Малолетние браконьеры

     В 1960 году  была завершена отсыпка плотины *Волжской ГЭС, и началось заполнение водохранилища.  Плотина перекрыла путь для проходных нерестовых косяков рыб, в частности, каспийского осетра и сельди. С 1962 года ниже плотины в Волге, Ахтубе и многочисленных протоках между ними на закидушки стали попадаться осетры.
 
     Закидушка - рыболовная снасть длиной в среднем 50 метров, забрасываемая с берега грузом до 100 гр, и оснащенная 2 - 3-мя крючками, используется преимущественно для ловли судака, а также леща, сазана, сома. Сечение лески на закидушке  0,5 – 0,6 мм, выдерживает рыбу весом до 3-4-х кг, даже с запасом.  Перечисленные рыбы, кроме сомов, редко превышают такой вес, поэтому указанное сечение лески 0,5-0,6 было наиболее распространенным. Но минимальный вес проходных осетров был 8 кг, поэтому вытащить осетра на такое сечение удавалось редко.  Сразу появился спрос на сечение 0,8, а лучше на миллиметровую леску (1,0 мм), которые были большим дефицитом, поэтому просто купить в магазине леску такого сечения было практически невозможно, она через блатных уходила на толкучку (вещевой рынок, блошиный) и продавалась втридорога из-под полы.

     До первого, пойманного, осетры у меня два-три раза обрывали лески, но одного я все-таки вытащил на леску сечением 0,6 мм, правда, он был какой-то ободранный, явно побывавший в  сетях, вялый, и сильно не сопротивлялся, даже свечу сделал слабенькую, на полтуловища.

     Что такое свеча? это когда осетр выскакивает на поверхность и делает рывок, при этом как-то хитро шеркает своими шипами по леске, и леска рвется. Поэтому, когда осетр идет вверх, что видно по натянутой леске, надо сбрасывать ее, и рывка не получается, леска выдерживает. Две-три свечи делает осетр, если с первой не удалось освободиться, но, когда  рыба рядом, и осталось только взять ее и вытащить на берег, спешить не стоит, в последний момент она может так рвануть, что обдерет ладони до крови.  Осетр относится к хордовым, у него нет костяного скелета, но кожа покрыта пятью рядами костных пластин с шипами, а между рядами шипов еще мелкие шипики, кожа как у акулы, весьма шершавая. Так что оптимально брать его в перчатках, но в те времена рабочих перчаток не было.

     В 1965 году, я тогда учился в Волгоградском нефтяном техникуме, на рынке в районе Вишневки мне удалось купить моток миллиметровой лески за три рубля. Чтобы сэкономить с моей двадцатирублевой стипендии, пришлось убавить пищевой рацион, но главное – теперь у меня была леска для ловли осетра. В то время мы семьей жили в городе Ахтубинске, для рыбалки здесь были три протоки: сама Ахтуба – рядом, в километре от дома; далее Владимировка – в трех километрах; и Калмынка – основная судоходная протока поймы, в десяти километрах. Самой рыбной была, естественно, Калмынка, мы ездили туда на велосипедах. Ездили с младшим братом, он был на четыре года младше.

     Рыбалки наши, как правило, были не менее чем с одной ночевкой, чаще с двумя, а иногда и с тремя, если не было осетровых поклевок. Осетровые косяки проходили периодами, через два-три дня, но иногда их не было и неделю, тогда приходилось довольствоваться пойманными между делом судаками. Если же осетр попадался в первый день, на следующий мы возвращались домой.

     Ловля осетра любыми средствами была категорически запрещена. Не помню  сумму штрафов, но главным было  - конфискация плавсредства, браконьер лишался своей моторной лодки, а лодка в Волго-Ахтубинской пойме была даже важнее, чем легковая машина. У рыбнадзора был катер, довольно быстроходный, правда на «казанке» с двадцатисильным  «вихрем» можно было убежать, но инспектора в погоню не пускались, передавали на причал номер лодки, если заметили в бинокль, а сами начинали обыск на берегу, откуда лодка сорвалась. Забирали все снасти и прочее оставленное имущество, а также пойманную рыбу, и если находили осетра, то лодка неминуемо была обречена на конфискацию.

