно заговорил окольничий боярин Федор Григорьевич, отец Адашева. — Как пожалуешь? Ночлег тебе в городке изготовлен, в доме у протопопа соборного… Лучший двор, какой нашелся… Уже вечер близко.

    — Мы в походе! — живо отозвался царь. — Шатер нам пускай размечут. Царь при войске живет. Какая воинам доля, так и вождю подобает!.. — невольно повторил Иван слова великого македонца, сказанные им, когда ему одному подали пить на виду умирающих от жажды солдат…

    Одобрительный говор прошел между воеводами и князьями, блестящим кольцом окружающими державного вождя. Быстро и в войске весть разнеслась:

    — С нами в шатрах царь стоять пожелал!

    И позабыли свою усталь измученные люди; словно дети, утешенные новой игрушкой — любовью, вниманием к ним верховного вождя…