Дотянуться крылом до неба

УДК 94 (470)
ББК 633 (2РОС -4 Вор-5)
А 49

«Воздушно-космическая серия »


Алехин В.С.
А 49 Дотянуться крылом до неба. – г.Воронеж:  —  2022г.
                стр.-96



Эта книга о людях современной военной авиации. Автор правдиво и художественно-убедительно повествует о жизни и боевой учебе девушек-курсанток Высшего военного авиационного училища летчиков, об их росте, творческих дерзаниях и свершениях, о романтике летной службы, мужестве и героизме. Рассчитана на широкий круг читателей. В сборник так же вошли публикации из военной окружной газеты для полноты освещения подготовки курсантов в летном училище.



РАДИ НЕСКОЛЬКИХ СТРОЧЕК В ГАЗЕТЕ.

Владимир Алехин известен в армейской среде. Он член Союза «Военных писателей», тесно связан с Российскими Вооружёнными силами. Итогом пристального изучения современной Армии, поездок, наблюдений и размышлений легли в основу изданных им книг.
А начинал Владимир Алехин свою творческую деятельность постоянным корреспондентом газеты «За Родину» Уральско-Приволжского военного округа. На эту должность он был рекомендован Политотделом Оренбургского высшего военного авиационного училища лётчиков, когда ему исполнился 21 год и где он проходил воинскую службу. Публикации в военной окружной газете легли в основу этого сборника.
После демобилизации он поступил на факультет журналистики Воронежского госуниверситета и, сначала работал в муниципальной, а затем в региональных печатных СМИ.
Владимир Алехин известен ещё и как писатель. Он лауреат литературного конкурса «Гравис» и журналистской премии имени Александра Вермишева неустанно отстаивает в своих произведениях идею воспитания в обществе, в армии истинных патриотов, личностей, сознающих свой долг перед Отечеством и всем человечеством.

 ;
ИДЁТ БОЕВАЯ УЧЕБА
В ГОРЯЧУЮ ПОРУ

Руководитель полётов майор Бахирев синим стеклографом вывел на планшете сегодняшнее число. Радиомеханик рядовой Шостаковский проверил связь с самолётом. Планшетист рядовой Морарь прикрепил к своему планшету свежую кальку, поставил на ней дату, фамилии штурмана командного пункта и оператора.
Гулко хлопнул выстрел ракетницы. Зелёные огоньки вспыхнувшие над аэродромом, известили авиаторов о начале полётов.
Привычно берёт майор Бахирев микрофон радиостанции.
— 58-му — взлёт, — отчётливо произносит он.
Курсант Александр Голышев поплотнее уселся в кресле пилота. Задание у него сложное — полёт по приборам.
И вот турбины огласили своим рёвом окрестность. Самолёт, совершив разбег, оторвался от полосы и устремился в голубое небо, навстречу облакам.
Зашторен фонарь. Кабина, как снегом засыпана. Чувство такое, словно художник обмакнул кисть в белую краску и затушевал небосвод, который очень хорошо просматривался в обычных полётах. Александр внимательно наблюдает за показаниями приборов. Теперь в слепом полёте, они являются самыми надёжными помощниками курсанта.
— Я 58-ой, отошёл от точки, — доложил Голышев руководителю полётов.
— Ваш курс … высота … — следуют указания с командного пункта.
Голышев развернул машину на заданное направление. Нервы напряжены. Александр старается побороть нахлынувшее волнение. На лбу выступила испарина. И это понятно. Любой полёт требует собранности, внимания, а этот, под колпаком, тем более.
Горячая пора и у тех, кто обслуживает полёты. Жёлтая строчка развёртки на индикаторе экрана радиолокатора медленно движется по часовой стрелке. Оператор рядовой Довгань «просматривает» местность на десятки километров вокруг. Вот развёртка «отмыла» стайку местности, вот она нащупала яркую точку. Тотчас последовал доклад штурману КП:
— Азимут … дальность …
А рядовой Морарь уже проводит на планшете замысловатую линию.
Вдруг все в расчёте командного пункта насторожились: оператор доложил, что цель пропала. Довгань заработал тумблерами и кнопками, стал настраивать аппаратуру. Проходят считанные секунды, и радостное:
— Цель вижу. Азимут … дальность …
В воздухе всё идёт своим чередом. Сказывается хорошая подготовка курсанта Голышева к полёту. Его действия чёткие, уверенные. Вот он доложил о переходе последнего поворотного пункта маршрута и через несколько минут очутился «в объятиях» приводной радиостанции. Сдвинуты шторки назад. Солнце рванулось через прозрачный фонарь в кабину. И пилот уже видит, как впереди прямой линией уходит к горизонту посадочная полоса. Но ещё рано ослаблять внимание, ещё нельзя стереть пот с лица. И Александр, не дав воли своим чувствам, не упускал ни единой мелочи, действовал расчётливо, осмотрительно.
На земле его уже ждёт руководитель полётов. Ждет лётчик-инструктор, переживающий радостное волнение за своего питомца, ждут сокурсники.
Александр слышит команду руководителя полётов:
— Доверните влево на два градуса.
Указание выполнено.
— Идёте хорошо.
Пять … десять … двадцать секунд. И земля по-матерински бережно принимает самолёт.
Немало приходится трудиться авиаторам в горячую пору полётов. И самим курсантам, и их наставникам, и воинам расчёта, который обслуживает командный пункт. А разве можно не сказать доброе слово о тех, кто своими руками готовит технику к полётам? Они тоже вносят достойный вклад в общее дело, в успех каждого будущего офицера-лётчика, в успех всего коллектива.
… Зарулили на стоянку последние самолёты. Однако работа ещё не кончена. Нужно готовить машины к завтрашним полётам. И не теряя ни минуты времени, возле них уже хлопочут техники, механики, оружейники. Из конца в конец стоянки носятся быстрые «апушки» - машины для запуска двигателей. То там, то здесь грохочут турбины, поднимая с земли шлейфы пыли. Люди слушают песню турбин, и, хотя не слышны в музыкальных тонкостях, но эту бодрую мажорную гамму каждый усвоил безупречно. Она им нравиться.
Старательно трудится старший механик — лейтенант Белышев. Он обслуживает самолёт, на котором летают курсанты группы лётчика-инструктора лейтенанта Лебедева. Здесь же работают младший сержант Иванов, рядовые Мулдаров и Ефымычев. Авиаспециалисты внимательно проверяют автоматические и электронные устройства, электрические схемы. Немало дел и у старшего лейтенанта Морозова и рядового Кришаева, в ведении которых радиоаппаратура …
Но вот все работы закончены. Старший техник — лейтенант Белышев ласковым взглядом обводит самолёт. Машина в полном порядке.
День за днём множатся успехи лётной группы. И пример в выполнении поставленных задач подаёт сам лейтенант Лебедев. Глядя на своего командира, совершенствуются в ратном труде курсанты лётной группы Григорий Конопляник — бывший солдат-ракетчик, Бори Саприн, пришедший в училище из института, вчерашние выпускники средней школы Александр Голышев, Борис Мережкин, Валерий Фитнисов. Все они поставили перед собой цель – сделать группу отличной. И слово своё ребята держат крепко.


У ОПЕРАТОРА ЗОРКИЙ ГЛАЗ

На стоянке техники и механики расчехляют самолёты, готовят их к предстоящим полётам. А операторы спешат к стоящей на высотке радиолокационной станции. Вот один из них — рядовой Чукалин. Закрывая заиндевевшую дверцу кабины станции, он отмечает, что на шкале термометра, который висит у входа, ртуть опустилась далеко вниз за нулевую отметку. Морозец! Прохладно и внутри кабины.
Григорий Чукалин включил тумблеры, станция басовито загудела. По экрану индикатора побежала желтоватая строчка развёртки. Оборот за оборотом. Оператор проверил связь с планшетистом. Слышимость хорошая. Следует доклад:
— Всё нормально. К работе готов.
Рядовой Чукалин — отличник учёбы, классный специалист. Он своё дело знает. Уверен в технике, как себе самом.
Самолёты один за другим уходят в небо. Остающиеся на земле авиаспециалисты, козырьком прикладывая ладони к шапкам, провожают завистливыми взглядами лётчиков. А оператор и этого не может. Он слышит лишь грохот турбин взмывающих в небо машин. Всё его внимание на индикаторе кругового обзора. Развёртка «отмывает» метки целей на зеленоватом экране локатора.
— Цель вижу. Азимут 60. Дальность 35 — передаёт Григорий очередное сообщение планшетисту командного пункта. А тот цветными карандашами рисует замысловатые линии. Из них образуются на кальке трассы маршрутов реактивных машин.
Но что это? Одну отметку оператор не видит — цель исчезла! «Спокойно. Не надо торопиться», — говорит себе рядовой Чукалин. Быстро включает постоянный, рабочий режим, переходит на аварийный. В эфир летит «эхо-сигнал». Проходят томительные секунды. И вот, наконец, пропавшая метка найдена. Оказалось, что на поворотном пункте импульс от самолёта попал в засветку от местных предметов. Оператор облегчённо вздохнул. Теперь всё в порядке. И опять на КП непрерывно поступают данные; «Азимут … Дальность …»
Полёты продолжаются. Днём и ночью, в простых и сложных метеоусловиях учатся авиаторы. Много у лётчиков верных помощников. Один из них — рядовой Григорий Чукалин. На него можно положиться: трудится парнишка на совесть.


В НОЧНОМ НЕБЕ

Командный пункт. Планшетист рядовой Хасанов прикрепил свежую кальку, а штурман старший лейтенант Кириллюк проверил радиосвязь.
Старт! Одна за другой уходят в звёздное небо крылатые машины. Штурман смотрит на экран индикатора кругового обзора. На нём светятся крохотные точки. Цели!
Где-то там, высоко в ночном звёздном небе, воздушные бойцы шлифуют своё мастерство.
Выполнив задачу, самолёты возвращаются на аэродром. Вот они проходят приводную радиостанцию и вскоре касаются колёсами взлетно-посадочной полосы. Прожекторы светят ещё несколько секунд, а потом гаснут.
Днём и ночью в любых метеоусловиях несут вахту боевые лётчики.


ПО КУРСУ — АЭРОДРОМ

Рассвет почти на глазах поглотил остаток ночи. С стартового командного пункта уже отчетливо видно, как по стоянке бегают беспокойные «пускачи» — автомашины для запуска двигателей. Резче обозначился лесок, притаившийся у края аэродрома. У самого горизонта мягко догорает рожок месяца — ночи будто и не было.
— Я, 151. Разрешите запуск.
— Запуск разрешаю.
— Взлёт.
— Взлетайте. Эшелон …
Нарастает многоголосый гул турбин. Подрагивают оконные стёкла — самолёт уходит на задание. Пока сто пятьдесят первый — курсант Костарев выполняет упражнение, мысленно представим его путь к этому аэродрому.
Не сразу Владимир Костарев стал курсантом Оренбургского военного лётного училища. Он, правда, учился в аэроклубе. Но случилось так, что начать службу ему пришлось по призыву. Впрочем, он никогда не пожалеет об этом, так как призвали его в Кремлёвский полк. Здесь Владимир закалился духовно. Понял, авиация его призвание. Когда его рапорт о поступлении в авиационное училище был подписан командиром, никто из кремлёвских сослуживцев этому не удивился. Ведь рядовой Костарев служил отлично, без замечаний.
Теперь Костарев, паренёк с застенчивым взглядом карих глаз уже сержант, старшина эскадрильи! О своей курсантской жизни Владимир рассказывает скупо. Мол, ничего особенного. Трудиться приходится много, но учёба нравится.
В «методическом городке» — предварительная подготовка. Лётчики-инструкторы, объявив курсантам очерёдность вылетов, требуют усвоить порядок выполнения учебного задания. Наставники проверяют знания действий в особых случаях полёта, аккуратность в оформлении лётной документации. Курсантам приходится повторять много раз даже усвоенные положения: в воздухе раздумывать будет некогда.
Владимир очень трудолюбив и настойчив. Это помогло парнишке первым в группе вылететь самостоятельно.
— Дисциплинированный. Грамотно использует реактивный самолёт. Правильно ведёт визуальную ориентировку. Добросовестно готовится к полётам на земле. — Так отзываются о Костареве командиры.
… Владимир Костарев прошёл по маршруту, точно вышел на поворотный пункт. Вот среди множества циферблатов приборной доски он заметил, как заколебалась стрелка автоматического радиокомпаса. В эфир полетел его доклад:
— 151-й привод прошёл. Разрешите снижение и вход в круг.
Впереди по курсу — аэродром. Тот, что всем ветрам и метелям доступный, что пролёг в жизни Владимира прямой полосой «взлетки». С этого курса будущий лётчик не свернет. Так мужают молодые воины.


БЫТЬ ВСЕГДА НА ВЫСОТЕ

Машина, миновав поворот, вошла на территорию городка.
— Ну, кажется, приехали, — оживлённо заговорили молодые воины, сидящие в кузове.
— Теперь-то уж начнётся настоящая служба! Прощай учёба и педагогическая опека …
— Что верно, то верно, — поддержал разговор рядовой Пётр Меркулов. — Как-никак, строевая часть!
Захватив вещмешки, все направились к штабу. Новичков встретили радушно.
— Скоро будем летать! — радовались будущие стрелки-радисты. «Старички» — солдаты второго года службы — слушали их, улыбались, но ничего определённого не говорили, а на все вопросы отвечали немногословно.
— Полетите, обязательно полетите …
Прошёл день, другой, третий … Но никто из молодых так и не поднялся в воздух. Собравшись в курилке, гадали: почему не допускают к полётам? Особенно переживал Пётр Меркулов.
— Сидим на земле, даром паек лётный едим, а ничего полезного не делаем, — вздыхал он и беспомощно разводил руками.
И тут неожиданно раздался голос дневального:
— Рядовой Меркулов, к командиру эскадрильи!
Солдат встрепенулся, но продолжал оставаться на месте.
—Ты что, оглох? — старослужащий рядовой Кузьмин легонько толкнул в бок товарища, с которым уже подружился. — Беги, тебя вызывают.
С замирающим сердцем переступил Меркулов порог канцелярии и чётко доложил командиру о прибытии. Майор цепким, изучающим взглядом окинул вошедшего крепыша, улыбнулся и предложил присесть.
Меркулов рассчитывал, что сейчас речь пойдёт о полётах. Но офицер завёл разговор совсем о другом: об отце, матери, где учился, с кем успел подружиться на новом месте службы. Услышав фамилию рядового Кузьмина, оживился:
— Хороший солдат, классный специалист, налетал не один десяток часов. У него есть чему поучиться. Пожалуй, вы и замените его.
Пётр счастливо улыбнулся, сердце радостно застучало в груди: «Значит, скоро в полёт».
— А теперь, — подытожил командир эскадрильи, — за учёбу. Желаю удачи!
— Как за учёбу? Не понял Меркулов. — Ведь мы учились в школе младших авиаспециалистов …
— Вот и хорошо, легче будет подготовиться и сдать зачёты. Без этого вы не сядете в самолёт.
В этот день командир эскадрильи побеседовал со всеми новичками. Настроение у них заметно упало:
— Только вылезли из-за стола — и опять за книжки. Летать-то когда будем?
Понимая состояние молодых, старослужащие советовали:
— Лучше готовьтесь, сдавайте зачёты, а уж после этого непременно полетите.
Солдаты, повздыхав, шли заниматься под руководством офицеров и сержантов на тренажёры, сдавали зачёты по парашютной подготовке, изучали материальную часть, до ломоты в теле работали на спортивных снарядах.
Неожиданно для себя рядовой Меркулов обнаружил, что телеграфную азбуку он знает далеко не совершенно. А без этого что за стрелок-радист?
Рядовой Кузьмин, с которым Пётр ещё больше сдружился за время занятий, добродушно улыбался:
— Дорогу осилит идущий, а наша дорога не так-то уж легка. Путь в небо открыт только смелым и умелым. Это с земли небо обычно кажется голубым и ласковым, а там, в вышине, оно бывает тёмное и грозное …
От таких слов у Пётра перехватывало дыхание. Заметив перемены в настроении друга. Иван Кузьмин сказал убеждённо.
— Не переживай, полетишь … А теперь слушай: Ти-ти, та-та-та-ти …
Кузьмин начал выстукивать сигналы, Пётр принимать их на слух.
За занятиями незаметно летело время. Частенько после отбоя будущие стрелки-радисты вполголоса осаждали «старичков» вопросами.
— А правда, что лётчики берут с собой в воздух талисманы?
Кто-нибудь из темноты с затаённой насмешливостью отвечал:
— Да, берут. И обязательно игнорируют парашют с тринадцатым номером. И не бреются перед полётом!
Взрыв смеха потрясал спальное помещение. Но тут появлялась фигура дежурного и всё смолкало. Слышалось лишь тихое посапывание, кто-то пытался не совсем удачно имитировать храп.
… Наконец-то успешно сданы зачёты. Уволился в запас рядовой Кузьмин. Теперь Пётр Меркулов с нетерпением ждал своего первого боевого вылета. И он, этот день, наступил.
Аэродром встретил молодых авиаторов неприветливо. Порывистый морозный ветер обжигал лица. Вот и стоянка самолётов. Заиндевевший люк кабины стрелка-радиста манил и в то же время отпугивал. Но раздумывать было некогда. Экипаж занимал свои места.
— Рядовой Меркулов к полёту готов! — доложил стрелок-радист командиру.
Вскоре запели турбины бомбардировщика. Самолёт вырулил на взлетно-посадочную полосу, тяжело разбежался и оторвался от земли. В кабине стало темно — машина пробивала облачность.
В этом полёте рядовой Меркулов ничего героического не совершил. Наблюдал за воздухом, поддерживал радиосвязь. Но полёт запомнился на всю жизнь.
После были ещё полёты. Летал он и на бомбометание, и на стрельбу. И после каждого полёта вновь и вновь тянуло в небо.
Вот и сегодня самолёт держит курс на полигон. Рядовой Меркулов весь внимание. Сейчас появиться цель — самолёт «противника». Вот и он! Нет нервозности, спешки. Ещё немного … Так … Стрелок-радист нажимает гашетку фотопулемета. Промаха не должно быть. Самолёт делает вираж и уходит с полигона. Радостью наполняется сердце паренька: «Ты тоже что-то умеешь делать, рядовой Меркулов! Ты теперь полноправный член боевого экипажа».
Наконец самолёт выходит на приводную радиостанцию, а потом благополучно приземляется.
Вечером стали известны результаты стрельбы. Оценка — «отлично». Кое-кто из возвратившихся с полётов стрелков-радистов «травит» диковинные истории в курилке. Пётр Меркулов с улыбкой слушает товарищей и думает о завтрашних полётах.


НЕБО НА ИНДИКАТОРЕ

В понедельник утром, задолго до подъёма, дневальный разбудил ефрейтора Сенько, рядового Шагаку и тревожным голосом сообщил им:
— Вас вызывают на станцию. Срочно. Должно быть контрольное включение.
Через минуту операторы оделись, обулись и, с завистью посмотрев на спящих товарищей, ушли. Бесшумно закрылись за ними двери казармы.
Тонко поскрипывает под сапогами снег. Серебром сверкает в лунном свете заиндевелый кузов станции.
Взявшись за ручку дверцы кабины, ефрейтор Сенько, старослужащий воин, оператор первого класса, спросил своего подопечного рядового Шагаку:
— Может, повременим с самостоятельной работой, а?
Тот ответил, как всегда, неторопливо, просто.
— Нет, пожалуй, пора.
— Правильно! — одобрил Сенько и, чуть помедлив, добавил: — ну что ж, давай за экран.
Шагака запустил радиолокационную станцию. Она привычно загудела. На индикаторе возник оранжевый свет. Побежала светлая строчка развертки. Сигналы лампочки вспыхнули красными, синими, зелёными огнями.
Ефрейтор Сенько устроился на заднем сиденье. Шагака воспрянул духом. У него прибавилось бодрости. Хорошо всё-таки, что рядом опытный оператор, готовый в любое время заметить и исправить ошибку.
Шагака проверил связь с планшетистами командного пункта. Слышимость нормальная. Прошло несколько минут, и на экране появились первые, чуть заметные цели. Потом развертка высветила внизу целую группу точек. На экране, словно на погружённой в проявитель фотоплёнке, проявляются всё новые и новые отметки. Анатолий Шигака растерялся. Ухватившись потными пальцами за край щитка включения, он пытался разобраться в сложной паутине координат, запомнить номера целей. Но в голове всё перемешалось. Стыд жёг щёки. «Как же это я ?..»
Вспомнилось ему, как вчера в казарме ефрейтор Сенько, будто бы невзначай посоветовал:
— Не кажи гоп …
Анатолий некоторое время соображал, к чему относятся слова, сказанные старшим товарищем, а когда понял — покраснел. Последнее время у него стало проскальзывать этакое верхоглядство. Ещё ни разу самостоятельно не работал за экраном, но уже готов был считать себя бывалым оператором, таким как Сенько. Даже усвоил его поговорку: «Не боги горшки обжигают, но мастера». Усвоил его манеру говорить с расстановкой, перенял неторопливость движений, поучающий тон по отношению к сверстникам. Жаль только, что не успел стать таким же умелым, горячим и неутомимым в деле, каким был Сенько! Зря он напросился работать самостоятельно. Да ведь и то правда, пока смотрел со стороны, всё казалось просто, а теперь хоть караул кричи.
Сказать, что Анатолий учился так себе, нельзя. Сколько им прочитано литературы по радиотехнике и локации, сколько раз мысленно сидел он за экраном — знает только серпастый месяц, который был свидетелем его грёз. Что же, так и не станет он, рядовой Шагака, похожим на своего учителя, таким же мастером экрана! Значит, всё было напрасно?
«Ну нет! — упрямо подумал Анатолий. — обязательно докажу свою способность работать без подсказок и контроля со стороны. И сделаю это сегодня. Только надо взять себя в руки, не распускать нюни, сосредоточиться».
Анатолий Шагака поудобнее устроился в кресле. Усилием воли сбросил с себя оторопь и, забыв обо всем на свете, уставился в зеленоватый экран. Развёртка делает свои обороты: один, два, десять… Анатолий сам не заметил, как спокойно начал называть номера целей по порядку. Они маневрируют, меняют высоту, направление. Но он зорко следит за каждой отметкой. На командный пункт летят данные. Там планшетист едва успевает выводить замысловатые линии. Глянет штурман на кальку — и сразу ясна станет ему воздушная обстановка в районе аэродрома.
Сколько времени проводит в таком кипении — Анатолий не знает. Он всецело поглощён своим делом. Хорошо работает. Даже Сенько сдержано похвалил.
… С этого памятного дня прошло не так уж много времени, а рядовой Шагака уже успел набраться опыта, стал старшим оператором: заменил уволенного в запас ефрейтора Сенько. Работает Анатолий за экраном на зависть молодым, безупречно: есть у него теперь и свой почерк в работе, и учить ему есть кого.
Недавно прибыли в подразделение рядовые Тахмезов и Якубба. Их надо подготовить и ввести в строй, как можно быстрее. Шагака охотно передаёт им знания и богатый опыт. Молодые воины стремятся во всём походить на него. Ведь рядовой Шагака — отличник, активный общественник. На его счету немало поощрений от командиров.
Вот сел за экран рядовой Тахмезов. Он и гарнитуру держит так же, как он, Шагака, и дикцию стремиться отработать так, чтобы голос звучал по–шагаковски. Узнает в нём Анатолий свою настойчивость, нетерпеливое желание поскорее начать самостоятельную работу. Правда, ошибок ещё хватает. Глаз да глаз нужен за молодым оператором. Тот, то позывные цели перепутает, то координаты даст слишком приблизительные, то вообще не успевает определить их. Подобные же недостатки имелись и в работе рядового Якубба.
Жарко приходится его подопечным за индикатором. Иногда и отчаяние охватывает. Тут уж старший оператор обязательно подбодрит:
— Главное, ребята, духом не падать. Увидите, пойдет дело. Не боги горшки обжигают …
Глядишь — осмелели солдаты за экраном, реже стали проскальзывать у них ошибки, которые они большей частью допускали из-за скованности и излишнего напряжения, от боязни пропустить цели.
Командир как-то спросил Шагаку:
— Ну, как наша молодёжь, втягивается?
Анатолий убежденно ответил:
— Старательные, настойчивые парни. Скоро будут самостоятельно работать.
Ровным светом мерцает экран индикатора кругового обзора. Небольшой он, но вмещает в себя огромное пространство: всё небо над районом полётов. Ощупывает локатор невидимым, но всевидящим лучом каждый метр этого пространства. Зорко следит за целями на экране рядовой Шагака. Он первым обнаруживает самолёты на большом удалении на всех высотах, в облаках и за облаками. От его глаз ничего не укроется.


НА ПОЛОСЕ ВОЗМУЖАНИЯ

Сапфирное небо над аэродромом погасило утренние звезды. Вырос из-под земли солнечный диск, длинные тени упали от радиолокационной станции, агрегатной, построек.
Рядовой Владимир Мусихин, оператор первого клана, поднялся по стремянке в аппаратную кабину.
Владимир высокий, светловолосый. Открытый взгляд его насквозь пронизан небесной голубизной, как и петлицы на шинели. И весь он словно светится чувством большой внутренней радости. Он не скрывает эту радость, ему хочется поделиться ею, хочется крикнуть громко, чтоб все услышали:
— Люди, я расту, я мужаю!
В аппаратной тишина. Уютно тикают индикаторные часы, мигают разноцветные лампочки. Владимир сидит в уютном кресле и ждет сигнала с командного пункта о начале лётной смены.
И опять радость горячей волной захлёстывает сердце. Радость от того, что вот он, вчерашний рабочий паренёк, стал властелином этой могучей радиолокационной техники.
Владимир часто вспоминает первые месяцы службы в армии, когда звала и манила его к себе загадочная электронная система! Зелёные глаза–индикаторы, пышущие искорками отметок антенны, похожие на крылья фантастической птицы…
В дебют службы Мусихин тратил на тренировки почти всё своё время. А сколько пота пролил, пока перестал путать цели на маршруте и научился быстро настраивать резкость на экране.
Идут полёты. Стартуют и приземляются реактивные самолёты. С земли им ободряюще машут антенны посадочного локатора своими большущими металлическими ладонями.
Без спешки, без суеты считывает отметки от целей оператор рядовой Мусихин и докладывает руководителю полётов. Офицер делает необходимый расчёт и передаёт на борт лётчику:
— Удаление сорок пять, высота…
Течёт капелька — цель по экрану, всё ближе подбирается она к аэродрому, приковывая внимание руководителя и оператора.
— Двадцать второй, доверните вправо! — доносится на борт властное требование офицера.
Летают экипажи. Посылает им локатор электромагнитные лучи. Работает дежурный расчёт станции.
В учёбе, в любом деле, когда его осваиваешь, есть невидимый рубеж, как сверхзвуковой барьер в авиации. Человек, преодолев его, чувствует себя зрелым и выходит на полосу возмужания, поисков и дерзаний. Полосу сродни взлётной на аэродроме.
Преодолел свой рубеж и рядовой Владимир Мусихин, специалист первого класса, отличник боевой и политической подготовки, значкист военно-спортивного комплекса. Это его рапорт Родине.


