Провинциальный вестник. Книга V. Письма. Окончание

ПРОВИНЦИАЛЬНЫЙ ВЕСТНИК
Лирический роман

КНИГА V. ПИСЬМА К *** (Окончание. Письма пятое и шестое)

As a hollow man,
The staffed... but only men [1].
T. S. Eliot

Письмо пятое

43

Ну вот, тайна названа, адресат известен.
Запропастился куда-то Карлушин перстень.
Карету заменил рыжий автомобиль
С именем ЧУЖ’ой на номерном знаке.
Я пережил Христа и приобщился паки
К бесчисленному всемству, превратившись в пыль
Духовную, о чем неосторожно молвил даве —
И вот реченное, словно бирнамский лес,
Двинулось на меня в своем естественном праве,
Приговаривая: ты этого хотел, Жорж Дантес!

44

Хотел ли я?.. — Не знаю. Тут возникает образ — —
Но вместо него неминуемо появляются обры с
Дулебами... пожалуйте... — Это к вопросу о вертикали
Поэтической речи. Но сие нас завело б
Слишком далеко. Прекрасны, сини дали,
Покуда они вдали, воздержимся от проб
Приблизить их, склоняясь к мысли,
Что чем дальше, тем лучше: дали, люди, твари, Бог;
Можно сказать, что на коромысле
С твоей персоной, хорош ты или плох (плох! плох!),

45

Уравновешивается всё остальное, но взятое вкупе,
Без намека на пристальность, присущей, допустим, лупе,
Всякой деталировке; праздный вопрос о том,
На чьих плечах означенное коромысло,
Оставим открытым, сколь ни было б смысла
В возможном ответе. И потом —
Не всё ли равно? Да и какое тут равновесье —
Совокупный мир настолько перевешивает тебя,
Что на утверждения вроде: вот я, здесь я —
Не хватает голоса, не то что деепричастий, типа любя, губя,

46

В свою очередь, подразумевающих субъекта,
Стоящего вне. Или субъектов. Образуется некая общность, секта
Автораприимцев. Так оно, верно, было бы и веселей
(Всё ж не один), если б не отвращенье
К общности как таковой. Предпочитаю уединенье,
Пусть призрачное, пустое, из собственных смертей
Сотканное, как саван или как упомянутый кокон,
С переменой знака на противоположный (на плюс),
Слепая скорлупа, без дверей и без окон,
Искомая тюрьма, которой, признаться, всё же боюсь.

47

Конец героя в этом ряду мыслится как повод
К ее (скорлупы) осознанию. Как то, из чего выплетался невод
(Что уже ближе к образу, о котором было хотел…),
Поймавший меня (кем выплетался? — прекрасная сфера загадок,
Уравнений с несколькими неизвестными, на них так падок
Мой нетонический-несиллабический стих, удел
Которого — всё те же узлы невода), приснившийся как-то
Автору, притом что из каждого такого узла выглядывал шип,
Да, иглы, вроде терновых (сновидения катаракта —
Не более, и уж во всяком случае — не аберрация, не изгиб

48

Христианского зрения-умо)………………………………
……………………………………………………………………………
……………………………………………………………………………
……………………………………………………………………………
……………………………………………………………………………
……………………………………………………………………………
……………………………………………………………………………
……………………………………………………………………………
……………………………………………………………………………
……………………………………………………………………………

Письмо шестое

49

Я как-то сразу устаю, весь, едва лишь
Притронусь к своему китайскому перу. «Как больно жалишь!» —
Сказал бы я ему, когда бы это было действительно так,
Действительно больно. Но если боль занавешена,
Как кулисой, усталостью, если она, да, бешена,
Но как-то навыворот, рифмуясь не столько с иглой, как
С пеленой, туманом, средой, атмосферой,
Которая-вся-отравлена-затхла-зла-тяжела,
То как, скажи, можно назвать эту химеру мерой (верой?)?
И что уж тут перо, небесная булавка, звезда, игла!

