Десимон Ф. Е. Письмо 8. Казаки - разбойники

(1) Карта Российской империи со схемой движения армии Наполеона. Непосредственные начальники Ф.Е. Десимона за период 1806-1813 гг.: (2) Киевский генерал-губернатор М.И. Кутузов; (3) Командующий 3 резервной армии А.П. Толмасов; (4) Вид Киевской крепости; (5) Я.И. де Сенглер, глава «высшей военной полиции», прообраза контрразведки; (6) Киевский комендант А.А. Аракчеев, брат всесильного А.А. Аракчеева; (7) Киевский генерал-губернатор М.А. Милорадович;

Письмо №8. Из цикла: «О Франце Егоровиче, первом Десимоне в России, корсаре, гусаре, правой руке коменданта Киевского гарнизона, «контрразведчике», воспитателе Пажеского корпуса и его короткой жизнь».

Мой дорогой родственник, после некоторого перерыва продолжу рассказ о нашем предке Франце Десимонъ (так с твердым знаком на конце писалась его фамилия). Я позволю себе напомнить место, где мы его оставили и время, о котором пойдет речь. Итак, Киев 1806-1813 годы.

Прежде чем мы попытаемся вернуться во времена более чем на 200 лет назад, воспользуемся собственным жизненным опытом. Человек чаще всего так и поступает: вспоминая, возвращается в прошлое с грузом приобретенных новых знаний; тем самым искажая давно прошедшее, или, вернее сказать; прошлое утрачивает свою первозданность, хотя порой именно в этом – вся её прелесть.

В пору моего детства, дорогой дальний родственник, компьютерных виртуальных игр не было, все ребяческие забавы требовали не только развития сообразительности, но и значительной двигательной активности. От старшего поколения ребят нашего двора мои сверстники, и я в их числе, научились игре «Казаки-разбойники». Так передавался опыт из поколения в поколения. Несомненно, зарождение этого мальчишеского развлечения уходило в далёкое прошлое. Не исключено, что наши прадеды играли в нечто подобное.

Замысел этого действа был довольно прост: одна группа – «разбойники» заранее уходила от «казаков» оставляя на своём пути, примерно через равные расстояния, метки, обычно стрелы, нарисованные на земле или на строениях. Через условленное время на их поиски устремлялись «казаки», пытаясь не сбиться с правильного пути и ориентируясь по меткам, оставленным «разбойниками», которые петляли как зайцы и ложными стрелами пытались запутать преследователей. Правила игры оговаривались заранее и обычно не нарушались.

Успеха добивались те, кто быстрее всех вылавливал «разбойников», или кто умудрялся долгое время уходить от преследователей. Пойманных помещали в «острог» (оговоренное место), чтобы с помощью «пыток» выведать «пароль-секретную информацию». Поймавший разбойника казак оставался с ним. Впрочем, «пытки» были довольно безобидные: щекотание, подсовывание мелких насекомых за шиворот или в брюки, похлопывание по телу ладошкой, использование крапивы и др. Победа заключалась в получении «секретного слова», либо в вылавливании всех разбойников. Игра была увлекательная, требовала смекалки, определённой коллективной тактики, как с одной, так и другой стороны, и слаженности действий всех участников команд.

Подытожим, жизнь – это тоже своеобразная «игра», и квинтэссенция её – действия по определённым правилам – иными словами, подчинение жизнедеятельности известным наработанным алгоритмам. Одни правила создает образ жизни людей, другие, возникают в процессе самой «игры», и всё новое вплетается в человеческую жизнь, изменяя её.

В годы, непосредственно предшествующие войне 1812 года, и во время её, Франц Деимонъ окажется условно говоря в команде «казаков» преследующих «разбойников».

