Гл. 21 Так, на базар
Так. на базар. Просто погулять.
На следующее утро
Следующим воскресным Утром, когда городок еще отсыпался после трудовой недели, но солнце уже спрыгнуло с крыш бараков на землю чтоб лизнуть асфальт, в окно комнаты тихонько постучали, и послышался тихий голос Софьи Марковны:
-Николавна-а-а-а… Твои слышу проснулись, а не шибко шумят, если у вас всё в порядке, может опять на базар? – только прогуляемся.
Екатерина Николаевна в это время готовила завтрак, а Люська сидя на кровати кормила Серегу. Невозмутимый и довольный Влад, путешествовал по комнате, бабушка вот только что накормила его любимой гречей с молоком.
- Софья Марковна, заходите. У меня уже какао с гренками почти готово. Мы давно не спим.
Люська оживилась:
-Ой! И я хочу какао, и меня берите с собой на базар!
Екатерина Николаевна на нее строго посмотрела:
- Хвост прищеми, ты ужо вчера нагулялась. И с какао – дудки тебе – знаешь, нельзя, пока кормишь!
- Ну мам, пол чашечки и побольше молока и сахарку. Сережке понравится, он любит сладенькое.
-Что мам? Ты с ума сошла по лестнице через гору с двумя на руках! Я в горку их не потащу, знаешь ведь у меня ноги больные.
В комнате появилась Софья Марковна:
-Николаевна, втроем - разве не справимся?
- Не справимся – она наказанная. А Вы Софья Марковна садитесь, сейчас с молочком какао попьем, и непременно пойдем. Только что нам на рынке-то?
С этими словами Екатерина Николаевна поставила на стол тарелку с горячими гренками и разлила из ковшика какао, получилось точно два стакана и половинка, капелька в капельку.
-Мамочка можно с молочком, только сначала сахарок.
-Подлиза, с молочком да с сахаром ей – уже совсем не сердито, но всё же проворчала Екатерина Николаевна.
-Николаевна, ты очень строгая. С детьми надо мягче.
-Мягче – на голову сядут.
-Николавна, ты где видела как Ритуля сидит у Буси на голове?
-Сидеть не сидит, но веревки вьет.
-Не вьет. Просто ладно заплетает. Риточка Бусю любит. – Буквально промурчала Софья Марковна,
И как бы спохватившись, добавила:
-А на рынке? Я знаю? Да мы просто пойдем гулять.
Люська немножко надулась, но от какао с гренками не отказалась. На нее тут же залез Влад и выпросил гренку. Люська допила какао, вильнула хвостом, взяла на руки Сережку с Владом и так и не сдувшись, демонстративно отправилась на улицу. На лавочку.
Екатерина Николаевна сердито посмотрела дочери вслед.
-Николавна, да не сердись, щас на лавочке посидит и сдуется.
Вскоре они собрались и отправились на прогулку. Екатерина Николаевна, обычно строгая по отношению к дочери, могла крепко её и поругать, но потом ей становилось стыдно своей строгости, и она старалась всячески как-то это смягчить. Вот и теперь, когда они вышли на улицу, она как бы извиняясь, в полголоса сказала дочери:
- Ну, мы не надолго.
Они тронулись в сторону Стрелецкого спуска.
- Николаевна, а ты молодец – строгая, но не умеешь долго сердиться. А Ритка, ты права, из меня иногда может и веревки вить. Я ей никогда в жизни не делала замечаний. И никогда в жизни ни в чем ей не отказывала, но она, хочу заметить, никогда не будет просить, то, в чем могут отказать. У нас в семье вообще не принято было ругать детей, особенно девочек. Мой папа говорил: - детей надо только хвалить. Он говорил, что ругать, за какой-то проступок уже поздно, ведь это уже произошло. Какой смысл? Надо сделать так, чтоб им нравилось, когда их хвалят. И даже в плохом или недостойном, постараться найти что –то хорошее или хотя-бы смешное. Да и самим делать только то, за что следовало бы хвалить. Тогда и дети будут все правильно делать.