ПОБЕДА В НЕБЕ КУЁТСЯ НА ЗЕМЛЕ!
ТЕХНИК СВЕРХЗВУКОВОГО

Младший лейтенант технической службы Анатолий Слепокуров прохаживается возле самолёта. Время от времени он бросает мимолётный взгляд то на часы, то на выкрашенный в «шашечку» стартово-командный пункт. Оттуда вот–вот должен поступить сигнал, возвещающий о начале полётов.
Анатолий запрокинул голову и застыл с улыбкой на губах. Плотные низкие облака зашторили небо. Наступающее утро предвещало хорошую погоду, а вместе с нею и большой напряжённый рабочий день.
Подошедший к самолёту лётчик спросил:
— Ну, как аппарат настроен?
Слепокуров улыбнулся:
— В порядке, товарищ старший лейтенант.
Перетянутый парашютными ремнями лётчик уселся в кабине, и через несколько минут аэродромную тишину разорвал реактивный гром.
Проводив взглядом уходящий вдаль самолёт, Слепокуров направился в «квадрат», но, увидев молодого механика, который с растерянным видом склонился над оборванным тросом, остановился. Спросил:
— Что у вас?
— Да вот узел никак не получается, — с досадой в голосе ответил механик.
Слепокуров молча взял конец троса и быстро сделал узел.
— А ну-ка, теперь вы повторите.
Механик повторил, но опять напутал. Офицер показал ещё раз.Получилось лучше.
— Чтобы выполнить такую работу правильно и быстро, требуется сноровка. Но вы не огорчайтесь, побольше тренируйтесь, и дело пойдет. Не сразу Москва строилась. — дал младший лейтенант совет своему подчинённому.
Кажется, совсем недавно он, Анатолий Слепокуров, и сам был таким. Он окончил школу младших авиаспециалистов и прибыл в эскадрилью для прохождения дальнейшей службы.
Новичка встретили радушно. «Скоро самостоятельно самолёт буду готовить», — думал механик. Шли дни, а о молодом специалисте как будто позабыли. Анатолий гадал: почему не посылают к самолёту? Но вот однажды его вызвали к командиру эскадрильи. Волнуясь, он переступил порог штаба. Комэск окинул вошедшего солдата изучающим взглядом. Анатолий думал, что о службе речь пойдёт, а майор неожиданно завёл разговор об отце, матери, о том, где учился, с кем переписывается, а в заключение беседы сказал:
— Теперь за учёбу. Пора уже.
— Как за учёбу? Ведь я учёбу в Шмасе закончил. – недоумевающе произнёс Слепокуров.
— Повторение — мать учения, — командир эскадрильи встал из-за стола, дав понять тем самым, что решение принято им окончательно и безповоротно. Добавил: — Вам легче на матчасти работать станет.
На занятиях под руководством опытных техников рядовой Слепокуров обнаружил, что схемы электрооборудования самолёта, который ему предстояло обслуживать, знает слабовато. А без этого что за механик? Поэтому заниматься стал с упорством.
За учёбой незаметно пролетело время. Анатолий успешно сдал зачёты, с нетерпением ждал боевого крещения. И этот день наступил.
Аэродром встретил молодого авиатора порывистым ветром, обжигающим лицо морозом. Парнишка порядком намёрзся во время дежурства. Но свои обязанности он выполнял уверенно. Всё шло благополучно, шасси выпускались, лампочки горели, и он хотел было уже уйти погреться в теплушку. Вдруг ему передали, что на самолёте что-то неладно с освещением шкалы приборов.
Бросив рукавицы на плоскость, Анатолий забрался в кабину и стал разбираться в сплетении проводов. Время бежало, а результатов никаких. Механик на минуту растерялся, и тут он вспомнил, представил схему: «Так я же не то делаю! Не здесь ищу неполадку». И уже через несколько минут доложил технику:
— Оборудование исправно.
А вскоре при осмотре самолёта Слепокуров увидел едва заметное отпотевание на фюзеляже.
— «Здесь что-то не так». — насторожился Анатолий и подозвал техника. Вместе они обнаружили течь в заправочной горловине топливного бака. Неисправность, от которой могло случиться происшествие, была своевременно устранена.
В другой раз при запуске никак не хотела вращаться турбина самолётного двигателя. Искали причину многие авиаспециалисты. Тщетно. И вдруг радостный возглас Слепокурова:
— Нашёл!
И тут поняли авиаторы, что у парня есть та искра, без которой нельзя стать настоящим специалистом. Кто-то посоветовал тогда:
— Иди- ка ты, дружище, в военное училище.
Анатолий принял близко к сердцу добрый совет товарища. Он и сам задумывался о своём месте в жизни. Оставаясь наедине, давал мечте полную волю. Всё чаще ловил себя на мысли: авиация — его призвание.
И вот теперь Анатолий Слепокуров — офицер. Техник самолёта. В журнале подготовки машины к полётам у него только отличные оценки. Графа в которой заносятся замечания лётчика по работе матчасти, чистая на всех листах.
… Аэродром гудел от реактивного грома. Над нашими головами пронёсся самолёт и быстро потонул в синеве неба. Я смотрел на техника Слепокурова и думал: отличный парень. Такие как он, должны готовить нашу прекрасную боевую технику к полётам.


УСПЕХ ДОБЫВАЕТСЯ ТРУДОМ

Гул авиационных двигателей будит тишину аэродрома. Боевые машины одна за другой уносятся в вечернее небо.
Рядовой Валентин Кривошеин время от времени бросает мимолётный взгляд в сторону серой ленты взлетной полосы и вновь приступает к работе, Механик тщательно проверяет каждый участок электрических цепей самолёта.
Где-то обрыв. Но где? Поиски продолжались недолго. Неисправность найдена. Валентин быстро устраняет дефект, теперь всё в порядке.
Убрав инструменты доложив офицеру об окончании работы, он направился было отдохнуть, но тут же остановился. Молодой солдат, первогодок, с растерянным видом склонился над поврежденным кабелем.
— Какие проблемы? — участливо поинтересовался Кривошеин у механика. — Помощь требуется?
— Да вот не получается у меня соединить провода в последовательности, — пожаловался первогодок. — Всё время путаю.
Кривошеин молча взял концы кабеля и быстро произвёл требуемую операцию. Закончив работу, подробно объяснил пареньку в чём была его ошибка. Наставляя сослуживца, посоветовал тренироваться.
— Без этого в нашем деле не обойтись, — улыбнулся Валентин. — Приобретёте сноровку, наберётесь опыта и тогда будете правильно и в короткие сроки выполнять свою работу.
Уж он-то, Валентин Кривошеин, знает, что такое тренировки. Много их было, пока его руки не стали умелыми. Десятки неисправностей в электрооборудовании самолётов устранили они. Теперь техники доверяют Валентину самые ответственные задания. Знают, что механик не подведёт. Справится.


ТВОЙ РОВЕСНИК
А В ДУШЕ ОН ПИЛОТ

Ежедневно ранним утром рядовой Владимир Ушаков ходит на службу мимо самолётной стоянки. Там, вытянувшись в линейку, молчаливо дремлют крылатые машины. Они похожи на лебедей, присевших ненадолго отдохнуть, чтобы набраться сил и снова взмыть в воздух. Возле них хлопочут пока только техники.
Скромно стоят среди серебристых реактивных красавцев два робких с виду, обтянутых зелёной перкалью связных самолёта. Их скромность глубоко трогает паренька. Он часто останавливается возле этих машин. Остановится, потом подойдёт к одной из них, погладит крыло и тихо прошепчет: «Ну здравствуй ласточка».
Когда-то он, Володька Ушаков, летал на самолётах конструктора Яковлева. В аэроклубе совершил первый самостоятельный вылет.
Сколько волнений пережил юноша, пока не осуществилась его мечта стать лётчиком.
Просыпался обычно школьник Вовка Ушаков, когда ещё еле брезжил рассвет. Когда только-только у самого горизонта алела бледная полоска зари. Мальчишка, полюбовавшись ею, бежал умываться прохладной речной водой. Будущий лётчик должен быть закалённым!
Потом Володька забирался на речную кручу и выделывал различные акробатические трюки-сальто, стойки на руках. Сначала стоял на двух руках, а затем научился стоять и на одной. Намаявшись вдоволь, шёл домой, там подолгу простаивал у зеркала, косился на подбородок. В каком-то журнале он вычитал: квадратный подбородок — символ воли и мужества. И до слёз был недоволен своим — остреньким, подрагивающим.
В аэроклубе он, переполненный счастьем полёта, самозабвенно крутил в зоне перевороты, виражи, петли, «бочки» и мечтал о большой авиации. В грёзах уже видел себя за рычагами реактивной машины. Казалось, теперь ему все двери открыты.
Но случилось непоправимое. Медкомиссия в лётном училище обнаружила в его зрении скрытый порок. Всё!
В одном только повезло Владимиру: он попал служить в авиацию. Определили парня в Оренбургское высшее военное авиационное училище лётчиков. Теперь ему сколько угодно можно смотреть на боевые самолёты, дышать атмосферой аэродрома.
Он готовит машины к вылетам. Следит за их взлётами до тех пор, пока они не исчезнут за облаками. Курсанты, такие же, как он парни, учатся летать.
Наблюдая за полётами курсантов, Ушаков мысленно представляет, что там среди этих смелых ребят находится и он. В гимнастёрке с голубыми в жёлтой окантовке погонами, в кожаном очкастом шлемофоне сидит он в кабине реактивного самолёта. Тянет ручку управления на себя — самолёт послушно лезет вверх. От себя — планирует вниз. А инструктор говорит ему: «Курсант Ушаков! Повнимательнее…»
Вовка не смахивает с ресниц непрошенную слезу, а только резко поворачивается и быстрыми шагами уходит прочь от самолёта на свой объект. Есть у него утешение: он обеспечивает полёты будущих воздушных бойцов.


С ПОДЪЁМА ДО ОТБОЯ
СЕГОДНЯ ДЕЖУРНЫЙ РАФИКОВ

— Цель вижу. Азимут … Удаление … — чётко передаёт ефрейтор Рузиль Рафиков координаты на Командный Пункт. Командир доволен работой оператора, ставит его в пример другим. Воин смущенно улыбается, а товарищи гордятся им. Скромность и отзывчивость, готовность прийти на помощь в трудную минуту — вот черты Рузиля. До армии парнишка жил в Башкирии, работал геологом на одном из нефтепромыслов. Парень как парень, мало чем отличался от других. Был настойчив, трудолюбив.
Эти качества раскрылись во время армейской службы. Неустанно работал над собой, повышая свою квалификацию. Рафиков вышел в ряды отличников, стал первоклассным оператором радиолокационной станции.
По графику его дневная смена начинается в пять часов утра, а в семнадцать, когда дежурство приходится на ночные часы.
Работа у Рузиля напряжённая, затратная по времени, но ефрейтор находит возможности поделиться своими знаниями, опытом с молодыми сослуживцами.
Молодые операторы волновались, засыпали вопросами старослужащих. Особенно много выпало их на долю Рузиля Рафикова. Он терпеливо объяснял первогодкам устройство различных приборов, делился своим опытом. Ведь он старослужащий, командир отделения. Все воины отделения — классные специалисты и значкисты ВСК. Ведь он умелый командир.


КОРОТКОЙ СТРОКОЙ
ОТДЕЛЕНИЕ КЛАССНЫХ СПЕЦИАЛИСТОВ

На днях в подразделении связи учебного полка Оренбургского высшего авиационного училища лётчиков прошла аттестация, авиаспециалистов. Отличные знания продемонстрировали младшие сержанты Анатолий Шагака и Николай Новиков, рядовой Владимир Полукаров. Они стали операторами первого класса. Пример товарищам подаёт рядовой Николай Бармичев. Он подтвердил свою классность и успешно освоил смежную специальность электромеханика. Теперь в отделении сержанта Виктора Ефремова все воины-связисты — классные специалисты.
На их счету немало поощрений за усердие в боевой учёбе и службе. Отделение образцово выполняет обязанности по обеспечению полетов авиаторов.


ЛЮДИ ДОЛГА И ЧЕСТИ
МАНИЛО МАЛЬЧИШКУ НЕБО

Напряжение лётного дня росло. Взлетали и садились крылатые машины. Из поднебесья вырывались звуки, похожие на раскаты грома. Динамик доносил короткие доклады экипажей.
Вот свистящий рёв турбин разорвал минутную тишину. Над аэродромом, над нашими головами пронёсся реактивный самолёт и быстро потонул в потоке солнечного света.
Вячеслав поднял голову. Где там! Разве уследишь за улетающей от тебя жар-птицей.
У Вячеслава Козьякова — напряженный взгляд карих глаз, свисающая над темными бровями чёлка слегка припорошена пылью.
— Хорошо сегодня летают — замечаю я, чтобы не молчать.
— Да, погодка что надо, — произносит он. — Лётная. Пойду готовиться.
Вячеслав поднялся, поправил планшет и направился к своему самолёту. Через несколько минут, он, облачившись в лётные доспехи, забрался в кабину, пристегнулся ремнями, затянул на груди парашютные лямки. Когда приготовление было закончено, Козьяков вырулил самолёт на взлётно-посадочную полосу и получил от руководителя полётов разрешение на взлёт. Усилился гул турбин, а когда самолёт двинулся вперёд, перешёл в грохот. Через минуту без светофильтров нельзя было уследить за самолётом, уходящим в сторону солнца.
Помню, как мы встретились с Вячеславом Козьяковым впервые.
… Тот день резко отличался от нынешнего. Сердитый ветер гнал снежную метелицу по оренбургской степи. Дежурный по штабу интригующе сообщил:
— К нам новенький прибыл.
О новеньком я кое-что уже слышал и решил с ним познакомиться. Коренастый крепыш у входа в казарму чем-то обратил на себя моё внимание. Мы обменялись рукопожатиями. Завязался непринуждённый разговор. Как водится, я поинтересовался, откуда он, где учился, работал ли. Беседуя, мы направились по заснеженному полю в сторону рулёжки.
Вячеслав поведал, что он из семьи потомственных военных. Дмитрий Семёнович, его дед, генерал-лейтенант артиллерии. Отец — Сергей Дмитриевич — капитан первого ранга. А его военная карьера, выбор — авиация. Тяга к небу у Славы началась ещё в детстве. Он строил модели самолётов и планеров, запускал их с кручи над рекой. Планеры садились на воду, а самолётики улетали на другой берег. Мальчишка вместе с приятелями восторженно радовался успеху.
Слава много читал о лётчиках, о Покрышкене, Мересьеве – запоем. Чтение не мешало юноше хорошо учиться в школе. Небо манило, звало мальчишку. Подрос и заявил отцу:
— Буду лётчиком.
Сергей Дмитриевич помолчал немного, подумал, одобрил выбор:
— Что ж, сынок, летай!
А мать решение сына не одобрила, проговорила встревоженно:
— И ты в военные? У тебя же голос, Славик…
Отшутился:
— Великий Карузо из меня всё равно не выйдет, мама…
Он сдал вступительные экзамены в техникум, а вечерами ходил в аэроклуб. Было трудно — недосыпал, осунулся.
Закончилась аэроклубовская программа. Курсант налетал положенные сорок часов на ЯК-18 и вдруг… уехал на конкурс артистов эстрады. Привёз, заняв первое место, приз — хрустальную вазу.
И снова — небо. Но теперь уже на боевом самолёте. Авиационный учебный центр, куда Козьякова направили переучиваться после окончания аэроклуба, готовил лётчиков — истребителей, но офицеров — запаса. Младших лейтенантов.
Козьяков лётчиком стал. Но будет ли он настоящим истребителем? Случались срывы в технике пилотирования. Это Вячеслава беспокоило.
Как-то Козьякову запланировали типовые атаки. Интересное упражнение. Где, как не здесь может пригодиться всё его умение пилотировать самолёт и одновременно вести прицеливание.
… «Бой» был коротким. Две дрожащие инверсионные струи перекрестили голубую чашу небосвода, а вскоре слились в общую линию. Потом было снижение, полёт по кругу, посадка на аэродром.
Атака Козькову не удалась, и «бой» он проиграл. Вячеслав сидел в катапультном кресле и тоскливо смотрел на техника. Тот, прикладывая колодки под колёса, участливо спросил:
— Ну, как наша машина? Как вела себя в небе?
— В порядке, — коротко сообщил Козьяков и медленно стянул шлемофон с запотевшей головы.
Когда он спустился по стремянке на бетонку, к нему подошёл командир эскадрильи. Ободрил:
— Не хандрить, Козьяков!
— Радоваться–то нечему, товарищ майор.
— А вы постарайтесь в следующий раз порасторопнее действовать в воздухе, точнее ловить «противника» в прицел.
Вячеслав не забыл тот неудачный воздушный «бой», всё время думал о нём и мечтал взять реванш. Где-то в уголках его глаз затаилась упрямая искорка. «Всё равно одолею!» — твердил он. Козьяков искал невидимый рубеж, о котором говорили замполит, командир звена. Старался быть хладнокровным, постоянно анализировал свои ошибки, удерживался от спешных, необдуманных действий.
Наступил день, когда он снова поднял самолёт в воздух и направил  его в пилотажную зону. Под крылом истребителя проплывали знакомые ориентиры, внизу справа завиднелись аэродромные постройки, вытянулась взлётная полоса.
Цель Вячеслав отыскал без труда. Занял исходное положение и бросился в атаку на условного противника. Дымчатая линия горизонта пересекла фонарь кабины. В движениях пилота — уверенность, хладнокровие, точность.
Успешно завершив атаку и, запечатлев её на фото-кинопулемёте, Козьяков спокойно перевёл истребитель в горизонтальное положение.
— Задание выполнил, — доложил он на командный пункт.
— Идите на точку, — приказал руководитель полётов.
Настроение у Вячеслава радостное, словно только что спел красивую песню, мелодия которой до сих пор звучит в сердце.
Перспектива уйти в запас, Козьякова не устраивала. Он стремился стать кадровым военным. С этой целью поступил в Оренбургское высшее военное авиационное училище лётчиков. Экстерном сдал теоретические дисциплины за первый и второй курс и был зачислен на третий. Курсант с офицерскими погонами на плечах — уникальный случай в авиации. А в перспективе, звание лейтенанта, диплом лётчика-инженера и направление в строевую часть для дальнейшего прохождения службы.
Человек он увлечённый. Любит спорт — перворазрядник по вольной борьбе, конструирует радиопередатчики, приёмники, в свободное время ещё и занимается чеканкой по металлу. С удовольствием отдаётся ещё одному увлечению — ведёт художественную самодеятельность в училище.
Как-то спросил Вячеслава, собирается ли он поступать в академию. Он ответил скромно:
— Полетаю, наберусь опыта, а там, может, и за интегралы засяду.
И верится: военная академия от него не уйдёт.


ВЫПУСКАЮЩИЙ В ПОЛЁТ

Лётчик-инструктор Владимир Хмельков запрокинул голову. Замер. Поднебесная синева сегодня особенная, бездонная и чистая. Будто перед полётами кто-то шлангом прошёлся по поднебесью, и стало оно цвета голубой незабудки на лугу. Так и манит в свои просторы.
На СКП хрипит динамик, доносятся возбуждённые доклады и запросы. Ведут радиообмен далеко ещё не опытные «волки», а молодёжь — курсанты. Запрашивают об одном и том же: «Разрешите взлёт» … Хмельков досадливо поморщился. Сделал три вылета на спарке — и гуляй, слушай эфир. Ты ведь лётчик-инструктор. Он тяжело вздохнул.
— Я 117-й, разрешите взлёт.
— Взлетайте. Эшелон …
Диалог между пилотом и руководителем полётов прервал тоскливые мысли Хмелькова. «Сто семнадцать» — это позывной курсанта из его группы Евгения Боровко. По плану у него полёт с командиром звена для отработки посадки. Именно для этого сложного элемента в технике пилотирования запланирован полёт.
Боровко с первых вывозных полётов сразу «схватил землю» и поначалу неплохо сажал машину. Но в канун самостоятельного вылета вдруг перестал ощущать высоту, и самолёт стал плюхаться на три точки. Решалась судьба будущего лётчика: быть или не быть … Курсанты разные. Одни после неудачи злее становятся, у других появляется неуверенность. Из каких он, Боровко?
Офицер Хмельков вспомнил глаза паренька: большие, серые, казалось, они просили о помощи. И вдруг представил себя. Вроде совсем недавно, начитавшись книжек об авиации, забредил он небом. Подал рапорт в военное авиационное лётное училище. Дома, вернувшись из военкомата, гордо объявил, что летать будет на реактивных самолётах-истребителях. Однако в военное училище Хмелькова приняли не сразу. Пришлось вернуться в родной Могилёв. Устроился слесарем на завод.
Но слишком уж вжился юноша в свою мечту, слишком велико у него было желание стать лётчиком, и он не отступил. Днём работал на заводе, а по вечерам стал ходить на занятия в аэроклуб.
Много хороших людей на пути в небо встретил Владимир. Командир эскадрильи, инструктор, преподаватели. Это они поддерживали его в трудные минуты, окрыляли, когда небо казалось в овчинку.
… Я 117-й, разрешите снижение, — донёс радиодинамик до слуха Хмелькова голос курсанта Боровко. Он отогнал непрошенные воспоминания, сосредоточился, вместе с руководителем полётов Владимир наблюдал снижающийся самолёт.
— Обороты не убирать … Не волнуйся, — подсказывали с командного пункта пилоту.
Чем ближе была земля, тем больше хмурился Хмельков. Он чувствовал: посадка будет далеко не блестящей.
Машина, действительно коснулась бетонки сразу тремя «точками», надпрыгнула, опять стукнулась, наконец, покатилась по полосе, оставляя за собой невидимый след. Курсант зарулил на стоянку и выключил двигатель.
— Разрешите получить замечания, — обратился Боровко к командиру звена, который спускался вслед за курсантом из инструкторской кабины.
— Не налетались вы, товарищ Боровко, приземляться не желаете, — невесело пошутил командир звена. — Спектакль продолжается, действие то же.
Подошедшему Хмелькову, сказал:
— Курсант по-прежнему не в силах преодолеть психологический барьер. Впору отчислять из училища. Впрочем, можно ещё полетать, поутюжить воздух.
Офицеры отошли в сторонку.
— Отчислить парня — загубить его карьеру. Моё мнение: этого нельзя допустить, — возразил Хмельков. — Утюжить воздух не будем. Давайте выпустим самостоятельно. Так будет правильней.
Командир звена внимательно посмотрел на лётчика-инструктора, повёл бровью:
— Что ж, Владимир Николаевич, вы инструктор Боровко, вам виднее. Готовьте парня к самостоятельному.
Медленно направился Владимир Хмельков в квадрат, где коротали время свободные от полётов курсанты, лётчики. «Где отыскать для Боровко тёплые, ободряющие слова? А сказать их ох как надо. Парень, наверняка, думает сейчас, получится ли из него лётчик, переживает. Ещё бы! Раздумья не из приятных. Но и наставникам не легко.
И вот курсант стоит перед ним в ожидании «разноса». Хмельников делать курсанту замечания по полёту сейчас нельзя. Надо говорить что-то другое… Но что?
— Не огорчайтесь, Боровко. Полетаем, потренируемся. И дело пойдёт. А сегодня полётов больше не будет. Идите и хорошенько отдохните. — просто сказал Хмельников. Когда говорил о тренировках, слукавил. Мысленно он уже принял решение, завтра выпустить Боровко самостоятельно.
От этих непринуждённых слов как-то легче становится на душе обоих — и курсанта, и инструктора.
На другой день так и случилось. Когда Боровко поднял самолёт в воздух, его задняя инструкторская кабина была пуста.
Выполнив положенный ритуал полёта по кругу, Боровко получает разрешение садиться. Уверенно ведёт самолёт на полосу.
— Вот так давай! Хорошо! — говорит руководитель полётов.
Уж ему то лучше всех известно, как необходимо в трудную минуту услышать курсанту голос уверенного человека.
Хмельников сейчас был не в «квадрате». Он находился в кабине самолёта, и мысли его тесно переплетались с мыслями его питомца.
Высота — метр. Ни советом, ни действием курсанту больше не поможет. И вот толчок. Хмельков ждёт «козла». Но что это? Самолёт касается земли двумя колёсами и мягко катится по бетонке. Хмельков несмело, сдержанно радуется: «Сумел-таки отлично сесть. Молодец, Женя!»
После Евгений Боровко принял традиционный обряд, его окружили товарищи, тискали, как бы ненароком, хвалили за отличную посадку. А руководитель полётов поставил в журнал оценку «пять». У всех было приподнятое настроение.
Боровко подошёл к своему инструктору. Глаза его искрились радостью, счастьем. Дрожащим от волнения голосом сказал негромко:
— Спасибо, Владимир Николаевич. За всё спасибо.
Недавно я вновь увидел офицера Владимира Хмелькова. Он занимался со своей лётной группой. По глазам инструктора было видно, что дела у него с очередным выпуском лётчиков идут хорошо.


ПИЛОТАЖ НАЧИНАЕТСЯ СО ШТОПОРА

Подставив разгоряченное лицо ветру, командир звена старший лейтенант Савельев пристально следит за приземлением самолёта.
Офицер только что возвратился из зоны и, видимо, всё ещё жил небом. А оно, голубое-голубое, опять звало человека в свою бесконечную даль. Округлые, белые облака, зависшие над самой головой, нежились в солнечных лучах и были похожи на айсберги.
— Товарищ старший лейтенант, курсант Кострикин к полёту в зону готов.
Командир звена кивнул головой, дескать, понял, и, продолжая наблюдать приземляющийся самолёт, спросил подошедшего инструктора:
— Ваш садиться?
— Мой, — подтвердил тот и уточнил: — Курсант Чернышов возвращается из зоны.
— У него прослеживается попытка высокого выравнивания, — заметил Савельев. — А ведь в первых полётах лучше получалось. Не ослабляйте к нему внимания. Инструктор что-то пометил в своей тетради и быстрым шагом пошёл к уже приземлившемуся самолёту.
В пору напряжённой лётной страды время бежит очень быстро. Только успевай следить за ним!
Вчерашний лётный день оставил зарубку в памяти командира звена Савельева. Старший лейтенант находился на стартовой командном пункте, слушал эфир, наблюдая за посадками, он кратко экзаменовал курсантов по требованиям к оформлению документов, регламентирующих лётную работу. Как водится, решительно пресекал любые, даже малейшие, попытки пренебречь установленными правилами. Командир звена считал одним из приоритетов — воспитание курсантов в духе высокой ответственности при подготовке к полётам. Требовательность, предъявляемая старшим лейтенантом Савельевым, одинаковая ко всем: лётчикам, техникам, курсантам и в первую очередь к себе. Командир эскадрильи говорил, что в звене Савельева нет не только происшествий, но и предпосылок к ним.
Пока Борис Алексеевич подошёл к бачку попить холодной воды, до его слуха донёсся усталый голос, адресованный командному пункту:
— Задание выполнил. Разрешите снижение.
Старший лейтенант насторожился: «Это же Юрий Кострикин. Куда девался бодрый тон?»
Курсант зарулил самолёт на заправочную и подошёл к командиру звена получить замечания. Парень выглядел хмуро, отчужденно. Чувствовалось, он сам недоволен своими действиями в полёте. Признался:
— Не ладится у меня со штопором.
— Расскажите подробнее о своих действиях при выполнении задания, — попросил старший лейтенант.
Выслушав молодого авиатора, заключил:
— Ошибка у вас чисто практическая. При выводе неправильно действуете рулями. Ладно. Сегодня позанимайтесь на стоянке, а завтра разберём в деталях ваш полёт и подумаем, как исправить допущенные ошибки. Всё должно быть хорошо.
И вот командир звена с курсантом Кострикиным в передней кабине в воздухе. На этот раз самолёт обступили не добродушные облачка — лебеди, а совсем другие. Не то горы, не то торосы, громоздящиеся друг на друга. Савельев внимательно контролировал действия подопечного. Следит за тем, как тот распределяет внимание. Даже незначительные отклонения в режиме полёта не могли ускользнуть от опытного глаза.
Кострикин занял исходное положение. Ориентиром выбрал ленту извилистой речушки и начал вводить самолёт в штопор. Земля косо бежала навстречу, затем на мгновение как бы застыла и снова закружилась в обратную сторону. Кострикин послал вперёд до упора левую педаль управления и плавно потянул ручку. Но было уже поздно. «Спарка», отчитывая витки штора, проскочила ориентир и нехотя задрала нос.
«Вяло, — подумал Савельев, — очень вяло. Вот где ошибка! Слишком неэнергичная работа педалями. В таком режиме после начала вывода машина успевает пройти 15-20 градусов нового витка».
— Выполните штопор ещё раз, — распорядился Савельев, — Только начинайте вывод самолёта раньше на одну-две секунды и энергичнее работать педалями.
… «Спарка» резко закончила вращение, прошла несколько секунд в пикировании и понеслась вверх.
— Так, хорошо! Повторить.
Командир звена чувствовал, как с каждым повтором упражнения движения Кострикина всё больше приобретали уверенность, точность. Пилот как бы слился с машиной, и этот своеобразный комплекс человека и машины работал чётко, как хорошо отлаженный механизм. Значит, надо продолжать тренировки ещё и ещё. Но впечатлениями лётчики в воздухе не делились. Некогда. В полёте много работы.
И вот выполнен последний штопор. Следует снижение, полёт по кругу, посадка:
Когда приземлились и зарулили на стоянку, командир звена стянул с головы шлемофон. Кострикин, выбравшийся из кабины раньше, теперь стоял на бетонке и ждал замечаний. Савельев посмотрел ему в лицо. Глаза курсанта излучали радость.
— Ну, вот и решили задачу со многими неизвестными. Так и летайте, товарищ Кострикин! — как бы подвёл итог Савельев.
А инструктору он посоветовал провести дополнительный тренаж со всей группой.
Командир звена умело воспитывает не только курсантов, но и офицеров, уделяя много внимания совершенствованию методического мастерства инструкторов. Только в этом случае курсанты способны полностью усвоить элементы полёта и прочно закрепить навыки техники пилотирования. Не случайно курсанты, обучаемые старшим лейтенантом Савельевым, первым в эскадрильи освоил вывозную программу и пошли дальше.
Вот уже несколько лет подряд звено занимает первое место в эскадрилье.