Мой дорогой дальний родственник, остановимся на обстановке, окружавшей нашего предка в Киеве. В 1807 году успехи французов в Европе, возбудили поляков, жителей Киева, на неповиновение. Они не скрывали радости, узнав о победах Наполеона, в армии которого было много их земляков, и надеялись с их помощью восстановить независимую Польшу в прежних границах. Как вы понимаете, дорогой родственник, польское панство к этому стремилось всегда. Их мечта – великая Польша «от можа до можа» (od morza do morza, т.е. от Балтийского до Черного моря). Православное население Киева, видя грозящую опасность, «пришло в уныние», граница Российской империи с покорившейся Франции Австро-Венгрии проходила вблизи их города, а Киевская и Волынская губернии оставались пограничными.

В сентябре 1807 года Россия находилась в состоянии войны с Турцией, и главнокомандующий Дунайской армией, престарелый князь А. Прозоровский, здоровье которого совсем расстроилось, попросил императора назначить Кутузова его помощником. Вследствие этого ходатайства, Кутузову, военному губернатору Киева, повелели отправиться в Дунайскую армию, как для помощи старику-фельдмаршалу, так и его замещения в случае болезни. Вскоре Прозоровский умер, и его привезли хоронить в Киев. Отпевали его в церкви Александра Невского Киево-Печерской лавры. Организацией похорон генерал-фельдмаршала занималась служба Киевского гарнизона и наш предок плац-адъютант Десимонъ.

 Уезжал Кутузов из Киева в апреле 1808 года. Для понимания духа того времени интересны письма Кутузова жене 29 апреля 1807 года: «…Я хожу всякий день поутру по целому часу пешком по саду, этим хочу лечиться от толщины. В саду столько соловьев, что я и в Горошках больше не слыхивал; для них специально держу муравьев с яйцами. Погода теперь прекрасная. И все фруктовые деревья цветут» – далее подробно о службе.

3 апреля 1808 г. Михаил Илларионович пишет дочери Елизавете Тизенгаузен и внучкам: «Милая Лизонька, здравствуй, и с Катенькой и Дашенькой! Я думаю, завтра еду из Киева. Ты не поверишь какой тиран – привычка. Я с болью отрываюсь отсюда. Я вспоминаю, что я провел здесь спокойно много месяцев, что я всегда ложился спать и вставал без тревог и угрызений совести…» Вот такая обстановка царила в Киеве. А если начальство спит без тревог, и у него отсутствует угрызение совести, и на душе спокойно, то и подчинённым благостно. Вероятно, и у нашего Франца служба в Киеве вызывала только приятные эмоции, хотя политическая обстановка в Европе закономерно не могла не вызывать беспокойства.

В конце XVIII века в Киеве располагался штаб Киевской военной инспекции – прообраз современного военного округа. При штабе инспекции находились артиллерия, инженерные вспомогательные части войск. Понятно, что всю эту громаду вооружений и техники нужно было где-то хранить, ремонтировать и обслуживать. Именно для этих целей и было изначально предназначено здание «Арсенала». Позже сюда переместились штаб киевского гарнизона и канцелярия военного губернатора. Михаил Илларионович Кутузов занимал должность киевского военного губернатора с 1806 по 1808 год, а с 1810 по 1812 год ему на смену прибыл другой будущий герой наполеоновских войн – генерал Михаил Андреевич Милорадович. И тот и другой прекрасно знали Десимона, так как он, вместе с киевским комендантом являлся их непосредственным подчинённым.

Франц Егорович с женой Марией и сыновьями Александром, Георгием (Леопольдом), Константином и Андреем жили на территории Киево-Печерской крепости. Сыновья получали, как тогда было принято, домашнее образование, либо учились в частном пансионе и готовились к поступлению в кадетские корпуса, чтобы стать офицерами, как их отец. Обосновавшись более-менее основательно, Франц Егорович имел возможность привести в порядок документы своей семьи и прежде всего свидетельство о дворянстве из дворянского собрания города Киева.

