Не комильфо - Так не должно. Часть I Глава II

II

           Будильник прикрытый, подушкой, издав приглушённый стрекот, заткнулся накинутым удушливым пуховичком. “Надо вставать, но как не хочется.” Рядом с ним спокойно дышала, как ни в чём не бывало, Лена. Нет, даже не Лена, а её тело, душа или как это по совокупности, какая разница. Одеяло повторяющее формы, спящей на боку женщины, сулило зыбкую надежду на предстоящее, быть может, близкое будущее. Совсем не обязательно предсказуемое. – “Жаль, но надо будить. Как специально повёрнута ко мне спиной. Каково её лицо, когда она расслабленная?” – Привычка беседовать мыслено с самим собой у Михаила выработалась на службе. Он был на достаточно высокой командной должности, что обязывало раньше подумать, а потом отдавать приказы, чтобы не выглядеть идиотом перед новобранцами, каковыми иногда случались его командиры офицеры.
           – “Ей на работу, а я сегодня выходной. – Приоткрыв плечо, стал лёгкими прикосновениями целовать полюбившуюся женщину, о которой ещё вчерашним утром мог только мечтать и то в одиночестве. – Неужели это правда?!”
           От этой мысли он, отпрянув от неё и неслышно повернувшись, свесил ноги с кровати. Лена, не оборачиваясь, прошептала совсем несонным голосом:
           – А ты против?
           – По совести говоря, не ожидал от себя. Смешно сказать... Перед тобой я часто чувствую себя мальчишкой... То ли стесняюсь... Или теряюсь. Я уже давно к сердцу не подпускаю женщин. С одной стороны просто банально нет времени, а с другой – у молодых на уме только одно – лишь бы выскочить замуж. А с тобой... – Он запнулся...
           Лена обернулась, смерив его недоуменным взглядом. Одеяло ниспало с плеча, полуобнажив левую грудь.
           – Ты мне что-то хочешь сказать? – Чуть полноватые губы, природой чётко очерченные на лице, усиливая и так достаточную его белизну, застыли полуоткрытые, едва обнажающие зубы, словно вопрос не завершён. Широко раскрытые, словно бездонные глаза, иронично заблестели в ожидании ответа. Небольшой нос с намечающейся горбинкой склонялся к губам чуть прижатым эллипсом, придавая определённое очарование. Округлость щёк заканчивала прелестную картину. Единственно,  что, может быть, портило облик – брови. Слишком широкие. Так это дело исправимое.
           – По моему, я влюбился. Или спятил... Такое впечатление, что эти два состояния сродни. – Совершенно спокойный голос изменил выражение на лице Лены. Она в который раз отвернулась к окну.
           А за ним необычный февраль, и ей совершенно до него не было никакого дела.

           – Как не хочется на работу... – Лена подтянувшись, подняла руки в стороны и вверх до хруста позвоночника. Одеяло спало окончательно, обнажив обворожительно чарующую картину проснувшейся молодой леди кисти известного
акварелиста Ханта.
           – Ты знаешь чем хороши потёмки? – В её глазах проявилась романтическая, суеверная таинственность неизвестности. – Они не отвлекают от действа из-за лишних внешних эмоций. Мужчинам это не понять. Женщина старается воспринимать обряд с закрытыми глазами. Вы отвлекаете. Её волнует только чувственность момента... Уже отвернись, пожалуйста, если можешь. Я в ванную. – И без намёка на неловкость, как была, снова подтянувшись вышла на цыпочках, подчеркнув упругую красу икр и бёдер, из спальни.
          Михаил опять вспомнил подругу юности по Кронштадту Анну Кушнир. Аннушка всегда просыпалась у него на груди, обнявши за талию. Она ему преподала уроки понятий восприятия женских эмоций в моменты интимной близости. И вот Кравчинская практически повторила своё восприятие момента так схоже.
          “Неужели это создание для меня? Всё ещё не верилось.” – Ему был совершенно безразличен возраст, тем более что когда впервые её увидел, успел почувствовать некоторый трепет. Не такой, как с Кушнир. Он вызывал волнительное беспокойство.