ГОТОВИТЬ ДОСТОЙНУЮ СМЕНУ
ГЛОТОК СИНЕГО НЕБА

Владимир Воронин неторопливо прохаживался по перрону аэровокзала и наблюдал за самолётами. Вот приземлился Як-40 и выплеснул на бетонку загорелых курортников с пакетами фруктов. А Ту-124 наоборот втягивал в свой салон вереницу людей, одетых попроще, потеплее.
Володя — курсант Краснокутского, что в Саратовской области, лётного училища гражданской авиации. Парень скоро получит диплом, воинское звание лейтенант запаса — предел мечтаний. По всем дисциплинам у него отличные оценки, он идет на красный диплом. У него большие возможности занять пилотное кресло на таких самолётах, которые он сейчас наблюдает. Как вариант — служба в военно-транспортной авиации в армии. Одним словом, перед Ворониным, открыты все двери для продолжения лётной карьеры.
Когда после десятилетки Владимир сообщил матери о своём решении стать лётчиком, Александра Борисовна перечить не стала. Она разглядывала сына и понимала: её Вовка стал взрослым и от своего не отступит. Подумала, помолчала, а затем сказала:
— Ну что ж, сынок, летай.
Сколько волнений пережил паренёк, когда проходил медицинскую комиссию и сдавал вступительные экзамены, пока попал в училище и сел за штурвал «аннушки» — так курсанты любовно называли свою учебную машину. Состояние парнишки угадать нетрудно. После первого же полёта Вовка не мог понять, как жил раньше без неба. Но нелёгок туда путь.
Авиация — одна из самых сложнейших современных профессий. И чем выше Владимир Воронин поднимался по ступеням лётного мастерства, тем больше убеждался в этом.
В овладении лётным мастерством Воронин во многом обязан Виктору Максимову, лётчику-инструктору. Годами они недалеко ушли друг от друга, поэтому быстро сошлись характерами, что облегчало освоение лётной программы. Всё шло ровно. Но вот начались упражнения по отработке виражей — и «аннушка» до этого покладистая, вдруг перестала слушаться рулей. На правом развороте машина задирала капот вверх, а на левом — резко опускала вниз. Инструктор видел — Владимиру трудно справляться с норовистой машиной и тотчас приходил ему на помощь.
— Смотри сюда, — наставлял Виктор Александрович. — Делать нужно вот так …
В конце концов злополучное управление было укрощено и Ан-2 снова стал послушным юноше. А ведь это было нелегко. В кабине множество различных сложных приборов, рычаги, кнопки. Всё это хозяйство нужно держать под контролем, считывать показания. На принятие правильного решения пилоту отводятся считанные секунды. Владимир учился правильно распределять внимание, уверенно осваивать технику пилотирования, держать заданный режим.
В Краснокутском лётном училище у Владимира появился педагогический талант. Он помог Игорю Ольховскому обрести крылья. Правда, сил, энергии, упорства потребовалось немало.
Учёба Игорю давалась с большим трудом. До того дошло, что он подал рапорт начальнику училища об отчислении. Мотивировал тем, что ему не даётся теория.
К решению Ольховского отнеслись по-разному. Старшина лётной группы Борис Арефьев бросил в сердцах:
— Ну что с ним делать, коли он такой бесталанный!
Воронин не согласился с старшиной. Он взялся помочь товарищу в освоении теоретических дисциплин. Как-то сообщил:
— Игорь, у меня новость для тебя имеется. Вот послушай. — Он извлёк из портфеля небольшую книжку и начал читать: — Четырнадцатилетняя дочь Мориса Фармана, бесспорно, является самым молодым пилотом-женщиной. В одиннадцать лет она совершила целый ряд самостоятельных полётов … А чем ты слабее, хуже француженки!
— Может, и не хуже, только у меня ничего не получается, — твердил Ольховский, но уже не так упорно. Чувствовалось он дал слабину в хорошем смысле.
Первый курс Игорь закончил без троек, чему вместе с ним радовался и Володя Воронин, наставник.
Оставили след в жизни Воронина и преподаватели лётного училища. Особенно Иван Тимофеевич Терещенко, который вёл электронное оборудование самолётов. Владимир и его однокурсники Игорь Забков и Саша Обажгеев записались к Терещенко в кружок радиоэлектроники. Усилия четырех единомышленников привели к успеху. Они сконструировали стенд работы радиостанции, макет приборной доски и дистанционный пульт управления. А позже они смонтировали обучающую электронную машину. Используя её, преподаватель за несколько минут мог теперь проверить трёх десятков курсантов.
… Аэропорт, где всё ещё находился Владимир Воронин продолжал отправлять и принимать пассажирские самолёты. Когда репродуктор объявил посадку на рейсовый борт в Красный Кут, Воронин подхватил свой саквояж и направился к трапу.
Пока он летит пассажиром. Но скоро хозяином войдёт в пилотскую кабину, и серебристый лайнер послушный его воле, устремится в синее небо.




ВОЕННАЯ КОСТОЧКА

Он прибыл в учебный полк Оренбургского Высшего военного училища лётчиков и сразу заявил. Что здесь ему довелось проходить службу по призыву. Его улыбающееся русское лицо светилось радостью. Хитровато прищуренные глаза как будто спрашивали: «Не ждали меня?»
Он принёс с гражданки радость, воспоминания о доме, о родных и друзьях. Авиаторы плотно окружили Николая Хрюкина, преодолевшего большое расстояние до Оренбурга из Липецка.
— Володя! Здравствуй! — крикнул он одному из парней. Секунда и они очутились в объятиях. Оказалось, они липчане, земляки-однополчане.
Когда объятия разжались, авиаторы попросили Николая Николаевича рассказать о себе. Он охотно откликнулся.
В прошлом Хрюкин обслуживал полёты курсантов. Готовил самолёты к эксплуатации. Отличник, авиаспециалист первого класса. Служба ему очень нравилась, он понял, что авиация его призвание. Демобилизовавшись из Оринбургского лётного училища, он оформился в Липецкий Военный авиационный Центр переподготовки лётного состава на сверхсрочную службу. Теперь он счастлив.
Ностальгия по тем местам, где прошла его боевая молодость не отпускала, и он решил свой очередной отпуск провести здесь, где познавались азы службы воинской.
В этот день Николай Николаевич долго ходил по военному городку, делился воспоминаниями, радовался преобразованиями. То и дело разводил руками и удивлённо восклицал:
— Смотрите-ка, многое изменилось до неузнаваемости!
Он пожелал посмотреть теплицы. Отсюда навстречу солнцу тянулись нежные зелёные стебельки стрельчатого лука, помидорная и капустная рассада. Смотрел и чуть улыбался. Пояснил не без гордости:
— Перед дембелем теплицы сам строил.
Чувствовалось, перед ним в эти минуты пронеслась вереница волнующих ностальгических воспоминаний. Ведь здесь определилась его судьба. Отсюда началась военная карьера, жизненный путь с которого он уже не свернёт.
Стареют ветераны-авиаторы, уходят в запас. Им на смену приходят молодые, достойные. Такие, как старшина сверхсрочной службы Николай Хрюкин, человек влюблённый в небо.


ПО ГЕРОЯМ СВЕРЯЙ ШАГ
АТАКУЕТ «КОМСОМОЛЕЦ ЗАПОЛЯРЬЯ»

Самолёт зарулил на стоянку. Лётчик отбрасывает фонарь кабины и неторопливо спускается на землю. Это начальник Липецкого авиацентра ДОСААФ Иван Разумов. Парнишка, опередивший его, уже стоит на земле, ждёт от Разумова замечания.
— Это тебя вначале одолевает неуверенность, быть может даже страх, что ты не сумеешь поднять самостоятельно самолёт в воздух, — назидательно, с расстановкой, анализирует он разбор полёта с курсантом. — Но в авиации есть старая истина: с каждым полётом лётчик становиться сильнее. Нужно иметь в виду и постоянно готовить себя к полёту, в котором всё начиная от взлёта и до посадки, — тяжёлое испытание. Вспомни, кто побеждал в войну? Сильнейший! Перед кем враг пасовал? Перед смелыми, отважными.
Окружившие Ивана Ивановича курсанты — это десятки парней — заводских рабочих, молодых строителей, студентов. Теперь они учатся покорять небесную стихию. Каждый стремиться навсегда профессионально связать свою судьбу с авиацией.
Этот юношеский позыв Иван Разумов испытал сам. Перед Великой Отечественной войной, когда страна бросила клич: «Комсомолец на самолёт», он учащийся техникума, откликнулся на призыв. По путёвке комсомола с такими же парнями, как и нынешние липецкие. Он едет в лётное училище в Оренбург. Заканчивает его уже в начале войны и направляется на Север, в гвардейскую истребительную эскадрилью «Комсомолец Заполярья».
Первые воздушные бои над Баренцевым морем и побережьем навсегда оставили отметины в памяти Ивана Разумова. Однажды над линией фронта появились вражеские самолеты. Завязался бой. Атака следовала за атакой. Небо исполосовали огненные строчки пулемётных очередей. Вражеский строй был нарушен. Один немецкий самолёт оказался над озером и перешёл на бреющий поле. Этот известный приём, когда на фоне воды машина плохо видна, был известен Разумову, но в азарте молодой лётчик погнался было за гитлеровцем. Но вовремя сдержался. Понимал: нельзя терять высоту. У самого берега немецкий лётчик рванулся к вершине сопок. Тут и настиг его меткой очередью Разумов.
С каждым днём бои за господство в небе Заполярья разгорались с новой силой, становились ожесточеннее. И в них отчаянно, дерзко и как-то даже красиво дрался капитан Разумов с немцами.
Бой вблизи Луостари. Фотографирование, производившееся пикирующим бомбардировщиком «Петляковым», которым управлял Герой Советского Союза Антон Сливка, не могло произойти незамеченным для врага. Прикрывала экипаж «Петлякова» четвёрка истребителей Ивана Разумова. Операция проходила успешно. Но вскоре два наших самолёта, повреждённые немецкими зенитками, вынуждены были выйти из боя. Возле «Петлякова» оставались Разумов и младший лейтенант Александр Середа.
Поле зрения наших лётчиков уловило четыре «мессершмитта» и пару «фоккевульфов» И тут происходит эпизод, достойный славы гвардейцев. Разумов бросает свой «ястребок» в гущу немецких истребителей оказывается в их окружении. В небе завертелась страшная карусель. Иван принимает удар на себя, а Сливка, воспользовавшись этим, ведет «Петляков» с ценными фотодокументами на свою территорию в сопровождении Середы.
Тем временем воздушный бой продолжается. Разумов, израсходовав все боеприпасы, еле успевал увертываться от трассирующих очередей гитлеровских летчиков. Улучшив момент, он ввёл самолёт в штопор. Немцы, видимо, решили, что русский ас сбит, прекратили преследование. Разумов же почти у самой земли вывел истребитель в горизонтальный полёт и на малой высоте пересёк линию фронта.
В боях не страшило гвардии капитана Разумова ни численное превосходство противника, ни мастерство гитлеровских асов.
Как-то шестёрка «Ильюшиных» получила приказ уничтожить корабли в Баренцевом море, доставляющие боеприпасы и технику немецким войскам. Эскадрилья гвардии капитана Разумова поручили прикрывать штурмовики.
И вот самолёты в воздухе. Восьмёрка наших истребителей встретилась с восемнадцатью «мессершиттами». Немцы разделились на группы. Одна пыталась атаковать сверху группу прикрытия, другая — снизу подбиралась к штурмовикам. Разумов разгадал вражескую уловку. Его группа противопоставила встречный маневр и нанесла опережающий удар. Атаки немцев были отбиты. Лишь одному гитлеровцу удалось подобраться к «Илам», но его точной короткой очередью сразил командир эскадрильи. В этом бою Разумов со своими товарищами сбил пять немецких самолётов. Орденом Красного знамени командование отметило успех гвардии капитана Разумова в выполнении боевого задания.
Полковник Иван Разумов, прежде чем возглавить Липецкий авиацентр ДОСААФ, окончил Военно-Воздушную Краснознаменную академию, командовал авиационными полками. Теперь готовит достоверную смену.
Иван Иванович простой в общении, коммуникабельный человек. За это парни любят своего командира, тянуться к нему. И это хорошо, что у них авторитетный, отзывчивый наставник, дарящий молодым людям крылья.
ВЫЛЕТАЛА КАТЮША В БОЙ

Невысокая темноволосая девушка, зачитывая перед строем текст военной присяги, клялась быть преданной своей Родине до последнего дыхания, быть достойной дочерью своего народа. Свою преданность отчизне Катя Зеленко подтверждала делом.
Для начала она отлично освоила учебный самолёт. Летала на нём безукоризненно. Потом в Оренбургском военном авиационном училище лётчиков был выпуск. Катя Зеленко отличалась выучкой, словно знала, что судьба уже готовит ей испытание. Суровая, жестокая война стучалась в дверь отчего дома.
В период финской компании маршруты воздушного бойца Екатерины Зеленко пролегали над Карельским перешейком. Поскрипывая тоненькими расчалками, двухместный биплан ПО-2 пробивался сквозь зимнюю стужу, сквозь огневые заслоны вражеских зенитных батарей. Приходилось то и дело менять курс, чтобы ускользнуть от разрывов снарядов, выйти из под обстрела.
Три часа лёту над территорией, занятой вклинившимся противником, к нашим войскам, ведущим ожесточённые бои, сбросить боеприпасы, продовольствие, тёплую одежду. Три часа назад — опять под огнём. Так каждый день, до решительного удара по белофиннам.
… Лётчики только что совершили посадку и заруливали самолёты в капониры. Над аэродромом повисла непривычная тишина. Погожие, солнечные денёчки ранней осени. В воздухе витает паутина. Бабье лето. Не верилось тогда, что война полыхает на нашей земле, что гитлеровцы убивают мирных жителей, сжигают родные села.
Вечерами лейтенант Екатерина Зеленко любила посмотреть на мерцающие звезды, пытаясь мысленно представить их таинственную жизнь. Но в это грозное время даже звезды горели как-то по-особому, потускнели, словно заплаканные девичьи глаза. Мечтательность сменилась грустью, затаившейся в карих Катюшиных глазах. Катя рвалась в бой. Но часть занималась не менее важным делом.
Однажды командир эскадрильи вызвал лейтенанта Зеленко и поставил перед ней боевую задачу на разведку крупного сосредоточения гитлеровцев на железнодорожном узле.
— Задача ясна? — уточнил комэск.
— Так точно, ясна, — дрогнувшим от нахлынувшего волнения голосом, подтвердила Екатерина. — Разрешите выполнять приказ.
Скользнув по увядающей осенней траве, самолёт Кати Зеленко быстро устремился вверх. Набрав высоту, лётчица взяла курс на запад. Внизу расстелилась многострадальная земля родной Украины. Изрытая воронками, искорёженная гусеницами танков, стонала она от гитлеровской неволи, звала на помощь.
Разведка прошла успешно. Сделав небольшой доворот, Зеленко появилась над объектом со стороны солнца и, не дав фашистам опомниться, произвела фотосъёмку. Выполнив задание, взяла курс на свой аэродром.
Самолёт приближался к линии фронта, когда из-за облаков вынырнула четвёрка немецких истребителей. Разделившись попарно, они устремились на Катину машину. Заградительный огонь штурмана сбил спесь с гитлеровских лётчиков. Они веером отвернули по сторонам.
В эти минуты Катя собрала всю свою волю в кулак. Мысленно приказала себе: Не спасовать перед врагом, не дрогнуть. В перекрестие прицела она поймала немецкий истребитель. Перед глазами девушки нарисовался кусок серого фюзеляжа с чёрным крестом. Немедля ни секунды, лётчица нажала на гашетку пулемёта, трассирующая очередь прошила «Мессер». Оставляя густой шлейф чёрного дыма, вражеский самолёт с завыванием устремился вниз. На месте падения грохнул взрыв, взметнулся султан огня.
— Есть! Катюша, есть один! — восторженно закричала подруга, штурман. — Ай да, мы!
Но радоваться было рано. Второй «Мессер», используя превосходство в высоте, ринулся в атаку. Очередь, выпущенная Зеленко из бортового оружия, метко ударила по фюзеляжу вражеского истребителя. «Мессер» развалился в воздухе. Но ещё два гитлеровских лётчика продолжали наседать на бомбардировщик. Пока их удалось сдерживать заградительным огнём. Но немцы не отступали, выжидали удобный момент для атаки. У Зеленко кончились боеприпасы, но она твёрдо решила: драться будет до последнего.
Гитлеровцы, видимо поняли, что у советского лётчика дело дрянь и решительно пошли в атаку. «Мессер» оказался в досягаемости, и в этот момент Зеленко резко рванула штурвал на себя. Винт её машины ударил по хвостовому оперению врага. Немецкий истребитель, потеряв управление, рухнул на землю. Но в воздухе оставался ещё один немецкий самолёт. Пулемётная очередь, выпущенная гитлеровским лётчиком, прошила мотор и кабину бомбардировщика, и он стал быстро терять высоту. Земля, родная земля летела навстречу. Казалось она хотела бережно принять отважных, попавших в беду, дочерей, в свои объятья.
Колхозники, прибежавшие к месту падения самолёта, извлекли из кармана обгоревшей гимнастерки лётчицы, комсомольский билет за № 7462230, выданный политотделом Оренбургского военного авиационного училища лётчиков. Бригадный комиссар Субботин вручая Кате Зеленко эту книжечку, крепко пожал девушке руку:
— Теперь ты комсомолка. Поздравляю.
Комсомольский билет лейтенанта Екатерины Зеленко хранится в музее боевой славы Оренбургского лётного училища вместе с письмом из Сумского обкома комсомола. «Дорогие товарищи, — сообщают волнующие строчки. — Двенадцатого сентября 1941 года над селом Глинское Сумской области в воздушном бою погибла воспитанница вашего училища Екатерина Ивановна Зеленко. В этом бою она сбила три вражеских самолёта. Посылаем вам её комсомольский билет. Пусть эта книжечка, пробитая осколками, обагрённая кровью отважной лётчицы, будет звать молодёжь училища на новые подвиги. Орденом Ленина юная героиня была награждена посмертно.


ПРИКОСНОВЕНИЕ К ПРЕКРАСНОМУ
РАКЕТНЫЙ ГРОМ И ДЖОРДЖОНЕ

Частенько собираемся мы, военнослужащие, в свободные часы и говорим между собой. Иногда спорим. О чём? Обо всём решительно — и о жизни вообще, и о службе воинской, и о книгах … И о любви, конечно. А ещё — об искусстве.
Как-то в таком разговоре спросил я одного своего сослуживца:
— Кто написал «Спящую Венеру»?
Он многозначительно улыбнулся и ответил небрежно:
— Кто? Кажется, эта картина какого-то абстракциониста.
Мне стало неловко за товарища. Какой абстракционизм, когда речь идёт о картине замечательного итальянского художника Джорджоне? Эта картина — подлинный гимн красоте человеческой!..
В другой раз мы разговорились с моим другом Валерием о том, нужно ли разбираться в искусстве, в мире прекрасного военному человеку? Я уже не помню сейчас точно, в подробностях, как мы с ним говорили. Быть может, кое-что я передам не так, как было… Но разговор тогда у нас получился интересный, и не только для нас двоих, но и для многих других воинов.
Говорили о том, что мы защитники Родины, знаем свой воинский долг, готовы защищать родную землю до последней капли крови. Мы изучаем военное дело настойчиво и серьёзно. Знаем, как правильно передать планшетисту на Командный Пункт координаты, воздушных целей как навести истребители на противника. Радуемся яркой вспышке на экране индикатора — это в небе или на полигоне ударил ракетный гром: значит, «противник» не ушёл.
Но мы радуемся ещё и яркому солнцу, зелени деревьев, запаху цветов, небесной голубизне, вспоминаем закаты над рекой.
Конечно, мы не специалисты в живописи, в музыке, в поэзии. Но среди нас, военнослужащих, есть юноши, которые заявляют о себе в искусстве. Саша Климов хорошо играет на пианино и саратовской гармошке, Владимир Рузин — живописец, Юра Цветков готовит к изданию небольшой сборник стихов, Женя Песоцкий делает подлинно художественные фотографии. В училище служат офицеры, которые искусно вырезают фигурки из плексигласа и дерева.
Почему люди увлекаются именно музыкой, живописью, поэзией? Наверное, потому что создавать прекрасное, радоваться красоте, стремиться к ней — так же естественно, как стремиться к солнцу, к свету, к жизни. Это присуще каждому человеку.
Вот мы иногда думаем, почему нас восхищает древнегреческие скульптуры, «Мадонна» Рафаэля? «Троица» Андрея Рублёва? Какое нам, казалось бы, дело до всей этой древности?
А ведь рассматриваем произведения искусства с восхищением. Мы, свидетели космических свершений! В чём тут секрет?
А секрет весь, безусловно, в красоте. Красота же — в родной природе, в мерцании звезд, улыбке девушки … Всё это нас волнует, делает счастливыми. Мы уверены — и в третьем тысячелетии, в каком ни будь 2369 году, человек так же, как мы сейчас, будет волноваться, увидев скромную речушку, вроде Яика или Елшанки, место, где он вырос, цветущую черёмуху весной или непреходящую красоту облака …
Жаль только, не все это понимают. Взять людей, которые отдыхали на лоне природы. Один вернулся с поля или из леса и принёс с собой удивительный аромат полевых цветов, запах дикорастущих трав, впечатление от пения птиц … Радость принёс! А другой валяется в траве, дремлет, совершенно равнодушный к окружающей его красоте. Такие люди не умеют отличать подлинно прекрасное от безобразного, фальшивок от настоящего. Они не способные разобраться во многих явлениях жизни.
Или другой пример. Если человек криво ухмыляется при виде скульптуры Венеры Милосской, если он кроме гитары, сплошь оклеенной картинками с полуобнажёнными красотками, не признаёт никакого другого музыкального инструмента, если гоняется за последним криком заграничной моды, — это недалёкий человек. Такой и в остальном так же себя ведёт. Он может и сам нагрубить и спокойно пройти мимо пошлости, бездушия.
И наоборот, человек, живущий содержательной духовной жизнью, умеющий ценить прекрасное, как правило это человек высоко дисциплинированный, справедливый, благородный в своих поступках. Его мир богат, разносторонен. И такой человек — отличный специалист, чуткий товарищ.
Вот вместе с нами служит ефрейтор Владимир Поликарпов. Командиры отзываются о нём, как хорошем воине, отличнике учёбы, грамотном специалисте. А какой у него круг интересов! Он серьёзно увлечён математикой, техникой. Он же горячо любит музыку, понимает её. В читательском билете у него записаны художественные произведения отечественных и зарубежных классиков.
Этот и другие примеры подчёркивают: мы, военнослужащие, должны быть не только высококвалифицированными специалистами, властелинами могучей техники, но и людьми большой души, высоких идеалов, красивых поступков.


ПО ГАРНИЗОНАМ НАШЕГО ОКРУГА
ВОЕННЫЕ СТРОИТЕЛИ НА СЦЕНЕ ЛЁТНОГО УЧИЛИЩА

Коллектив художественной самодеятельности военно-строительного отряда соседнего гарнизона выступил на сцене Оренбургского Высшего военного авиационного училища лётчиков. Как отметил его руководитель, этот коллектив, который существует давно, во время подготовки к поездке в Оренбург значительно вырос, улучшил качество и репертуар выступлений. В подразделении появились новые таланты — вокалисты, чтецы, танцоры и музыканты. Их таланты проявились на сцене лётного училища во всей красе.
Ведущий — ефрейтор Грищук, выйдя на сцену, объявляет первый номер программы. Воины исполняют литературно-музыкальный монтаж, в который художественный руководитель коллектива рядовой Клейтц включил произведение о лётчиках. Торжественно звучат голоса солистов Петра Кочнева и Владимира Соломатина: «обнимая небо крепкими руками, лётчик набирает высоту…» Затаив дыхание, курсанты и офицеры, военнослужащие по призыву, служащие училища слушают исполнителей.
Песни «Маленький принц», «Надежда», «Мы друзья — перелётные птицы», сменяются новыми номерами. Вдохновенно читает стихи служащая военно-строительного отряда Валентина Васильева. Её сменяет баянист рядовой Ермишин. И снова звучат стихи, теперь уже в исполнении ефрейтора Грищука, посвящённые комсомолу, любви и весне.
Бурными, продолжительными аплодисментами авиаторы отметили успешное выступление младшего сержанта Петрова, бывшего слушателя консерватории. Он познакомил собравшихся в зале с некоторыми произведениями Брамса. Особенно впечатлил «Венгерский танец». Затем на сцену один за другим выходят певцы, танцоры, чтецы, музыканты.
В отряде служат воины различных национальностей. Естественно, концертная программа приобрела интернациональный колорит. Рядовые Попель, Юслиев исполнили украинские песни. На узбекском языке прозвучала песня в исполнении рядового Кутаева. А рядовой Камоев и ефрейтор Закиров исполнили азербайджанские произведения на домре.
Этот концерт был посвящён предстоящей летней учёбе воинов-авиаторов. Остаётся отметить, что такие мероприятия плодотворно влияют на ученый процесс.