Ещё с екатерининских времён с 1785 года по губерниям, и в Киевской губернии в том числе, были введены родословные книги, в которых все дворяне делились на 6 частей (разрядов): 1 – дворянство жалованное; 2 – дворянство военное; 3 – дворянство, пожалованное по чинам гражданским или ордену; 4 – иностранные роды; 5 – титулами отмеченные роды; 6 – древнее благородное дворянство. Формально все дворяне имели равные права. Юридически различия между этими 6-ю разрядами дворянства проявлялись лишь в одном учебном ведомстве. Поэтому было важно для сыновей иметь свидетельства, что они родились в законном браке от дворянина (венгерского и российского) и дворянки (польской) для возможности получения, соответствующего времени, образования. Все формальности были улажены и в родословной книге Киевского дворянства появилась фамилия – Дессимоны (такая трансформация фамилии была скопирована из послужного списка Франца).

В мае 1809 года наш предок, будучи плац-адъютантом, получил штаб-офицерские эполеты с бахромой и чин майора, а в 1811 году, «по Высочайшему повелению», был утверждён плац-майором при Киевском коменданте, став по своей должности правой рукой и заместителем последнего (эту должность мог занимать как майор, так и подполковник). А комендантом Киева с 1809 по 1812 год являлся генерал-майор Аракчеев Андрей Андреевич (6), брат небезызвестного «всесильного» графа Алексея Андреевича Аракчеева. Второй брат – полковник и флигель-адъютант Петр Андреевич Аракчеев в конце 1812 года был назначен вторым комендантом Киева. У этих братьев Франц Егорович Десимонъ являлся правой рукой и между ними, как покажет будущее, возникли хорошие отношения, и наш предок, как тогда говорили, попал в фавор.

В своих «Записках» А.Т. Болотов (современник XVIII века) точно и ярко показал обстановку жизни фаворита, как он пишет, «из небольших». Приехав в Петербург ходатайствовать о производстве в чин подпоручика, он обратился к фавориту графа Шувалова подполковнику Яковлеву, который оказался знакомым его отца. И только благодаря этому обстоятельству дело приняло для него благоприятный оборот. Перед подполковником только по одному тому, что он был любимцем Шувалова, тянулись во фрунт и подобострастно сгибались в поклонах генералы и чиновники».

Такова была особенность того времени. Определяющую роль играли не столько чины, сколько связи в высших сферах. Традиции Меншикова, Бирона, а потом Потёмкина и Аракчеева были усвоены и воспроизводились, имевшими ту или иную власть начальниками; они находили себе фаворитов, и образ служебных отношений соответствовали в миниатюре порядкам дворца императора и его приближенных. Как мы видим, дорогой родственник, прошли столетия, но мало что изменилось, и сейчас можно встретить «на верхних этажах власти» подобные отношения.

Отметим ещё одно событие, которое отразилось на судьбе нашего предка – в начале 1810 года генерал от артиллерии Алексей Андреевич Аракчеев, сложил с себя полномочия военного министра и был назначен императором Александром I впервые созданном Государственном Совете – Председателем военного Департамента. При этом считалось, что влияние его не только не уменьшилось, а напротив даже возросло.

Вы, дорогой мой родственник, спросите: почему я пишу об этом? Причем здесь Аракчеев? А между тем фаворит императора Алексей Андреевич сыграл в жизни Франца не последнюю роль, но об этом я напишу в следующем письме. В этом же году Аракчеев-старший, будучи инспектором всей артиллерии, направляясь в Дунайскую армию, побывал в Киеве у своего брата киевского коменданта и имел возможность познакомиться с его офицерами, в первую очередь с нашим предком – Францем, который оставил о себе самое благоприятное впечатление.

Я говорю об этом с полной уверенностью, так как «всесильный временщик» ценил офицеров за деловитость, знание военного дела и таковых всегда отмечал. В следующем году, как я уже писал ранее, Франц не случайно получил повышение и занял должность плац-майора. В тоже время нерадивые у Председателя военного Департамента Госсовета поддержкой не пользовались.

Для контраста приведу такой пример. В Киеве проходил службу дальний родственник графа Аракчеева – Николай Васильевич Аракчеев. В 1810 г. последний обратился с просьбой оказать ему содействие в получении должности в Санкт-Петербурге. На что Аракчеев-старший ответил решительным отказом, заявив в своем письме: «Никак не желаю иметь шалуна и пьяницу моей фамилии в Петербурге…» Генерал от артиллерии прежде чем продвигать офицера по службе взял себе за правило получать о нём объективное мнение из разных источников.

