Не комильфо - Так не должно. Часть I Глава XI

XI

           Внешнее изменение Евгении Константиновны вместо некоторого самоудовлетворения своего честолюбия в поисках подтверждения догадки, обернулись противоестественным в данной ситуации сожалением о содеянном. Михаил даже не подразумевал какую боль принесёт старой женщине, так им почитаемой. Дорога от  улицы Рубинштейна до десятой линии Васильевского не близкая, почти до набережной Смоленки, но он решил пройти её пешком и разобраться в настигшей пренеприятнейшей ситуации.
           – “Значит Софья Кушнир имела отношение к семье Кульчинских. Только какое? Мораль тех времён и сегодняшняя должна бы разниться и существенно. Но, как оказалось, и реакция, на нечто некогда содеянное существенно другая, нежели сегодня.” – Мысли Михаила путались, ввиду нарочитого почитания Евгении Константиновны и невозможности ожидания в её семье антиморальных поступков, и понять произошедшее много лет назад оказалось не просто с позиции именно морали. – ”Элементарное предположение, что Владимир банально переспал с Софочкой Александровной, отпадало. Вероятно произошло что-то неординарное, почему он это сделал, будучи явно влюблённым в мать Лены. И, скорее всего, на эту тайну от Лены так болезненно среагировала Евгения Константиновна.”
           Михаил, свернув на мост Лейтенанта Шмидта, поднял воротник из-за ветра, задувающего внутрь пальто. Он сделал это автоматически. Голова, забитая возможно даже нелепыми предположениями, не реагировала на встречный ветер. Снег потихоньку угомонился. На мосту не было пешеходов в это позднее время. Уже изрядно замёрзнув, он остановил случайно подвернувшееся такси с пассажиром на заднем сидении. Открыв дверь, спросил разрешения сесть рядом. После нескольких минут молчания сосед вкрадчиво сочувственно спросил:
           – Сложная, неразрешимая проблема, молодой человек? Послушайтесь старого искателя приключений. Придёшь домой, выпей сто грамм, определённо только ледяной водки, лишь она в таком состоянии имеет очистительные свойства, и в кресле, закутавшись в плед, при свечах к тебе придёт разумное решение проблемы. Испытано и не раз. – Он замолчал.
           – И то верно? – Завистливо проговорил водитель. – Водка воскрешает. Правда я предпочитаю пятьдесят грамм чистого спирта. Согревает на раз и мгновенно очищает мозги.
           – Верно говорите, старина. – Пассажир снова обернулся в сторону Михаила. – Женщина ни к чему хорошему не приведёт. Одни недоразумения.
           – Вы правы. – Михаил с грустью рассматривал заснеженный безлюдный тротуар восьмой линии. – Вот только недоразумения происходят по нашей милости.
           – Извольте’с не согласиться. – Сосед снова обернулся, чтобы продолжить животрепещущие, глобальные дебаты.
           – Водитель, будьте добры, тормозните перед следующим перекрёстком. Большое спасибо. Пятёрки хватит? – Настроение молодого человека явно не располагало к продолжению беседы.
           – Не стоит, просто послушайте стариков. То опыт, молодой человек, ошибок трудных.
           – Ещё раз спасибо. – Он захлопнул дверь машины. Надо же в такую погоду Пушкина вспомнить. Михаил даже смог улыбнуться. И быстрым шагом устремился домой.

           В своей лачуге, как он её окрестил, сравнивая с квартирой Кульчинских, было тепло и уютно. Михаил предпочитал порядок. В нём конструктивнее размышлялось. Но это кажущееся неоспоримым утверждение, не всегда верно. В беспорядочно расположенных фактах возможны различные варианты предположений, а значит и выводов.
           Он открыл морозильник, вынул початую бутылку заиндевелой Столичной, обжигающую холодом. Водка не вытекала из неё как вода. Наоборот, тянулась, словно свежий ещё, не загустевший мёд, оборачивая стопку холодным туманом и, медленно проходящий её глоток через глотку, окутывал тело теплом и неописуемым блаженством.