-У Вас были замечательные родители…
А я вот своих почти не помню. Они рано умерли от чахотки. Мы со старшим братом Володей жили у тетки с дядей. Я и их почти не помню. Можно сказать меня воспитывал брат. Тетя с дядей дома почти не бывали – уходили темно, приходили темно. Даже не было тогда ни выходных. У них было своих двое, маленьких. Вот так меня воспитывал брат, пока был с нами, а я - их маленьких девчонок. Я тогда уже училась в церковноприходской школе, при Храме Христа Спасителя в Москве. Потом, сестричек водила в ту же школу, а сама пела в церковном хоре. Когда брат убежал на фронт, я осталась без него как без отца, и тут всё как-то быстро закрутилось. Революция, война, разбой, погромы, а Я взяла и влюбилась. Его Савелием звали. Жениться хотел. А тут его семью сослали на Кавказ, просто за то, что были купеческого сословия. Я искала где, что узнать. Неразбериха, ни кто ничего не знает, говорили, что вроде как отправили в Грозный. Кругом война. Кто против кого, до сих пор не знаю, все чужие. Поехала в Грозный его искать, дальше. без него жизни не мыслила. Поезда ходили. Как доехала, сама не понимаю. Поезда тогда шли не в какой-то город, а в сторону – на Кавказ, в Крым, на Украину, на Урал… А там, как получится. Добралась до Грозного.
Савелия так и не нашла, в Грозном про его семью, так ничего и не удалось узнать. Но уехать уже не смогла. На обратно нужен был билет. Денег нет, еды нет. Побиралась. С голоду не дал помереть один еврей, Николай, приехал из Киева. Тоже искал своих, но у него было, где приклонить голову. Вот он то и есть Люсин отец. Я его не любила, так, в знак благодарности за то, что приютил, а не понимала, что происходит. Он меня какое-то время оберегал. Тоже был одинокий.
Не получилось, мне стать женой любимого, а потом полюбить того, с кем какое-то время жила. Однажды Николай, совсем неожиданно исчез. Просто вечером не вернулся домой. Может, что нашел своих и по тихому уехал. Хозяин комнаты, через неделю меня выставил на улицу, нечем платить.
Каким-то чудом устроилась на работу помощницей бухгалтера, сортировать счета, на нефтеперерабатывающем комбинате. Выяснилось, что я отлично считаю. Меня подучили, доверили счета и книги. Дали комнату в общежитии. Это спасло. Там, в Грозном и родилась моя Розочка. Когда родилась, тоже попросили общежитие оставить. Гнать не гнали, но поторапливали. А тут можно сказать повезло. У меня помощница была чеченка, Амира, я ее таки на бухгалтера выучила. А она меня позвала к ним домой, у них с мужем свободный чердак оказался, а я теперь могла и приплачивать за жильё. С ребенком ни кто не брал, а они приютили, у них и свои дети были. И мы с Амирой по очереди с детьми сидели.
Там Розочка и в школу пошла. Николая я больше не искала. Было уже не до него. Не искала ни Савелия, как бы ему теперь в глаза смотреть, если бы нашла. Да и люди говорили, что московских всех угнали за Урал.
Потом, уже во время второй войны, когда начались бомбежки, нас срочно эвакуировали. Немцы бомбили там где нефть. Мы уехали в Пермь, еще до пожаров. Устроилась там бухгалтером. Там войну и пережили. Люся закончила педагогический. В институте была на хорошем счету, и по окончании ей предложили должность заведующей детского садика в Севастополе, она к концу учебы уже и в партию вступила. Так хорошо получилось, что и мне нашлась работа бухгалтера в Севастополе. Севастополь отстраивался после войны и нужны были специалисты. Даже обещали свою квартиру. До 48года было очень тяжело. Денег почти не давали, платили облигациями. Давали карточки.