Однако вернёмся в годы, предшествующие войне 1812 года. О неизбежности войны России с наполеоновской Францией стали поговаривать в русском обществе задолго до её начала. А накануне её были предприняты действия направленные на сохранения спокойствия и порядка, особенно в приграничных губерниях (инициатор – Председатель военного Департамента Госсовета А.А. Аракчеев), с одной стороны, с другой стороны перед военным министерством (М.Б. Барклай-де-Толли) стала задача формирования структуры, обеспечивающей разведку и контрразведку.

Проще говоря в России, опасались крестьянских восстаний, – французы распространяли слухи об освобождении крепостных и стремились к разложению всеми способами Российской империи изнутри. Кроме того, военное командование было заинтересовано в получении сведений о направлении наступления французских войск, их численности и об обеспечении тылов французских войск для ведения войны. Всех интересовало насколько тыловых средств у Наполеона хватит, если война затянется. К тому же французы активизировали разведывательную деятельность в приграничных районах и этому надо было противодействовать.

Итак, по инициативе Председателя военного Департамента Аракчеева 3 июля 1811 года появился манифест Александра I об утверждении «Положения о внутренней страже». В Манифесте было написано: «<…> Указом 16 Генваря сего года предназначено было Губернские роты и штатные команды, внутреннюю Губернскую стражу составляющие, привести в лучшее устройство. Ныне по окончательном соображении всех предметов, к устройству сему принадлежащих, вняв мнению Государственного Совета, признали Мы за благо образование военной внутренней стражи издать в прилагаемом при сем положении ко всеобщему сведению и исполнению».

Интересно проследить какие функции возлагались на военную внутреннюю стражу, ибо контроль за их исполнением в Киевском округе возлагался на военного губернатора генерала Милорадовича, коменданта генерал-майора Аракчеева и его первого помощника плац-майора Десимона.

Итак, «Положением о внутренней страже» предписывалось осуществлять:
1) помощь в исполнении законов и приговоров суда;
2) поимку, преследование и истребление разбойников и рассеяние запрещенных законом скопищ;
3) усмирение неповиновении и буйства;
4) поимку беглых, ушедших преступников и дезертиров;
5) преследование запрещённых и тайно провезенных товаров;
6) помощь, свободному движению внутреннего продовольствия;
7) содействие сбору податей и недоимок;
8) сохранение порядка и спокойствия церковных обрядов всех исповеданий, законом терпимых;
9) охранение порядка на ярмарках, торгах, народных и церковных празднествах и пр.;
10) принятие и провожание рекрут, преступников, арестантов и пленных;
11) отправление военных, просрочивших отпуска, к их командам;
12) помощь при пожарах, разлитии рек и тому подобное;
13) отряжение нужных часовых к присутственным местам, тюрьмам и острогам;
14) провожание казны, а сверх того, для употребления к выемкам при открытии корчемства и к страже виновных до отсылки их к суду.

Кроме того, внутренняя стража обязывалась: «брать под стражу и представлять губернскому начальству людей, настигнутых на месте преступления, буйства, либо насилия против лица или имуществ и найденных с окровавленным оружием, либо платьем и захватывать сборища воров и разбойников».

В каждом губернском городе для этих целей был назначен один батальон, который и носил имя города; в каждом уездном городе учреждена инвалидная команда. Особенность при распределении этих частей по округам заключалась в том, что часть гарнизонных полков и батальонов оставалась «по-прежнему в начальстве местных комендантов и военных губернаторов», то есть подчинялись непосредственно Киевскому коменданту генерал-майору Аракчееву (6) и плац-майору Десимону.

Таким образом, в канун войны с французами в России вполне обоснованно вводится внутренняя стража как особый род войск для несения караульной и конвойной службы, а также для выполнения ряда полицейских, охранных, пограничных и таможенных функций. Внутренняя стража имела военную организацию и подчинялась Военному министерству. Так наш предок по мимо своей воли оказался во вновь организованной структуре и более 2-х лет служил в ней, хотя его мечтой было перебраться в столицу на более спокойную и менее хлопотную должность.