           – Право старичьё. – Михаил облизал губы. – Приятное тепло, и мира совершенство. Пора спать.
           А во сне водитель такси у глыбы с Петром, обращается к нему с протянутыми руками, стоя по колени в снегу:
           – "О сколько нам открытий чудных
              Готовят просвещенья дух,
              И Опыт (сын) ошибок трудных,
              И Гений (парадоксов) друг."

           Будильник прозвенел ровно в семь. Не будильник, что настоящий, а тот, что внутри. В нашем подсознании. Михаил открыл глаза. – “Надо привести себя в порядок. Ждёт работа, отчёт по командировке, будь он неладен. Анна...”
           – О, Боже! Анна ждёт в девять. – Он набрал номер зам. начальника отдела.
           – Ты что в такую рань трезвонишь? Жену разбудил.
           – Мне бы отгул по семейным обстоятельствам. Очень нужно.
           – Раз нужно, я предупрежу Василия Алексеевича. Отчёт готов? Если да, завези до двух. Будь здоров. – И положил трубку.
           Михаил направился в который раз в ванную, но обрушил на себя максимально горячую воду, что могло тело вытерпеть, а через минуты две ледяную. Эта любимая, ритуальная процедура испытанная.  Надо сосредоточиться. Для этого все клетки тела должны бодрствовать. В это время можно выстроить наилучший распорядок дня, выскользнув из-под душа, или во время бритья. Обдумать сложные проблемы дебатов, если они предстоят. Но сегодня надо подготовиться к разговору с Анной. К совсем непростому.
           Из поведения Евгении Константиновны не вытекало, что Александра Кушнир жива. Могли быть только предположения по этому поводу. А вот что у Анны есть сестра по отцу и бабушка, вполне реально. Больше того, все наблюденные признаки и болезненно высказывание Евгении Константиновны – “Всё тайное становится явным” – предопределяли один только исход. Вероятность увеличилась ближе к восьмидесяти процентам.
           Судя по выражению эмоций на лице Михаила, сказать, что он рад этому известию, было нельзя. Двойственность положения в компании с Леной и Анной явно ставило в щекотливое состояние. Особенно сейчас. Даже не от его отношения к Лене, а наоборот. Была явно видна её привязанность, а может и даже влюблённость. И к Анне, как видно, он не остыл, только её увидев.
           Скажу прямо: Кому бы хотелось попасть в этот расклад? Жалеть мужчину в таком положении, вообще говоря, странно. Скорее даже некоторых из нас зависть гложет – кому-то всё, а тебе ничего. Но побывать в этой шкуре приличному человеку не с руки.
           Пока он наводил штрихи: там пробор, одеколон и всё такое, пришло время выходить. Наш герой, как перед полётом, присел на валик дивана. И сам себе пожелал вслух: – Хорошего приземления.

           Утро понедельника выдалось солнечным. Шпили куполов переливались золотом, снег хрустел под ногами. Настроение – хоть куда. Сейчас бы Анну за бока да кататься на лыжах в Павловском сказочном парке.  В то время как он наслаждался мечтами на остановке, подкатил троллейбус. А в нём на задней площадке бойкая группа девчонок и мальчишек с лыжами, направляясь в сторону Рижского вокзала, гудела младою радостью предстоящего.
           К Англетеру Михаил приехал неожиданно очень быстро. На настенных часах без пятнадцати девять. За столом у регистрационной стойки, заканчивала дежурство Анна Карловна.
           – Миша, Вам дать ключ? – Анна Карловна с интересом его разглядывала. – Анечка немного поделилась знакомством с Вами. Мне показалось, она всё ещё в Вас влюблена. А мне так и не удалось прочувствовать это состояние. Всё есть. Муж, дети... А любовь прошла стороной.
           В это время открылась дверь отеля и в него влетела разгорячённая Анна.
           – Извини, я опоздала. – Аня хотела было поцеловать Мишу, но в последний момент отпрянула назад. – Спасибо, Анна Карловна, спасибо за столь любезное отношение к моему другу юности. – Смутившись своему порыву, и взяв Мишу под руку, она увлекла его в сторону лифта.
