Глава 5 Соблюдайте тишину

Витя с любопытством рассматривал витражи и потускневшие фрески. В храме с высоким куполом и стрельчатыми окнами в готическом стиле веяло стариной и вечным покоем. Витя подумал, что церковь «явно не наша».
На колоннах с белоснежными статуями мелькали изменчивые тени, а от кадильниц к самому своду поднимались кольца благовонного дыма. Витя ощутил лёгкий холодок лаванды и едва уловимый аромат мёда от тающих восковых свечей. 
Прохаживаясь по церкви, он заметил табличку с надписью: «Соблюдайте тишшшину в храме». Витя несколько раз перечитал её, недоумевая, почему в слове целых три «ш». Но кто-то за его спиной проигнорировал эту просьбу и отчётливо произнёс: «Возьмите сдачу». Витя вздрогнул от внезапного шума, напоминающего звук допотопного паровоза. Оказалось, что позади фыркнула и зашипела паром турбо-кофемашина.
Он обернулся и с изумлением увидел, что церковная лавка выглядит как барная стойка с неоновой подсветкой и множеством полок с книгами, бутылками и бокалами. За прилавком стояла худосочная девица лет двадцати со светящимися проводками вместо волос и в платье из ткани, напоминающей золотистую фольгу, в которую заворачивают шоколад.
— Ваш смузи со святой водой и ладановый латте готовы, — лавочница поставила пенящиеся напитки перед прихожанином, молчаливо сидящим за барной стойкой. При каждом её движении пайетки на платье ярко искрились. 
Обслужив клиента, лавочница вонзила в Витино лицо колючий взгляд, словно сканирующий его мысли.
Она нажала на сенсорный монитор, и церковный терминал выплюнул листик с текстом:
«Акционный талон на исповедь № МФ1016. СетеВитя».
— Сегодня  день отверстых врат, поэтому за исповедь платить не обязательно, — пояснила лавочница, — разве что у вас есть желание совершить жертву добровольно.
Витя нервно сглотнул. Хотя в храмах он изредка и бывал, но что такое «добровольная жертва» представлял смутно.
Лавочница вышла из-за стойки и, уперев руки в узкие бёдра, скомандовала:
— Следуйте за мной в исповедальню. Епископ ждёт вас. Не забудьте предъявить талон, — она бросила на него свирепый взгляд, от которого похолодело в груди.
Витя обречённо тащился за провожатой. Она двигалась по мраморному полу твёрдым шагом, от которого щёки подрыгивали вверх.
Вскоре они остановились перед деревянной кабиной с резной перегородкой. Сквозь решётчатое оконце он увидел до крайности субтильную фигуру епископа, скрытую шёлковой порфирой.
— Вы готовы покаяться в грехах? — спросила Витю лавочница и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Преклоните колена на скамье.
Витя опустился на колени и показал талон на исповедь сквозь резную решётку. Фигура в шёлковой мантии одобрительно качнулась.
Лавочница нажала кнопку на мраморной колонне, и цифровое табло высветило «12:13».
— СетеВитя, сегодня исповедь акционная, вы должны уложиться в это время, — лавочница указала на счётчик.
На экране начался обратный отсчёт. Витя собрался с мыслями и начал:
— На моей душе тяжкий груз... Вы первый, с кем я поделюсь. Недели три в душе ранимой всё зыбко и непостижимо. И как продолжить я не знаю, стихами прозу заменяю... 
Епископ ободряюще кивнул.
Витя продолжал вещать о своём визите к психотерапевту, не понимая отчего слова сплетаются в рифмы:
— Когда вошёл я в кабинет, она поправила берет, и дверь захлопнула за мной, как будто изверг я лесной. Душа моя пришла в смятенье, сомненья, дикие сомненья... Но что за кудри у врачихи? Пускай завидуют ткачихи! Платформа страх как высока, каблук уходит в облака, а яркий стильный макияж зовёт понежиться на пляж! Но позволительно ль врачу с таким сказать: «Я вас лечу»?
Шёлковая мантия епископа участливо зашелестела.
— И я поведал той особе, забыв о жгучей своей злобе. За что я проклят небесами? Я мучим злыми голосами. Жужжат в ушах и день, и ночь, и я бы рад прогнать их прочь.
Епископ придвинулся, чтобы получше рассмотреть Витю, и тут случилось то, чего никто не ожидал. С головы исповедника сполз капюшон, и Витя с ужасом увидел, что епископ не человек, а кобра, облачённая в шёлковую мантию!
«Господи, что это? Церковь рептилоидов? Куда я попал, боженьки!» — в панике думал Витя.