Кроме внутренней стражи в марте 1812 года были утверждена Военным министром так называемая «Высшая военная полиция» – прообраз военной разведки и контрразведки. Главой её был назначен Я.И. де Санглер (5), раннее он же возглавлял отделение военной контрразведки в 1-й Западной армии, выполняя отдельные разведывательные поручения императора. Её отделы во 2-й и 3-й армиях заняли соответственно подполковник М.Л. де Лезер и статский советник И.С. Бароцци. Обратите внимание на фамилии этих, далеко не русской национальности патриотов, понимавших, что без разведки и контрразведки русская армия окажется беспомощной, как человек без глаз и ушей.

В тоже время истые русские дворяне, заботясь больше о своей чести, чем об интересах государства, за редким исключением, считали эту секретную деятельность ниже своего достоинства, совершенно пренебрегая интересами государства в этой области. Тем более в самой армии намеренно, в соответствии с секретными указаниями, распускались слухи, что Главнокомандующий, «оградив себя от неприятельского шпионства, сам иметь оное почитает ненужным».

3-я армия во главе которой стоял генерал А.П. Толмасов (3), опираясь на резервы Киевской и Волынской губерний, по стратегическому замыслу прикрывала юго-западный фланг российских войск и должна была контролировать действия 12 корпуса Шварценберга из союзной Наполеону Австро-Венгрии. Учитывая это, организацию разведки в этом направлении следовало поручить человеку знакомому с порядками в Габсбурской монархии. Для этого выбор пал на статского советника Бароцци, а в Киеве идеально для выполнения этой роли подходил Франц Десимонъ.

Между майором Францем Егоровичем Десимоном и статским советником Иваном Степановичем Бароции было много общего. О последнем писали: Баротци (Barozzi, Бароцци, Бараци) – древний аристократический венецианский род (итальянцы), предок которого крестоносец, обосновавшись на острове Наксос, породнился со знатными греками этого острова и их потомком являлся Джованни Бароцци (Barozzi) (Иван Степанович (Францович) (1760-1822). В 1800 году являлся генеральным консулом в Рагузу, в 1801 году – в Венеции, где пробыл до 1805 года. Не исключено, что был знаком с Десимонами из Горицы и Градишки.

В ходе очередной русско-турецкой войны 1787-1891 годов, он, как и наш предок Франц, заручившись гарантиями высочайшего покровительства и защиты императрицы Екатерины II, Бароцци вступил в российскую армию. Поскольку он хорошо владел турецким языком, его в 1789 году определили в коллегию иностранных дел и отправили к князю Потемкину для дипломатических переговоров с турками. В своих воспоминаниях граф А.Ф. Ланжерон пишет: «Бароцци который в течение 30 лет состоял в департаменте иностранных дел как шпион и таковым был послан военным министром в Константинополь, под предлогом обмена пленников». Если вы помните, дорогой дальний родственник, Франц в это время был в плену у турок и не исключено, что он при освобождении пленных встречался с Бароцци.

После заключения переговоров в 1791 г. в Яссах, князь А.А. Безбородко, уполномоченный по заключению мира с Турцией, высоко оценил способности Бароцци, которому было поручено передать письменные представления визирю, «учинив внушения на словах».  Благодаря знакомствам при дворе султана и смелости своих речей И. Бароцци исполнил поручение весьма успешно. По прошению от 08.03.1792 коллежский советник (полковник) коллегии иностранных дел Иван Францевич Бароций за содействие успеху «мирной негоциации с Оттоманскою Портою» был пожалован Екатериной II дипломом на потомственное дворянское достоинство под имением Иван Степанович Бароцци.

Однако вернемся к событиям накануне войны с Наполеоном, по прибытию статского советника Бароцци в Киев, он представился генерал-губернатору и киевскому коменданту Аракчееву и объяснил какая секретная миссия на него возложена. Аракчеев порекомендовал Бароцци обратится к своему непосредственному подчиненному майору Десимону и обсудить с ним как можно организовать в Киеве и его окрестностях систему разведки и контрразведки.

