История повторяется дважды?

Общеизвестно, что Карл Маркс в своей работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» позволил себе следующее замечание:

«Гегель где-то (в оригинале – irgendwo – А.А.) отмечает, что все великие всемирно-исторические события и личности появляются, так сказать, дважды. Он забыл прибавить: первый раз в виде трагедии, второй раз в виде фарса. Коссидьер вместо Дантона, Луи Блан вместо Робеспьера, «Гора» 1848–1851 гг. вместо «Горы» 1793–1795 гг., племянник вместо дяди.»

Надо отдать должное Марксу: он осилил многостраничное творческое наследие великого немецкого философа-идеалиста, сумев запомнить небольшую ремарку этого мыслителя насчет повторяемости исторических событий. Разумеется, простительно для основоположника коммунизма не помнить, в каком именно произведении Гегеля говорится о данной закономерности.
Ему, может быть, и простительно, но нам-то с вами интересно, что же и где сказал философ. За что я люблю рунет, так это за то, что в нем можно отыскать и черта лысого (свят, свят, свят!), а не только интересующую гегелевскую цитату. Вот она  (правда, какая-то обрезанная):

«...как и вообще любой государственный переворот делается в сознании людей как бы санкционированным, в том случае если он повторяется. Так Наполеон дважды потерпел поражение, а Бурбоны были дважды изгнаны. Путем повторения то, что вначале казалось только случайным и возможным, становится чем-то действительным и подтвержденным...»

При этом вам в рунете и ссылочку любезно предоставят: «Лекции по философии истории», опубликованные в 1837 году». Однако какой-нибудь зануда вроде меня, грешного, скажет: «Объем гегелевских «Лекций» настолько велик, что проверить подлинность цитаты, а заодно и выяснить контекст, в котором она употреблена,- всё равно, что искать иголку в стоге сена».
И тут нам на помощь является англоязычный интернет, в дебрях которого находится точная ссылка: «Hegel's Lectures on the Philosophy of History (1837), Part III: The Roman World, Section II: Rome from the Second Punic War to the Emperors», что легко поддается переводу на великий и могучий: «Гегель, «Лекции по философии истории», Часть III, Раздел (или Отдел) II: Рим от Второй Пунической войны до Империи». Без особого труда находим указанный раздел в переводе А. М. Водена и С. П. Гончаренко и читаем:

«Но непосредственно после этого (убийства Цезаря заговорщиками –  А.А.) обнаружилось, что лишь одно лицо могло управлять римским государством, и тогда римляне должны были поверить этому; ведь вообще государственный переворот как бы санкционируется в мнении людей, когда он повторяется. Так Наполеон был два раза побежден, и Бурбоны были изгнаны два раза. Благодаря повторению того, что сначала казалось лишь случайным и возможным, оно становится действительным и установленным фактом.»

Теперь, когда нам более или менее понятна мысль Гегеля, можно от технических деталей перейти и к рассуждениям по существу вопроса.

Прежде всего лично я нахожу в себе силы не согласиться с великим философом. Наполеона побеждали не дважды, а многажды: под Акрой в Сирии в 1799 г., после чего рухнула вся египетская авантюра Бонапарта; в снегах России в 1812 г.; в «битве народов» под Лейпцигом (1813); в эпическом сражении при Ватерлоо (1815).
Если говорить о двукратном изгнании Бурбонов (Людовика XVIII и Карла X), то ведь был еще и третий Бурбон, правда, младшей ветви, - Луи-Филипп, которого тоже изгнали из Франции.

Расширив рассмотренный Гегелем промежуток истории Древнего Рима, мы обнаружим, что сходные и в какой-то мере судьбоносные события происходили в римском государстве не дважды: сначала случилась диктатура Суллы, затем имела место диктатура Цезаря, за которой последовала диктатура Октавиана. Таким образом истории пришлось трижды проиграть пластинку, прежде чем в сознании римского народа укоренилось «мнение» относительно возможности «одного лица управлять римским государством».

Теперь обратимся к формуле Маркса «великие всемирно-исторические события и личности появляются … дважды: первый раз в виде трагедии, второй раз в виде фарса».

При всем уважении к «титану мысли» дерзну заметить, что не всегда в истории правило такого рода оказывалось «единственно верным». В самом деле, Дантон и Робеспьер – фигуры действительно трагические и масштабные, а Коссидьер и Луи Блан – менее значительные, хотя и не слишком «фарсовые». Действительно, разница между двумя "горами" двух французских революций напоминает различие между оригиналом и пародией на него. С этим не поспоришь.

В истории вообще не редкость, когда после ухода признанного лидера, его преемник выглядит жалко и смешно. К примеру, после смерти вождя афинской демократии Перикла на передний план выдвинулся некто Гипербол – личность довольно посредственная. Афинянам не понравилась его склонность к интригам и они изгнали этого демагога, используя процедуру остракизма. Впоследствии народ Афин отменил остракизм на том основании, что он был применен против столь ничтожного человека.  Комедиограф Аристофан не преминул по этому поводу съязвить: «Не для таких изобретен был остракизм». Зато другие продолжатели дела Перикла – Клеон, Никий, Алкивиад – люди, отнюдь не лишенные талантов и способностей -  все погибли при трагических обстоятельствах насильственной смертью, в то время как сам Перикл скончался от болезни.

Да, Наполеон III, действительно походил на шаржированный образ своего великого дяди – Наполеона Бонапарта. При том, что оба привели Францию к позору и унижению. Пожалуй, можно, следуя марксову «правилу», противопоставить трагическую, а для других зловещую, фигуру Сталина в чем-то шутовской фигуре Хрущева.
При желании можно также увидеть элементы фарса в личности и обстоятельствах правления Брежнева, Андропова, Черненко, Горбачева, Ельцина, хотя скорее это будет смешение комического с трагическим, т.е. трагифарс.

Обстоятельства, приведшие к трагическому распаду СССР, сильно напоминали фарс. Но в истории случалось и по-другому: в одних странах в одни времена способные лидеры поочередно сменяли друг друга; в других посредственность следовала за посредственностью; в третьих – место ничтожества занимал способный руководитель, который оказывался не в силах противостоять обстоятельствам.

Если же не углубляться в глубь веков, где всё уже давно окаменело и покрылось мохом (ну, или мхом), то достаточно будет даже мимолетного взгляда на русские революции 1917 года, чтобы придти к выводу: первая (февральская) революция напоминала, как и ее вожди, скорее гибельный фарс, приблизивший вторую (октябрьскую) - следующий акт грандиозной пьесы, ставший истинной трагедией нации.