ФИЗПОДГОТОВКА. СПОРТ
В БОРЬБЕ ЗА ЛИДЕРСТВО

С утра моросил дождь. Но ненастная погода не охладила пыла легкоатлетов, участников соревнований учебного полка Оренбургского Высшего военного авиационного училища лётчиков. Соревнования проводились в командном и личном зачётах.
Первыми стартовали бегуны. Стометровку быстрее всех пробежал связист Шайдуллин. В эстафете четыре на сто не было равных курсантам второй эскадрильи Кузнецову, Фоменко, Брагину и старшине лётной группы Григорию Конопляннику. Они во всех забегах, за исключением дистанции три тысячи метров были впереди.
Напряжённая борьба развернулась в секторах для прыжков в длину и высоту. Дальше всех улетел рядовой Павлов, выше всех поднялся рядовой Гусаров. Оба добавили к успеху бегунов ещё две победы.
В общекомандном зачёте спортсмены эскадрильи подполковника Брежнева заняли первое место.
Борьбу за лидерство в личном зачёте выиграл Юрий Гусаров. Он признан лучшим спортсменом. Ему вручен специальный приз.
Прошлогодний чемпион — команда связистов — довольствовался лишь третьим местом.



ПОЕДИНКИ НА КОВРЕ

В оренбургском Высшем военном училище лётчиков наряду с другими видами спорта популярна вольная борьба. Здесь регулярно проводятся как соревнования в личном, так и в командном зачётах.
В минувшее воскресенье в схватках на ковре сражались авиаторы учебного полка. Команда подразделения связи завоевала первое общекомандное место. В личном зачёте отличились связисты рядовые Базанов, Казманов и Майков. Их успехи во многом предопределило победу коллектива.
В успехе борцов вольного стиля большая заслуга тренера младшего лейтенанта Давыдова. Он сумел отлично подготовить воинов-связистов к престижным соревнованиям.
Давыдов включает в тренировочный процесс разминку: равноускоренный бег, прыжки со скалкой. После короткой передышки нагрузки усиливаются. Борцы приступают к выполнению специальных упражнений, в ходе которых помимо всего прочего, тренер отрабатывает с ребятами реакцию, хватку, сноровку — качества столь необходимые в борьбе. Давыдов включает в тренировочный комплекс игры в регби и баскетбол. И, наконец, разучиваются элементы борцовых приёмов.
Успехи спортсменов подразделения связи, которых готовит младший лейтенант Давыдов становятся традиционными. Несколько лет кряду они побеждают соперников в схватках на ковре.


НЕУСТУПЧИВЫЕ АВИАТОРЫ

В спортивном городке учебного полка Оренбургского лётного училища состоялась товарищеская встреча по волейболу. В гости к авиаторам пожаловали спортсмены из мотострелкового подразделения.
Гости проявили неуступчивый характер. Их атаками началась игра, которая и прошла в упорной борьбе.
Поначалу инициативой завладели гости. Но постепенно игра выровнялась, а затем стало вырисовываться преимущество лётчиков. Уверенно защищаясь, высокорослые авиаторы, навязали мотострелкам свой темп. Один за другим посыпались удары с полупрострельных и коротких передач на половину команды соперников. Они достигли цели. Все три партии выиграли авиаторы. Тем не менее гости оставили приятное впечатление. Особенно зрителям понравилась игра старшего лейтенанта Кононова и сержанта Савчина. Первый умело завязывал комбинации, а его товарищ чётко их завершал.
В команде авиаторов выделялись Горячин, сержант Юрьев, рядовой Елистратов. Они вели команду за собой, которая дружно и напористо провела товарищеский поединок. По характеру же борьбы, накалу страстей напоминал официальную встречу представителей двух родов войск.


























Летное училище для девушек



Фото — 24krasnodar.ru
 

Строевая подготовка девушек — курсанток Краснодарского высшего военного авиационного училища летчиков им. Героя Советского Союза А. К. Серова.








Звездам навстречу.

                «Человек высших достижений, поднявшись         
                ввысь, взглянет на синее небо и дух его не
                дрогнет. Будьте и вы устремлены, тверды в
                своей верности и усердны в учении, до
                конца держитесь истинного пути».
                Из книги мудрецов китайской древности.