Вызвав к себе плац-майора, статский советник закрыл за ним дверь на ключ, и взяв с него клятву, что всё сказанное останется тайной, объяснил ему, что цели высшей военной полиции, которую он представляет, состоят: «Во-первых, в надзоре за полицией тех мест внутри государства, где армия расположена; во-вторых, за тем, что происходит в самой армии и наконец, в-третьих, самое главное, в собирании сведений о неприятельской армии в занимаемой ею земле». Далее Бароцци предложил Десимону быть его помощником в этом благом для России деле.

После того, как плац-майор не без внутренних колебаний согласился, статский советник особый акцент сделал на том, что указанная деятельность тогда полезна и хороша, когда она сокрыта. И объяснил: «Пусть неприятель думает, что ее нет. По сему начальник Главного штаба обязан наблюдать, чтобы все действия по высшей военной полиции были непроницаемы, и чтобы все получаемые о неприятельской армии известия оставались в величайшей тайне, даже и после удачных предприятий, на оных основанных», чтобы не раскрыть информаторов. Кроме того, Бароцци просил Десимона довести это до его агентуры, которую он должен будет сформировать в ближайшее время.

Далее начальник контрразведки 3 армии Бароцци разъяснил, что надзор за полицией Киевского округа нужен не только для выявления возможных злоупотреблений, но и при необходимости получения ею оперативной помощи в необходимых случаях. «Надзор за тем, что происходит в армии, – как он доверительно сообщил Десимону, – имеет целью отвращение всякого недостатка в продовольствии, содержании войск и во всем для оных потребном, в поддержании в них надлежащего духа и наконец, чтобы всякий с должным рвением выполнял верноподданнический долг свой». И самое главное, повторил статский советник: «Надо иметь точные сведения о движениях (прошу обратить внимание на эту фразу, почему? Поймете в конце моего письма), расположении, духе и прочее неприятельских войск и земли оными занимаемой; эти сведения нужны для открытия их слабой и сильной стороны и для принятия потому потребных мер».
Далее он ознакомил майора Десимона с секретными инструкциями и текстом присяги для секретных агентов и обязал организовать их деятельность по сбору информации, приведя их к присяге. Интересен сам текст клятвы секретных контрразведчиков:

«Я обещаюсь и клянусь пред Всемогущим Богом и Святым Его Евангелием, что все поручения и повеления, которые я получу от своего начальства, буду исполнять верно и честно по лучшему разумению моему и совести, что за всеми явными и тайными врагами государства, кои учинятся виновными в речах или поступках, или окажутся подозрительными, будут тщательно наблюдать, объявлять об оных и доносить, как и где бы я ни нашел их; равномерно не буду внимать внушениям личной ненависти, не буду никого обвинять или клеветать по вражде, или по другому какому-либо противозаконному поводу, и все что на меня возложится, или что я узнаю, буду хранить в тайне и не открою или не обнаружу ничего ни пред кем, уже бы это был ближайший мой родственник, благодетель или друг. Все сие выполнить обязуюсь и клянусь столь истинно, как желал я. Да поможет мне Господь Бог, в сей равно и будущей жизни. Если же окажусь преступником против сей клятвы да подвергнусь без суда и добровольно строжайшему наказанию, яко клятвопреступник. Во уверение чего и подписуюсь».

Сделав майора Десимона по своей сути своим резидентом в Киеве он передал ему некоторую сумму денег для оперативных нужд и оплаты информаторов, и пояснил: «В жалованье и плате лазутчикам, должно быть принято правилом, не давать им ни слишком мало, ни слишком много; ибо в первом случае могут они сделаться двусторонними или неприятельскими шпионами; а во втором, обогатившись слишком скоро, отстать неожиданно в самое нужное время; нужно платить им достаточно, но держать их в ожидании большого; за важные известия должно платить щедро».