50

Или если бы тут было что-то от фанатизма или позы —
Так нет же в помине. Поэтому смысл этой прозы
(Насколько вообще возможно смертному говорить
О смысле) — в ее рассеянности, в ее небрежении формой,
В ее растворенности в ней. Почитая нормой
Доступность, членораздельность, явленность, золотую нить
Замысла, эту речь не то что понять, простить — и то невозможно,
Невозможно оправдать, судить ее судом
Качества, судом ее бытия, ибо заведомо ложно
Такое бытие, в пустоте, в темноте, в немоте, навзничь или ничком,

51

Смотря по тому, как возлежит носитель, родитель,
Свидетель, спаситель ее — короче, сам писатель.
Прибавь к этому свою собственную приверженность немоте,
Тишине, безмолвию (которые сами по себе, конечно, еще не есть цельность,
Форма и смысл), то возникает некая параллельность
Сфер, верных отсутствующей черте,
Их отграничивающей. И то, что они каким-то образом пересекаются
(Параллельные-то), так же странно, как сочетанье двух
Вовсе несозвучных клаузул, как сочетаются
Душа и дух.

52

Отсутствие плоти. После стольких дифирамбов ей в умирающем веке,
Да какое там! в течение двух тысячелетий, с тех пор как в человеке
Воплотился-таки Бог,
Сделавшись Отцом, обеспечив человеческой твари вечность,
Даровав ей свободу, ответственность и беспечность
Поступка, воли, — человеку, общности, смене эпох,
Культур, с их идеями-фикс, с их простимой
Пошлостью, грязью, кровью, срамом, с их лбом
О стену, с их (и нашим с тобой в том числе) пребыванием мимо
Него, мимо всего, что есть и не есть, как бы порожняком.

53

Впрочем, послушай, я как бы нащупал,
Даже не я, помимо меня это как-то нащупалось,
Что-то объясняющее в этом «что есть и не есть», как будто
Если не поддался замок, то подошел ключ,
Как будто резиной растягивается минута
С момента, как из футляра извлек свой топор палач,
Не взмахнул еще — нет, продолжаются приготовленья
К казни, время длится, да, но, по мере приближенья
К концу, становится всё замедленней, тише, словно претворяется звук
В рапид изображенья, и конца не наступает никогда.

54

И все-таки это неправда; метафора не спасает
Нас от правды, напротив — затушевывает ее,
Заслоняет. А может быть и так,
Что отношения с текстом (с сюжетом, с героем, с тобой)
Подобны такому раздвигающемуся, замолкающему времени,
И видимость длится, текст продолжается,
Черпая себе пищу из замедления, из умолкания, из
Отдаления конца, когда просто
На экране остается свет — затемнение наоборот,
И он венчает тишину.

55

Назови это как хочешь: писанием чистым спиртом,
Кровью, лимфой; назови облаком, тишиной,
Жалобой наконец, взятой в ее положительном качестве,
В моцарто-рилькевом, овидиевом восславлении факта
Жизни, вот этого раздвигающегося мига,
Который в своей наполненности, осуществленности остается
И переходит в свет и тишину. И мне мало дела,
Что эти мои грешные вирши не идут ни в какое сравнение
С той музыкой — тут не сужденье, не судьба, не суд,
А что-то сродни братству, предсмертному, пред-Божьему, пред-вечному.

56

Отсюда всегдашняя неудовлетворенность материалом,
Собственным мастерством, тем, чем ты обладаешь как даром.
(Изволь: снова эта странная подмена,
Приключения, метаморфозы местоимения ты,
Которое, поистине, я не знаю, к кому обращено;
К самому ли себе (род отстранения),
К Карлуше ли,
К тебе ли, моему адресату,
Благодаря которому, вероятно,
Я это пишу.

57

Вот-вот, мне трудно сказать, с достоверным знанием, осознаванием,
Кому я это пишу. Ты понимаешь меня? —
«Да, понимаю.» — Это Кто отвечает мне, и ничего
Другого я тут не могу, как только, оторвавшись от текста,
Глушить себя коньяком, сигаретой, подушкой, ночью,
Одиночеством, тишиной, снежным пространством,
Видом расшнурованных ботинок, этого листка бумаги
С протоптанными дорожками строчек...
Да нет же! ничего другого,
Как только...

58

Ну вот я и пьян
59

Согласись: точки гораздо больше похожи
На следы на снегу, чем — холод до дрожи —
Странные нити этих вот строк.
И неизвестно, на что больше потребно отваги:
На точки ли, строчки ли, или на самый листок бумаги,
На это голое зеркало, — итог,
Ты понимаешь, неясен, дверь приоткрыта,
И свет за нею можно принять за тьму,
Холод (сквозит) — за нуова вита,
За новую причинность и новые почему.