Самолёт нёсся над землёй на высоте каких-нибудь ста метров. Скользнул над верхушками сосен, как снаряд, а затем траектория его полёта упруго выгнулась, и самолёт круто пошёл вверх. Машина шла легко, словно силы земного притяжения для него не существовало вовсе.
— Видел, как мой летает? А! — техник Ведринцев с восхищением наблюдал за действиями в небе лейтенанта Рысева. — Ну, скажи.
Техник Леонов цокнул языком:
— Вот, собака, как здорово летает!
Они стояли на рулёжной полосе, скрестив руки за спиной. Годы жизни на аэродроме у них проходили в постоянном ожидании своих лётчиков из полётов. Быть может потому они, как отмечал мысленно старший лейтенант Ведринцев, проходили как-то быстрее обычного и оставляли светлые воспоминания, как полагал он, навсегда. Это выражалось на его смугловатом жизнерадостном лице.
Самолёт Рысева полетал ещё с четверть часа, после чего снизился, выпустил шасси, а когда колёса коснулись бетонной посадочной полосы, за его хвостом распустился цветной тормозной парашют. Техник Ведринцев с поднятыми вверх руками помог лётчику зарулить самолёт.
В высотном доме Рысев снял высотный костюм и вскоре уехал с аэродрома в город.
***
С апреля лейтенант Рысев служит в Краснодарском военном лётном училище, которое закончил летом прошлого года и получил назначение в Прибалтику.  Но Юрию Рысеву сдаётся, что он отсюда, с Кубани, никуда не уезжал вовсе. Всё ему здесь было привычным и родным.
Вернулся Юрий в училище  по воле случая.
Рысев зарулил истребитель на стоянку, сдёрнул тугой гермошлем, откинулся на спинку сиденья. Каждый день теперь походил на праздник. Юрий радовался, что раньше своих товарищей освоился в полку. Прошла неделя, и он успел вылететь на МИГ-29, провёл воздушный «бой» в зоне с командиром звена, одним из лучших бойцов в эскадрилье, и не подкачал. На сегодня командир запланировал ему ещё один полёт в зону со стрельбой на полигоне. День радовал ярким светом и птичьими голосами. Ослепительно сияло солнце.
В таком состоянии Юрия застал солдат, посыльный штаба.
— Товарищ лейтенант, — проговорил он запыхавшись, — Вас требует к себе командир.
***
В кабинете командира полка Рысева ждал генерал-майор Пологов, командир дивизии:
— Здравствуйте, товарищ Рысев, присаживайтесь, пожалуйста.
На Юрия испытывающе взглянули внимательные серые глаза. Прочесть что-либо о настроении невысокого полнеющего человека в генеральских погонах по этим глазам лейтенанту не представлялось возможным. Почему-то Рысеву показалось, что он для генерала не такой же подчинённый как все, а офицер из другого ведомства.
— Что ж, перейдём к существу нашего разговора. — Генерал нервно потёр ладони. — тут такое дело, Юрий Евгеньевич… В Краснодаре погиб лётчик-инструктор группы девушек. Естественно, вакансию необходимо срочно заполнить. Мы тут посоветовались и остановились на вашей кандидатуре. В мелочи вдаваться не буду. В детали вас посвятят.
Генерал, чуть приподнявшись в кресле, протянул руку через стол. Это означало, что разговор окончен. Рысев встал:
— Я всё понял. Разрешите идти?
— Да, идите.
Прощаясь, генерал сообщил Рысеву, что в Краснодаре погиб лейтенант Ерофеев.Знал ли Пологов кем был Андрей Ерофеев для него, Рысева? Скорее всего, нет. Собственно генерал мог знать только одно: Юрий Рысев и Андрей Ерофеев учились вместе в Краснодаре и даже числились в одной лётной группе. Всего остального генерал, командир дивизии в Прибалтике, конечно же, знать не мог. Даже того, что Юрий и Андрей были большими друзьями. Над этим Рысев продолжал размышлять в «Красной стреле». Скоростной экспресс мчал его на юг. Давно остались на перроне провожающие, машущие руками отходящему составу. Когда вагоны осторожно дёрнулись и экспресс неторопливо потащил их за собой, Юрий мысленно попрощался с Санкт-Петербургом, с Балтийским морем. Электровоз мчался вперёд, оставляя позади прибалтийский пейзаж, красивые места, архитектурные сооружения. Здесь, в купейном вагоне, Рысев пытался отвлечься от прошлого, забыть вот эти бухающие в голове слова: «Андрей погиб… Андрей погиб… Погиб…».
***
Рысев, прибыв на краснодарский вокзал, проигнорировал маршрутку и отправился в военный городок пешком по «тропке холостяков» — так, шутя, курсанты называли дорожку, по которой они бегали на свидания к знакомым девушкам.
В первом часу Рысев, обустроившись, вышел на балкон. Коротко потянулся. Постоял, задрав голову. Затем перевёл взгляд на строевой плац, зажатый с трёх сторон корпусами кирпичной постройки. Солнце вошло в зенит. Опять день выдался жарким. Майская духота ощущалась Рысевым на балконе третьего этажа. При общей худощавости и жилистости, Юрий после ленинградской комфортной температуры легко адаптировался к кубанскому пеклу. А вот каково тем, кто сейчас отрабатывал на плацу строевую подготовку?
Вяло текущие мысли лейтенанта Рысева при виде марширующих на бетоне курсанток, оживились. Девичьи ноги тянулись вперёд, поднимались до пояса и на секунду зависнув с лёгким стуком приземлялись на бетон.
— Кому сказал, тяни носок… Носок тяни. — Слух Рысева уловил властный голос капитана, проводившего занятия.
Девичьи ноги, подчиняясь туповатой команде офицера, продолжали своё монотонное движение вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз… Других звуков, если не считать отрывистых команд капитана и стука каблуков, могло показаться, что строевой плац и он, Рысев, на балконе, окружены абсолютной тишиной. Других звуков, как будто, не было. Лишь немного спустя услышал:
— Ты что, Пчёлка, решила акробатикой заняться?
Властный окрик капитана достал высокую красивую блондинку. Та пыталась оправдаться:
— Что Вы, товарищ капитан, у меня просто в спину вступило. Передохнуть бы…
— Отставить разговорчики, курсант Пчёлка. Я сказал: носок тяни!
Курсантские ботинки стучали по бетонным плитам. Рысев мысленно посочувствовал девушкам. Видел: они устали. По своему недавнему опыту знал, что в такие минуты у курсантов нарастает, хотя и беззлобная, обида и глухое недовольство командирскими действиями. Но человек готов преодолеть всё во имя одной цели — летать. Рысев подумал о капитане с неприязнью: тоже мне генерал паркетных войск. Начальство, впрочем, любит сговорчивых. Он отпрянул от перил и спустился на первый этаж.
Первым делом самолёты. Это девиз парней, фанатично преданных небу.  Себя Юрий Рысев к фанатам не относил. В детстве он редко задумывался о будущем. Впереди ещё такая долгая жизнь. Чего только не будет завтра, послезавтра, через год, через десять лет. Он не задумывался об этом, жизнь всё расставит по местам.
Когда именно и при каких обстоятельствах родилась у него мысль стать лётчиком, Юрий не помнил. Но эта мысль крепко засела у него в голове. В восемнадцать лет он уже точно знал: путь в жизни им выбран. Теперь он страстно и подолгу мечтал о том времени, когда сядет в кабину самолёта и поднимется в небо.
Между тем перед выпускными экзаменами в школе состоялось его первое свидание с авиацией. С отцом, морским инженером, Юрий ездил в Калининград. Евгений Александрович давно обмыслил Юркино будущее. Расписал его во всех деталях, как график движения поездов. В начале пути: Юра заканчивает среднюю школу. Затем его отдают в институт водного транспорта. Дальше — окончание института, инженерный диплом. Карьера его неуклонно движется в гору и приобретает всё большее значение. Сделать это не трудно. Один разговор Евгения Александровича по прямому проводу с министром и всё становится на свои места. Молодой инженер Рысев получает перспективное назначение. Повышения по службе не задерживаются. В министерстве склонны смело выдвигать молодёжь на руководящие должности. Юрий Евгеньевич становится главным инженером порта, а быть может и начальником. Вполне возможно. При нем, Рысеве-старшем, Юрке светила «зелёная улица».
***
В Прибалтику Рысеевы летели на самолёте. Лайнер шёл на большой высоте, Юрий, уставившись в окошечко, наблюдал, как медленно проплывает под крыло земля со всем своим хозяйством. Смотрел и делал множество удивительных открытий. Например, поезд оставался недвижимым, а сёла и города казались ему безжизненными. С такой высоты людей почти не было видно. Реки и озёра весной, в пору цветения садов, выглядели по-зимнему. Их будто сковало льдом. Когда перед вылетом он по трапу поднимался в салон самолёта, подумал, как далеко, с высоты девять тысяч метров, он сможет видеть линию горизонта. Но линия не просматривалась. Её завесила белёсая дымка, и потемневшее небо переходило в землю.
Отвлёк Юрия молодой пилот, улыбчивый и добродушный. Чем-то паренёк приглянулся ему, и тот провёл его в пилотскую кабину. У Юрия разбежались глаза от обилия циферблатов, тумблеров, вентелей. Он пристально рассматривал их, удивлённый, водил головой, кивал головой, когда лётчик показывал ему арматуру кабины. Глазел, а сам ровно ничего не понимал.
— Калининград видишь? — лётчик потрогал его за плечо. — Не видишь. Левее смотри. Во-во!
Юрий повернул голову в указанном направлении, но города всё же не разглядел. Зато на тёмном фоне земли различил серый, сильно вытянутый в длину прямоугольник. Это и была бетонированная взлётно-посадочная полоса приморского аэропорта.
Перед посадкой Юрия вежливо вытолкнули из пилотской кабины, а самолёт пошёл на снижение.
Полёт поразил Юрия какой-то необъяснимой болезнью. Дома он часто вспоминал часы, проведённые в небе. При этом чувствовал волнующее, приятное щемление в груди, будто его сердце переворачивалось в радостном сальто. Юрий вдруг понял: место его только в авиации. Он рождён для лётного дела.
***
В воздухе, на высоте самолёт стороннему наблюдателю представляется живым, разумным существом. Птицей, реющей над землёй. Он то взмывает ввысь, то виражит. В постоянном круговороте видится лётчику земля, облака, небо. Когда самолёт пикирует, земля летит навстречу, и летит с непостижимой скоростью. Вставшая перед глазами пилота, она кренится, падает навзничь. В кабине лётчик едва заметными движениями рулей подчиняет себе машину.
В тот день у лейтенанта Ерофеева в полёте что-то не сложилось. Воображение, когда Рысеву рассказывали о последнем полёте друга, рисовало картину. Будто бы Ерофеев отрешился от земной жизни, словно суждено ему парить в небесном просторе вечно. Воображение раскручивало мысли и чувства Юрия в обратном направлении, приближая их к реальности.
Случается так, что порой обстоятельства заставляют лётчика принять решения, не записанные ни в одной инструкции. Тем самым Рысев успокаивает себя, но легче не становилось. Удары сердца отдались в висках. Спазмы сжимали горло.
Полёт подходил к концу. Ерофееву предстояло сделать последний разворот и идти на посадку. А-410-ая вела себя в воздухе вполне достойно. Полёт был простейший, по кругу. И всё же лётчика беспокоила недостаточная эффективность рулей. Машина почему-то слушалась пилота вяло и будто не очень охотно. Придётся во всём этом разобраться потом, а пока надо садиться.
В момент подхода к полосе, когда шасси уже было выпущено, Ерофеев доложил на командный пункт:
— Машина теряет управление. Катапультироваться поздно.
С земли видели: самолёт прямо лететь не мог. Его резко развернуло. Вплотную приблизилась полоса. На какое-то мгновение людям на аэродроме вдруг показалось, что машина выравнивается. Но тут же она круто завалилась на крыло. Сделав четверть витка штопора, самолёт ударился о землю в начале бетонной полосы.
Рысев чётко представил, как надсадно, раздирая душу, завыла сирена на командном пункте. Ей ответили гудки мчавшихся к месту аварии санитарных и пожарных машин. Бежали лётчики.
Сознание Рысева не желало воспринимать произошедшее. Оно будто отключилось.
Ерофеева вытащили из кабины, положили в санитарку. В машине скорой помощи он умер.
— Вот она, жизнь лётчицкая, — техники пили за упокой души. — Как раз накануне своей гибели лейтенант получил ордер на квартиру в новом ведомственном доме. А теперь зачем она ему. Гроб погрузят в вертолёт и груз 200 полетит на родину погибшего. В Сибирь. А ведь хотели пожениться. Лётчицкая женщина обречена жить  в страхе за судьбу мужа. Вот она, наша профессия.
Вечером Рысев сходил в ведомственный дом осмотреть новое жильё, предназначавшееся Ерофееву и его молодой жене. Молодожёны уже перевезли на новую квартиру часть необходимых хозяйственных вещей. Подумал: теперь к чему всё это? Скоро на двери прикрепят медную табличку с чужой фамилией.
На другой день Рысев знакомился с девушками, распределёнными в его лётную группу. Странная история получилась у него во время этой беседы. Юрий думал, что знакомство будет интересным, а на самом деле вышла сплошная мука. Собирался говорить с курсантами об их уникальной профессии сложно, а подчас и спорно, как думал о ней сам. Получилось не так, как он продумал вначале. Чувствовал, что говорит путано и непонятно. Он видел напряжённые лица курсантов, силящихся вникнуть в его слова. Возможно в тупик его ставил взводный, когда давал характеристики на девушек. Говорил, дескать, эта прилежная, а эта способна валять дурака, эта могла бы учиться и лучше, но с ленцой. Лейтенанту предстояло научить девушек лётному делу.
Рысев попробовал втянуть их в разговор. Откровенной беседы не получилось. С горечью отметил, что у него, кажется, не было педагогических способностей. Как бы там ни было, а эту группу курсантов тянуть до конца. Теперь ему нужно определиться с назначением старшины лётной группы. По лицам девушек угадать, кто из них окажется хорошим командиром. Рысеву приглянулась девушка с краю. Подтянутая, ухоженная, она сидела, чуть откинувшись назад. На столе лежали обе руки. Казалось, девушка слушала его, Рысева, заинтересованнее подруг. Это Вера Абрамова. Взводный говорил, что девушки сразу потянулись к ней. Они быстро сдружились, относились друг к другу по-свойски. Меняя позу для того, чтобы сделать запись в тетради, она бросала на Юрия мимолётный и любопытный взгляд. Хотя взводный и дал девушке характеристику, всё равно лейтенант знал о ней немного. Самое интересное: профессия лётчика в их семье потомственная. В авиации служили и её отец, и дед. Николай Михайлович, отец, летал на аэрофлотовских самолётах. Когда неуклюжее занятие закончилось, Рысев попросил Веру остаться.
— Вера, расскажите, пожалуйста, если конечно не секрет, почему вы выбрали профессию военного лётчика, профессию до недавнего времени считавшейся мужской? огли бы поступить в институт гражданской авиации. Силёнок-то хватит? Заведение-то в Краснодаре солидное.
— Согласна, заведение солидное, — кивнула Вера. — Между прочим, армавирку закончил мой отец. Это позже, уволившись из армии он перебрался в Аэрофлот. Когда объявили набор девушек в военное авиационное училище, я воскликнула: «Эврика! Мой час пробил!»
Рысев пустился в сбивчивый рассказ о том, что с развитием авиационной техники меняется тип лётчика. Всё больше девушек осваивают мужские профессии. Теперь этому никто не удивляется и воспринимается как должное.
Впервые лейтенант увидел, что девушка, слушая его, улыбается.
***
Долгожданное завтра, казалось, пришло к Марии Пчёлке внезапно. «Завтра, — шептала девушка и вся замирала, словно перед прыжком в бассейн. — Уже завтра».
Теперь, после того, как курсантов распределили по лётным группам, Маша утром каждого дня просыпалась с одним и тем же вопросом: «Когда же на аэродром?» Теоретическим занятиям конец. Лётчики-инструкторы называют небо местом своей работы. Девушки же дают ему иную характеристику. Небо — место их учёбы, аудитория.
Судьба курсанта авиационного училища — в руках лётчика-инструктора. У Пчёлки инструктором оказался никому неизвестный лейтенант Рысев — тёмно-русый, стеснительный молодой человек. Его назначили вместо Ерофеева, погибшего в авиакатастрофе.
Вспомнив Ерофеева, девушка помрачнела.  Он и Рысев, говорят, учились на одном курсе и состояли в одной лётной группе. Тем не менее Ерофеев считался видным училищным инструктором. Маше было очень жаль его.
Новенький при знакомстве с девушками краснел, смущался, говорил невпопад о высоких материях. А в конце беседы обвёл девушек взглядом и спросил:
— Кто сдал теоретические дисциплины на «отлично»?
Лейтенант отложил в сторону блокнот, в который переписал фамилии своих курсантов, поднялся из-за стола. Девушки молчали.
— Что ж, разве нет таких?
— Есть! — выкрикнула Пчёлка и указала рукой на нерешительную Веру Абрамову, которая, смутившись, внимательно рассматривала свои пальцы на правой руке.
Маша хотела, прежде всего, обратить внимание лётчика-инструктора на себя. Но тот её подсказку не оценил. Повернувшись к Вере, он дружелюбно кивнул и произнёс:
— Курсант Абрамова, назначаю вас старшиной лётной группы.
Вера смутилась ещё пуще, Маша же расстроилась. Девушка рассчитывала на то, что Рысев назначит её старшиной лётной группы. Эту должность обещал ей Ерофеев, но из-за трагической гибели выполнить обещание не смог.
Хотя Пчёлка легла спать рано, как и положено курсанту перед отправкой на аэродром, сон к ней не шёл. Девушка переворачивалась с бока на бок, но перебороть бессонницу ей никак не удавалось. Она закрывала глаза, но вместо того, чтобы отключиться и впасть в забытьё, видела себя высоко под облаками. Маша не знала, но догадывалась, что ни Вера Абрамова, ни другие девушки из её лётной группы не спали спокойно. Вполне вероятно, что они так же, как и она, Мария Пчёлка, витали под небосводом и грезили полётами.
Назначив Абрамову старшиной, Рысев перед тем, как распустить лётную группу, вдруг опять удивил Пчёлку. Куда-то исчезли его нерешительность и смущение лейтенанта. Перед девушками, казалось, теперь стоял совсем другой человек.
— Требовать буду как положено, — он зорко присматривался к девушкам. — И учить буду серьёзно. Прямо сейчас возьмём негласное обязательство вылететь первыми в женской эскадрилье и первыми закончить лётную программу. Вот в таком духе.
***
Облокотившись о спинку койки и обняв руками поджатые в коленях ноги, Вера Абрамова сидела заметно возбуждённая. После отбоя она натянула на себя одеяло, попробовала уснуть. Нужно было отдохнуть перед полётами. Но сон не идёт. Девушка ногами откинула одеяло и вскочила с постели. В окно светит луна. Бледно-зелёный луч падает на стену, играет бликами на поверхности зеркала. Вера смотрела на всё это каким-то отчуждённым взглядом.
Девушка хорошо представляла свою будущую жизнь. В её представлении офицерская профессия смыкалась с обычной трудовой судьбой. Мама Веры  рассчитывала на медицинскую карьеру дочери, хотя и не очень верила в успех. Зная, как трудно пробиться в медицинский вуз, мама лелеяла мечту о колледже, где конкурс поменьше. Но Вере ближе был отец, лётчик. Авиация девочку притягивала.
Как-то ей запала мысль в голову попросить отца взять её с собой в сельхозпредприятия, где Абрамов-старший выполнял авиахимработы. К её удивлению отец охотно откликнулся на просьбу дочери.
Отцовский АН-2 идёт бреющим над зелёными всходами озимых. Всего пять метров от земли. Ревёт двигатель. Мчится самолёт над коротким полем. Летит за ним белая оседающая полоса. Кончилось поле. Резкий набор высоты, разворот и снова снижение до пяти метров. И снова бреющим, бреющим…
Вера лежит на земле, подстелив под себя моторный чехол. Пыльная, измученная она лежит на животе и выполняет поручение отца. В руках у неё шариковая ручка. Она заполняет журнал и считает , считает, считает… Всё считает: гектары, керосин, масло, часы, минуты, взлёты, посадки. До неё эти обязанности выполнял Африканыч, техник самолёта. Сейчас он лежит на спине и курит.
— Сколько взлётов произведено? — лениво интересуется Африканыч, повернув голову в сторону Веры.
— Двадцать седьмой взлёт сейчас будет, — говорит она и ждёт от техника похвалы за усердную работу. Тот привстаёт на локтях, обстоятельно заплёвывает сигарету. Наступило молчание.
— Советую говорить о прошедшем: «Сделали двадцать шесть посадок». — В голосе техника поучительные нотки. — А что касается двадцать седьмого взлёта — ещё неизвестно будет ли он у нас.
И снова Абрамов-старший идёт бреющим. И опять ложится за ним белая полоса распылённой эмульсии. Вечером девочка вместе с лётчиками сидела за длинным крестьянским столом и ужинала. Насытившись крестьянскими харчами, перешла в угол, к отведённой койке и почти сразу крепко заснула.
С той поры Вера твёрдо вынашивала серьёзные планы относительно своего будущего. Когда объявили набор девушек в Краснодарское лётное училище, девушка без колебаний подала рапорт в райвоенкомат. Армия поглотила её целиком и полностью, безжалостно отметая скорлупу наносного и ненастоящего. Пройдут годы и она обязательно положит на суд совести это курсантское время. Уйдёт ли отсюда с чувством удовлетворения или обидой — годы прожиты зря, жизнь рассудит.
***
Лейтенанту Рысеву не хотелось спать. С минуту он рассматривал висящий на стене кухни календарь на этот год: две красивые женщины, брюнетка и блондинка, улыбаются, стоя под кроной голубой ели. Впереди был день, насыщенный полётами и он понял: в нём возникает желание заставить себя с головой укрыться одеялом и крепко заснуть. Но сон не шёл.
Решил прибегнуть к безотказному методу, который в большинстве случаев помогал ему без осечек. Будучи курсантом, он, чтобы заснуть, пользовался душем. Сначала минут десять стоял под тёплой водой, потом делал её прохладной, а в завершении обливался холодной водой. После чего быстренько кутался в тёплое одеяло. Согревался и почти всегда крепко засыпал. Искушение предпринять попытку сверлило мозг Юрия. Чтобы отвлечься, он посмотрел на часы. Стрелки показывали без пятнадцати девять. Значит, скоро будут показывать вечерние новости. За эти оставшиеся четверть часа он успеет принять душ.
Рысев включил телевизор, нащупал музыку, разделся и вошёл в душевую кабину. Сделал кранами тёплую струю. Вода блаженно полилась на волосы, потекла по спине. Юрий пофыркивал от удовольствия. Ему не хотелось менять температурный режим в душевой, но он пересилил себя. В конце концов облился холодной водой, досуха вытерся полотенцем и уселся напротив экрана.
В новостях показывали приведение к присяге президента одной из бывших союзных республик, независимого теперь государства.
Видеозапись не баловала зрителей лишними деталями.  Режиссёр передачи лишь коротко показал улыбающееся молодое лицо нового главы государства, перебил это изображение видом собравшейся у президентского дворца многочисленной толпы и перешёл к освещению других событий. Рысев смотрел на экран, а мысли его сосредотачивались совсем на другом.
Работа лётчика-инструктора казалась Юрию всегда немного чудом. Мальчишек, а в его случае девчонок, ещё только со школьной скамьи, толком не осознавших серьёзность своего выбора, он, лейтенант Рысев, должен научить сложному и рискованному делу.
Из года в год у лётчика-инструктора — один и тот же «круг», до мелочей изученный район полётов, одни и те же упражнения, задачи. Всё будто бы одинаково, и в то же время по-новому. Известно, двух одинаковых полётов не бывает. Нет и одинаковых курсантов. Кто-то постигает наставления лётчика-инструктора на лету, тугодуму приходится  прописные истины втолковывать десятки раз. Индивидуальность характеров, взглядов, разные способности в пилотировании самолётом. Это данность от природы. Всех обучающихся же инструктор обязан подвести к одному общему — воспитать в юноше-курсанте мужество — неотъемлемое качество лётчика. Сумеет ли он, лейтенант Рысев, привить это качество девчонкам. Он обязан это сделать. Нужно только проникнуть в психику обучающихся, найти индивидуальный подход. Правда, педагогического опыта у него практически нет. Разумеется, с годами всё это появится. Сейчас он как методист и воспитатель ещё незрелый. Зато в себе он уверен, полон вдохновения. Неоднократно Рысев подмечал в себе черту: при разговоре с обучающимися ему всё время кажется, будто он смотрит на них как на детей, сверху вниз. Этого он не мог объяснить. Наверное, это от того, что курсант в авиации тоже ребёнок. Только учат его «ходить» в небе.
Новости в программе «Время»  Рысев сменил на метеообзор. Ведущая спрогнозировала на завтра погоду ясную, солнечную, «миллион на миллион», как говорят в авиации. Рысев, удовлетворённый сообщением, указательным пальцем нажал на красную кнопку на пульте, прошёл к кровати и уютно утроился под одеялом.
***
Командир эскадрильи Сторожук задумчиво сидел в своём кабинете и пристально вглядывался в расстеленную на столе плановую таблицу полётов на будущую неделю, он щурил глаза, думал. По программе учебной подготовки у девушек-курсантов начинались полёты. Майор решал трудную задачу. Стоило на завтра планировать девчонкам вывозные полёты на самолёте или дать им возможность денёк ещё позаниматься в тренажёрном зале? Опасаясь совершить опрометчивый шаг, Сторожук колебался.
Никто не знал об этих колебаниях командира эскадрильи. Да и никто в подразделении не ведал о том, что майор Сторожук вообще может колебаться. Он ни с кем не делился своими мыслями и чувствами привычно преподносил уже готовые «да» или «нет». Он казался всем в эскадрилье человеком особой, правильной породы. Считали, что его нельзя заподозрить в слабостях. Ведь он всё понимает, всё делает, как полагается, значит следует доверять и подчиняться правильному командиру.
С того времени как Сторожук был назначен командиром эскадрильи, никто не мог представить его на другой должности. Все были убеждены, что самой отличительной чертой его было то, что он служит в лётном училище.  И именно учит лётному мастерству девушек. Знали, что тридцатилетнего майора нельзя заподозрить в амурных похождениях к городским девчатам в ночные клубы. В чём-нибудь подобном. Знали так же: у майора дома любящая и заботливая жена.
Но сегодня лейтенанту Рысеву положительно не спалось. Решительным движением обеих ног и рук он сбросил одеяло, быстро переоделся в спортивный костюм — тёмно-синее трико с белыми полосками на воротничке и рукавах — и зашел в штаб. Дневальный у входа, увидев лейтенанта, отдал честь и опять застыл как в бронзе при тусклом электрическом свете. Дверь в кабинете командира эскадрильи была приоткрыта и Рысев приостановившись у порога, вгляделся в происходящее. Майор, наклонившись над командирским столом, вычёркивал в плановой таблице полётов против фамилий лётчиков одинаковые условные знаки. Рысев догадывался, это инструкторские полёты.
Почувствовав на себе взгляд, Старожук вскинул голову. На его лице застыло удивление. Это длилось секунду-другую. Глаза его оживились, широкая улыбка растянула губы.
— Заходите , Юрий Евгеньевич, Вы-то как раз мне и нужны. Этот высокий, с хорошей военной выправкой человек, не любил молчать. Редко он выглядел слишком занятым собственными мыслями. Вот сейчас его серые, цвета свежего надлома чугуна глаза, оживились:
— Учить подчинённых всё равно, что хлеб испечь. Только нелёгкий он, этот командирский хлеб. Нелёгкий, но благородный. Вам когда-нибудь доводилось кушать аппетитный ржаной каравай домашней выпечки?
Удивлённый Рысев поводил головой слева направо:
— Нет, товарищ майор, не довелось.
— Жаль, ну да ладно. Я это к тому, что лётчику, пристёгнутому ремнями в инструкторской кабине оно приятно чувствовать себя наставником. Но надо ведь так провести урок в небе, чтобы курсант чему-то научился, получил удовольствие от полёта, и чтобы он не мог насытиться этим.
Майор посмотрел на Рысева пристально и проговорил, переходя на дружеское «ты»:
— Сердцем чувствую, что ты в курсе того, с каким настроением девчонки подходят к завтрашним полётам.
— Конечно, товарищ майор, я в курсе, — произнёс Рысев убеждённо. — Девчонки не спят. Волнуются.
Командир эскадрильи насупился:
— Должен сказать, Юрий Евгеньевич, у меня в душе борются два чувства. Нет ни малейших сомнений, что девчата хорошо подготовлены. Собственно, в теоретической части они показали себя в деле. А с другой стороны во время бессонной ночи они могут перегореть и завтрашний день может получиться как блин комом.
Светлая улыбка тронула губы командира, отразилась в глазах:
— Считаю, что двойную нагрузку с девчонок нужно снять. Завтра запланирую им полёты в тренажёрном зале. Полетают, успокоятся, уляжется волнение и всё будет хорошо. Ты согласен со мной?
— Вполне, товарищ командир, — сказал Рысев  просто и откровенно. — По себе знаю…
Рысев повернулся к майору лицом. Среднего роста паренёк, светлый, немного навыкате глаза, смотрит на командира прямо и смело, не мигая. Рука слегка потрогала вихры русых волос, как бы подытоживая тему разговора.
— Хорошо, Юрий Евгеньевич, не станем распространяться и на том порешим. Житейская мудрость старшего взяла верх.
Оба беззаботно рассмеялись.
Комэск Сторожук всё-таки запланировал девушкам «полёты» на тренажёре. И группа лейтенанта Рысева отправилась в тренажёрный зал. Майор подчеркнул, что на тренажёре курсанты должны отработать до автоматизма все действия с арматурой кабины.
— Как только вы достигните автоматизма в работе, так придёт к вам и высшее пилотажное образование, — наставлял комэск девушек на утреннем построении. — Я очень надеюсь, что автоматизм вы будете отрабатывать с чувством, расстановкой.
Строем по три в ряд курсанты шагают в класс тренажёров. Там курсантов ждёт инструктор по инженерному авиационному оборудованию. Класс открыт всегда. Его не закрывают даже в выходные. Там всегда кто-нибудь из лётчиков. Приходи и тренируйся под наблюдением специалистов. «Слетать» на тренажёре — почти то же, что слетать на реальное задание. Ведь лётная курточка на спине взмокнет, как и на аэродроме.
Когда девушки пришли в тренажёрный класс, лётчики-инструкторы уже отработали свои упражнения. Часть из них сидела в курилке. Лётчики вели какой-то свой разговор. Речь шла о рыбной ловле, спиннингах, наживках на крючки, рецептах варки ухи. О самолётах, о полётах, высотах, судя по разговору, лётчики вообще и не думали даже.
Девушки стояли молча, думая о чём-то своём. Мария Пчёлка вздрогнула, когда лейтенант окликнул её и приказал занять место в кабине тренажёра.
— Есть! — отчеканила она и с этой секунды все её мысли сосредоточились на предстоящем «полёте».
Сидя в кабине, Маша внимательно слушала напутствие лётчика-инструктора. Рысев был строг, хотя и далёк от мелочных придирок. Требовал одного — полной отдачи и никаких лишних действий. Сейчас лейтенант молча смотрел на Пчёлку, охваченную монотонно гудящим полумраком тренажёрного зала.
Девушка плотнее вжалась в сиденье. Уставилась на экран на стене, отливающий серым перламутром. Навстречу, будто рассекая экран, неслись плиты взлётно-посадочной полосы. В горизонт вонзился белый пунктир осевой линии.
Ноги Пчелки опустились на педали. Послушно заходил руль поворота. Кабина тренажёра в красной подсветке приборов, сплетении проводов. Многочисленные приборы глазасто смотрели на девушку со всех сторон, подсвеченные лампочками. Узкие полоски пластыря прижимали чувствительные датчики к её рукам. Проверкой приборов Пчёлка осталась довольна. Теоретическая подготовка автоматически подсказывала, что нужно делать и в какой последовательности. В «полёте» на тренажёре, как и на самолёте, ей не приходится рассчитывать на помощь, хотя лётчик-инструктор находится от неё на расстоянии почти вытянутой руки за её спиной. Лёгкое движение Пчёлки и послушно заходил руль поворота. Девушку тревожило, вдруг Рысев неожиданно поставит трудную вводную задачу по технике пилотирования. Но лейтенант продолжал стоять молча, и Маша подумала, что он остался доволен её «полётами». Её подбородок и скулы твердеют, движения становятся чёткими. Хотя полёт имитированный, но процесс управления всё равно сложен. Чувствуются реальные ощущения.
«Полёт» подходил к концу. Пчелка поправила наушники, потрогала прилепившийся в углу рта рожок микрофона:
— Триста седьмая задачу выполнила, обеспечьте посадку.
Теперь по заданию экран перед лобовым стеклом безучастно тёмен. Заход на посадку необходимо производить по приборам. Только после «прохода» ближней приводной радиостанции, экран вспыхнет обнадёживающе, обнажая землю.
«Приземлившись» Пчёлка вылезла из кабины и доложила лётчику-инструктору, который строго контролировал каждое её движение от взлёта до посадки, о выполнении задания.
— О замечаниях потом, — Рысев кивнул головой. — Следующая «летит» сержант Абрамова. Приготовиться.
Лётчик-инструктор медленно назвал фамилии курсантов по списку, как будто первый раз знакомился с каждой из них.
***
Плановая таблица полётов, вычерченная комэском Сторожуком, была брошена майором на стол. Она, будто цветистая в разводах скатерть, низко свисала, касаясь пола. Сейчас в ней не было необходимости. На аэродроме произошло ЧП и начальник училища распорядился приостановить полёты Л-410 в женской эскадрилье.
Накануне по плану осмотра на самолёте лейтенанта Рысева на очереди была турбина. Техник Ведринцев лежал в тесной трубе, вытянув руки вперёд. Голова была запрокинута. Только в таком положении технику можно было что-то делать. Свет лампочки-переноски тускло отражался на лопатках турбины. Вот они, эти штуковины, загадочные и грозные в своей неподвижности. Кажется, тронь её рукой и она сорвётся с места. Сорвётся и завращается в стремительном круговороте. Ведринцев взглядом ощупывал лопатки до ряби в глазах. Сантиметр за сантиметром, медленно  он проводил осмотр турбины. Когда уставал, то прижмуривал веки и недолго отдыхал. После короткого перерыва продвигался дальше.
— Стоп! — насторожился техник. — Что это за чёрточка на одной из лопаток? Никакой отметки здесь быть не должно!
Ведринцев потёр подозрительное место. На очищенной поверхности чёрточка, словно  помеченная карандашом, проступила ещё отчётливее. Теперь сомнений не было: на лопатке трещина!
О  ЧП техник доложил технику звена, а тот инженеру эскадрильи. Оперативно около самолёта собрался целый технический консилиум. После повторного осмотра трещины и недолгих рассуждений решено было Л-410 безотлагательно отбуксировать в технико-эксплуатационную часть на ремонт. Старшему лейтенанту Ведринцеву объявили за проявленную бдительность во время техосмотра благодарность. Полёты в эскадрилье отменили до выяснения причины дефекта.
Отменив плановые полёты, комэск Сторожук объявил парковый день. Вместо турбинного грохота, который должен был разгуливать по аэродрому, на лётном поле стояла тишина. И если при непрерывном грохоте турбин говоришь что-то собеседнику и не слышишь собственного голоса, сейчас можно общаться друг с другом даже вполголоса.
Около расчехлённых, зияющих проёмами открытых люков Л-410 суетились механики, техники, инженеры. Поблёскивали и тёмно-синие технические курточки девушек курсантов. Распоряжением свыше предписано будущим лётчикам в парковые дни лично участвовать в обслуживании материальной части, чтобы лучше технику изучить да и помочь авиаспециалистам. Стершему лейтенанту Ведринцеву было смешно видеть, как девчонки неумело подбирают ключи, долго копаясь в карманчиках брезентовых сумок, распластанных на бетонке, затем направляются к самолётам и что-то там подкручивают, подтягивают гайки. Любой техник отказался бы от их помощи  без малейшего сожаления. Однако, распоряжение начальства — это закон и его нужно выполнять. А раз так, то, пожалуйста, товарищи курсанты, вкалывайте наряду с техспециалистами. И они вкалывают, поглядывая на часы.
***
Результат участия курсантов в обслуживании матчасти того стоил.
Комэск Сторожук степенно расхаживал перед расчехлёнными самолётами, как и приличествует начальству. Иногда он подзывал кого-нибудь из девушек, давал советы и указания. Будучи сам из той же пилотной породы майор тяготился регламентированными работами и с нетерпение дожидался конца паркового дня. Только свои соображения и переживания он никогда не высказывал. Считал в этих своеобразных условиях, таких как здесь, у лётчиков крепнет уважение к техническому составу. Он сразу поддержал идею привлечения курсантов, в воспитательных целях, в помощь техникам.
Идея возникла на ровном месте. В Краснодар на гастроли приехали артисты популярного московского театра. Лётчикам его эскадрильи, отличившимся при выполнении задания по перегонке самолётов, выделили билеты на театральное представление.
— Это здорово, что начальство таким образом решило нас поощрить, — не скрывал своих эмоций лётчик-инструктор Черевичный. — А то мы и видим-то самолёты и облака. Теперь на столичных звёзд посмотрим.
Вдруг к Черевичному подошёл лётчик Зорькин, обычно молчаливый, неразговорчивый, хлопнул его по плечу:
— Ты, Костя, правильно рассуждаешь. Мы живём в краевом центре, вокруг много всего интересного и нам вроде как недосуг любоваться этими красотами. Ты, конечно же, возьмёшь с собой в театр жену. Я же человек холостой, поэтому приглашаю с собой техника Сашу Непряева, хорошего парня.
— Дело твоё, — пробурчал Черевичный. — Можешь и механика прихватить, если ты такой сердобольный.
Тут в спор вмешался командир звена Красников. Резко повернувшись к Черевичному, он, возразил:
— А что ты, Константин, так раздражаешься? Чем тебе решение Зорькина не нравится?
— Да мне всё равно, кто с кем дружит. Отстаньте от меня все. — Черевичный наигранно вскинул голову, посчитав, видимо, что разговор окончен.
Майор Сторожук, до этого молчаливо наблюдавший за спором лётчиков, миролюбиво улыбнулся и хлопнул в ладоши:
— Товарищи офицеры, довольно пререкаться. Погорячились немного и ладно. В театр поедут и лётчики, и техники. Я позабочусь об этом.  А что касается тебя, Черевичный, так вот я посоветовал бы тебе и своего техника в театр пригласить на культурное мероприятие. Посидеть рядом, поговорить:
Комэск, засунув руки в карманы лётной куртки, прошёлся перед Черевичным, остановился, посмотрел на него в упор.
— Есть в нашей жизни случаи высокомерного отношения, эдакий гонорок со стороны лётчиков на технический персонал. Быть может, ты не замечал этого, так как сам лётчик. Встретился лётчик с техником у самолёта, выслушал доклад о готовности матчасти, полетел. Отлетал, зарулил самолёт на стоянку, перчатки снял и ушёл. Забытый техник остаётся на службе. Он выходит на аэродром с рассветом и готовит тебе самолёт. Вкалывает и в жару, и на морозе. Не сетует при этом на то, что во мне давно сидит болячкой, я говорю вам сейчас откровенно. Ну ладно. Полагаю, будет правильно, если мы поставим вопрос об отношениях между людьми в эскадрилье. И сделаем это на офицерском собрании. Как вы смотрите, ребята, на это?
Первым оживился лейтенант Зорькин:
— За чем же дело стало, командир? Эскадрилья поддерживает вас. Я могу с докладом о настоящей дружбе выступить, если мне поручат.
Черевичный миролюбиво улыбнулся, игриво выставил вперёд ладони:
— Я погорячился немного, но внял и вашим словам, товарищ майор, и лейтенанта Зорькина.
В театр поехали и лётчики, и техники. Всего около двенадцати офицеров. Семейные с жёнами.
***
На вечерней прогулке у девушек было какое-то особое, приподнятое настроение. Ботинки отбивали ровный шаг по асфальту. Песня, порядком надоевшая, взвилась над взводом, словно птица, почуявшая свободу. Прапорщик Кузьмин, по прозвищу Кузя, был изрядно удивлён такому весёлому, бесшабашному настроению девичьего взвода. Интуиция прапорщика, помноженная на житейскую мудрость, подсказывала ему догадки.
Наконец-то наступало «завтра», которого с таким нетерпением дожидались будущие лётчицы. Теоретическим занятиям конец. Девчонки от уроков давно устали. Поднадоело ежедневно зубрить бесконечные и нудные школьные задания, когда за окном весна. Природа брала своё, не спрашивая разрешения. Кругом до головокружения звенело и пахло настоем сирени. Весна задавала тон и будоражила девчонок. Завтра эта шумная девичья ватага переселится из аудиторий на аэродром. А там, глядишь, вылетят птички, одна, вторая, третья…
Прапорщик Кузьмин из той категории, про которых говорят: «Служака, военная косточка». Обычно строгий, требовательный, сейчас он, казалось, отпустил вожжи. Даже Пчёлке, девушке оживлённой, неспокойной, готовой выплеснуть наружу какую-нибудь пакость, замечания сделал вроде добродушно:
— Опять, Пчёлка, дурите?
—Никак нет, товарищ прапорщик, — повернув голову, отрапортовала девушка и удивлённо взглянула Кузьмину в лицо. В её поведении что-либо уловить было трудно.
Прапорщик усмехнулся и, не поверив Пчёлке, неожиданно повернул взвод на второй круг. Песню тут же как корова языком слизнула. Пчёлка высказала недовольство, тем более, что она не ощущала за собой какой-либо вины. Пошёл вызывающий ропот. Прапорщик, взвинчивая строй, гаркнул:
—Разговорчики!
Он и сам понимал, что взвинчивать строй ни к чему. Тем более накануне ответственных полётов. Но прапорщика  уже понесло. Сам прапорщик был недоволен назначением в женский взвод. Он вообще считал, что предназначение женщины — воспитание детей, заботы о создании домашнего уюта. А в Армии должны служить мужчины.
В пустую квартиру после вечерней прогулки идти не хотелось. Жена уехала в Липецк, к сыну, утрясать очередной конфликт в молодой семье. Там, кажется, уже основательно запахло разводом. Вот ещё не было печали.
Девчонки с завистью смотрели на другие взводы роты, которые, толкаясь и теряя равновесие, весело направились к курсантскому общежитию. В девичьих глазах прапорщик улавливал злые огоньки, воздействующие на его нервы. Взвод явно шёл на конфликт. Обострять обстановку Кузьмин не решился. На повороте, словно стараясь оправдаться в собственных глазах, он повернул взвод направо и приказал сержанту Абрамовой вести его в общежитие.
***
Тот день курсант Жужа запомнила в подробностях. Таким он, наверное, останется в её памяти навсегда. В тот день эскадрилья майора Сторожука прибыла на полёты. Вся программа лётной подготовки третьего курса уложена в летние месяцы. На это время девушки переселились из Краснодара в пригородные казармы, поближе к аэродрому. Казарма их стала местом работы ребят из строительного батальона. Зимой они отремонтировали её, подготовив к приёму эскадрильи.
Был майский погожий день. Небо на севере резала чёткая полоса горизонта. С трёх других сторон на горизонте клубились кучевые облака. Лоскут неба над горизонтом был похож на окошко в белых занавесках. Через это окошко девчонки, возвращаясь с инструктором из полёта, должны высматривать ориентиры на подступах к посадочной полосе и, сообразуясь с ними, строить расчёты на посадку. Вернее, учиться строить, а производить расчёты и сажать самолёт будет лейтенант Рысев, инструктор.
Сегодня у девушек, будущих лётчиц, первые полёты. Ознакомительные. Насте Жуже это слово представляется слишком скромным, слишком сухим для такого великого события.
— Кроме того, — сказал лейтенант Рысев, — вряд ли взвинченная до предела девушка способна в первом полёте с чем-нибудь ознакомиться. Ничего она не успеет разглядеть за время одного круга над аэродромом. Ничего, девчата, сообщу вам, не кривя душой, ничего вы не запомните. Впереди у вас вся жизнь. Вы будете летать много и на самых разных самолётах. Летать будете со скоростью звука и быстрее звука. Уверяю вас, ни от одного полёта не останется столько впечатлений, сколько от первого.
Сегодня инструктор выглядел по-праздничному. Он тщательно выбрит, одет в новую куртку без погон. Весь он какой-то спортивный и даже щеголеватый. Перед тем как подняться в кабину, он извлёк из кармана брюк полоску зелёного бархата и смахнул пыль с туфель. После этого забрался в самолёт. Нате понравилось то, что проделал лейтенант.
Инструктор поднялся в кабину вслед за Машей Пчёлкой. Она первой летела с Рысевым. Это немного огорчило Жужу. Но она, конечно же, ничего не могла изменить. Очерёдность устанавливал инструктор. После Маши должны лететь ещё две девушки. Настя с Рысевым завершала программу сегодняшнего лётного дня.  Пока девушки летали по кругу, Жужа, выполняя распоряжения инструктора, дежурила на старте. Она сидела на раскладном стульчике и неотрывно следила за Л-410.
— Жужа, — позвал её комэск.
— Я, — девушка приподнялась со своего стульчика и застыла как штык.
— Где самолёт?
— Вон там, товарищ майор, — Настя показала рукой.
— Отвечайте как положено, курсант Жужа. — Где самолёт?
— На втором развороте.
— От так! Продолжайте следить за ним.
За несколько дней до ознакомительных полётов в эскадрилье состоялись парашютные прыжки. Поле огласилось рёвом заработавших могучих двигателей. После того, как в металлическую утробу десантно-транспортного самолёта взобрались и расселись на лавочки девушки, эта гигантская птица ожила и осторожно задвигалась. Пилоты выруливали машину на старт. Вскоре самолёт отделился от бетонированной дорожки и взлетел, слегка покачивая плоскостями, в небо.