           Всю дорогу до номера они молчали. Каждый из своих соображений: – Михаил, скорее всего, просто не знал как себя вести. Между ним и Анной стояла не на шутку взволнованная Лена. А Анне мешала дочь, вернее её существование. Не зря она возможный отпрыск семейства Кравчинских. Чувство благородства ею не утеряно.
             Они уселись друг напротив друга в гостиной. Напряжённую тишину нарушила Анна.
           – Объяснись, пожалуйста. Я всю ночь не могла уснуть. Почему ты так странно интересовался моими родителями?
           – Анна. Даже не знаю как сказать... Я ещё ни в чём не уверен и могу легко сделать твою жизнь совсем безрадостной. Разреши самому во всём разобраться и только тогда рассказать тебе, что я случайно обнаружил.
           – Миша, Миша. Неужели, ты считаешь меня полной дурой. Я просто надеюсь, что ты нашёл мою семью. Не знаю кого из них, но самых, что ни на есть родных по крови. Познакомь... Меня видеть не будут. Нет сил как я хочу хоть одним глазком их увидеть. – Она расплакалась и убежала в ванную.
           Её не было очень долго. Целых пять минут. Сколько всего проскочило за это время в воспалённом мозгу Михаила. Постоянная неуверенность в затее, в которую он по неосторожности ввязался, не сулила ему ничего хорошего со всех сторон. Не мог себя понять, временами ощущая изгоем в среде, в неожиданно ставшем близком окружении в течении всего полутора, двух месяцев. Заблудился меж трёх сосен, и вокруг ни одной тропинки к душевному равновесию.
           – Аня, дай мне несколько минут. Я сам в полной прострации. Никак не могу вывести себя из угнетённого состояния содеянным. – Он подошёл к ней по возвращению, обнял, прижав к груди всё ещё не пришедшую в себя женщину, не представляя как можно её успокоить. – Я постараюсь сегодня всё разрешить. Спущусь к Анне Карловне. Мне надо максимум пять минут. – Михаил провёл рукой по шелковистым, так хорошо знакомым волосам подруги, куда более дорогой, чем некогда, когда в голове свистел ветер юности много лет назад, и вышел из номера.
           – Анна Карловна, я воспользуюсь... – Он указал на аппарат.
           – Конечно, через девятку.
           – Евгения Константиновна? Доброе утро. Как Вам спалось?
           – Плохо, Миша, плохо. Вы вчера вывели меня из равновесия и я всё ещё не могу восстановить свой душевный настрой. Если Вы хотите приехать, то не раньше чем через два часа.
           – Хорошо... Буду. До встречи. Но раньше двух скорее всего не получится. Евгения Константиновна. У меня к Вам большая просьба. Я буду не один. – В трубке ни шороха. Тем не менее он продолжил. – Я буду с Анной Кушнир, дочерью той самой девочки, которая Вам чем-то перешла дорогу. Она прилетела на несколько дней с дочкой, очень похожей на Вас по фотографиям в альбоме, по пути из Новосибирска в Калининград. Остановка в Ленинграде только ради встреч со старыми друзьями. Мы познакомились случайно много лет тому назад. Я почитаю за честь иметь в друзьях Анну, прежде всего как совершенно незаурядного человека. А вдруг у неё появилась возможность познакомиться возможно с прямыми родственниками? Мне стоило больших трудов уговорить Анну. Правда я ничего не рассказал о Вас. Если я даже ошибаюсь, возможность обрести прямых родственников, вот так совершенно случайно... Этим пренебрегать нельзя. Тем более, у неё врождённая тактичность и манеры очень схожие с Вами и более выявлены, чем у Лены. Я к Вам отношусь словно к своей бабушке и не удивлюсь, если Вы кого-то из родственников её мужа знали. Кстати, Эмануил Поюровский, академик биофизик, мой какой-то дальний родственник. И его жена Бася Соломоновна редкой души человек. А вдруг это тот самый молодой человек, которого Вы упомянули в разговоре? – Михаил замолчал, боясь, что связь давно прервалась.
           – Хорошо.