— Продолжайте, СетеВитя, — распорядилась лавочница, не давая ему опомниться, при этом её светодиодные волосы встали дыбом. — У вас осталось мало времени, чтобы очистить совесть.
Витя почувствовал, что лицо покрывается испариной и забормотал:
— Так, так, так… На чём я остановился? — к его счастью, поэтический туман развеялся, и он осознал, что вновь способен изъясняться прозой. — Я говорил о навязчивых звуках в голове. Она… врач сказала, что у меня не галлюцинации, она слышит тоже самое! А вы знаете, на что это похоже? — Витя скрутил исповедальный талон в трубочку и, выпучив глаза, принялся истошно в неё дудеть. Церковь затопила безумная какофония.
Кобра сосредоточенно следила за движениями Витиных рук, повторяя каждый взмах  «дудки», но через пару мгновений завалилась набок и забила хвостом, прося пощады.
Тотчас к резной решетке засеменил паренёк с волосами-проводками и в униформе из золотистой матерчатой фольги. Он привёз в тележке нового змея-исповедника, запустил его в кабину, а бьющего хвостом аспида увёз восвояси. Новый служитель церкви с воинственной осанкой выглядел на порядок бодрее и моложе предыдущего.
«Да это же змеиное кубло! Что я здесь делаю?» — пронеслось в голове у Вити.
— Продолжайте и не вздумайте больше дудеть! — потребовала лавочница и снова включила счётчик на мраморной колонне. Экран показал «10:19».
Витя слово в слово повторил историю о странном враче. Кобра высунула раздвоенный язык, и уголки её губ потянулись вверх. Витя в недоумении вспоминал, умеют ли кобры улыбаться: «А может быть это какая-то особая улыбчивая порода? Ладно, раз ему нравится, пусть слушает»:
— И всё же было нечто подозрительное в этой докторше! Одна ресница у неё отклеилась, а на подбородке я заметил щетину. Я подумал: «Ну, всякое бывает», но, когда в кабинет начали ломиться снаружи и грозить расправой, я почуял неладное. Докторша вручила мне свою отклеившуюся ресницу и полезла под стол. Дверь жалобно скрипнула, и в кабинет ворвался толстячок в белом халате с перекошенным от гнева лицом. Он выкрикнул: «Да сколько можно прикидываться?» и, наклонившись к столу, сорвал с перепуганной врачихи парик. Врачихой оказался сбежавший пациент. Самозванец грубо выругался и выскочил в коридор. Толстяк, расправив халат, важно сел за стол и спросил, на что я жалуюсь. Он достал неврологический молоточек и постучал себя по коленкам и запястьям, и, вращая глазными яблоками в разные стороны, внимательно следил глазами за молотком. После этого он скосил глаза на нос и коснулся пальцем кончика носа с закрытыми глазами.
Не успел я открыть рот, как в кабинет влетела бригада санитаров, вмиг скрутила толстяка и с криками: «Опять он здесь без очереди!» поволокла его в коридор.
- И как вам такой поворот сюжета, — победно спросил Витя, — интригует?
Но епископа эта история не воодушевила, он спрятал язык и захлопнул пасть.
- Вот и я не знаю, как закончить эту главу, - вздохнул Витя. — Послушайте, что ещё я написал в пятой главе…
Пока Витя самозабвенно рассуждал о своих писательских огрехах, кобра встала в стойку, раздула капюшон и предупреждающе закачалась. Чем дольше Витя говорил, тем громче шипела змея.
— Зачем вы беспокоите преподобного своими бреднями? — перебила Витю лавочница. — До чего вы его довели! Наш святой отец принимает всё близко к сердцу. Посмотрите, как он волнуется — у него порфира спадает с плеч, паства смущается… — Воздержитесь от пересказа своих гнусных романов. Мы уже поняли, что вы никудышный писатель и воруете сюжеты!
Кобра угрожающе надула капюшон под шёлковой мантией, сделала выпад в сторону Вити и мёртвой хваткой вцепилась в руку, впрыскивая яд.
Глядя на две маленькие ранки, из которых засочилась кровь, Витя истошно закричал. Чувствуя, как жгучий яд разливается по телу, Витя понял, что пора уносить ноги, и, не раздумывая, бросился к выходу.
На бегу он споткнулся о толстый шланг у барной стойки и завалил прихожанина, потягивающего смузи со святой водой. Растянувшись на полу, Витя увидел, что это не шланг, а та самая кобра-исповедник, которую он так безжалостно мучил. Рядом с коброй сидел паренёк в униформе и отпаивал её молоком.
На всю церковь истерично запищал таймер.

Витя в испуге открыл глаза и понял, что сработал будильник, вырвав его из кошмарного сна.