На высоте самолёт начало потряхивать. Жужа привстала и выглянула в окошко. Машина шла над лесом. Летели на рассвете. Туманная сизая мгла окутывала землю.
Незадолго до прыжка лейтенант Рысев, назначенный комэском ответственным за десантирование, поискал мысленно что бы такое ободряющее, шутливое сказать девчонкам, но ничего не нашёл.
— Пчёлка! — позвал он. — Вы идёте первой, учтите это. Не медлите после команды.
— Слушаюсь, товарищ лейтенант, — отозвалась Пчёлка. — Учту.
Самолёт дёрнулся. Пол стал уходить из-под ног. На вираже земля круто перекосилась. Инструктор увидел: Жужа сидит с закрытыми глазами и морщится, точно страшась разомкнуть веки.
«Треплет бедняжку», — с брезгливым сочувствием подумал Рысев и вспомнил себя курсантом. Он перед первым прыжком тоже дрейфил. Ну разве что самую малость. Он хотел подойти к Насте, но в этот момент повелительно раздалось:
— Приготовиться!
Девушки одновременно тяжело стали подниматься. Топоча по полу и, толкая друг дружку в тесноте своими ранцами, направились к десантному люку. Жужа рывком встала со скамейки и, не успев опомниться, протиснулась к дверце. Штурман из экипажа самолёта потащил на себя это изогнутую дверцу, выводившую наружу, попятился.
В тот же миг в кабину самолёта со свистом и гулом ворвалось само бушующее пространство. Холодный воздух хлестнул по лицу. Тут же ноги Жужи сделались ватными, дыхание пресеклось. Она, давясь, прошипела:
— Слышь, Абрамова, подтолкни меня…
Рысев стоял у дверцы и всё видел и слышал. До Насти дошёл его голос:
— Ничего, Жужа, сама прыгнешь, ничего. Только не задерживайся перед прыжком.
Лейтенант осторожно и сильно взял её за плечо. Крикнул:
— А теперь, девчата, дружно, как один, за борт. В воздухе подожмитесь, сгруппируйте руки, ноги. Приземляясь, не ловите ногами землю, Пошёл!
Девушки с топотом и звоном выбрасывались за борт. Жужу легко на своей груди вынесла, выдавила из самолёта Абрамова, напиравшая сзади.
Настю тряхнуло с такой силой, что удар отдался во всём теле. Её как будто подбросило вверх.  Она подняла голову и счастливо выкрикнула:
— Ага, раскрылся!
Тут она почувствовала себя неподвижно висящей между небом и землёй. Казалось, в падении её подхватила чья-то могучая, спасительная рука. Настя нашарила круговую лямку, сдвинула её к коленям и поудобнее, как на качелях, устроилась на ней. Ощутила, что её тело не имеет веса.
Придя в себя от воспоминаний, Жужа продолжала наблюдение за самолётом. Ей дали новое поручение. Абрамова сунула в руки какую-то тетрадку.
— Веди хронометраж, — произнесла она. — Я лучу следующей. Настя, сопя носом, начала записывать. Кажется, всё становится на своё место. Ну да, вот графа «Взлёт». Самолётные, в пластиковом корпусе, часы. Их Вера передала  ей вместе с тетрадкой. Часы показывали десять тридцать. Понятно, так и надо зафиксировать время взлёта.
Маша Пчёлка, выбравшись из кабины, зашагала в квадрат, где собрались девушки. Они стайкой окружили её, начали приставать с расспросами. Сперва она не слышала их голосов. В ушах остался привезённый оттуда, с воздуха, грохот реактивного двигателя.
— Отлично, — адаптировавшись сообщила Маша. — Но вы знаете, откровенно говоря, я думала полёт это что-то необыкновенное. Так оно и оказалось. Здорово!
Настя смотрела на Пчёлку и по-хорошему ей завидовала. Сколько счастья у неё во взгляде!
***
Вера Абрамова всегда верила в свою, как она считала, особую, счастливую судьбу. В свою избранность. Думала, что с ней ничего не случится, пока не исполнит предначертанное. Оттого она не боялась с парашютом прыгать, для неё не существовало собственной смерти. Случиться что-то нехорошее, как она думала, могло с кем-то. Поэтому когда инструктор Рысев подрулил Л-410 к стартовому командному пункту и остановился ожидая команды занять взлётную полосу, Вера совершенно не волновалась. Она сидела справа от инструктора и крутила головой. Над запасной полосой кружил ястреб, высматривая что-то в лесополосе. По запасной полосе стайка школьников с ранцами возвращалась с занятий. Ребята, поравнявшись с самолётом, сладенько улыбнулись и приветливо помахали лётчикам руками. Вера тоже подняла над головой руку в перчатке и сжала в кулак, мол, у меня всё замечательно. Лейтенант Рысев ожидал момента, чтобы занять взлётную полосу. Наконец, руководитель полётов дал добро. Инструктор лихо вырулил на полосу, проехал немного, а когда переднее колесо стало строго по створу полосы, запросил разрешение на взлёт.
— Взлетайте, семьдесят третий!
Самолёт тронулся и побежал, резво разгоняясь. Ну! Ну! Ну же! В конце концов лобовое бронестекло медленно полезло вверх. Подпрыгнув, самолёт оторвался от бетонки.
Шасси между тем с грохотом убрались. Самолёт рванулся ещё стремительнее. Звук полёта сделался тоньше и звонче. Что же делать теперь?
— Плавно держитесь за управление, — Вера услышала удивительно ясный голос инструктора. — Я буду пилотировать, в вы внимательно следите, присматривайтесь к моим действиям.
Рысев повернул голову и без всякой на то причины широко улыбнулся.
Вера с интересом посмотрела в боковое стекло. Внизу под крылом проносились разноцветные квадраты полей, промелькнула серая лента. Да это шоссе! «Какое узенькое», — с удивлением отметила девушка. Потом земной пейзаж перестал лететь навстречу. Всё это начало двигаться медленно, так же как  в поезде, если из окна рассматривать горизонт. Когда стрелка высотомера приблизилась и замерла на отметке 600 метров, инструктор перевёл самолёт в горизонтальное положение, спросил:
— Где аэродром?
«Вот ещё! — раздосадовано подумала Вера. — Кто его знает, где он! Наверное, за эти несколько минут полёта ушли от него далеко».
Рысев будто прочитал мысли девушки. Подсказал:
— Посмотрите на хвостовое оперение.
Вера покрутила головой и сразу обнаружила у обреза стабилизатора лётное поле. Вот аэродром! Вера поспешила показать.
— Умница! Хорошо ориентируетесь.
Ободрённая похвалой, девушка даже попробовала подвигать ручкой управления.
— Берите управление на себя, — приказал Рысев, заметив манипуляции девушки. — Повторяйте мои действия.
«Не преждевременно ли!» — мысленно проговорила про себя Вера, но ручку сжала и упёрлась ногами в педали.
Вновь заговорил инструктор:
— Смотрите внимательно. Даём ручку от себя — самолёт устремляется вверх и набирает высоту. Даём правую ногу и ручку вправо — самолёт разворачивается. Теперь точно так же влево. Понятно?
— Так точно! — с надрывом вскрикнула Вера и робко перешла к самостоятельному пилотированию.
Девушка почувствовала: самолёт, как живой. Чуть-чуть потянешь на себя ручку — и он задирает нос. Превосходно!
— Только не рвите управление, — предупредил инструктор и положил руки на колени. Теперь самолёт летел без его вмешательства, он подчинялся Вере. Ручку на себя — нос пошёл вверх и выскочил за линию горизонта. Отдала ручку — нос перемахнул горизонт, зарываясь в темноватую полосу земли. С минуту гонялась Вера за линией горизонта, где небо и земля сходились вместе. А капот самолёта то выше, то ниже. Машина прекрасно слушалась рулей. Вера летела-неслась внутри её и чувствовала себя восторженно. Она летела и летела в упоении. Ей хотелось  кричать и орать. Её так и распирало от радости. Подмывало выкинуть какой-нибудь финт. Но Вера лишь качнула крыльями. Внизу подружки, которые сейчас видимо по-хорошему завидовали ей и радовались за неё.
Покружив на высоте шестисот метров, лейтенант Рысев, перехватив управление, вышел из круга-«коробочки», стал прибирать обороты, пора было сбивать скорость и выпускать шасси. Колёса загрохотали и вывалились. Вера подзависла на привязных ремнях. Скорость начала ощутимо падать. Нос же стал задираться. Самолёт «сыпался» и снижался. Когда клетчатая полоса серой бетонки вползла в лобовое стекло, последовала команда руководителя полётов:
— Садитесь, семьдесят третий.
Самолёт сел хорошо. Устойчиво и ровно. На оптимальной высоте инструктор выбрал на себя ручку почти до пупа, Л-410 задрал нос, отреагировав на действия лётчика, и понёсся в таком положении, всё приближаясь к земле и приближаясь. А инструктор по мере приближения всё выбирал ручку и выбирал. На высоте около метра самолёт, пролетев по инерции метров двести, мягко и нежно коснулся бетонки. Посадка была на «отлично», отметила Вера про себя.
Выбравшись из кабины, Абрамова ощутила невесомость в теле. Девушка шла к подругам, чтобы поделиться с ними радостью.
— Мне мой Рысев даже пилотировать давал, — с восторгом делилась она впечатлениями о полёте, от которого в ушах остался привезенный оттуда, с неба, грохот двигателя. — Представьте, всё сложилось нормально.
Девушки переглянулись. Вере в голову не приходило, что не только лейтенант Рысев, но и все инструкторы применили в ознакомительных полётах один и тот же приём обучения. На минуту они давали всем курсантам управление и всем говорили: «Вы молодцы!»
Этот приём лётчики-инструкторы называли воспитанием уверенности.
***
Непросто в условиях предельно насыщенной, закрученной в тугие узлы схеме учебной лётной программы выкроить время на досуг. Но комэск Сторожук сделал это, казалось бы, легко, без напряжения мысли, навскидку. На утреннем построении майор, позволив себе некоторую вольность в поведении, объявил:
— Тебя, Юрий Евгеньевич, я попрошу сегодня посетить четвёртую общеобразовательную школу Краснодара. Она наша подшефная. С собой прихватите кого-нибудь из курсантов. Лучше Кубареву. Анжела местная, ей проще будет настроиться на откровенный, непринуждённый разговор. От полётов обоих освобождаю.
Как только комэск умолк, Рысев произнёс не по-уставному:
— Спасибо за доверие, товарищ майор.
В школу нужно было явиться к двенадцати часам. Идти он собирался в штатском. Он надел свой лучший костюм, повязал модный галстук.  За территорией военного городка в свободное от службы время Рысев почти не носил форму. Но когда в условленный час он подошёл к Анжеле Кубаревой, выражение её лица озадачило инструктора. Брови девушки вздрогнули и она, между прочим, спросила:
— Ребятам кого встречать в школе: лейтенанта или, может, капитана?
В голосе Анжелы прозвучали нотки явного разочарования. Юрий смутился и попросил дополнительных четверть часа на сборы, чтобы переодеться в военную форму.
— Пожалуйста. Я думала, что на встречу с ребятами полагается в военном.
Анжела отвела глаза в сторону, переключилась на воспоминания из своей школьной жизни.
Вроде ещё вчера ты дрожащими пальцами наугад вытягивала билет с вопросами ЕГЭ, усаживалась за столиком лицом к лицу со своими судьями. Вначале тебе казалось, что ни на один вопрос не ответишь. Но, усилием воли подовив волнение, напрягала память, извлекала из её глубины замысловатые формулы, нашлись и нужные слова. Не так ли, вот с этого дня экзаменов, началась твоя взрослая жизнь и теперь уходит в широкий простор, которому не видно конца и края, в бесконечность. Сегодня ты совсем другая.
Анжела видела себя как бы со стороны. В толпе, потянувшейся на лётное поле, она шагала рядом с пассажирами, поглядывая на ожидавший её современный, сверкающий на солнце самолёт. Он был устрашающе огромен и тяжёл, как крейсер. Девушка никогда прежде не летала на самолётах, и сейчас у неё просто захватило дух от восхищения. Она поднялась по высоченному трапу. Парень-бортпроводник в синем костюме и пилотке посмотрел её билет и указал на кресло. В самолёте играла лёгкая музыка.
Наконец люк захлопнули и зажглась красная надпись «Не курить, пристегнуть ремни». И что-то по-английски. Может, то же самое, а может и другое. Быть может, наоборот. Анжела в школе учила немецкий язык и английского не знала.
Самолёт повезли на взлётную полосу. На старт. Женский голос сказал по радио:
— Прошу внимания! Командир корабля приветствует пассажиров на борту российского лайнера. Наш самолёт-гигант выполняет рейс Краснодар—Новосибирск. Благодарю за внимание.
Ревели моторы. Самолёт летел на огромной высоте. Голос по радио сообщал, что полёт будет проходить на высоте девять тысяч метров.
В воздухе бортпроводник в синем усиленно привлекал внимание Анжелы, он косил глаза, улыбался, подходил с подносом и угощал её конфетами. Обносил всех минеральной водой, а её угощал сладкой водой из бутылки с золотой наклейкой. Летели долго. За эти часы Анжела узнала, что бортпроводника зовут Вадим. Она уже болтала с ним по-русски, щурила глаза, улыбалась своим ртом. Ей было приятно с этим парнем.
Позже, в Краснодаре, Анжела пыталась его искать. Весь день она слонялась по аэропорту, но Вадима не увидела. На другой день она пошла в кассу и взяла билет на тот же самолёт-гигант до Новосибирска.
В самолёте все было по-прежнему: объявления на двух языках и прочий комфорт, но Вадима не оказалось. Там был другой экипаж.
Всего Анжела проделала десять рейсов туда и десять обратно на этом гиганте-самолёте. Теперь она знала в лицо почти всех проводниц на этом маршруте и даже кое-кого из лётчиков. Она боялась, что Вадим больше никогда не вернётся на эту авиалинию, но обратиться к проводницам не решалась. Гордость не позволяла.
Вадима она увидела через два месяца тут же, в аэропорту Краснодара. Поймала его за полу пиджака. После экзаменационной сессии он улетал в отпуск. Они говорили мало. Посадка, ведь была уже объявлена.
Анжела смотрела на парня и представляла себе, как будет она думать о нём. Будет ли Вадим вспоминать её там, на берегу моря, в отпуске? Вдруг забудет.Но девушка тут же рассталась с непрошенными мыслями. Главное, она будет думать о нём. И делать это каждый вечер и ночью и утром просыпаться с мыслью о нём. А после школы она поступила в лётное училище.
***
Школа встретила гостей из авиационного училища радушно. Класс напоминал штаб воинской части. По этому случаю ребята и девочки оделись в юнармейскую форму. То и дело слышались команды учителей.
Классный руководитель 6 «б» Галина Николаевна, скрывая горделивое чувство, овладевшее ею, торжественно произнесла:
— К нам сегодня пришли в гости  военные лётчики лейтенант Юрий Евгеньевич Рысев и курсант Анжела Кубарева, которые проходят службу в нашем Краснодарском лётном училище. Прошу, как говорится, любить и жаловать.
— Здравствуйте, ребята, — летчики поприветствовали школьников.
Обучающиеся и их наставники сгрудились плотнее. Рысев смотрел в сторону Галины Николаевны. Красота её была неброской, зато умело подкрашена и причёсана. Как-то уж очень хорошо умела она держаться среди людей. К месту вставляла интригующие словца, тем самым образуя вокруг доброжелательную атмосферу. Юрий всматривался в учительницу, в её белое лицо северянки с глазами прозрачно голубыми. Сегодня она предпочла одежду светлых, под стать своим волосам, тонов. Удивительное ощущение чистоты и прозрачности создавалось вокруг неё. Было в ней что-то детское, трогательное. Она знала, что говорила.
— Юрий Евгеньевич, — учительница взглянула на Рысева. — Расскажите о себе. Ребята хотят знать.
Рысев, кажется, растерялся. Десятки пар детских глаз устремились на него и ждали ответа. Он не знал, что сказать им, как и с чего начать разговор.  Вроде бы ничего интересного не было. И ничего значительного. Но вскоре он разговорился, увлёкся и забыл о своём смущении, да, похоже, и обо всём на свете забыл.
— Ну а теперь, ребята, скажите, кто хочет стать лётчиком? — поинтересовался он, посчитав, что о себе он сообщил достаточно сведений.
— Я! — вскрикнул белобрысый пацанёнок, протискиваясь к нему.
— Почему ты хочешь стать лётчиком?
— Потому что самолёт летает на небо.
Все засмеялись.
Рысев потрогал вихор на голове мальчика:
— Как тебя зовут?
— Саша.
— Будешь лётчиком. Только хорошо учись в школе, научись не вертеться на уроках. Вы решаете задачи про пешеходов, вышедших из пункта А в пункт Б, бассейны. А ты попробуй реши авиационную задачу. Представь, реактивный самолёт летит 47 минут со скоростью 2160 километров в час. Требуется решить, какое  расстояние пилот пролетел за это время. Решишь, я поставлю тебе отличную оценку за теорию полёта.
К Рысеву приблизились ребята из старших классов. Выпускники 10 «А» держались вместе. Они поведали о том, что все трое будут поступать в лётное училище и хотели бы знать об основных этапах обучения.
Юрий отыскал Кубареву в живом круге, он кивнул ей и девушка подошла к нему, показывая всем своим видом, что интересуется разговором. Она ответила ему благодарным взглядом. Рысев дружески подмигнул ей, дескать, не дрейфь.
 — Анжела скоро заканчивает наше училище, —сообщил он.
 —Об авиации знает много.
Теперь её окружили школьники. Краешком глаза Рысев следил за ней.
Анжела говорила уверенно.
— Ряд факторов являются основными этапами профессионализации лётчика. Это раннее приобщение к авиации в общеобразовательной школе, школе-интернате с первоначальной лётной подготовкой, обучение в РОСТО. Всё это формирует устойчивую мотивацию на освоение военной профессии, как ведущей направленности личности. Взаимосвязанность, о чём я сообщила выше, у юношей и девушек развивает мировоззрение гражданина и патриота.
На минуту, собираясь с мыслями, Анжела взяла паузу, повернулась к инструктору, перехватила его взгляд и поняла, что надо рассказывать проще, приводить конкретные примеры из своей жизни. Так ребятам будет интереснее слушать её.
Рысев же, как бы дополняя вступительную часть рассказа Анжелы, размышлял о том, что воспитание характера будущего офицера неотделимо от таких социально-психологических качеств человека, как партнёрство, умение разруливать межличностные конфликты. Очевиден тот факт, к личности офицера будут предъявляться нормативные требования во всех её социальных направлениях. Гражданина, военного специалиста, защитника Отечества, примерного семьянина.
Расходились, кажется, с сожалением. Юрий и Анжела пригласили ребят к себе в лётное училище и те дали твёрдое обещание.
Из школы вышли втроём. Пошли по городской улице перебрасываясь шутками.
— Галина Николаевна, что вы делаете в субботу после уроков? — храбро спросил Юрий, когда они подходили к автобусной остановке.
— До полудня занятия, а потом я свободна.
— Вечером у нас в Доме офицеров культурное мероприятие. Приходите обязательно.
Учительница благодарно посмотрела на него влюблёнными глазами.
***
К контрольному полёту, как показалось инструктору, Настя Жужа отнеслась безучастно. Её понурость и замкнутость Рысеву откровенно не нравились. Тем более, что Юрий понял: это явно не беспричинно. Полёт чуть не сорвался. Упёрся врач. Ему не понравилось кровяное давление девушки. Не то, чтобы оно оказалось слишком высоким, но как раз у тех границ, определив которые, медики обычно советуют человеку отдохнуть.
Жужа не испытывала боязливости перед полётом, но новизна предстоящего волновала. В этой ситуации была неопределённа её собственная судьба.
Всё, что было потом — выруливание на взлётную полосу, рёв двигателей на полных оборотах, команды руководителя полётов, Настя воспринимала как нечто давно знакомое. Инструктор теперь сидел на правом кресле. В полёте он был всего лишь наблюдателем, почти пассажиром, и только. Уже, когда они оба сидели в самолёте, Жужа услышала его приветливое наставление:
— Ты не волнуйся и ничего не бойся.
Руководитель полётов, наконец, дал добро на взлёт, и самолёт с каждой секундой набирая скорость, понёсся вперёд. Лётчиков плотно прижало к спинкам сиденья. Спустя несколько коротких мгновений девушка ощутила, что Л-410 в воздухе и находится во власти какой-то неведомой никому силы. Краем зрения Рысев определил, что Настя повеселела. Он облегчённо вздохнул.
Инструктор учил Жужу летать на совесть. Когда девушки закончили теоретический курс и начали летать, Настя начала грубо ошибаться на посадке. Чаще всего было одно и то же — высокое выравнивание при приземлении. Самолёт приближается к земле по некоторой дуге, но прежде чем машина коснётся колёсами бетонки, нужно выравнивать его полёт и какое-то время заставить его лететь на высоте полуметра , параллельно земле. Жужа никак не могла поймать эту полуметровую высоту. Лейтенант Рысев мучительно искал способ, как помочь Насте. Стали поговаривать о её отчислении из училища.
Во время встречи со школьниками ребята спросили у Рысева, нравится ли ему служить в эскадрилье, каковы взаимоотношения с командиром?
Да, Юрию нравился коллектив. Нравились люди в эскадрилье своей деловитостью, уважительностью к обязанностям, принципиальностью. Подчинённые Сторжука никогда не кривили душой. А комэск заботливо, как садовник, растивший молодые саженцы, постоянно прививал эти качества офицерам, те — курсантам, военнослужащим по призыву. В эскадрилье сформировалась  устойчивая атмосфера взаимного доверия между людьми. Это касалось как службы, так и учёбы, досуга. Со Сторожуком и поделился инструктор своими переживаниями:
— Девять посадок Жужа сделала без ошибок, а потом разладилось, — не стал кривить душой Рысев.
— В нашей профессии такое случается, — поспешил заверить майор инструктора. — Полагаю, вместе мы с этой бедой справимся.
Судьба курсанта лётного училища в руках инструктора. Это даже не обсуждается. Работа лётчика-инструктора это всегда немного чудо. Молодого человека ещё только со школьной скамьи, ещё не осознавшего серьёзности своего выбора, требуется научить сложной и рискованной профессии лётчика. А тут девчонки. У них обострённое чувство несправедливости. Прицыкнешь, затронешь самолюбие, она и ручку управления бросит. Инструктор должен, просто обязан, проникнуть в психику курсантов, понять причины неудач, когда они случаются, найти подход, помочь в деле. Педагогического опыта у лейтенанта Рысева пока маловато. Он поднимается по восходящей спирали педагогического мастерства, как отметил комэск при подведении итогов.  Да, у него, молодого инструктора, остальные курсанты летают нормально. Омрачала неуспеваемость Жужи.
Вместе с командиром эскадрильи лейтенант Рысев детально продумал, как с Настей работать дальше, чтобы из сырого девственного материала сформировать неотъемлемые качества лётчика. Из тренажёра он Жужу не выпускал. Она отрабатывала «чувство самолёта», состояние, когда машина ощущается в полёте, словно своё тело. Органы управления, ритм работающего двигателя, представление о пространственном положении, определение своего места в небе, всё это становится неотделимым от сознания. После нескольких дней работы в тренажёрном классе, инструктор сказал Насте:
— Всё, хватит жечь горючку, у меня есть план…
В воскресенье  утром Рысев отлучился из гарнизона в пригород к знакомому  парню. Поздоровался, попросил:
— Аркаша, одолжи свой мотоцикл на полдня. Во как надо!
Лейтенант коротко ввел друга в курс дела.
Выслушав просьбу приятеля, Аркадий на минуту задумался. Он устремил взгляд в   синеву неба, словно там надеялся увидеть Настю Жужу, взметнул брови и резко махнул рукой:
— Бери машину, выполняйте упражнения.
Гоночный мотоцикл Рысев подогнал прямо к подъезду женского общежития. Настю провожали в дорогу всей лётной группой, будто она и инструктор отправлялись на побитие какого-нибудь очень ответственного рекорда. А Юрий был рад, что осуществляется его так неожиданно  задуманное мероприятие.
— Может, товарищ лейтенант, вы переквалифицируетесь в байкеры, — язвили девчонки, напутствуя отъезжающих.
Рысев рассудил просто: если нет возможности из кабины самолёта продолжительное время наблюдать землю с высоты полутора метров — высоты выравнивания, то почему бы не использовать в этих целях спортивный мотоцикл? Промчаться в одну сторону километров пятьдесят, да в другую столько же. Чем не тренаж на скольжение взглядом по земле? Гонку на трассе повторили. Командир эскадрильи одобрительно отнёсся к затее инструктора. Рысев убедился в этом по взгляду несколько потеплевших глаз майора.
Сейчас Жужа, выведя самолёт из разворота, точно по времени опустила кран выпуска шасси, закрылок. Самолёт терял скорость, снижался.
Инструктор отметил правильные действия Насти. Она по инструкции выполняла все требования руководителя полётов. Самолёт шёл хорошо. Правда, его немного сносило влево, но в пределах нормы.. и тут руководитель полётов проговорил:
— Семьдесят шесть, уточни заход.
Жужа среагировала почти мгновенно. В голове инструктора мелькнула мысль: посадку разрешат, как пить дать!
Самолет стал подходить к полосе под небольшим углом. Исправлять что-либо у Насти не было ни времени, ни высоты. Инструктора так и подмывало перехватить управление. Но если он это сделает, на земле обязательно пожурят: струсил! Самолёт сажать Насте доверить побоялся. А-а, была не была. Авось обойдётся, пронесёт. И он подавил это желание.
Так он сидел и ждал сжавшись в пилотском кресле. А когда колёса коснулись бетонки и самолёт покатил по полосе, Рысев чуть не завопил от восторга.
Наконец спустились по стремянке. Жужа взяла под козырёк:
— Товарищ лейтенант, разрешите получить замечания по технике пилотирования.
Инструктор улыбнулся и показал большой палец. Хлопнув девушку по плечу, обнял. Оба торжествуют: ими достигнута цель, они победили.
***
В субботу в десять утра эскадрилья майора Сторожука была на стрельбище. Ночью пронеслась гроза с монотонным ливнем. Но к утру не посвежело. Во влажном воздухе стало еще тяжелее дышать. Погода испортилась, как видно, окончательно. Солнце так и не показалось. Его затянула слишком облачная мгла. Зарядил дождь, мелкий, неистощимый. Повис туман, тёплый, как бывает в парилке. Скверная погода.
На стрельбище все: и лётчики-инструкторы, и курсанты, и солдаты, выведенные в полном боевом снаряжении, и офицеры из инспекторской комиссии, производившие контроль, промокли до нитки. Несмотря на докучавшее ненастье, люди хлопотали здесь с утра, обливаясь потом, смешавшимся на их телах с дождём. Шли так называемые боевые одиночные стрельбы из штатного оружия. Эскадрилья Сторожука отчитывалась о своей огневой выучке. Сейчас она находилась на исходном положении.
Девушки получили боевые патроны. Они стояли, сбившись в притихшую стайку, отсюда поодиночке их вызывали на рубеж. И каждая всей кожей чувствовала — на неё в эти минуты устремлено общее внимание. Придирчивое — у прибывших из штаба училища начальников, встревоженное — у своих, лётчиков, инструкторов. Комэску, их непосредственному командиру и воспитателя, сейчас приходилось горше, чем кому-либо. Девушки чуяли и это. В их силах было что-нибудь изменить. Для этого они должны хорошо отстреляться из пистолетов. Чтобы поразить цель, надо было предварительно её обнаружить. Но именно это — увидеть цель — и не удавалось стрелявшим. Даже Анжела Кубарева, мастер спорта, чемпион училища, была обескуражена и удручена.
— Ноль видимости, представляете? — жаловалась она Рысеву, дыша почти в самое ухо. — В этих условиях «неуд» получить запросто.
— Я же тебя вижу, — грустно улыбнулся инструктор. — В крайнем случае будем стрелять наугад.
Кубарева, нервно озираясь на подруг, шумно дышавших рядом, томясь, просила:
— Не стойте над душой, отойдите.
И всё же выстрелы захлопали сначала поодиночке, а потом дружно загрохотали. Пули помчались навстречу мишенями-силуэтам, маячившим в толще дождя. И все на стрельбище следили со своих мест за майором из инспекторской комиссии. Он шёл по полю, залитому водой и, не огибая луж, проверял попадания.
— За «отлично» не скажу, а на «хорошо», девочки, мы отстрелялись вполне.— Мария Пчёлка, кажется, твёрдо верила в успех. Эта подвижная, ловкая, бойкая девушка почитала первой обязанностью сохранять в любых условиях оптимистическое отношение к жизни.
Майор-проверяющий был зол и на погоду, и на необходимость торчать с утра на этом размокшем скользком стрельбище, сердито посмотрел на шагнувшего к нему комэска Сторожука, хрипло бросил:
— Твои стрелки хорошие, радуйтесь, все мишени поражены.
Комэск улыбнулся: девушки не подкачали. Даже, отчасти, погодка не повлияла на результаты стрельб. Курсанты не расспрашивали его, и так всё было понятно. Самолюбие майора, как и его тщеславие, никогда не оставалось нейтральным. Оно либо тешилось, либо страдало.
Зачётные стрельбы оставили в душе приятный осадок. Курсанты хорошо стреляли. Но блестящий пример все показал сам комэск. Из пистолета он выбил невероятную сумму. Пули, выпущенные им, попадали либо в десятку, либо в девятку. В целом каждую пулю всадил без промаха.
— Ого, вот это стрелок, — послышались за его спиной ободряющие возгласы девушек.
На майора смотрели как на героя дня. Рысев во всеуслышание сказал:
— Стрелять надо так, как стреляет наш командир.
Комэск делал зарядку вместе  с курсантами, показывая им насколько ловок и спортивен. Его работа на брусьях, перекладине восхищала. И опять это курсантское: ого!
— Лётчик — это особая каста военнослужащего, — наставлял курсантов Сторожук. — Физическое совершенствование нам крайне необходимо.
Рысеву было приятно, что майор делился с подчинёнными своим сокровенным. Его слова означали: курсантам следует работать до пота на спортивных снарядах, в бассейне, на стрельбище, в тренажёрном зале. При этом условии человеку, даже становящемуся старше, легче сохранить юношеский блеск глаз, молодость тела и души.
***
В училище на вечер отдыха и танцев Галину Полякову провожала подруга, у которой там был старый знакомый капитан.
И они пошли, чтобы развеяться. Галя была очарована умением подруги жить в этом мире, любить, наслаждаться. Когда они подходили к контрольно-пропускному пункту, та легкомысленно изрекла:
— Не понравится, уйдём. Велика беда.
Ровно в восемь в клубе грянула медь оркестра. Выбрав место поудобней для осмотрительности, Галя замерла в ожидании минуты, которой жила всю эту долгую неделю. В первый момент она чувствовала себя не в своей сфере. Танцы ей показались не такими увлекающими, как в других местах, хотя танцевали то же самое, что и повсюду.  К ней подходили парни-курсанты, приглашали, но она не шла, надменно закусив губы. Небрежно подруга заметила:
— Не строй из себя царевну-Несмеяну. Танцуй. Ребята здесь не хуже, чем на гражданке.
Галя пожала плечиками и ничего не сказала.
Юрий Рысев появился в зале, как принц из сказки, едва только стих последний аккорд вальса. Остановившись на мгновение, он посмотрел по сторонам. Улыбнулся, заметив Галю. В мире наступила тишина, в которой остались лишь чудесное сияние Галиных глаз. На середину зала вышел ведущий вечера, объявил танго. Юрий подошёл к девушке, та медленно подняла на него длинные ресницы, метнула короткую молнию своего взгляда, и он сразу пригласил её. Они пошли по кругу.
Тонкие пальцы девушки лежали в ладонях Юрия. Оркестр играл. Пара, не чуя под собой ног, глубокими виражами носилась по залу.
Во время танца Галя внимательно к нему приглядывалась. Про себя отметила: парнишка не дурён собой, и даже короткие вихры на голове ему шли лучше, чем кудри знакомым битлам. Ей понравилась в Юрии и манера держаться — свободная, обходительная.
Галя пошла на второй и третий танцы. В глазах было неподдельное веселье, девичья радость. Когда закончился танец и оркестр замедлил темп игры, заканчивая вальс, они с минуту ещё кружились по инерции, а когда оркестр умолк, Юрий отпустил Галину руку, она показала ему свои побелевшие пальцы. Поняв, что перестарался, он стал неловко извиняться. Рядом остановилась подруга, хитровато спросила:
— Галочка, тебя подождать?
Она смутилась, но быстро овладела собой.
— Мы с товарищем лейтенантом хотели посмотреть тренажёрный зал, курсантское общежитие.
Подруга понимающе кивнула:
— А ты, леди, не растерялась, быстро освоилась.
Юрий всю дорогу говорил о литературе, и её удивило, если не подкупило увлечение парня. Это было совсем не поверхностное знание Лермонтова и Чехова, Мопассана и Дюма, и даже глубокое понимание классики. И вдруг ей совершенно неожиданно захотелось жить интересами этого парня. Каким-то райским уголком воспринимались теперь аэродром, самолёты, небо.
Они недолго побродили по военному городку в людском водовороте, потом Галя сказала Юрию, что надо бы сходить в общежитие, просто так, посмотреть в каких условиях быта живут девушки, будущие военные лётчицы. Сказала с жаром, будто выражала сокровенную мечту.
Рысев выслушал её внимательно, кивнул:
— Обязанности уяснены, так как просьба выражены чётко. Вот так же чётко надо будет и выполнить её. Пойдёмте. Но сначала в тренажёрный зал.
Через пять минут они уже входили в лётный тренажёр.
Юрий, напустив на себя серьёзность, теперь выступал в роли инструктора-экскурсовода. В душевном настроении он гордо шёл впереди Гали, и та могла видеть его только в затылок. Ей казалось, что она хорошо чувствует Юрия. Самодовольное лицо парня наверняка сейчас прячет радостную улыбку. И это не показуха. Это искренность.
Настоящая кабина самолёта в большом тёмном зале восхитила девушку: «Надо же! Полный эффект присутствия». Изучив проекцию Краснодара на стене, она с нотками сомнения в голосе поинтересовалась:
— Неужели в самом деле на этом самолёте можно летать?
— Сейчас он безучастен, — сказал Юрий. — Это учебный самолет. «Взаимоотношения» лётчика с аэропланом складываются гармонично. Именно на нём курсанты учатся сначала на земле, а с третьего курса уже и в воздухе. Вы можете прийти в тренажёрный зал и «полетать». Соглашайтесь.
— Спасибо, Юра. Я выберу время и обязательно приду.
Осторожно, стараясь не отвлекать молодых сотрудников исследовательской группы от дел, Юрий и Галя вышли из тренажёрного зала.
— Скажите, Юра, на каких самолётах будут летать девушки после окончания училища?
Выслушав девушку, он уверенно сказал:
— Ещё неизвестно, в какой именно авиации будут служить девушки. Такое решение будет индивидуально по каждой курсантке, — Рысев обернулся к Гале, бодро улыбаясь ясным лицом, пояснил: — Пилоты штучная профессия. При поступлении в училище девушки спрашивали, мол, после получения дипломов и лейтенантских погон разрешат ли им летать не только  на военно-транспортных самолётах. Будут ли они иметь возможность осваивать другие виды авиации: истребительную, штурмовую, фронтовую.
— Ну и что же? — поинтересовалась Галина. — Предоставят им такую возможность?
— Никаких ограничений быть не может, — живо отозвался Рысев. — Командование выберет тех, кто сможет стать лучшими пилотами. Им будет под силу любой род авиации. Думаю, у них это получится не хуже, чем у мужчин. А теперь давайте посмотрим, как живут девушки в общежитии.
Комнаты, оборудованные со всеми удобствами, Гале очень понравилось. Она посмотрела на себя в большое зеркало, пальцами потрогала обои розового цвета. В номере, в котором жили Маша Пчёлка с подругой, Галя предложила переставить тумбочку.
— Хорошо, я попрошу девушек сделать это. — Рысев поднял указательный палец. — Будущие мадам-офицеры, косточка нашей армии, поэтому командование обязано заботиться о барышнях. Обещаю вам твёрдо, как дважды два.
Рысев обстоятельно поведал Гале о том, что девушек в Краснодарское лётное училище отбирают жёстче, чем на конкурсы красоты. Теперь людей при приёме в военное училище не делят по половому признаку. Поэтому девушки смогут стать военными лётчиками, сесть за штурвал самолёта. Девушки оказываются очень мотивированными. Они отправляли письма в Министерство обороны с просьбой разрешить им садиться в кабины наших Су и Мигов. В конце концов их просьбы были услышаны. Мечта самого высокого полёта у девушек начинает сбываться.
Галя внимательно слушала Юрия и изредка утвердительно кивала. Тёплая улыбка долго не сходила с её губ. Глаза щурились, смотрели куда-то вдаль. От взгляда Рысева не укрылось ничего: ни густые светлые волосы, ни внимательный взгляд её умных серых глаз, ни тонкий нос с чуть заметной горбинкой, ни гордая посадка головы. При свете уличных фонарей Юрий невольно залюбовался ею. «Удивительная она всё-таки девушка, — подумал он, углубившись в свои мысли.
С этого вечера он только и думал о ней. Он даже помнил её духи — ландыш с миндалём.
***
После четвёртого разворота самолёт снижался медленно, будто лётчик прощупывал высоту. К бетонке машина подбиралась осторожно, своевременно уменьшала угол планирования.
— Как классно сажает! — с восхищением воскликнул кто-то из техников, наблюдая за снижающимся  самолётом.
Лётчик выпустил цветистый тормозной парашют, и самолёт помчался по полосе. Сизый дымок от обожжённой резины колёс шасси после касания бетонки облачком стлался вдоль полосы. Ветер тут же подхватил и развеял его.
— Отличная посадка! — не сдержался техник Ведринцев, давая свою оценку действиям пилота.
Из кабины по стремянке спустился невысокий, полнеющий человек в гермошлеме. Генерал Костромин — представитель штаба Воздушно-Космических Сил прилетел в Краснодар проверить подготовку девушек-курсантов перед первыми самостоятельными вылетами.
Он потолкался в гурьбе лётчиков, встревая в их разговоры. Затем генерал поднялся в застеклённую башню руководителя полётов, проверил плановые таблицы, взял бинокль и посмотрел на стоянку. Возле учебного самолёта беспрерывно двигались техники, механики. Костромин наблюдал до тех пор, пока двое, инструктор и курсант, не заняли свои места в кабине. А комэск Сторожук тем временем объявил сбор личного состава. Когда Костромин спустился из башенки на бетонку, майор бодро отрапортовал:
— Товарищ генерал-лейтенант, вторая эскадрилья учебного полка Краснодарского Высшего военного авиационного училища лётчиков построена.
Генерал прошёлся вдоль строя, остановился напротив девушек.
— Покажите мне их, покажите красавиц, — глаза Костромина излучали тепло. — И заодно познакомимся с командирами, инструкторами, кто обучает будущих лётчиц.
Некоторое время его немигающий взгляд  из-под тяжёлых ресниц был устремлён на курсанток, замерших в строю и напряжённо  вслушивающихся в каждое его генеральское слово. И вдруг заговорил в таком тоне, как будто случилось что-то из ряда вон выходящее.
— Товарищи курсанты, кто желает первым подняться вместе с генералом на учебно-боевой машине? Два шага вперёд, — команда Костромина прогремела как гром среди ясного неба.
Строй дружно шагнул. Взгляд генерала скользнул с лица на сержантские погоны Веры Абрамовой.
— Полетите со мной?
— Так точно, товарищ генерал, полечу.
— Не испугаетесь?
— Никак нет.
Подошедший начальник училища наклонился и что-то шепнул на ухо Костромину. Генерал улыбнулся и кивнул. Дальнейшие события развивались стремительно.
***
По-медвежьи склонившись вперёд, генерал Костромин выслушал доклад командира эскадрильи
— Самолёт готов?
— Так точно, товарищ генерал-лейтенант. Готов.
Костромин подошёл к самолёту и принялся тщательным образом его осматривать. Заглянул в двигатели, опустился на колени перед длинной трубкой-приёмником указателя скорости, словно опасаясь что-нибудь сломать своими сильными руками, постучал носками ботинок шасси — хорошо ли накачаны.долго ходил вокруг самолёта генерал, недоверчиво щурил глаз.
— Обычно таким образом  автомобили перед покупкой изучают, — тихо, почти шёпотом произнесла Маша Пчёлка, но инструктор Рысев услышал.
— Ни к чему ваше замечание, Пчёлка, — внушительно изрёк он вполголоса. — Присматривайтесь и учитесь у генерала проверять самолёт перед вылетом
Пристыженная девушка ретировалась за спины подружек.
Тем временем Костромин закончил осмотр. Все с нескрываемым удовольствием наблюдали , как он  расписывался  в приёма материальной части: крупно, чётко, разборчиво.
— А где моя подопечная? — обратился генерал к командиру эскадрильи.
От девичьей стайки отделилась Вера Абрамова, экипированная в лётную форму и предстала перед грозным проверяющим.
— Добро. Усаживайтесь в левое кресло, товарищ сержант.
Л-140 ушёл в небо. Вскоре самолёт юркнул в облака. Понемногу затих гул двигателей.
Абрамова пилотировала самолёт. Ещё на старте генерал предупредил девушку, что сегодня слетает с ней за пассажира.
Из облачности самолёт вырвался на высоте одиннадцать тысяч метров. Летчикам пришлось надевать кислородные маски. Яркое солнце ослепительно ворвалось в кабину. Воздух был совершенно прозрачен. Лётчики говорят, что они воздухом не дышат, они нюхают его. Белые облака, похожие на фантастическое море, плыли под крылом. Машина напоминала чайку, которая, казалось, во-вот коснётся крылом белых гребней-волн. Самолёт стремительно мчался над этими просторами. По заданию экипаж должен поднять машину как можно выше.
Самолёт взбирался всё выше и выше, к ярко-синему небесному потолку. К предельной высоте. Вера, посматривая на высотометр не могла сдержать счастливой улыбки. Таких высот она ещё не знала.
Небо над головой — густо-густо синее, бархатистое. Взгляд на алтиметр— стрелка подходила к новой цифре. Вера посмотрела вверх и вздрогнула — она увидела звёзды. Звёзды в дневное время суток. Они смутно мерцали под гигантским  куполом. Девушка закрыла глаза и открыла снова. Звёзды по-прежнему мерцали на небе.
Генерал, который сидел, не вмешиваясь в управление, наконец, обращается:
— Дайте ручку.
И самолёт кидается в гигантскую карусель. В движениях Костромина лёгкость, точность ювелира, энергия и мощь кузнеца. Что тут скажешь: такому пилотажу позавидует каждый.
Послушное генеральским рукам правое крыло плавно поползло вверх, всё выше и выше. Неимоверная тяжесть вдавила Веру в сиденье. Крыло остановилось почти вертикально. В этом положении звёзды увиделись девушке ярче, крупнее.
— Я, семьдесят четвёртая. Предельная набрана, — передала она на землю. Между прочим, вижу звёзды. Снижаюсь. Иду курсом на аэродром.
Теперь, когда генерал Костромин передал ей управление, она сосредоточила внимание ещё и на показаниях приборов.
— Пробивать облака разрешаю, — сообщил руководитель полётов. — Возвращайтесь.
Пилотирование по приборам девушке, только что совершившей первый самостоятельный полёт, доводилось впервые. Она это умела делать не лучше, чем годовалый ребёнок ходить по земле. Теперь ей предстояло самостоятельно с «пассажиром» с генеральскими погонами, на борту преодолеть долгий путь в облаках, воспользоваться сложной системой посадки. А помочь, судя по поведению Костромина, откинувшемуся на спинку сиденья, некому.
Не раз Абрамовой казалось, что самолёт кренится, задирает нос и что вот-вот сорвётся в штопор. Усилием воли она отгоняла эти провокационные мысли, старалась зорче следить за приборами. Её напряжённый взгляд совершал строго определённый круговорот среди множества приборов. Вере казалось, что не будет этому конца. Фонарь кабины будто ватой обложен. Время остановилось.
— Ваша высота? — запросили с земли.
Абрамова передала:
— Две с половиной.
— Понял, — подтвердил руководитель полётов. — Выходите на посадочный курс.
Земля показалась внезапно. Молнией вспыхнула радость в уставшем от чрезмерных усилий сознании Веры.
Приземлились. Техник Ведринцев встретил самолёт. С поднятыми вверх руками он пятится назад и самолёт послушно катит за ним. Техник остановился. Остановился и самолёт. Ведринцев сложил руки крестом. Вера выключила двигатели.
По её прикидкам слетала она если не на пятёрку, то и не на тройку. С тройкой по технике пилотирования в следующий раз  к самолёту не допустят. Считается, если в спокойном  полёте ты можешь на три, то в полёте даже с незначительными осложнениями твои знания мгновенно потянут на двойку. Страх своё возьмёт и вынесет свой вердикт.
Абрамова вылезла из кабины. Ждёт. Следом спустился по стремянке генерал.
— Товарищ генерал-лейтенант, разрешите получить замечания.
Вера, вытянувшись по струнке, замерла в ожидании. Но Костромин повёл себя странно. Рукой в чёрной перчатке он хлопнул самолёт по крылу:
— Вы, сержант, научились неплохо владеть этим аппаратом. Только не возомните. В нашей профессии слабина зазнайства чревата последствиями.
— Понимаю, товарищ генерал-лейтенант.
— То-то же. Ладно. Отдыхайте пока.
Вера развернулась через левое плечо и строевым шагом от избытка чувств рубанула по бетонке. Еще бы! Ведь её похвалил генерал. В «квадрате» куда она направилась, Абрамову с нетерпением ждала вся лётная группа.
Тем временем генерал, комэск Сторожук и инструктор Рысев решали судьбу курсанта Абрамовой. Все трое были единодушны в оценке, что девушка способная. Ей не требуется разжёвывать прописные истины, она сама понимает, как должна действовать в воздухе. У ней прорезываются зубы и начинает вырабатываться свой стиль полёта.
— Итак, товарищи командиры, — генерал многозначительно обвёл всех интригующим взглядом и продолжил после минутной паузы: — Готовьте Абрамову к прохождению службы в истребительной авиации.
От генеральских слов вдруг стало светло и радостно.