           – Только пока ничего не говорите Лене. Умоляю. – Михаил положил трубку.
         
           Когда он вернулся в номер, Аня уже успокоилась, приведя себя в полный порядок.
           – Пойдём позавтракаем. Я голодна и съем тебя не без удовольствия. – Перед ним стояла та самая желанная женщина, которая просто выветрилась по совокупности с издержками флота, но иногда всплывала во снах, или неясным контуром в трудных житейских обстоятельствах. Такая же неповторимая и в той же степени манящая.
           За завтраком Анна молча рассматривала Мишу, по каким-то странным причинам ненавидящим её дядей. И сколько она не доказывала полковнику неправоту заржавелого суждения, он был как свинцовая стена за мишенью, непробиваемый. А Миша вдруг пропал. Уехал и не предупредил. Её жизнь стала рутиной, потерявшей смысл, случайно найденный с его появлением. Вот и сейчас он перед ней и не с ней. Наверное думает о своей Лене.
           И винить его? С какой стати? Прошло столько лет. Ему было только двадцать два, а ей тридцать пять. Но именно он открыл перед ней окно в мир познания. Она ленинградка, а он познакомил её с городом, о котором она и понятия не имела. Оказывается просто жила, не интересуясь. Музыка, живопись, культура города с ним стали её новым восприятием жизни. Нет, это не то чтобы она действительно не интересовалась Ленинградом и его достопримечательностями. Он ей показал всё совершенно в другом ракурсе, в романтичном и неожиданно поэтическом. Только неясно каким образом он пришёл к этому за три года знакомства с Ленинградом, будучи военным.
           – Мы сейчас едем в “Пассаж”. Я решил... – Он замялся. – Лучше не спрашивай, что я решил. Если ты готова, вернёмся в номер за верхней одеждой. И не смотри на меня такими глазами. Я и так с тобой теряю рассудок.

           На Невском самая первая подъехавшая семёрка их подхватила прямо в последний момент.
           Что Михаилу всегда не нравилось в Ленинграде, так это постоянная давка в транспорте. И пусть было его такое множество, что подъехавший транспорт выстраивался в длинную шеренгу на остановках, не влияло на количество в каждом вагоне будь то троллейбуса или автобуса. С другой стороны он сейчас стоял с Анной также плотно, как недавно с Леной, обняв за спину, зарывшись в меховой воротник пальто.
           Аня подняла на него виновато блестящие глаза. Неимоверно трудно сопротивляться её харизме. – ”О чём она сейчас думает, а главное, хочет? А он? Вопросы, одни вопросы... Быть может, об одном и том же...”
           – Нам сейчас выходить.
           – “Жалко”. – Прочитал он в её глазах.
           – У нас, возможно, ещё представится такая возможность когда-нибудь. Жизнь покажет. Вы не пропустите нас к выходу? – Спросил он ближайшего соседа. Нам выходить. Аня дай руку.
           Они с трудом выскочили из автобуса. И, как были, взявшись за руки, спустились в подземный переход. Только в “Пассаже” Анна вдруг спросила:
           – Зачем мы здесь?
           – Я хочу тебе оставить память о себе. Я имею на это право? Хотя бы за то, что ты все эти годы преследовала меня, не давая полностью удалить себя из души моей. Я был настолько глуп... И только сейчас понял кого лишился.
           – Миша не говори действительно глупости. Где был ты, а кто была я в те годы для тебя. Так и быть, будь по-твоему.
           Михаилу был необходим отдел костюмов. Он знал уже где находился нужный отдел. Заметил когда поднимался с Леной в её кабинет.
           – Нам на второй этаж.
           Анна, безусловно, подразумевала о какой-то определённой цели визита, но спрашивать не решалась. Неизвестность только подогревала её интерес. Они зашли в отдел.
           – Аннушка, выбери себе костюм и даже не думай о его стоимости. Это моя забота. Я хочу сделать такой подарок, чтобы он часто тебе напоминал обо мне. И не спорь со мной. Не буду мешать и сам тоже осмотрюсь вокруг. – Они остановились в двух шагах от делового, очень элегантного костюма Лены. Лена была в нём просто обворожительна.
