Стеклянный ларец

В стародавние времена, в некоем обширном царстве-государстве, жил да был один вольный крестьянин-бобыль по имени Филимон. Хозяйством кое-каким он успел обзавестись, а вот семьёй – как-то пока не пришлось.
И повстречался этот крестьянин однажды с необычным человеком. Случилась та встреча летом ближе  к ночи, посреди тёмного леса.
Вот как это было.

Лес уже по-вечернему затихал, как вдруг…
-- Э-гей-гей! Кто здесь стонет? – донесся зычный окрик до ушей Филимона.. Филимон вздрогнул и обернулся.
Солнышко по тому позднему времени, уже опустилось ниже деревьев. Вот-вот, и совсем закатится. Но пока оно еще светило, и теперь уже прямо в затылок Филимону. Золотые предзакатные лучи как смогли осветили перед ним статного черного коня в белых яблоках. Сидел на этом коне и всадник. Одет  он был богато, как знатный господин и левой рукой держал за повод второго коня. Второй конь был буланой масти. А при неверном свете сумерек и низкого солнца вообще казался почти красным.

-- Так это ты стонешь? – сердито переспросил знатный наездник. Филимон уже успел подняться на ноги с мокрой кочки, но ответить не получилось. Его всего трясло от холода, и язык не слушался.
-- Окоченел что ли? – усмехнулся всадник. – Как же тебя занесло сюда, на ночь глядя? Да еще босиком, с голым пузом!
-- Сам не знаю, - наконец пробормотал Филимон. - Заплутал маленько, кажется. И ногу еще поранил, идти уже нет мочи.
-- Значит, околеешь до утра! – заключил его сердитый собеседник. – Ночь будет холодная. Огонь, и тот не развёл!
-- Огнива нет, - виновато вздохнул Филимон.
-- Придётся уж мне тебя выручить. Или не нужно?
-- Как не нужно? Пропадать кому же хочется!
-- А почему же сам не просишь о помощи? Очень гордый?
-- Растерялся, господин хороший. Никак не ждал, что вот так, ни с того, ни с сего, кто-то появится. Да и не слышал, как ты подъехал, прямо диво.
-- То-то, что диво. Ладно, взбирайся на буланого. Сразу согреешься. Так и быть, будешь сегодня моим гостем.

Филимон вспрыгнул на буланого, и тот сам сразу потопал следом за чёрным. Ехали неспешным шагом. Быстро наступила ночь, но кони сами выбирали дорогу, которой, казалось, здесь вовсе не было.
Долго ли, коротко ли – впереди слегка развиднелось, деревья расступились, и оба всадника выехали на ровную поляну. Стоял посреди этой поляны большой дом в два этажа, и все окна его светились, словно от сотни свечей. Перед крыльцом дома был чистый двор, а по его краям – разные строения.

Кони повернули прямо к конюшне. Незнакомец соскочил на землю, засветил яркий светильник. Филимон тоже сполз с коня, помог незнакомцу отворить ворота. Оба коня вошли и тихо встали в стойла. Было там и третье стойло,  где стоял еще один конь, светлый, с тёмной гривой.
  Незнакомец, а по всему – хозяин этой усадьбы, указал рукой куда-то вбок.
-- Там малое крыльцо. Иди. Мои помощники и накормят тебя, и место укажут. Где и переночуешь. И ногу твою подбитую, коль надо, подлечат.  А мне, гость дорогой, с тобой возиться некогда. Уж извиняй, есть и другие дела.
-- Выручили меня, ваша милость, не знаю уж, как и благодарить, - низко склонился Филимон.
-- Не гнись передо мной, не любо мне это. А слушать тебя даже обидно. Как же не помочь человеку в беде?
-- Оно,  конечно, верно. Но…
-- Перестань, - уже перебил хозяин. – За здравицами да поклонами забыл ты первое правило. Не назвал себя, как надлежит гостю.
-- Филимон   я, ваша милость. А всем прозванием – Филимон Тюря.
-- Ну, вот и ладно, Тюря. Только брось ты эти величания. Обращайся со мной просто, как с мужиком-соседом. Не спорь!  Такой заведён порядок в моём доме. Имя же моё – запомни хорошенько! – Панкратий. Панкратий, и ни слова больше.