                Полёт на свободу

Ухающие накаты волны накатывали воду на усыпанную серой галькой отмель. Маша Пчёлка совсем близко подошла к скалистой кромке берега. Ощущается йодистый запах водорослей. Она прощалась с этой дикой стихией океана. Глупо, конечно, сентиментальничать. И, естественно, смешно, грустить, уезжая в трехнедельную служебную командировку. Хотя, решения армейских командиров могут оказаться непредсказуемыми. Не исключено, что её, лейтенанта Пчёлку, могут вдруг оставить для дальнейшего прохождения службы там, куда её командируют. В жизни всякое бывает.
Изначально Марии показалось бессмысленной её затея, отмахать шесть верст по бездорожью, чтобы постоять у океана. Теперь же, поняла, что поступила правильно.
Девушка облюбовала местечко у подножья холма, дикий уголок с опущенной в воду острой скалой и молча наблюдала за мутными потоками воды, шумно подбирающимися к её ногам и так же шумно и стремительно откатывающимися назад в океан. Слушала птичьи ссоры, гам и писк в птичьих поселениях. Она стояла и общалась с океаном. Грустила и мечтала о будущем. Маша зачерпнула в ладони взметнувшуюся на гребне воду. Тут она была бесцветно-прозрачной и неприветливо холодной. Передёрнув плечами, девушка вытерла платком руки. Хотелось подольше постоять здесь, но время торопило. К четырнадцати тридцати ей надо прибыть на вертолётную площадку.
И вообще, хватит об этом. Скоро она сядет в вертолёт и через час, другой будет высоко и далеко отсюда. Унылый заполярный пейзаж останется позади.

* * *
Разве могла она предположить, что в один серый пасмурный день её, не дав закончить обед, вызовут в штаб. Маша шла и терялась в догадках: по какому поводу? Перебирала различные варианты: все они оказались далёкими от истины, когда вошла в кабинет начальника штаба. Здесь её ждал училищный заместитель командира полка по лётной подготовке. Только уже не подполковник. Его погоны украшали по три крупные звездочки. Полковник Грищенко обнял девушку при всех её начальниках и тихо сказал, будто промурлыкал:
- Очень, очень рад за тебя.
Он разжал объятия и повернулся к обескураженным офицерам:
- Знаете, в училище Пчёлка была одна из самых толковых курсантов. И тут вот… Очень, очень приятно слышать лестные отзывы о своей воспитаннице. Да…
Потом, когда остались в кабинете одни, Грищенко ещё около часа рассказывал о жизни и службе пчёлкинских однокашниц, кто и где летает из их первого набора. Маша внимательно слушала полковника, улучшив момент, одолевала вопросами. Полковник Грищенко удивлялся, как много девушка помнит из того училищного прошлого. Пчёлка знала Грищенко замкнутым, молчаливым. Никто не знал, что его беспокоит. А сейчас перед ней Грищенко простой, весь как на ладони. Он принялся перебирать в уме и затем проговаривать известные ему девичьи имена. Сообщил:
- Лейтенант Абрамова осваивает новый истребитель. А вот лейтенант Жужа, которой не всегда гладко удавались посадки и ей часто приходилось приземляться с «плюхами», теперь летает вторым пилотом на военно-транспортном самолёте. А ты, значит, летчик-штурмовик, как известная Людмила Пукито. Похвально, похвально…
Они помолчали. Затем Грищенко поднялся, сразу заполнив собой весь простенок между уличными окнами и неожиданно изрёк:
- А ведь я за тобой прибыл.
- Это, товарищ полковник, приглашение? Зачем?
- Выбирай не глядя: согласна или…
- Вы же знаете, я с вами хоть куда… Но если серьёзно…
- Обмен опытом, ко мне в полк. Покажешь моим пилотам, как летать на новых штурмовиках. Мы тоже  получили такие же, как ваши. По рукам?
Пчёлка усмехнулась:
- Приказ-то о командировке уже наверняка подписан?
- Разумеется.
После того, как полковник Грищенко ушёл, Маша упрямо не хотела думать, что её ожидает там, в гарнизоне, рядом с натовским государством. Но человек есть человек, и ему трудно не размышлять о дне грядущем.

* * *

Жизнь в авиаполку Грищенко шла своим чередом. Лётчики готовились переходить на новую материальную часть… Лейтенант Мария Пчёлка вместе с лётчиками трёх эскадрилий изучала знакомую для неё матчасть нового штурмовика. Занятие скучное, но девушка упрямо убеждала себя: «повторение – мать учения» и терпеливо ожидала разрешения летать.
Если не брать во внимание переучивание на новейшую технику, в остальном здешняя служба во многом походила на прежнюю. Тот же крайний север, только разные географические параллели. Полк Грищенко базировался ближе к государству НАТО. Будни на грани двух миров были боевые.
Аэродромная жизнь здесь начиналась рано. В день полётов особенно. Солнце только ещё подкрашивало среди погасших звёзд высокие облака, а на самолётных стоянках, уже всё приходило в движение. Техники и механики стаскивали с фюзеляжей и плоскостей отсыревшие за ночь чехлы, открывали кабины, вскрывали в самых неожиданных местах люки и маленькие лючки, что-то щупали в теле самолётов, постукивали.  Действия неуклюжих в технических куртках перемешивались с деловитыми выкриками. Маша знала истинную цену их труду.  Малейшая, самая незначительная халатность запросто может стать причиной гибели машины и угрозой жизни лётчика. Здесь, на приграничном аэродроме, предполётная подготовка приобретает особую окраску и особый смысл. Суета у самолётов кажущаяся. Любой технарь здесь имеет строго ограниченный участок осмотра, чёткий маршрут. Когда ему нужно осматриваться сначала контровки гаек, а потом трубопровод, он каждый раз работает в таком порядке. И никогда наоборот.
Отправляясь в командировку, лейтенант Пчёлка, конечно, не могла предвидеть, как сложится её судьба. Не знала, какие проблемы создаст ей жизнь и через какие испытания заставит пройти.
Девушка даже не представляла, что всё это было не за горами и что пройдёт не так много времени и ей придётся вплотную столкнуться с очень строгим и беспощадным оппонентом.


* * *

Все первые дни после прибытия в командировку, Маша усиленно готовилась к зачетам. Заместитель командира эскадрильи предупредил:
- Ну-с, лейтенант Пчёлка, при одной ошибке на зачётах о самолёте даже не помышляйте.
Оно, конечно, верно. Майор прав. Края здесь – не поля равнинные. От уреза моря начинается тундра. Сверху вглядываешься в травяной ковер, там горбатятся мочажины с гнездами птиц, с песцовыми норами и стелющимися карликовыми берёзками. Унылый пейзаж. Малость зазевался – и граница вот она. На планшете командного пункта от аэродрома она проходит совсем рядом. Правду ребята говорят: «здесь каждый вылет может оказаться боевым».
Маша сдавала аэродинамику и оказалась молодцом. На все вопросы без запинки ответила. Зачёты по конструкции самолёта, радио- и спецоборудованию, вооружению, метео, связи – это Пчёлка сдала ещё раньше. Теперь главное – район полётов начертить и ориентиры на «слепой» карте штурману полка на зачёте не перепутать. Тогда семафор в небо открыт! И на редкость длинная, полная событиями неделя на этом могла закончиться.
Ну местность здешняя! Реки, многочисленные ручьи. Тянутся эти голубые нитки до самого горизонта, насколько хватало глаз рябила вода. Неожиданно возникали маленькие островки, лесные чащобы. Пока запоминаешь одно название, другое улетучивается. А надо ориентироваться в этих лабиринтах без блудёжки. Штурман, всё-таки попутал Пчёлку на «слепой» карте. Ошиблась она вроде бы самую малость – неточно назвала какой-то труднопроизносимый пункт, но штурман без колебаний влепил ей неуд. Девушка пыталась убедить строгого экзаменатора, что, мол, хорошо знает район полётов, да всё напрасно. Но девичьи уговоры даже обидели его. Многозначительно усмехнувшись, штурман вышел из класса. Он явно не торопился допускать Пчёлку к самолёту. Ей стало казаться, что нынешний день против неё.
На другой день Пчёлка села за новый рисунок. Перечертила всё заново. Спустя примерно полтора часа на бумаге, играя всеми цветами радуги, как и накануне, возник район полётов в радиусе на сотни километров. На этот раз, штурман, внимательно вглядевшись в схему, утвердительно кивнул головой:
- Принимается.
Что ж, принимается, так принимается, - вяло проговорила Маша про себя, -Теперь-то уже всё позади.
 Все страхи и нервные испытания, которые ей пришлось испытать за неделю исчезли. Скоро ей разрешат летать. Дорога в небо открыта. Но порадоваться сил не осталось.

* * *

Маша Пчёлка пораньше ушла с аэродрома. Как только механики зачехлили самолёты, она переоделась и на служебной маршрутке уехала в посёлок.
После ужина она устроилась на диване и бездумно упёрлась глазами в противоположную стену. На  стене белела скрипка - её, Машина, детище. Свободные часы она отдавала этому музыкальному инструменту. Часы, проведённые здесь, на крайнем севере. С детства она училась играть на скрипке.
Чтобы не раздражать домашних фальшивыми звуками, издаваемые декой, плотно закрывалась на кухне, играла и играла. Постепенно инструмент в руках Маши стал издавать мелодичное звучание. В детстве девочку не оставляло любопытство - почему же фальшивит скрипка? Но тайна великого Паганини не спешила раскрываться перед ней. Получив после училища назначение на Север, Пчёлка взяла скрипку с собой и её свободные вечера заполнялись желанным досугом.
Маша поднялась с дивана, подошла к стене и сняла с вешалки футляр, извлекла тускло сверкнувшую вишнёвым лаком скрипку, поставила ребром на колено. Мелодия зазвучала, но на этот раз радости не было. И тут Маша вдруг поймала себя на мысли, что она сознательно ищет повод, чтобы не думать об Олеге Быстрове. Может ли она в будущее смотреть смело после встречи с ним?

* * *

Дела в полку Волченкова, куда лейтенант Пчёлка получила назначение после училища, беспокоили девушку. Как можно? Командир полка прослыл среди руководства дивизии и воздушно-космических сил округа отличным методистом. Ему стали чаще доверять сложные задачи. Полковник постепенно привык к тому, что его фамилия получила прописку среди лучших.
И вдруг случилось нечто неожиданное. Кто-то настрочил жалобу в Центральную военную газету и теперь со дня на день в полку ждали приезда корреспондента из Москвы.
Что? Разбираться с жалобой? Где? В полку Волченкова! Узнает командующий и что подумает… Ведь уже поговаривали о выдвижении полковника на новую должность. Надо же двигать хорошего командира по карьерной лестнице.
Волченков работал много, летал смело. Оказывал всяческую поддержку хорошо летающим сильным лётчикам. Оттого и считался отличным методистом. Если два-три молодых лётчика не могли сразу «схватить» лётное дело, он подписывал представление к отчислению, долго не раздумывая. Маша интуитивно почувствовала, что командир полка и её в счёт не брал. Уставившись на неё, глядя прямо в переносицу говорил:
- В авиации всегда были, есть и будут потери. Отчисляются те, кому по судьбе не дано летать.
Маша поняла: полковник готов и её отчислить, нужен повод, даже незначительный. Девушка догадывалась: жалобу в «Красную Звезду» написал кто-то из обиженных молодых лётчиков. Мысленно она рисовала предстоящую встречу с корреспондентом.
Военный корреспондент, молодой человек с аккуратно подстриженной чёрной бородой долго, с чувством собственной ответственности собирал в папку компрометирующие факты. Зашёл к Маше, сказал отрывисто:
- Завтра улетаю. Хочу поближе познакомиться с девушкой, военной лётчицей. Не возражаете?
Она смотрела на него широко открытыми глазами, молчала, откинувшись на спинку стула.  Олег Быстров не торопил девушку. Ждал.
Маша продолжала молчать. Вдруг она шмыгнула носом, по щекам потекли слёзы. Тушь размывалась. Узкие плечи девушки задёргались. Сквозь слёзы она проговорила:
- Простите, нюни распустила. Не смотрите на меня сейчас, я дурнушка. Пойду приведу себя в порядок.
Олег Быстров всё понял. Не простившись ни с кем из командиров, на другой день он улетел в Москву хмурый и недовольный.

* * *

После публикации в «Красной Звезде» командир авиасоединения назвал сбор в полку Волченкова инструктивно- методическим занятием. Что скажут офицеры о подготовке молодых лётчиков? Комдив окинул взглядом сидящих за столом заместителя командира полка по работе с личным составом подполковника Колчина и командира полка Волченкова. Полковник заёрзал на стуле, часто заморгал, отчего лицо сделалось растерянным, жалким. Ему сегодня достанется больше других. За подготовку молодых пилотов он отвечает в первую голову, в чём особого рвения не проявлял.
- А почему, товарищ полковник, налёт на лётчика так неравномерен? - Командир дивизии кивнул на вывешенную схему с обилием разноцветных символов и цифр.
- Налёт планируется согласно качеству полётов. Хорошо летаешь, налет приличный имеешь.
- У нескольких пилотов налёт мизерный. Почему?
Командир дивизии вопросительно взглянул на Колчина. Тот сидел, наклонив голову, будто что-то рассматривал на столе. Пожал плечами:
- Разные обстоятельства, товарищ генерал-майор.
Ответ подполковника вызвал у комдива раздражение.
- Товарищ Колчин, и вы полковник, не учитываете в своей работе одну прописную истину: больше летаешь – дольше летаешь и дольше живешь. Вам ли не знать: большой перерыв в полётах опасен. Согласно документам в полку  организована подготовка молодых лётчиков. Часть из них летает по-курсантски. Мы ещё не всё знаем о молодых пилотах. Это просчёт в вашей, подполковник Колчин, работе с личным составом. Не случайно молодые лётчики у вас налетали меньше, чем в соседнем полку. Именно на это и указал корреспондент «Красной Звезды» в своей статье. Вообщем, товарищи, не согласиться с фактами, изложенными в Центральной газете, нельзя. Полк сдаёт позиции. Факты обнажены в газете.
Генерал укоризненно покачал головой, недовольно свёл брови к переносице, на скулах задвигались желваки.
- Будем закругляться, товарищи офицеры. Могли лейтенанты больше налетать? Конечно же могли. Но мешала перестраховка. Все мы виноваты. В том числе и я, командир дивизии. Не настоял, когда надо было. Вместе будем решать эту проблему.