     Нас на берегу рыбнадзор не беспокоил, пару раз помню проверяли, даже спрашивали не превышаем ли мы количество разрешенных крючков на закидушках, смотрели пойманную рыбу на кукане и, напоследок, напоминали правила любительского рыболовства.  Главное, у нас не было сетей, да и без лодки сеть бесполезна. В целом, для рыбнадзора мы интереса не представляли.
Пойманного осетра, если время было ближе к вечеру и собраться, и уехать домой посветлу  не получалось, мы сажали на кукан, на отдельный кукан и подальше от места нашей стоянки. При этом подвязывали хвост к голове, чтобы осетр не выпрыгивал из воды, потому что на кукане, как и на крючке закидушки, осетр, пытаясь освободиться, делал свечки. Утром мы еще немного рыбачили, потом сворачивали лагерь, укладывали снасти и рыбу и ехали домой. Осетра скручивали колесом, втискивали в рюкзак и добавляли туда снасти и прочее барахло, чтобы придать рюкзаку более-менее естественную форму.  Дорога шла вначале по дамбе, потом через поселок речного порта Петропавловку, затем по мосту через Ахтубу и еще с километр через военный городок, и мы были дома.

     Что мы делали с рыбой? из головы осетра варили уху,  тушу разрезали на куски примерно килограммового веса и опускали в погреб, холодильника у нас не было.  Мелких судаков, до килограмма,  частично солили, а потом вялили, крупных тоже в погреб. Вечером мы с братом уходили в военный городок, ходили по квартирам и продавали рыбу. Килограммовый кусок осетра стоил полтора рубля, килограммовый судак 70-80 копеек, полуторакилограммовый – рубль. Средняя выручка наша, если был осетр, составляла до пятнадцати рублей, если только судаки - то рублей пять-семь.  Если учесть, что зарплата матери, технички в школе, составляла сорок рублей, это было немалое подспорье семейного бюджета.

     За первый сезон 1965 года мы поймали трех осетров, из них двух на специальную осетровую закидушку с миллиметровой леской, и одного на обычную судаковую с леской 0,6 мм. На осетровую снасть я использовал все сто метров лески, чтобы наживка стояла как можно дальше от берега ближе к стрежню, осетровые косяки близко к берегу не подходили. Забросить такую снасть на всю длину я, конечно, не мог, ставил ее заплывом, надевал ласты и усиленно работал ногами.  Чтобы опущенную снасть не сносило течением, груз был граммов триста, да еще с зацепом, чтобы не скользил по дну.  Брат на берегу подавал леску  и  следил, чтобы не перехлестнулась и не запуталась. Судаковые закидушки ставились метров на тридцать-сорок забросом с берега. Заброс тоже немалое искусство, надо раскрутить груз на леске и четко отпустить, чтобы с крючков не слетели мальки и снасть легла в намеченное место.

     На следующие летние каникулы 1966 года я купил еще моток миллиметровки, теперь у нас были две специальные надежные осетровые закидушки.  Сколько мы выловили в тот год осетров точно не припомню, но явно больше пяти. Но хорошо запомнил одну рыбалку, когда за одну поездку поймали сразу трех осетров.
Дело было так. Когда утром проснулись и вылезли из палатки, оказалось, что одна судаковая закидушка, вытянута вдоль берега, когда стал подтягивать леску, оказалось, что на ней осетр. Время было раннее, осетра посадили на кукан, занялись приготовлением завтрака. На завтрак обычно варили пшенную кашу и заваривали чай. Пока завтракали, сработала осетровая снасть. Этот осетр показал норов, сделал две высокие свечки, но я вовремя отпускал леску, и мы его благополучно вытащили. Этот был покрупнее первого, килограммов на двенадцать.