           Анна хорошо знала “Пассаж” и этот отдел и эту стойку. Костюм Лены она оценила сразу. Только он ей был не по карману. Она стала рассматривать костюмы  с начала стойки. Всё было мало интересно в сравнении с ним. Всё-таки женщина есть женщина. Сняв его с вешалки, приложила к себе возле зеркала напротив. Как жаль, но нельзя. Слишком дорого. Михаил стоял поодаль, с этого места почти не видимым для Анны. Зато он хорошо видел её взгляд в зеркале. Анна повесила костюм на место и стала рассматривать остальные. Михаил нашёл молодого продавца и, объяснившись с ним, подошёл к Анне.
           – Я могу помочь? Я видел Вам, кажется, понравился вот этот костюм. – Он отошёл на два шага назад. – Это не ваш размер. Одну минуточку.
          – Миша, я не могу тебе это позволить. – От неудобства положения на её щеках выступил румянец.
           – На сколько я понял, судя по тому как ты одета, твой муж понятия не имеет в стоимостях женской одежды. Но я тебя уверяю, если бы он захотел купить тебе костюм будучи в здесь, в Ленинграде, купил бы его безоговорочно. Такой женщине, как ты? Даже не сомневайся.
           – Ваш размер тридцать четвёртый. – Продавец приложил костюм к груди Анны. – А такой выразительный болотный цвет, как нельзя, к вашим глазам. Как Вы считаете? – Обратился он к Михаилу. – Изволите примерить? Молодой человек, вы можете пройти с вашей подругой в примерочную.
           – Нет не надо, приготовьте его, пожалуйста. Мы берём.
           Анна молча наблюдала эту сцену. Такая согласованность... Что за этим всем кроется? Или мы сегодня на званом ужине,... Или? Не может быть. Я не готова. Пока Михаил расплачивался, Анна не могла сосредоточиться и решила прямо сейчас вернуться в Мартышкино. Михаил, случайно обернувшись, увидел убегающую Анну. И ещё не успев расплатиться, достаточно быстро её догнал. Анна не стала сопротивляться, что-то говорить. Просто уткнулась в его грудь и расплакалась. – “Сорокалетняя дура. Что он обо мне подумает?” – Тем не менее они направились в примерочную, когда она успокоилась. У неё просто не было сил спорить, что-то доказывать.
           – Аннушка, – Михаил повернул её лицо к себе и стал бережно вытирать не просохшие слёзы. – Каждый день промедления делает только хуже. Ты одна на свете. А здесь возможно Анюта найдёт свою родную прабабушку, а ты сестру. Сколько людей по всему миру не могут этого добиться? У тебя шанс. Даже если небольшой... Ты же сама просила.
           – Просила. Да просила, но я... Я не знаю. Боюсь.
           – Глупо! Глупо проигнорировать такой шанс.
           За кассой молодой человек молча протянул футляр с костюмом. Вся эта сцена развернулась на его глазах.
           – Оставить без внимания подарок любимого человека нельзя. Так говорил мой отец. А я не принял его совета. И потерял, как оказалось, любовь навсегда.
           – В ваши годы навсегда? Не говорите глупости. – Анна улыбнулась. – У вас всё впереди.

           Они вышли из магазина. За это время погода резко изменилась. Мелкий снег, гонимый ветром, проникал во все щели. Пришлось им развернуться в противоположную сторону до следующей остановки автобуса. Вместо этого спустились в метро, чтобы доехать до станции Адмиралтейская. Всю дорогу в поезде они не проронили ни слова. Только уже в фойе гостиницы зайдя в лифт Михаил обнял Анну, прижав к себе.
           – Не беспокойся. Я рядом и тебя в обиду не дам. Да и женщина, нас ожидающая, высоко интеллигентная бабушка. Не стоит беспокоиться.
           – Я в душ. – Только что Анна и сказала, забрав с собой костюм.