Пухли от голода. У меня - вон до сих пор пузо не сдувается. А тогда вообще страшно было. Руки тонкие, как веревочки, ноги опухают, а живот растет – не понятно с чего, говорили водянка. Только в Севастополе начали нормально питаться. Вот и комнатку дали, ждем квартиру. Теперь год от года и все легче. Даже цены каждый год снижают. Вы правы, никогда такого не было.
Софья Марковна внимательно слушала, будто сама переживает весь тот путь, что проделала по жизни ее соседка, так неожиданно ставшая ее близкой подругой.
- Минуточку! - вдруг спохватилась Екатерина Николаевна - Но мы вот как-то незаметно и дошли. И где это Ваш знакомый Фима? Не к нему ли мы идем в гости? -Екатерина Николаевна многозначительно посмотрела на спутницу.
-Ой, Николаевна, да он ни на минуточку, не мой!
Поторопилась ответить Софья Марковна, но зачем-то немножко покраснела.
-Просто обожаю ходить на базар. У нас до войны в Могилеве – базар был главное место встреч и свиданий. Базар всегда все знает. Базар знает даже то, что еще никто не знает. Базар знает не только то, что уже произошло, но и что собирается произойти.
И хотя на входе всё же было написано «колхозный рынок», тем не менее это был базар. И тут, как всегда с самого утра особенно по выходным кипела жизнь. Когда попадаешь на базар, это как будто попал из большого пустого города в маленький, густонаселенный.
Женщины неторопливо, обстоятельно, с большим любопытством, как бы растягивая удовольствие, прошлись по вещевым рядам. Вообще вещевой рынок был на Горках, далековато, туда можно было только доехать на автобусе. Но по выходным торговали и здесь. Торговля шла прямо с земли, без прилавков. Правда, этот стихийный вещевой рынок иногда разгоняли, но он опять возвращался. Тут торговали и старьевщики, и коллекционеры, и просто собиратели любители старины. Чего тут только не было. Посуда, фаянсовые статуэтки, утюги, самовары, медные чайники, пластинки и даже морские ракушки. Трофейные платья, обувь и всякие женские аксессуары. А еще атрибуты прошедшей войны – награды, знаки отличия, военные ремни, каски все - как советские, так и немецкие; стреляные гильзы артиллерийских снарядов, армейские фляжки для воды, и дальше - от старых тельняшек и матросских клешей, от бескозырок и гюйсов, вплоть до свежих портянок.
Музей на улице.
-Николаевна! На базаре – самое главное – не забыть - за чем пришел и не накупить лишнего.
- Так мы же только поговорить и прогуляться – Напомнила Екатерина Николаевна.
- А Вы думаете - мы что здесь делаем? Покупать ничего не собираемся. Пока.
Овощные и фруктовые ряды они прошли мимо.
Разговор ни с кем особо не завязывался, пока они не добрались до рыбного ряда. Ерем Эммануилович их заприметил еще раньше, чем они его, и уже приглашал жестами и лукавой улыбкой. Его макушку , в этот раз прикрывала цветастая, совсем не еврейская тюбетейка, а из под нее во все стороны пушилась седая, курчавая, почти округлая шевелюра. Подруги направились прямиком к нему. Федотовна, когда они проходили мимо нее едва заметно, но недовольно фыркнула, а Хохол, как бы незаинтересованно повернулся к ним боком – мол – больно и хотелось! Как только они приблизились к Ефрему Эммануиловичу, он уже весь пришел в движение и вежливо раскланялся:
-Милые барышни, вы не поверите, но Фима по вас уже скучает, и с утра со своей барабулькой ждет только вас. Барабуля сегодня совсем веселая.
Софья Марковна, пряча лукавую улыбку, тут же ответила:
-Ефрем Эммануилович, своей веселой барабулькой, Вы нас можете не только порадовать, но и ввести в глубокое смущение.
- Да веселей моей барабульки, вам на базаре и не найти.
На этих словах Софья Марковна с Ефремом Эммануиловичем весело рассмеялись, а Екатерина Николаевна густо покраснела и смущенно отвела глаза в сторону.