Утром седой тщедушный старичок с маленькой бородкой проводил Филимона наверх, в комнаты хозяина. Панкратий уже был одет и обут, стоял у окна и смотрел куда-то вверх: то ли на небо, то ли на облака. Филимон молча ждал.
-- Ну, - сказал, наконец, хозяин дома, всё ещё глядя в небо, -   что молчишь? Рубаха и сапоги у тебя теперь есть. Не надо ли еще чего?
-- Одно только. Подскажи, любезный Панкратий, как выйти из твоего владения на какую-никакую дорогу.
Панкратий резко  повернулся на высоких каблуках.
-- И что, только это сейчас тебя тревожит?
-- Уж тревожит, это ты верно подметил, - согласился Филимон. – Вот не возьму я в толк, как ты мог случайно на меня наехать. Без тропки, без дорожки. Или не случайно?
Панкратий сощурился и усмехнулся.
-- Не всё говорится. Ты же, вот, тоже, так и не сказал мне, почему сам там оказался. Не сказал, кому отдал, не пожалел, свои сапоги, огниво и рубаху. А еще топор и свою котомку с припасом.

Филимон даже поперхнулся от изумления.
-- Доверчив ты, Тюря, и слишком прост. Тебя попросили, поплакались – и готово. Как ты только на свете живёшь?
-- Как придётся, - пожал плечами Филимон. – А их что же, бедняг этих, не грабили никакие разбойники?
-- Нет, тут они тебя не обманули. Но ведь могли обмануть! Ты же всему поверишь.
-- Ну, если их и вправду ограбили, тогда хорошо, - вздохнул Филимон.
-- Да уж лучше не бывает! – возразил Панкратий. – Их счастье, что набрёл на них такой Филимон Тюря. А ведь мог он и не пойти к тому мосту, а выше перейти ручей вброд. И разминулись бы страдальцы со своим горемычным счастьем.
-- Ой, как же так? – спохватился Тюря. – Что же, тебе, Панкратий, всё до капельки про меня известно?
-- Не всё, - опять усмехнулся Панкратий. – Объясни толком, зачем ты сразу в лес свернул.
-- Да уж решил, раз такое дело, домой ворочаться короткой тропкой. Но видно леший надо мной подшутил.
-- Леший? – зло блеснул глазами Панкратий. – Всё у вас леший! Сам ты над собой подшутил. Не дошёл бы ты до дома, даже если бы и не сбился.
-- А это ты зря, мудрый Панкратий! Не дано человеку узнать, что бы из чего вышло, коль уже не вышло.

Панкратий вдруг быстро прошел по комнате, плотно прикрыл дверь и приткнул засов.
-- Помолчи, Филимон, - сказал он вполголоса. - Мне давно хотелось посмотреть, как поведёт себя такая бесхитростная душа. А ты сам напросился. Иди за мной.
В стене открылась маленькая дверка в еще одну, крошечную комнату. Сундук, скамья, узкое окошко под потолком – больше ничего в ней не было. Панкратий вынул из-за сундука узорчатую шкатулку, приподнял над ней крышку.
-- Загляни  Филимон. Что видишь?
Филимон  охнул. Прозрачное как стекло дно шкатулки разом преобразилось. Теперь это была картинка: дорога, избы, деревья, сверху небо с облаками. И картинка менялась. Малюсенькие люди шли по дороге, из труб поднимался дым, даже облака плыли.

