Советы моего отца -3

 
Новелла № 3
   
Летом 1970 года дядька - брат отца, живший в райцентре, заболел и лег в больницу в Ташкенте.  Позвонив на работу отцу, он попросил его помочь с подкормкой риса на его небольшой плантации, которая находилась на острове посреди реки Кара-Дарья. Дорогу нам показывал двоюродный брат Алик-1. Дело в том, что у дядьки было девять детей - шесть мальчиков и три девочки.  Имена мальчиков начинались на букву А.
       Поэтому в целях экономии времени и пространства они сами называли себя Аликами с нумерацией. Соответственно старший был под номером один. Было нам с ним лет по 14-15. И когда грузили мы мешки с селитрой из-под домашнего навеса в багажник Волги М-21, то первым подставил спину мой двоюродный брат, Алик -1. Был он маленьким, на голову ниже меня, но коренастым и приземистым, выросшим в кишлаке и познавшим все тяготы физического труда. От тяжести мешка он немного пригнулся, но расставляя ноги скоренько побежал к багажнику Волги. Видя, как брат тащит на себе мешок, и я отважно подставил плечи, городского неженки, заболевающего при любом сквозняке и имеющего четвёрку по физкультуре. Я чувствовал, что делаю что-то не то, но останавливаться было поздно. При весе в 40 килограмм я собирался поднять, совершенно без подготовки, полтинник. Но Алик первый тоже имеет не меньший и не больший вес, а он же справился с задачей! Отец недоверчиво согласился и осторожно положил 50 килограмм на мою спину. Да, это была картина достойная мастера! Если вы видели таракана, задавленного тапкам, то можете представить себе эту грустную картину, в которой я лежал под пыльным тяжелым мешком раскинув руки и расставив ноги. В меру отсмеявшись, Алики с первого номера по четвертый быстренько освободили меня из плена мешка, загрузили багажник машины, и мы двинулись в путь. В плане отца было переехать с машиной на остров на пароме, там оперативно выполнить намеченное и обратно. Но подъехав к пристани мы узнали, что паром сегодня не работает, а работает большая весельная лодка. А мы так надеялись на паром. Но выхода нет мы погрузили наши мешки в лодку и нас переправили на остров, где началось самое интересное, потому что до рисовых чеков было около трех километров и эти 250 кг селитры необходимо было тащить на себе. Я, чуть было не испугался, потому что второго подхода я бы конечно не выдержал, но отец проявил природную смекалку, и мы взяли на прокат трех ослов у чабанов, которые проживали летом на этом безымянном острове.
 Таким образом образовалась колонна из трех людей и трех ослов. В авангарде с одним мешком селитры на ослике шел Алик №1, за ним шел я с осликом и одним мешком и замыкал колонну, в арьергарде, отец с осликом которому повезло больше других, потому что на него нагрузили два мешка селитры. Добрались мы до места нашего назначения, и вот перед нами квадратные поля-чеки риса, постоянно затопленные водой до момента созревания урожая. Мы сняли наши мешки, закатали брюки до колен, набрали в приготовленные емкости селитры и пошли по воде, стараясь не наступать на ростки риса, посыпать чеки селитрой.  Удобрив рисовые посадки, мы сели на своих ослов и взяли курс обратно на пристань, а лодка-то только отплыла. Надо ждать не менее двух часов, а есть хотелось неимоверно. Тут отец опять пошел к добрым чабанам, которые выделили от щедрот засохшую лепешку, которую разбить можно только топором. Подозвал он нас братом к кустам раздвинул их, а там маленький родничок пробивается из песка, кинул он туда лепешку, размокла она и великолепный получился у нас перекус. Холодная, чистая, вкусная, изумительная ключевая вода и размокшая лепешка. Вот это да!
      Немного перебив голод, мы уселись на теплых камнях дикого пляжа. И отец рассказал нам очередную историю: «В начале 1930 года было принято постановление по ликвидации кулацких хозяйств.  Согласно постановлению зажиточных крестьян, использующих труд наёмных рабочих и занимавшихся сельским ростовщичеством раскулачили - принудительно изъяли собственность и сослали раскулаченных в малонаселённые территории Советского Союза. Но, как всегда это происходит, под общую гребенку попали и середняки, т.е.  крестьяне, которые своим трудом без участия посторонней рабочей силы добились достатка. Так и мой отец имевший одну мясную лавку попал под эту раздачу. Все было отобрано, а имущество продано на аукционе. Немногим раньше мама, проницательная женщина, отнесла наиболее ценные вещи и драгоценности к соседям, но они их просто присвоили. Старший брат, бывший в ту пору у власти, он работал председателем сельсовета, отрекся от нас. Тем не менее, года через два, был арестован и судим как враг народа. Получил десять лет без права переписки – то есть расстрел. А нас, отца, мать, брата и меня в чем мы были, посадили на арбу, и отвезли на вокзал, где в поезде № 500, состоящий из товарных вагонов, с деревянными нарами и совершенно без входных лесенок отвезли в Голодную степь, в место под красивым названием " Далверзин", которой расшифровывалось очень и очень просто – Дальняя высылка заключенных. Мне было лет десять, брату двенадцать. Там мы вырыли в песке землянку, сделали крышу из подручных материалов, соорудили очаг и начали существовать. Мы были точно уверены, что зимы не переживем, но, как видишь, пережили. В пятидесятые годы полностью реабилитировали и отца, и брата. Брату посмертно вернули все его награды. Да только, что толку, к тому времени ни отца, ни матери уже не было».
      Отец долго молчал, мы с братом сидели и слушали, раскрыв рты. Отец закурил свою Герцеговину, потом продолжил:
«Однажды отца увезли и продержали больше месяца. Мама, через неделю после этого, тоже уехала в город за хлебом и не возвращалась с неделю. На третий день, мы с братом съели все, что было в доме. На четвертый я, отряхнувшись от всеобъемлющего песка, который был везде и на одежде, и под нею, выполз из землянки и поплелся к рынку. На рынке тоже ничего бесплатно не давали, просить подаяние я не решался. Возле входа лежал навзничь голый человек, из одежды были на нем только холщовые штаны. Он лежал и смотрел в ослепительно голубое небо. Живот у него был не то, что впавший, в него запросто вместился бы казанок средних размеров. Через определенный интервал времени он шептал: " Нон, нон беринглар (Хлеба, хлебца дайте) ..."  Никто не обращал на него ни малейшего внимания. Я снова поплелся домой, где не было ни крошки еды. Удивительное дело - не было ни ворон, ни голубей. Вот крыс было предостаточно, но есть я их как-то не решался, да и поймать их не было никаких сил. Всё закончилось более или менее благополучно, потому что соседка, обеспокоенная тем, что никто не выходит из дому, то бишь из нашей норы, зашла проведать нас. Увидела она все это, побежала домой, принесла немного масла хлопкового. Нарвала во дворе большой ворох клевера, травы всякой, крапивы и поджарила на маслице постном и спасла нас этим самым от голодной смерти. Как звали эту чудную женщину, я уж и не помню, но вкус жареного клевера мне запомнился на всю жизнь. Куда там твоим авокадо».
Мы долго молча смотрели на волны, поднимаемые подходившей лодкой. Без приключений мы переплыли реку, сели в машину и поехали домой.