Софья Марковна поспешая смягчить ситуацию в полголоса добавила:
- Фима, уха с вашим хитрым ершиком получилась незабываемая! Спасибо Вам громадное! Но Вы не поверите, мы сегодня просто гуляем. Вспоминаем, штоб нам было так хорошо, как десять лет назад - плохо.
- И не говорите милые барышни, Шо там , боже мой, только не было. Вы знаете, мы с Симочкой, это моя жена, вы не поверите, но еще до войны жили в Севастополе. Немец очень быстро пошел вперед. Когда стало понятно, что им нужен Крым, Фима в армию просился, так моя Симочка чуть с ума не сошла! Но Симочку быстро успокоили, Фиму не взяли. Говорят, ты далеко не видишь, армии такие не нужны. И тогда Фима с Симочкой и всем кагалом поехал в эвакуацию на Урал, на завод боеприпасов, крутить головки на авия бомбы. Они мне говорят: - Ефрем Эммануилович Вы же ответственный человек, и понимаете как это опасно, но мы прекрасно видим, что вы так любите жизнь, что не сделаете ни одной ошибки.
Правда, авия бомбы крутил только Фима, дети тогда еще ходили в школу. Как война закончилась, Вы представляете, нам в Севастополе не только починили дом, но даже разрешили в него в этом году вернуться. Разве когда-то такое было?
В это время к прилавку подошел явный покупатель. Софья Марковна немножко разочарованно было сказала:
- Ефрем Эммануилович, наверно мы пойдем потихоньку, чтоб не смущать ваших покупателей.…
- Нет-нет-нет милые барышни! Ужели вы думаете, Фима вас просто так отпустит?
Подошедший покупатель заинтересованно разглядывал тазик с бычками. Бычки с открытыми ртами и вытаращеными глазами, в свою очередь, как казалось не без интереса, смотрели на покупателя. Покупатель, похоже, уже был хорошо знаком продавцу, и Фима , уловив момент, тут же заметил:
-Товарищ! Вы тоже это видите? Эти бычки явно вами заинтересовались.
- И во что мне сегодня обойдется их интерес?
- Мой интерес – всего три рубля за килограмм, а с ними вы договоритесь сами.
-И этот, похоже, еврей! - Подумала Екатерина Николаевна, но ничего не сказала.
- Ну, тогда и дайте мне парочку.
-Только не скажите штук, а то в следующий раз вы их ничем не заинтересуете.
После этих слов Ефрем Эммануилович ловко наполнил бумажный пакет бычками и отправил на весы. Покупатель расплатился и тут же распрощался. В тазике осталось как раз примерно еще пару килограмм. Ефрем Эммануилович лукаво улыбнулся Софье Марковне:
- Сонечка, Вы же не хотите сказать, что оставите этих свеженьких, блестящих, но уже почти несчастных рыбок на произвол судьбы.
- Фима, давайте мне их очень быстро, пока я не передумала.
Ефрем Эммануилович совсем не заставил себя ждать, и бычки отправились на весы.
Софья Марковна расплатилась и пакет с бычками отправился к ней в сетку.
- Ерем Эммануилович, вы опять выиграли. Мы пожалуй пойдем, пока и эти глосики за нами не увязались.
- Что вы милые барышни, но и вы не проиграли! А пока мы с вами тут беседуем, ко мне, я вижу, направляется еще покупательница, вы очень создаете вокруг меня интерес. Я вас буду всегда ждать с нетерпением, даже просто поговорить!.
На этом женщины распрощались с продавцом и направились к выходу.
И только тут Екатерина Николаевна спросила:
-Софья Марковна, а вы не забыли, зачем мы шли на базар?
-Не забыла. Поговорить.
-А мы что сделали?
-Но мы же и поговорили! А бычков сегодня жарю я. Знаю, как Твоя Розочка их обожает.
Софья Марковна несколько озадаченно вздохнула и почти с досадой произнесла:
-Боже ж ты мой! Единственный приличный еврей на весь Севастополь, и тот женат!
Свидетельство о публикации №224062001013