-- Узнаёшь свой дом? Вот он, второй справа. И печь в нём не топится.
-- Да, похоже, - растерянно пробормотал Филимон.
-- Не похоже, а так и есть. Ты сейчас смотришь отсюда прямо на свой дом. Будто издалека. Но знай теперь – это моя самая сокровенная тайна! Если тебе стало страшно, забудь, собирайся и уходи. Я подскажу тебе нужную тропку.
-- Уж коли ты сам поведал мне такую тайну, премудрый Панкратий, мне нечего тебя бояться. Дозволь  спросить.
-- Спросить? – зловеще повторил хозяин стеклянной шкатулки. – Что ж, спрашивай. И помни, я предлагал тебе уйти, а ты остался.
Филимон Тюря поёжился от таких слов, но его уже одолевало любопытство.
-- Как ты меня вчера здесь увидел, это я уразумел. Но как в такой шкатулочке можно рассмотреть и узнать человека? Козявки какие-то, – ткнул он пальцем в картинку.
-- У меня очень острый глаз! Я там вижу не просто яблоню. – Панкратий тоже ткнул пальцем, - но и каждое яблочко на ветке.
-- Верю тебе, почтенный, хоть это и нелегко. Но мне-то что от того. Вот если бы и я так увидал…
Мгновение-другое  Панкратий молча смотрел на Филимона. И вдруг решительно передал ему в руки шкатулку, затем отшагнул назад. Филимон тут же ощутил, что шкатулка слегка полегчала и потеплела. Она словно стала не стеклянной, а деревянной. Донышко ее тоже погасло. Но сразу же словно кто-то распахнул ставни, потолок и стены полутёмной комнаты залило светом.

Совершилось новое чудо, на месте сундука стоял громадных размеров ларец с откинутой крышкой. Стенки блестящие, в узорах, а дно – такая же живая картинка, как прежде в шкатулке.
-- Верно ты сказал! -  радостно кивнул головой Филимон. – Мой это дом. А вон ту дощечку я только вчерась пристроил. Глянь-ка, сосед идёт. Прямо из моего огорода.
-- Вот видишь! Так ты и узнал, что случилось подле твоего дома, хоть тебя там и не было.
-- А нельзя ли, достопочтенный Панкратий, увидеть здесь не только соседа. Его я и так, что ни день вижу.
-- Можно! – торжественно подтвердил Панкратий. – Вспомни хорошенько, кого хочешь увидеть, кивни головой, да и смотри в своё утешение.

Филимон от радости даже потёр руки, встал к чудесному ларцу, кивнул головой.
-- Точно! Вот он, мой кум Вакула. Смотри-ка, с кем-то сани ладит. А говорил – меня позовёт на подмогу. Сулил даже, что не обидит…  Видно не дождался, невтерпёж стало. Хотя до зимы еще – о-го-го.
-- Что, доволен?
-- Да как сказать? Занятно очень. Только вот голосов не слыхать. О чём они там перекликаются?
-- Не слышишь? – удивился Панкратий. – Тогда, значит, и не услышишь. Тут уж я тебе ничем не пособлю. Не пересказывать же следом за ними!
Филимон досадливо покосился в его сторону. Обиженно причмокнул губами, вздохнул.
-- Ладно. А вот самого себя я, что же, увидеть не могу?
-- Ты не называй себя просто «я». Назови своё прозвание, вспомни свой облик, представь…
-- Ага! И правда получилось!

На дне ларца появилась комната, сам ларец, а возле него Филимон и Панкратий. Филимон обрадовался, как дитя новой игрушке, но ненадолго.
-- Это всё не то, - вздохнул он. – Тебя и меня я и так могу увидеть. Без всякого сундука.
-- Не понимаю, что тебе тогда не по нраву.
-- Вот скажи мне, друг мой Панкратий. Я хотел бы увидеть себя не в твоём славном доме, а прямо там, в лесу, где мы встретились. Можно такое увидеть?
Панкратий хмыкнул, покрутил головой. Филимон ёрзал на месте и не сводил с него глаз.
-- Ладно, будь по-твоему.
Панкратий поднял руку и приложил ладонь к затылку своего ненасытного гостя. Филимону показалось, что к нему прикоснулись куском льда. Он дёрнулся, но сразу замер на месте.
-- Готово! – мрачно произнёс Панкратий. Филимон быстро склонился над ларцом. Он увидел себя за разговором с несчастными путниками. Дальше пошла дорога по лесу. Полураздетый Филимон был на вид не больше воробья, но виден очень ясно. Он брёл и брёл меж высоких стволов, а сытый, отдохнувший Филимон жадно следил за каждым его шагом.