           Михаил подошёл к окну. В хороший день из окна виден Исаакиевский собор во всей своей красе. А сегодня лишь очертания из-за косого от ветра снега. Но всё равно красиво. – “Надо будет заказать такси. На улице мерзко. Он представил встречу с Евгенией Константиновной. Может быть лучше зайти в “Дом Книги”, к Лене? Нет. Это неправильно.” Он взял свежую газету “Известия” и стал пролистывать страницы, пока не наткнулся на статью об Эренбурге.
           Через тридцать минут Анна вошла в гостиную. Приведённая в порядок, в новом костюме она выглядела просто сногсшибательно.
           – Анна, так не честно. Ты не имеешь права так со мной поступать. Мне очень нравится Лена, а ты такая... Та самая Аннушка, только я стал на шесть лет старше. И
мне тебя... Какой твой Мишка негодяй. Оторвал такую женщину.
           – Зато подарил такую дочку. А ты просто канул, даже не попрощавшись. Стой на месте. Если что и... – И хитрые искры в глазах тех времён. – Только по возвращению.
           Время над ней не властно. Всегда, когда удавалось с ней встретиться в те годы, она выглядела бесподобно, словно Дива с открытки.
           – “Лене до неё далеко. В Анне гораздо больше Евгениии Константиновны. Необыкновенная, столь мизерная вероятность родства, зашкаливала. Дай-то Бог. Даже если лишусь Лены, буду счастлив, что нашёл ей родную сестру.” – Михаил снова подошёл к окну, спрятавшись от воспоминаний юности. Ему явно не хотелось видеть её, но не видеть ещё хуже. Не хотел, чтобы она заметила его нетерпения к ней. – “С начала визит к Кравчинским.”
           – Я тебе уже совсем безразлична? – Анна, как и раньше, подойдя сзади,  змеёй прокралась между ним и окном. От этого прикосновения Михаил чуть было не потерял власть над собой. 
           – Аннушка, только после визита к Кравчинским. Поверь, настроение не должно меняться перед очень важной встречей. Не терзай душу. Настройся. Не думаю, что всё будет так просто. И ещё... – Он прижал её к себе, чтобы она по крайней мере не видела его возбуждённых глаз.
           – Эмоции трудно скрыть глазами, а за языком следи. – Михаилу всё труднее становилось себя сдерживать. Её необыкновенно нежное прикосновение и память этой близости могли сыграть недобрую шутку. Он опустив руки отошёл и сел в кресло.
           – Евгения Кравчинская, – после непродолжительного молчания, заметил он, – твоя возможная бабушка, принадлежала к аристократической прослойке общества, до революции. Приглядись к её манерам. Я заметил между вами много общего. У нас отрицают генетику как науку, а ты являешься, пусть и редким, но подтверждением её правоты.
           Анна стояла у окна и смотрела в сторону Михаила настолько отсутствующим взглядом, что казалось она его не слышит. Но просчитать, почему она оказалась в таком безразличии к столь важному для неё самой событию, было невозможно.
           – Аня ты меня слышишь?
           – Слышу. Ты меня забыл. Зачем я здесь. Уже столько лет жила спокойно, и вдруг решила тебя найти. Не знаю почему. К чему нужны бывшие эмоции... Я ни в какой мере не представляла такого результата. – Казённый, как у Лены, голос буквально подчёркивал каждое слово. – Жизнь моя, какая-никакая, но установившаяся. А теперь эта горчинка оставит рубец в душе. Мы никуда не пойдём. Я устала. А костюм сдай.
           – Перестань говорить глупости. – Михаил подошёл к ней. Приподняв подбородок, прикоснулся на мгновение, как раньше, к её губам. – Пусть со мной ты всё решила. Но со своей судьбой, особенно судьбой дочери не поступай так. Это не серьёзно. Сейчас час дня. Евгения Константиновна нас ждёт в два. Соберись. Мы выезжаем через полчаса.
           – Поцелуй меня. Потом может уже не быть.
           Давно забытое прошлое... Кто придумал это действо. Точно по преданиям не Бог, но и не чёрт. Какая разница, если это бесконечно упоительно и до бесстыдства ненасытно.
           – Спасибо, я скоро. – И, словно никакая, снова скрылась в ванной комнате.