* * *

На душе у Марии Пчёлки легко и немного торжественно. Такое состояние она испытывала после знакомства с Олегом Быстровым, когда тот собирал материал для Главной военной газеты Министерства обороны. Во время интервью парень был чрезмерно внимателен. Ей он сразу понравился: лицо симпатичное, серьёзное, глаза умные с небольшой грустинкой. Одет он был неброско, но по-столичному, со вкусом. Всё при нём.
После официальной беседы они вдвоём бродили по гарнизону, смотрели в Доме офицеров кино. Их знакомство продолжалось, но мир Олега для Маши был загадкой, такой же трудной и интересной, как когда-то небо. Рядом с Олегом она чувствовала себя скованно, робко. Парень начитан, хорошо разбирается в живописи. У неё же обо всём этом знания не выходили за пределы школьных. В лётном же училище курсантов обучали другому. Быстров понял, что мешало стать на равную ногу с ним и порождало неуверенность и стеснительность. По натуре он был весёлым и удалым парнем  и во время прогулок не давал девушке скучать, подтрунивал над ней.
- Тоже мне лётчица-перехватчица. Такая цель, такие хорошие условия, а она никак на рубеж атаки не может выйти. Придётся мне послужить штурманом наведения.
Она взглянула на Олега с интересом. Усмехнулась:
- Попытайтесь. Что вы скажете обо мне?
- Могу сказать, что скоро вас переведут к новому месту службы. Вас хорошо встретят. Будут уважать. Здесь вы не приживётесь. Местный климат не для вас.
- Откуда такие познания?
- Моя бабушка цыганка. Она научила меня телепатии. Я был примерным учеником у бабушки.
- Вот как! – Она удивлённо повела бровью. – Что вы сообщите обо мне ещё?
- А ещё вы будете первоклассной лётчицей и станете в один ряд с однополчанами. Короче вас ждёт повышение по службе.
Вечером они ужинали за одним столом, а на другой день Олег, пожелав ей хорошо устроиться на новом месте, убыл в Москву.

* * *

Опробование работоспособности новейшей прицельной навигационной системы командир полка поручил майору Летучему, своему заместителю по лётной подготовке.
Должность обязывала майора к строгости в обращении с подопечными. Не всем приходился по душе его нрав: крутой и грубоватый. Это оставляло на душе у человека тяжёлые чувства и осложняло отношения. Майора в полку не любили.
Вот и сейчас вылет задерживался из-за пустячной неисправности. Её обнаружили на самолёте в последний момент. Майор Летучий, грозно поглядывал на сгорбленные спины техников, хлопотавших у левой стойки шасси. Ждал. Но в конце концов не сдержался:
- Скоро?
- Не больше четверти часа, товарищ майор.
А Луговой продолжал ворчать:
- Ну, а если бы объявили вылет по боевой тревоге? Что тогда?
Техники торопились. Это Летучий видел, но не унимался:
- Только говорить о высокой боеготовности знаем, а на деле раскачиваемся.
Быть может, и не заслужили техники таких упрёков, на машине всякое случается, но майор Летучий сейчас, перед ответственным заданием, не склонен был к компромиссам. С горбинкой нос, тёмно-карие чуть навыкате глаза придавали ему решительное и какое-то злобное выражение. Техники молча продолжали выполнять неисправность на стойке шасси.
Недалеко от того места, где стоял майор, собралась группа молодых лётчиков. Тесным полукольцом парни сжимались около Марии Пчёлки, имевшей вид глубоко озабоченного человека. Она стояла, не говоря ни слова, и напряженно глядела в одну точку. Лоб девушки морщился, а брови нет-нет, да вскидывались дугами. Окружившие её молодые пилоты, не знали о сокровенных думах девушки. А их, впрочем, можно было бы разгадать, если бы лётчики обратились к плановой таблице. Пчёлке запланировали полёт с майором Летучим и это решение командира эскадрильи её расстроило. А какому лётчику понравилось бы выполнять задание с человеком крутого нрава, скажите, пожалуйста?
Наконец, штурмовик подготовили к полёту. Майор выслушал доклад техника, а потом долго ходил вокруг самолёта, покряхтывал, приседал, недоверчиво щупал стойки шасси. Щурил глаза. Пчёлка с нескрываемым интересом наблюдала, как майор проверял технику перед вылетом.
Тем временем майор Летучий закончил осмотр и размашисто расписался в приёме материальной части. Повернувшись к командиру эскадрильи с усмешкой спросил:
- А где мой пассажир?
В полёте на испытание новейшего прибора помощник не ахти как был нужен майору. Всё он сумеет сделать сам. Видимо, командир эскадрильи запланировал ему помощника, дабы кабина не пустовала.
- Полетит лейтенант Пчёлка, товарищ майор.
- Ну ладно.
Маша, усаживаясь в кабину и торопливо пристёгивая привязные ремни, с обидой подумала о Летучем, когда он назвал её пассажиром, как о человеке чёрством и бездушном. Но обиду проглотила и сосредоточилась на предстоящем задании.
Штурмовик ушёл в воздух. Вскоре он скрылся в облаках. Понемногу затих гул двигателей.
 Полёт протекал нормально, но Пчёлка ощущала смутное беспокойство. Может оттого, что рядом в кабине сидел Летучий. Держался официально. В поведении явно сквозила начальственная издёвка:
- Лейтенант Пчёлка, доложите данные аэродрома посадки.
Маша чувствовала себя словно школьница перед несправедливым учителем. Сволочь! Обращается с ней, как с новичком, прибывшем из училища только что. Разумеется, полёт – беспрерывная цепь ошибок. Лётчик обязан своевременно замечать их и мгновенно исправлять. Так говорил училищный инструктор Рысев. Сказано здорово! Сейчас они вспомнились Маше, и она постепенно успокоилась.
На душе же майора Летучего было горько. Ему не повезло в жизни. Мечтал переползти в город. Вакансия была. С кадровиком разговор был. Проблема – в начальнике авиации. Генерал сперва обещал подумать, а вскоре решительно отказал. Не удалось! Город, театр, кино, яхты, всё исчезло, как утренняя дымка. Но главное, под полковничья должность воздушно – космического инспектора, на которую рассчитывал, так и осталась мечтой. Летучий зябко передёрнул плечами, остро ощущалась собственная неустроенность.
Турбины гудят успокаивающе ровно. Приборная доска привычно пестрит контрольными подсветками. Штурмовик летел над тундрой, которая начиналась от уреза моря. Маша, прижавшись к спинке, наблюдала тундру с мочажинами, с гнездами птиц, песцовыми играми, лесными чащобами. Откуда-то возникали маленькие островки среди многочисленных ручьёв, рек. До самого горизонта рябила вода. Разглядывая полярное море, Пчёлка чувствовала себя неуютно. Подумала: «Если приводниться на него, самолет держится на поверхности от силы три–пять минут. Температура воды даже летом не поднимается выше восьми градусов. Человек умрёт от переохлаждения. У девушки неприятно засосало под ложечкой. Она внимательно оглядывала местность, но не видела ни одного характерного ориентира. Противный холодок прошёлся по телу.
Вдруг штурмовик вздрогнул и накренился. Пчёлка почувствовала, как педали и ручка управления шевельнулись. Это майор Летучий исправил крен. На самолёт в воздухе постоянно действуют множество аэродинамических сил. Они то кренят его, то разворачивают, задирают ему нос или опускают. Полёт так и кишит неожиданностями. Майор опытный пилот, он сразу разгадывает неладное в поведении самолёта и мгновенно реагирует. Пчёлка не вмешивалась в управление. Командир экипажа – Летучий, он отвечает за безопасность полёта.
Штурмовик неожиданно окунулся в чёрный мрак облаков. На севере надо привыкать ко всему. За день может произойти сотни перемен.  Лётчики шутят: «Вылетели летом, а приземляться приходится зимой.» А то приползёт с моря туман или снежные заряды, тогда надо уходить на запасной аэродром, сесть и переждать непогоду. На севере нет вообще лёгких полётов.
Когда самолёт вывалился из-за облаков, Пчёлка совсем не узнала местность. Куда они залетели? Слева берег моря! Откуда тут взяться морю? Её напугало и заинтриговало это невесть откуда взявшееся море. Мираж?
Нет. Море действительно виднелось внизу. Но по всем прикидкам Маши никакого моря здесь не могло быть. И на карте оно обозначено не было. А между тем под крылом, внизу свинцово блестела широко раскинувшаяся, уходящая к самому горизонту ровная гладь воды. Чётко виднелась извилистая береговая черта. Что за наваждение? Может карта устарела и теперь нахально врёт. И от маршрута штурмовик здорово уклонился. Маша крикнула майору:
- Куда летим?
Летучий казалось не расслышал. Он молчал. Его лицо было закрыто кислородной маской, глаза утонули в тени под выпуклым лбом. Быть может, они уже летят над территорией сопредельного государства? Шутка ли посадить на аэродроме НАТО такую, нового типа, машину с секретным оборудованием. Вот это новость!
Но тут Пчёлка увидела сквозь дымку серую ленту бетонированной полосы. Аэродром. Запасной?
- Дайте прибой, - просил  по радиосвязи Летучий.
Пеленгаторы радиостанций откликнулись незамедлительно:
- Ваш «прибой», то есть ваш пеленг…
Слышимость по радио внезапно ухудшилась, эфир сплошь забили помехи, и Пчёлка не расслышала окончания фразы. Майор вновь повторил свой запрос:
- Я, ноль три девятнадцать. Прибой?
Запрос - ответ, Маша поняла, что самолёт надо повернуть влево, западнее. Ничего удивительного. Пока майор вёл переговоры с землёй, штурмовик отмахал дай боже сколько. Немудрено было уклониться в сторону.
На очередные запросы Летучего «земля» отвечала быстро, чётко, радист произносил слова, как диктор с правильными интонациями. Маша не обратила на это внимания, целиком доверившись майору. А тот теперь мог обходиться и вовсе без «прибоев». Он уже взял курс прямо на приводную радиостанцию аэродрома. Её обозначил радиокомпас, переметнув курс на сто восемьдесят градусов. Облака вдруг потемнели. Секунда – другая полёта в рваной мути, наконец, открылась земля и прямо по курсу показалась взлётно–посадочная полоса. Правда она ещё довольно- таки далековато. Аэродром – как на ладони. Многим он напоминал тот, на котором базировался её, лейтенанта Пчёлки, полк. Та же протянутая по большому травянистому полю серая взлётно- посадочная полоса. Сбоку параллельно ей, только уже – рулёжная дорожка. На стоянке самолёты, спецмашины, аэродромные и хозяйственные постройки. Локаторы – посадочный и кругового обзора. Но всё–таки это был другой аэродром.
Теперь Пчёлка не уделяла внимания приборам. Она впилась взглядом в чужие опознавательные знаки на хвостах самолётов. Они больно ударили Машу по глазам. У неё не осталось сомнений, что штурмовик уже катится, теряя скорость, по бетонке одного из аэродромов блока НАТО. Пронзила страшная мысль: «Приземлились за границей!».
- Товарищ майор, что же делать? - Пчёлка протянула к нему руку. Тот вяло отмахнулся от неё и нажал кнопку передатчика:
- Я российский лётчик майор Летучий. На борту моего самолёта ценнейшая аппаратура. Прошу предоставить политическое убежище.
- Ах ты, гад! – с губ Маши сорвалось отчаянное ругательство. –Чего надумал.
Что же всё-таки делать? Училищные наставники говорили курсантам: «В чрезвычайных ситуациях самым верным бывает только твоё решение. Колебания в нашем деле – смерть».
Воспоминание пришло вовремя, и Пчёлка приняла решение. Выхватила из кармана компактный баллончик с сухим шампунем и нажала пульсатор.   Мощная струя с шипением вырвалась наружу, и девушка направила её в глаза майору. Шампунь подействовал. Летучий громко вскрикнул. Не теряя ни секунды Маша ребром ладони ударила его по шее. Удар пришелся в сонную артерию. Майор потерял сознание.
Итак, майор Летучий в отключке. Что же делать дальше? Оставлять натовцам ценный самолет? Нет уж.
Маша Пчёлка была девушкой бесшабашной. Выкидывала такие пируэты! Однажды за свои проделки чуть не распрощалась с небом.

* * *

На четвёртом курсе она чувствовала себя лётчицей и однажды ушла в самоволку. В казарму ближе к полуночи возвращалась в превосходном настроении. Вдруг на одной из остановок её через окно увидел армейский патруль. Лейтенант, начальник патруля, с красной повязкой на рукаве сделал знак водителю. Автобус остановился, дверца распахнулась. Лейтенант первым вошёл в салон. За ним последовали двое патрульных. Пчёлка потянулась было к расстёгнутому воротничку, но тут же овладела собой. Патрульные всегда могли отыскать изъян во внешнем виде и принять оргвыводы. Либо отчитать, либо отправить к дежурному по части на работы, а то и похуже – прямо на гауптвахту. У Маши похолодело в груди. Но она поборола замешательство и взяла себя в руки. Смекнула, что надо выдать себя за курсанта из другого училища. Она сделала равнодушный вид и отвернулась к окну.
Лейтенант не отрывал от неё любопытного взгляда. А когда водитель объявил остановку, над её ухом раздался властный голос:
- Прошу сойти и отправиться с нами.
Маша этого ожидала. Лейтенанту неудобно проверять документы в автобусе. Это и ей на руку.
- А зачем, товарищ лейтенант? – с улыбкой повернулась она к начальнику патруля. – Уже полночь. Это последний автобус. Мне ехать ещё далеко. Что ж, пешком домой добираться.
Шофёр переключил скорость, но лейтенант жестом попросил его подождать.
–Вы отказываетесь подчиняться? Хорошо. Тогда поступим так. Следующая остановка «Училище». Мы зайдем к дежурному по училищу и разберёмся с вами. Откуда в такой поздний час?
- Само собой, со свидания – бесцеремонно сообщила Пчёлка.
- А увольнительная в порядке?
-Я в отпуске. Обучаюсь в Балашовском учебном центре подготовки лётного состава дальней и военно-транспортной авиации.
Но лейтенант был не из простачков, которые верят на слово.
-Хорошо. У дежурного по училищу мы позвоним в комендатуру, выясним, когда вы встали на учёт и тогда я отпущу вас.
Маша поняла, что влипла. Препирательство могло привести к тому, что лейтенант доставит её прямо в комендатуру. Тогда будет хуже. О побеге же нечего думать. Солдаты с нарукавными красными повязками всё время на стороже. Только, когда они вошли в подъезд лейтенант, ослабил бдительность. Думал, теперь девушка никуда не денется. И тут Маша рванула через запасной выход и по пожарной лестнице, как кошка быстро взобралась на третий этаж, юркнула в распахнутое окно.
Погоня началась в ту же минуту. На ноги были подняты все – дежурный по училищу, его помощник, дневальные и даже кухонный наряд. Но девушку не видели ни где. А Маша тем временем, тяжело дыша, сбрасывала с себя обмундирование. Жужа, услышав торопливую возню, проснулась. Пчёлка коротко сообщила ей о своём приключении, кое-как сложила обмундирование и с головой – под одеяло. Жужа поняла: небрежность на тумбочке сразу выдаст Машу. Надо как-то выручить подругу, пока патруль не вошёл сюда. Она встала, схватила Машину юбку, натянула её на себя. Гимнастерку положила на свою тумбочку, а своё, аккуратно сложенное обмундирование, на её. Проделав манипуляции, села за столик, включила лампу и взяла в руки книгу. Войдя, лейтенант не задержал на девушке даже взгляда. Спутать черноволосую и худощавую цыганку Жужу с блондинкой Пчёлкой он никак не мог. Поиски в курсантском общежитии затянулись. Свободных коек у девушек на третьем этаже не оказалось. Патруль удалился ни с чем.
На другой день Маша как ни в чём не бывало хвасталась перед подружками своим ночным происшествием. Разговор дошёл до начальника училища, и генерал вызвал Пчёлку к себе. Он смотрел на Машу пристально и весело.
- Это вы ночью сбежали от армейского патруля?
- Так точно! – не моргнув глазом отрапортовала Пчёлка.
Генерал посерьёзнел, высказался жёстко:
- За самовольную отлучку вы заслуживаете отчисления из училища. Недисциплинированных лётчиков-разгильдяев нам не надо. Но мне очень понравилась в вас одна черта. Находчивость. Без неё нет лётчика. Так-то… А за самовольную отлучку – трое суток ареста. А если это повториться, отчислю из училища, хотя вы мне нравитесь.

* * *

Нескольких секунд хватило Марии Пчёлке для принятия решения. Выход, судя по всему, только один: развернуть машину и взлететь против старта с обратным курсом. Стало легче. Изначально, после того, как Летучий посадил самолёт на натовском аэродроме, девушку сковал леденящий холод, она ощутила одеревенение. Сейчас, когда был найден выход, состояние первого шока прошло. Вернулась привычная для пилота уверенность, обострилась реакция.
Пчёлка посмотрела на взлётно-посадочную полосу и с её губ опять сорвалось ругательство. Аэродромная служба предусмотрела подобные намерения российского лётчика. На бетонку быстро выехала пожарная машина, за ней потянулись три топливозаправщика. Водители поставили автомобили поперёк взлётно-посадочной полосы. О побеге, кажется, не могла идти речи. Тут же последовал безапелляционный приказ с командного пункта:
- По третьему отвороту заруливайте на стоянку.
Русская речь оборвалась. Хозяева аэродрома молча ждали дальнейших действий залётного гостя.
Притормозив штурмовик в конце пробега, Пчёлка стала с медлительностью разворачивать его, чтобы въехать на рулежную полосу. Девушка скосила глаза влево. Солдат в островерхой пилотке, оскалив зубы в улыбке, показывал направление жезлом. Рядом стояли кучкой лётчики, техники. Вытянув по-гусиному шеи, они уставились на руливший самолет.
Взгляд Пчёлки метался в поисках выхода из западни. Штурмовик способен взлететь с грунтовой части поля, но там нагромождения разной техники. Для взлёта тут нет никаких шансов. Что же тогда остаётся Маше Пчёлке? А остаётся… Рулёжная дорожка, на которую она сейчас вывела самолёт. Иного спасения нет. Взлёт возможен для лётчика, обладающего филигранной техникой пилотирования. Сумеет ли она, лейтенант Пчёлка, провести самолёт по хотя длинной и прямой, но зато узкой рулёжке? Стоит чуть расслабиться при управлении, отклониться влево,  а там на стоянке выстроилась шеренга самолётов, и таран на земле неизбежен. Риск огромный.
- Была не была, - процедила Маша сквозь зубы. – Взлетаю с рулёжной полосы.
Отдав приказ себе, Маша уселась поудобнее, даже мельком посмотрела на безжизненное тело майора Летучего, и сосредоточилась на взлёте. Было одно желание – действовать расчётливее…
Тут никаких препятствий ей не чинили. Трудно было допустить, что пленник рискнёт подняться в небо с такой узкой рулёжной дорожки.
Пчёлка прихватила штурмовик тормозами и включила форсаж. Заревело, загрохотало и завибрировало так, словно налетел ураганный ветер. Люди, оказавшиеся вблизи, позатыкали уши. Мощная звуковая волна пригибала их к бетонке. Сгорбленные спины – последнее, что увидела на натовском аэродроме лейтенант Пчёлка.
Отпущены тормоза. Штурмовик, извергая из турбины огонь, понёсся вперёд. Понесся всё ускоряя и ускоряя бег. Нарастающая перегрузка вдавила Пчёлку в спинку сиденья. Это всё, что оставили несколько секунд разбега по рулёжной дорожке в её памяти. Впоследствии короткая девичья память не могла воспроизвести деталей действий при крайнем риске, при сильнейшем желании взлететь с чужого аэродрома.
Когда штурмовик наконец оторвался от рулёжной дорожки и взлетел, Пчёлка обрела способности соображать. На бреющем взяла курс на восток. Здесь на высоте не выше ста метров её не нащупают натовские радары и не перехватят истребители. Она перевела кран шасси на подъем.
Курс – девяносто – туда, где ей, лейтенанту Марии Пчёлке, служить велено.










;
Наименование произведений автора

01. КАВКАЗСКИЙ ВАРИАНТ (состав: Ромкин крест; Тропой толтеков; Невеста с панели; Последний танец кобры; С мыслью о княжне). Мелодрама. Илл. С. Алехина. Воронеж. 2001 г. Печ. л. 9.1.
02. КРЕПОСТЬ НАД ПЯНДЖЕМ (состав: Следы в пустыне; Крепость над Пянджем; Любовь обманная; Месть обречённых; Не дешевле денег; С тревогой за человека) Военные повести. Илл. Г. Усковой. Воронеж. 2002 г. Печ. л. 11.0
03. УМЕРЕТЬ ПО ПРИКАЗУ «ДРАКОНА» (состав: Кровь на погонах; Террорист из Поднебесья; Схватка в сыпучих песках; В стороне от фарватера; Охотники за оборотнями) Приключения. Илл. И. Давыдовой. Воронеж. 2002 г. Печ. л. 5.
04. СМЕРТЬ С ВОСТОКА. Героика. Приключения. Воронеж. 2003 г. Печ. л. 6.7.
05. СТРАЖ АДА. Приключения. Илл. М. Сычёвой. Воронеж. 2003 г. печ. л. 6.0.
06. ЛОВУШКА ДЛЯ БИЗНЕС ЛЕДИ. Детектив. Илл. И. Слюсарь. Воронеж. 2004 г. Печ. л. 6.37
07. МЕРТВЕЦ ПРИ ЖИЗНИ. Боевик. Илл. И. Слюсарь. Воронеж. 2005 г. Печ. л. 6.39.
08. ОХОТНИК НА ЧЁРНЫХ ПТИЦ (состав: Выстрелы на границе; Охотник на чёрных птиц). Военные повести. Илл. Е. Бочаровой. Воронеж. 2006 г. Печ. л. 7.3
09. КАПКАН ДЛЯ «ДЕДА» (состав: В стороне от фарватера; Капкан для «деда»; Ястреб свидетельствует). Детектив. Илл. Т. Булавиной. Воронеж. 2007 г. Печ. л. 2.25.
10. ЛЮБОВЬ ПО ВЫСШИМ РАСЦЕНКАМ (состав: Сокровища Маккены; Там, где цветёт «Эдельвейс»; Пяндж — река фронтовая; Утренний рейс из Кабула; Любовь по высшим расценкам). Боевик. Илл. И. Слюсарь. Воронеж. 2007 г. Печ. л. 8.0 (серия «Земля Воронежская. История городов и сёл).
11. ПОЦЕЛУЙ ПОСЛЕ СМЕРТИ. Боевик. Илл. А. Грязневой. Воронеж. 2008 г. Печ. л. 8.1. (серия «Земля Воронежская. История городов и сёл).
12. КОЛЬЕ ВОЛЧИЦЫ. Боевик. Илл. А. Грязневой. Воронеж. 2008 г. печ. л. 4.8 (серия «Земля Воронежская. История городов и сёл.)
13. ГОРОД ДЛЯ ЛЮБИМОЙ. Мелодрама. Илл. А. Грязневой. Воронеж. 2008 г. Печ. л. 4,3 (серия «Военные писатели XXI века).
14. СЛЕД ЛЕБЕНСБОРНА. Боевик.  Илл. , А. Копытина. Воронеж 2009.печ. л.— 6,5 (серия «Военные писатели XXI века»).
15. НОКТЮРН ДЛЯ НЕВОЛЬНИЦЫ (состав: Ноктюрн для   невольницы. След  Лебенсборна. Затмение). Боевик. Илл. Г. Улановой. Воронеж 2010.печ. л.  — 7,3. (серия «Военные писатели XXI века»).
16. ЛЮБИМЧИК БЕЛЕНА. Футбол. Илл. А.Алленых. Воронеж 2010. печ. л. —  4,7 (серия «Библиотека спортивной прозы»).
17. ЛЕДИ — КАРАТЭ В БОРЬБЕ БЕЗ ПРАВИЛ. Боевик. Илл. А.Копытина. Воронеж  2011. печ. л.— 4,6 (серия «Щит и Меч»).
18. ГДЕ В ГОРАХ ОРЛЫ ДА ТЕНИ. Мелодрама. Илл. А. Копытин. Воронеж 2012. печ. л. 6,3.
19. КРАДЕНОЕ ЛИЦО. (состав: Краденое лицо. Прости, если сможешь. Любовь по высшим расценкам. Расколотое небо). Мелодрама. Илл. А. Копытин. Воронеж 2014. печ.л. 4,9.
20. ЗВЁЗДЫ НА КРЫЛЬЯХ (состав: Рядовой неба. Звёзды на крыльях). Военные повести. Илл. А. Копытин. Воронеж 2015. печ.л. 5,3.
21. ИДИ ЗА СОЛНЦЕМ СЛЕДОМ. (Состав: Беседы о том, как стать талантливым). Библиотека «Воинского содружества» Илл. А. Грязнева. Воронеж 2016. печ. л. — 3,3.
22. ЗАКЛИНЁННЫЙ МОЛЬФОРКОЙ (Мелодрама) Илл. А. Малькова Воронеж 2016 печ.л. 4,9
23. ПЕРЕД ДАЛЬНЕЙ ДОРОГОЙ ИЗ ДЕТСТВА (Спорт в зеркале журналистики) Илл. А.Малькова Воронеж 2017 печ.л. 6,7
24. ЧЕРЕЗ ТЕРНИИ К ЗВЕЗДАМ (Спорт в зеркале журналистики) Илл. А.Малькова Воронеж 2017 печ.л. 10,2
25. СКАЗКА СТАВШАЯ БЫЛЬЮ (Библиотека спортивной прозы) Илл. С. Дуванова, М. Проскуряков Воронеж 2017 печ.л 3,2
26. БИЛЕТ В СЧАСТЛИВОЕ БУДУЩЕЕ (спорт в зеркале журналистики), илл. М. Проскуряков. Воронеж 2017, печ. Л. 4,4.
27. ДАРЯЩИЙ КРЫЛЬЯ (Воздушно-космическая серия), илл. М. Проскуряков. Воронеж 2018, печ.л. 7,0.
28. ЖИЗНЬ В ПОДНЕБЕСЬЕ (Воздушно-космическая серия), илл. М. Проскуряков. Воронеж 2018, печ.л. 8,6.
29. СЕНТЯБРЬ – МЕСЯЦ НАДЕЖД (Библиотека Союза военных писателей), илл. М. Проскуряков, С. Дуванов. Воронеж 2019, печ.л. 5,8.
30. ЛОЦМАН В МИРЕ ЗНАНИЙ И МИРЕ ГРЕЗ (редкая книга), илл. М. Проскуряков. Воронеж 2019, печ. Л. 5,3.
31. РАБОТА НА ДЖЕКПОТ (редкая книга), илл. М. Проскуряков. Липецк 2021, печ. Л. 4,2.
32.Мост через речку детства (спорт) ил. Дуванов г.Липецк, 2021 пл., 1.7
33.Ради нескольких строчек в газете ид.С.Горбунова г.Липецк,2022 пл.1.2
34.Дотянутся крылом до неба пл. М.Проскуряков  г.Воронеж, пл.1.7









Военно-космическая серия.


Владимир Алехин

Дотянуться крылом до неба.




Издано в авторской редакции.
        Компьютерный набор - Галина Вязникова,
                Евгения Мязина
                Дизайн обложки-Михаил Проскуряков.
Худ.ред.- Светлана Горбунова
                Техн.ред.-Михаил Литов
                Корректор – Анастасия Малькова


Подписано в печать 9.10.2022 г.
Формат 60 х 84/16 . Бумага офсетная.
Усл. печ. л. 5,3 Тираж 25 экз. Заказ
Отпечатано в издательстве «Ритм»
г. Воронеж, ул. Солнечная, д.17.