-- Еще не насмотрелся? – прозвучал голос Панкратия. Филимон вздрогнул, повернулся к нему. А тот Филимон, что был на живой картинке, сразу пропал. Остались одни деревья, кусты да кочки.
-- Может быть, довольно с тебя этой забавы?
-- Такой – да, довольно. Иного бы поглядеть.
-- Так что же тебе еще не хватает?!!
-- Хотелось бы мне, Панкратий, увидеть не только то, что уже было, но и то, что будет завтра. И,  пожалуй, даже будущим летом. Сделай милость, позволь и это увидеть.
Панкратий в ответ замер, как каменный столб, он глядел в глаза Филимону и молчал.
-- Очень тебя прошу, чем угодно заклинаю! Окажи мне такую благость.
Панкратий, наконец, не говоря ни слова, слегка кивнул головой. Поманил гостя, и когда тот шагнул к нему, положил ладонь ему на лоб. Филимона словно ожгло жаром. Но он лишь вяло улыбнулся.
-- Сделано, -  хриплым, сбившимся голосом сказал Панкратий  Филимону. –Иди, смотри. Увидишь всё, что ты хотел.
Филимон кивнул, вернулся к ларцу. На этот раз Панкратий не вмешивался, Филимон всё смотрел, и никак не мог оторваться  А потом схватился за голову и уселся на краешек скамьи.
-- Ты сам этого захотел, - громко и сурово произнёс Панкратий. – Пошли. Нам здесь больше нечего делать.

Шкатулка, которую он взял в руки, снова стала стеклянной. А ларец тут же превратился в старый, потертый сундук.
Слегка подталкивая в спину своего притихшего гостя, Панкратий вывел его из комнаты на широкую лестницу. По ней они спустились во двор. Там, как будто нарочно, не было ни души.
-- Выходит, я остаюсь навечно в твоих владениях? Как же мне теперь прикажешь величать твою милость?

Панкратий равнодушно промолчал.
-- Но почему? За что?
-- Это теперь неважно. Ты не понял главного. Уж если ларец показал тебе, что будет – значит, так оно и случится. Ты ведь смотрел только на одно лето вперёд? Дальше не заглядывал?
-- Не заглядывал, - с робкой надеждой подтвердил Филимон.
-- Это самое мудрое, из того, что ты сегодня сделал, - как бы про себя сказал Панкратий. – Вот видишь! А говоришь – навечно. Проживёшь у меня осень, зиму, весну. Разве это долго? Я сделаю тебя одним из моих помощников. Мне как раз нужны люди, не ведающие жажды корысти.
-- А потом?
Панкратий слегка улыбнулся, но смотрел жёстко:
-- Вспомни. Я сразу тебе предложил, покинуть добром мой дом и эту поляну. В другой раз не ошибись.
-- А если я всё-таки прямо сейчас припущусь отсюда без оглядки? – осторожно, чтобы не рассердить хозяина, спросил Филимон.
-- Не выйдет, - спокойно и уверенно ответил Панкратий.
-- Лес не пропустит? Или погоня назад воротит?
-- Какая тебе разница? – мягко и терпеливо заговорил Панкратий. – Я уже сказал. Ты теперь знаешь наверное – ничего не выйдет. Это главное. А как что получится – мне ведь тоже пока неведомо. Случись, ты и сам всё увидишь, без моих пояснений. И повторяю, что бы ты не пытался затеять – ничего не получится. Вот это ты уж знаешь точно! И не от меня, а прямо из волшебного ларца.

-- Но, милостивый Панкратий, неужели ты не можешь сразу ответить, отпустишь ли ты меня на следующее лето? – взмолился Филимон уже со слезами.
Панкратий остановил его движением руки.
-- Я тебе отвечу. Но чтобы ты больше не пытал меня об этом! Ты уйдёшь отсюда только тогда, когда я буду уверен, что Филимон Тюря никому не расскажет про чудеса стеклянного ларца до скончания своей жизни.
-- Как, дорогой господин мой! Разве такое можно заранее знать?
-- Тебе – нет! Мне - можно! А теперь ступай на конюшню. Моих резвых жеребчиков давно уже пора кормить и поить.