60

Путаница того же свойства, что и
С местоимением, поскольку герои —
В смысле носители героического — отсутствуют здесь,
Что можно только приветствовать, имея
В кармане демократические устои,
Братство без братьев, этакую смесь
Самих человеков с правами человеков,
Над которыми царствует единственно Закон,
Превращая всех в более или менее зэков,
Потенциально так сказать; этакий лаокоон,

61

Кан-кан сюзеренов, иродов, тихой сапой
Домогающихся святости земной, косолапой,
Корявой, паучьей, плетущих свою сеть
Влияний, подчинений, раздора, фаворитизма,
Но втайне и как бы походя, в процессе экзистенциализма
Собственного, распространяя свою душевную клеть
(Или хлев) ну прямо-таки до исторических масштабов,
Вынося ее в космос, как выносит несун
Из проходной некой фабрики «Тще» дефицит, дабы в
Мире стать его провозвестником, его птицею Гамаюн.

62

Впрочем, зря эти ноты сарказма.
Это дурная музыка. Речка Клязьма
Пересекает трижды Восьмую автомагистраль. —
Мне бы больше пристало говорить об этом,
О том, по каким-таким приметам
Ночью, в дождь или снегопад, различить печаль
Одинокого, убогого мостика, воздержавшись от полета
В небытие, с которым в данном случае
отождествляется река,
Черная речонка, местами болото,
А развеять одиночество моста-старика,

63

Вписавшись в него благополучно,
Пробормотав про себя: пока, до свиданья, подпись: отлучно
Всегда ваш имярек; другими словами — принять
Во внимание его одиночество,
И если не по имени-отчеству,
Обратиться к тому, что отразит на мгновенье водная гладь
В летящем свете фар, пусть искаженно,
В движении, но оно сообщит и ей — глади, реке —
Толику смысла, побудив померцать это лоно
Темноты и забвения, как слово в строке.

64

В этом — поэзия. Оправдание, смысл ее,
Не в историзме и космосе. Глубокомыслие
Напрасно там, где отсутствует свет, —
Просто иметь в виду, не более,
Просто чуточку доброй воли,
Воли навстречу — вот завет
Карла, так трудно и скверно исполняемый мною,
Что только разлука и боль
Делают что-то с моею спиною,
И я распрямляюсь, готовый вынести эту роль

65

Предстательства, вестничества — вроде
Как замолвишь словечко в народе
О нем, дважды, трижды, многажды ушедшем туда,
Откуда не возвращаются. — Противоречье
Налицо, но что-то мне видится истинно человечье
В возвращении оттуда, откуда никто и никогда.
Собственно, не в этом ли смысл воскресения,
Слова вообще, воз-звания, обращения
К кому бы то ни было, — и я обращаюсь к тебе
Единственно:

66

Помни о нем. Не позволяй памяти
Быть приблизительной. И совести —
Желать чистоты. Вздор!
Не питай особой любви к Судьбе,
Не доверяй ей, не доверяй ей, повторяю тебе,
Не доверяй, — во всяком случае до тех пор,
Пока ты способен просто иметь в виду
Всё, что уходит и еще не наступило
(И не наступит), светило,
Которое погасло или даже не светило вовсе, звезду

67

Мертвую, жизнь, которую она наполняла и не наполняла
Смыслом, теперь недоступным; гомон вокзала
Бессмысленный, этот единый вопль
Об имении в виду, куда бы ни отправлялся поезд,
Унося с собой совесть больную как чью-то повесть:
В Берлин, в Чебоксары, в Москву ль, в Конотоп ль,
Или куда-то еще, хоть в лихорадку полудремы
Чужой, посторонней, в сон, который неуясним, —
Ибо все дороги ведут в Томы,
Как прежде вели они в Рим.

68

Изволь: афоризм, противовесом которому —
Фигура умолчания. Столичному форуму
Сопутствует безмолвие, а не крик, не базар
Самолюбий. Поэзия — легкий зазор между
Тем, что еще таит надежду,
Претворившись в слове, выпустить пар
Опыта, — и белым полем
Умолчания. Впрочем, и этот афоризм
Грешит излишней подвижностью; можно брассом и кролем,
А можно предпочесть сеть из шипов и воды нигилизм.

