Ну что, окунёмся в жару Намангана?

Перед восстановлением на дорожный факультет, я повредил мениск колена после наезда мотоцикла, ходить много не мог, поэтому ничего не оставалось как учиться. Я серьезно взялся за сопромат, в группе я был самым лучшим и все у меня консультировались, особенно девочки, что было приятно вдвойне. Больше всех меня донимал в изучении этой серьезной дисциплины одногруппник Витя, который из-за плохой успеваемости, не имел общежития и как-то получилось, что он «зайцем» переехал в нашу восьмиместную комнату на 5 этаже Партизанской 19. Днем он прятал сетку кровати под моей койкой, а ночью вытаскивал и спал на полу на этой сетке. Матрацем, подушкой и бельем его снабжала заботливая кастелянша общежития за некоторую мзду. Хотя нас было в одной комнате 9 человек, этот период моей жизни и моей учебы был комфортным и приятным. Особенно вспоминается томская весна 1974 года. Цвела черемуха, окна общежития открыты настежь и слышна музыка из кинофильма «Крестный отец». Фильма мы не видели, поэтому этот крестный отец казался нам добродушным дяденькой.
     Естественно, что на летние каникулы я поехал домой с Витькой. А после окончания института он будет навещать меня каждый год и проводить свой летний отпуск у меня в Намангане, в течение 16 лет, до 1991 года. Как ни странно, но к себе на Сахалин, он так меня ни разу серьезно не пригласит.
      Однако вернемся обратно в 1974 год. Мы взяли билеты на поезд Андижан-Томск и вышли через три дня в Коканде. Там мы сели на автобус и через два часа были дома в Намангане. Витька очень быстро акклиматизировался в узбекской жаре, что удивительно для сахалинского молодого человека, и с самого утра, где-то с шести часов, когда еще относительно прохладно, он залезал на деревья в саду и планомерно опустошал их, облегчая ветви от непосильного груза. В результате его активной деятельности буквально в какие-то три-четыре дня мы остались без персиков, от слова вообще. Но такая энергичность в уничтожении персиков резко сказалась и на его самом, как казалось каменном организме, после чего мама, чтобы остановить извержение вулкана, кормила моего друга рисовым отваром, для закрепления результатов в буквальном смысле этого слова. Всё это сильно не нравилось больному, и он с бледным лицом повторял, что голодает и что его морят голодом. Через три дня всё образовалось, друг мой больше по деревьям не лазил, потому что лазить было уже незачем. Чтобы улучшить его пищеварение отец начал поручать ему небольшую физическую работу и теперь, когда он вез кирпичи в тачке, то приговаривал почему-то сиплым голосом: «Я отрабатываю свой хлеб». Но все его мытарства происходили утром, а целый день мы проводили, гуляя по городу, по базарам, шли пешком через весь город, сначала заходили на «Куринку», наш супермаркет того времени на выходе, из котором покупали по паре беляшей, потом шли на колхозный базар, где Витька покупал гроздь винограда и тут же на ходу её съедал, потом покупал три персика, потом две груши, потом инжир, яблоки и заполировал всё кусками дыни с арбузом. Мне иногда казалось, что Витька не человек, а робот, потому что любая нормальная личность определенно загнулась бы от такого количества съеденного, а ему хоть бы что, у него всё усваивалось на глазах.
       На следующий день мы шли в 1 микрорайон, купались в Ирваданском водохранилище, которое теперь называлось Комсомольским озером. Витька плавал как Ихтиандр, под водой мог находится очень долго, конечно сразу ощущалось, что он из Сахалина. Проголодавшись мы ели принесенную с собой лепешку с виноградом.
      Вечером мы всей семьей, мои родителя, младший брат и мы с Витькой, ходили в парк Пушкина, гуляли, сидели в беседках, вдыхая восхитительный аромат каприфоли и роз, меряли впятером взявшись за руки стволы огромных чинар, качались на качелях-лодочках, стреляли в тире, катались на колесе обозрения наблюдая за вечерним городом, посещали ресторан «Поплавок» на озере, известный тем, что на нем до сих пор сохранилась беседка, в которой обедал градоначальник. Там мы заказывали шашлыки, запивали его полусладким белым «Ок мусаллас» и смотрели как плавает на лодках публика, в которую выстреливали шампанскими пробками посетители ресторана, потом, когда начинало темнеть, шли в летний кинотеатр «Комсомолец». До начала сеанса ели сливочное мороженое в блюдцах и запивали его лимонадом. Я показывал другу наш летний кинотеатр, в котором я подрабатывал до института киномехаником.
     В основном, конечно, я привык смотреть на территорию кинотеатра с высоты кинобудки. Но из зрительного зала кинотеатр выглядел совсем по-иному. Казалось, эка невидаль, отгородили пространство с четырех сторон заборами, крыши нет, под ногами щебенка, скамьи жесткие, но уже при входе в пространство, занимаемое кинотеатром начинает ощущаться волшебство текущего момента. Даже воздух кажется отличным от внешнего и еще более напоенным ароматом цветов. Вечер тихо отступает, давая дорогу ночи и на экране вспыхивают титры киножурнала «Новости дня», обычного формата, а после него зажигается свет, рассаживаются опоздавшие и на широком экране зарождается волшебство художественного фильма. Фильм начинался в десять вечера, заканчивался где-то около двенадцати, и мы неспешно по ночной прохладе, когда дневной зной почти отступил, брели пешком домой. Вот эти моменты и были счастьем, потому что все были живы и относительно здоровы.

P.S. В заглавии использованы строки из стихотворения Виктора Ушакова Сахалинского, написанные в 2004 году.
 
 В Намангане яблоки
Виктор Ушаков Сахалинский
-Ну что, окунёмся в жару Намангана?!-
Спросил я однажды Гафура Гуляма.

Из Башкортостана звонок раздаётся –
Спросонок не понял.
Товарищ смеётся.
Меня он нашёл по сети Интернета.
По телефону. Спасибо за это.

-Ну что, окунёмся в жару Намангана?-
Услышал я голос Гафура Гуляма.