     Цель рыбалки была достигнута, можно ехать домой, но возникла проблема, как везти осетров, двух в рюкзак никак не запихнуть. Решили так, я отвожу осетров, брат остается рыбачить и ждать моего возвращения.  Осетрам отрезали хвосты, чтобы укоротить, и  уложили в дерюжный мешок. Для маскировки в мешок натолкали травы, такой груз на заднем багажнике подозрений вызвать не мог. Я вывел велосипед на дорогу и поехал. Ехал  довольно бодро, с хорошей скоростью и с душевным восторгом от большой добычи. Все было прекрасно, но, когда проезжал Петропавловку, меня кто-то окликнул, оглянулся, и о ужас! Увидел, что мешок с одной стороны пропитался кровью, и что у меня в мешке, понятно любому. До дома оставалось около четырех километров, я поднажал на педали, но уже не с восторгом, а страхом разоблачения. В одном месте меня обогнал  грузовой газик с будкой в кузове. Вначале машина быстро обогнала меня, но потом остановилась  на обочине, объехал ее, не оглядываясь, но с растущим страхом. Потом услыхал, что она едет позади рядом и не обгоняет, страх перерос в панику, а потом пришло обреченное равнодушие, попался – так попался, я давил на педали. Тут машина поравнялась со мной, и пассажир спросил: «Парень, продашь рыбу?».  Что я тогда ощутил, передать трудно, нет, это была не радость, просто огромное облегчение – не попался, и никакой кары не предвидится, можно жить дальше. Я даже не смог ответить, просто кивнул головой.

     Машина обогнала меня и остановилась, когда подъехал, у заднего борта стояли трое, водитель и двое его пассажиров. Они помогли мне поднять в будку велосипед, пассажиры остались со мной в будке, машина тронулась. Минут через пять мы заехали в какую-то складскую зону. Пассажиры, пока ехали, сообщили, что они из Москвы и здесь в командировке. Я отвязал мешок и вытащил рыбу.  Покупатели посмотрели в жабры, но я успокоил их, сказал, что рыба пару часов была еще жива, поэтому так сильно и кровила. Далее был вопрос «сколько?».  Я прикинул: первый мелкий килограмм на восемь, второй больше десяти, в сумме примерно двадцать килограммов, минус головы, нет,  не надо минусов, по полтора рубля, и решил загнуть цену – «пятьдесят». Ждал возражений, но один тут же вытащил бумажник, из него пятидесятирублевую купюру и вручил мне. На радостях я предложил им еще и мешок в качестве бонуса, но они отказались. Все это происходило внутри будки, далее они помогли мне сгрузить велосипед, и я поехал домой.

     Дома отдал деньги матери, рассказал, как все было, пообедал и поехал обратно на реку к брату. Когда приехал, оказалось, что брат в мое отсутствие поймал еще одного осетра, но на кукан не посадил, а обернул одеялом и спрятал под полом палатки. Когда мы его развернули, осетр уже почил, но пока был жив и дергался,  разодрал одеяло, вдобавок это драное одеяло было все в рыбьей слизи.  Брат в мое отсутствие не обедал, поэтому мы вскипятили чай, он поел, и мы стали собираться домой. Осетра, как обычно, скрутили колесом, уложили в рюкзак и замаскировали.

     Когда уже дома разделывал осетра, он оказался икряным, где-то около двух литров икры. Икру приготовили как положено, в ведре воды развели два килограмма соли, на ведро я накинул сетку, которой ловили мальков, с ячеей где-то в сантиметр, сетку туго натянул и закрепил обвязкой, и на тугой сетке, как на терке, стал отбивать икру. Икринки, освобожденные от пленочной слизи, падали в рассол и просолившись тонули. Через пару часов икру отмыли, получилась классическая зернистая. Икру ели ложками, но при изобилии, она быстро приедается. Два дня икру хранили в погребе, холодильника у нас не было, да и они еще были в дефиците, только-только входили в обиход. На третий день икра начала прокисать, пришлось все остатки, почти с литр, просто пожарить на сковороде.


 
     * Плотина Волжской ГЭС находится на северной окраине города Волгограда (до 1956 года – Сталинграда, а до 1925 года – Царицына – здесь на правобережье Волги была речка Царица). По завершению отсыпки плотины  по ней проложена железная дорога с левобережья на правобережье, где и расположен Волгоград, до этого здесь был паром.  По этой железной дороге я два-три раза в год ездил домой и обратно, пока учился в техникуме. Когда поезд проходит по плотине, пассажиры переходят к окнам, откуда виден сброс ГЭС. Под сбросом и зимой и летом из воды как дельфины выпрыгивают осетры, делают свечи, поскольку не могут пройти дальше. За время, пока поезд пересекает плотину, можно насчитать до двух десятков и более таких свечек.