          Пожалуй первый раз в своём доме, кухня озадачила хозяина немым вопросом. Гостью оказывается положено кормить завтраком. Он решил приготовить гренки с джемом и чёрным чаем или кофе.
          Безо всяких предосторожностей и смущения, тем более безнравственных мыслей, автоматически зашёл в ванную даже без стука.
           – Миша, не рано ли?
           – Извини. Ты предпочитаешь чай или кофе. – Глупцу не подвластно понять собственную глупость: она стояла за прозрачной занавеской к нему спиной не шелохнувшись. Наверное смывала наваждение.
           – Не налюбовался? Если ты в состоянии в таком состоянии сварить кофе, буду очень признательна.
           Давно покинувшая способность думать, что каждая женщина загадка, неожиданно вернулась из беззаботной юности. Чувство обезоруженности перед ней не вызвало у него внутренней жалости к себе. Скорее, будоражило душу и кляло за нерешительность. Лет шесть назад, когда он встречался с Анной, на тринадцать лет его старше, у них были взаимоотношения совсем в другом ключе. Больше того, это было не его, а её приключение с самонадеянным юнцом. Совсем для Михаила небесполезное. А Лена не пикантное развлечение.
           Кофемолка монотонно от скрежета перешла на постоянный вой, измельчая в пыль ароматные, только что поджаренные, зёрна колумбийского кофе. – “Надо же,  а моя жизнь, – промелькнуло в голове, – перемалывается в противоположном звуковом направлении. В тиши вполне удобного холостяцкого, мерного, в смысле неторопливого, времяпрепровождения появился инопланетный фальцет.”
           Возникло реальное желание навестить Евгению Константиновну. Говорят, странные мысли с утра не к добру.
           Мягкий хлопок ванной двери отвлёк его от пустых раздумий.
           – Зачем это мне? – Случайно произнесённый вопрос повис в воздухе пропахшем кофе.
           – Я тебя уже об этом  спрашивала. – В дверном проёме стояла, облокотившись
на косяк и подбоченившись, Лена, завёрнутая в белоснежное полотенце и отдающая
резким, непривычным в этой квартире запахом благоухающего женского тела. – Не заиграйся. Я предупредила бабушку. Ты хочешь прояснить... – Она  улыбнулась, специально не закончив предложения.
           Он не отрывал взгляд от турки. Можно прозевать точку выключения огня и кофе потеряет аромат. Это занятие каким-то образом оправдывало присущую его характеру молчаливость.
           – Предсказуемость зашкаливает. Я быстро. Выпью кофе и убегаю. Тебя ждут к завтраку к десяти. Искупайся. Ты пахнешь мной.

           – “Чёрт знает что. Диалог одним голосом. Можно не говорить, но как не думать? Это явно от него не зависит. Незамедлительно следует сделать вывод пока не поздно. А как же Евгения Константиновна?” – Михаила тянуло к этой женщине, словно она должна раскрыть в его подсознании потайную дверку.
           Ввиду холостяцкого образа жизни, достаточно удобного и безо всяких ограничений, неожиданно ввернувшись в водоворот не своей среды обитания, все эти инсинуации немного раздражали. Пусть даже проявившееся слишком рано, возможно, внезапное увлечение, даже если и серьёзное, не располагало к изменению его неженатого состояния. Евгения Константиновна, естественно, к этому никакого отношения не имеет.
          Насколько неправильным окажется этот постулат?! Так это только впереди, а сегодня есть сегодня. 
          Потому просто необходимо принять что-нибудь прохладительное для успокоения души или... Или, пожалуй, облиться прохладной водой.
          Ванная была наполнена запахом Лены. Возможно, это её флюиды следуют за ним по пятам и не дают отстраниться. Самое ужасное слово, явно преступное в этот момент для его сознания, он абсолютно не хочет сопротивляться.
          Лена озорная, даже чересчур для своего возраста, прямолинейная, с тонким чувством юмора, часто скрывающим иногда её беспомощность или сиюминутное разочарование, прячет за словами своё влечение или жалость к себе по непонятным причинам. Занятная особа. К ней нельзя относится или-или. Она этого не приемлет.
          Вот только почему одна... Завтра, послезавтра ей стукнет тридцать, а ночью
свернётся калачиком, ещё хуже бубликом, и какой здесь сон... Быть может, его размышления не имеют места быть. Но какой же это сон, если рядом возможен оболтус. Уж лучше быть одной. – “И так, и так конфуз”, – успокоив себя спорным толкованием, залез под достаточно холодный душ.