69

Улыбнись. Набрав в рот воды,
По волосам не плачут. Можно наоборот. Туды и сюды.
Пальцем в небо, как кур в ощип.
Достойное занятие для всякого овоща,
Как сказанул бы Маяковский,
Полагая, вероятно, что растаковский
Тон придаст поэзии не то мужества,
Не то художества, —
У меня же получается странное множество
Попыток смолчать, как, собственно, и подобает существовать в аду,

70

Но всё неуклюжих попыток. Из неудачи
Же следует, что это не вовсе ад или, паче
Чаяния, что и наше подземное царство недостоверно весьма,
Ирреально не менее, чем действительность, и так же идиотично,
И эта тождественность символична,
Поэтому-то шелковая тесьма
Или пусть тот же топор не являются избавленьем от человечьей
Бездомности, эфемерности, половинчатости, мататы,
И молчания как абсолютной формы речи
Не существует, как не бывает тебя без «ты».

71

Вот почему благодатна полемичность
Поэзии, даже если внеисторичность
Определяет ее пафос. В конце-то концов,
Поэзия и есть полемика с культурой
В целом, и только в этом радость пограничных отношений афоризма с фигурой
Умолчания, этого противостояния изгнанников-и-пришлецов
С родиною, а аборигенов не существует
Вовсе, и назвать эту холодную, мерзлую землю своей
В состоянии лишь тот, кто вечно тоскует
По обетованной, покинутой, брошенной. Склей

72

Эти две невозможности, если ты можешь, покуда
Жизнь представляется суммою чуда с посудой,
Веры с химерой, монеты с планетой, избы
И Судьбы, неба и хлеба, гнева и хлева;
Зло и добро познающее древо —
Се человек, — так прорастай же из бы-
Бытия, из сослагательно-призрачной сферы,
В мир достоверности, явной, как вздох,
Даже когда не дано ощущения меры,
Даже когда на подвохе подвох, —

73

О, прорастай, не смотря ни на что, несмотря на
Безумные призраков толпы, на пляску экрана,
На разрастание плоти, вогнавшее плоть
В пустоту, в черноту, — нисходить на ступень со ступени,
Тенью брести, позабывши о собственной тени,
Ибо не видно ее в темноте, отвергая ломоть
Мякинного света-эрзац, подаянья эрзац-государства,
Не допуская себя до того, чтоб не ведать, не видеть, забыть
Это подземное гетто, подземное царство,
Но вопреки ему — быть.

74

Ну, а теперь сократи это быть, дай в виде дроби,
Где знаменателем тьмы мертвецов и надгробий,
Где знаменателем — Тьма, и тогда повтори —
Тихо, чтобы тебя не подслушали и не
Ждали, как ждут всепрощения или эринний,
Мести заслуженной... — нет, но тайно, внутри
Внутренней речью скажи это глупое слово,
Телом, нагим животом (не кантовский императив),
Может — глазами, — как отсвет далекого зова
Из параллельного царства — не голос, мотив,

75

Нотка протяжная, нет, модуляция дымки
Неуловимая, как на безыменном снимке
Давности, дали, безвестности, быта вуаль.
То есть почти ничего, почти ничего — и
Будничность чья-то: диван, шифоньер и обои,
Мужчина, понятно, в костюме, на женщине шаль,
А в люльке, конечно, ребенок — кому же еще там
Быть? — а будить было жаль, и младенец спит,
Равнодушный к запечатлевательным этим заботам
Взрослых, которые — вот они, сам же он скрыт

76

От постороннего взгляда, даже когда посторонний
Сам он, но много позднее — так, новый Полоний:
Служба, интриги, Лаэрт и Офелия — да,
Слишком много отцовства, притом что дворцовая штора —
Жалу рапиры преграда дурная, коль скоро
Кровь хлещет так, что подумаешь: это вода,
Нечто случайное, вроде куска киноленты,
Дубль неудачен и фильма пойдет без него,
Вроде речонки, весьма незначительной Бренты,
Клязьмы, допустим, — короче, почти ничего.

77

Разница в этом почти, в неуверенном этом
Сломе, зазоре, не удостоенном светом,
Вот я и шарю, как тать, в темноте, диоген
Без фонаря, нет, скорей с фонарем, но в котором
Та же подземная тьма, — по пещерам, по норам
Жизни, а самый фонарь — та же тень, тот же тлен,
Тот же почти, ибо это Карлуша фон Квален,
Странный весьма, неудобоваримый герой,
Слишком страдательный образ, он слишком печален,
Чтоб не востребовать автора: «Автор, а автор — на кой?!.»


Примечание
[1] Будучи полыми, люди начинены.