Далее Бароцци разъясняя положения секретной инструкции сообщил: «Тем из агентов и лазутчиков, кои находясь в иностранной службе или в таком положении, которое препятствует принимать деньги, или жалованье; и они доставляют известия по личной преданности или дружбе, должно давать подарки, и предоставлять выгоды под разными предлогами, дабы не могли они подумать, что почитают их шпионами, служащими из корысти».

«В числе множества известных способов переписки, предпочесть должно следующие, – далее продолжал статский советник, а Десимонъ его внимательно слушал. – Письмо может быть спрятано в восковой свече, в выточенной изнутри трости, зашито в платье; оно может быть разрезано на полосы; им может быть заряжено охотничье ружье, в последнем случае, при доставлении можно ружье разрядить; при неудаче же, из него можно выстрелить». Кроме того, Бароцци рассказал, как можно передавать письма через пограничную реку. И добавил: «С лазутчиками, которые не довольно смелы, можно условливаться о приносе письменных известий в кору выгнившего дерева, или под какой-либо камень. Посланный за сими письмами, может брать их и приносить ответы не зная вообще лазутчика».

Далее статский советник вручил Десимону шифры в виде цифр, заменяющих буквы для переписки с Главной квартирой, и посоветовал важнейшие шифрованные письма пересылать в двух или более экземплярах разными путями, чтобы, как он выразился: «дабы в случае остановки, или побега, или перехвата одного и двух разносчиков, известие могло дойти в Главную Квартиру».

«Вместо шифров, уважаемый Франц Егорович, для большей поспешности, можно употреблять самые надежные симпатические чернила, которые я вам и предлагаю, но извольте пользоваться только ими, ибо состав коих известен только в Главной квартире». И он протянул Десимону тщательно закупоренный пузырёк темного стекла.

Продолжая инструктировать плац-майора Бароцци поучал: «В случаях сообщений словесных, особливо при посылке лазутчиков к таким лицам, коим они не знакомы, можно каждому из них дать предварительно пароль, по которому, при самом приближении лазутчика, могли бы узнать они, что действительно принадлежит он к военной высшей полиции действующей армии; что они могут отвечать на пароль его известным отзывом, должны верить словам его, и могут сами все безопасно сообщить ему. Известные масонские знаки, и взаимные на них ответы, могут удобно в сих случаях быть употребляемы».

Кроме того, начальник отдела высшей военной полиции 3 армии добавил: «Важнейшим пунктом соединения тайных сношений могут служить монастыри, и поэтому должно стараться приобретать их начальников, ибо в сем случае монахи могут иметь разные способы доставлять письма и даже приносить известия, часто из повиновения своему начальнику, а иногда и за деньги».

Много ещё о чём в секретном порядке сообщил статский советник Бароцци плац-майору Десимону, кое-что перечислим: о принужденном шпионстве, о вооруженном шпионстве, о неприятельских шпионах, о пленных, о ложных неприятельских беглецах и многом другом. Советовал чаще использовать вылазки казаков: «Команды сии поручать отважным офицерам, и давать каждому расторопного лазутчика, который бы знал местное положение. Команды сии, с помощью лесов, либо темноты, могут прорываться до назначенных им мест, и между тем, как офицер, командующий партией, замечает местоположение, силы неприятеля и распорядок их, лазутчик узнает все обстоятельства и подробности». Этот способ ведения военной разведки хорошо был известен нашему предку, так как раннее он служил ротмистром гусарского полка, и в этом случае он понимающее кивал головой.

И последнее, о чём предупредил статский советник, понизив голос: «Его Императорское Величество требует: неприятельские шпионы непременно должны быть наказываемы смертью публично пред войском и со всевозможною оглаской».

Мой дорогой дальний родственник, я не могу со сто процентной достоверностью сказать: состоялась ли секретная встреча нашего предка со статским советником Бароции? А если паче чаянья она состоялась то, суть о чём они говорили – мною передано достоверно, как, впрочем, абсолютная правда и то, что в послужном списке Франца Десимона было записано: «Употребляем был в исправлении двух крепостей в оборонительное положение, а также во многих (читай, не единичных) по службе Её Императорскому Величеству важными (читай, секретными) поручения касательно неприятельских движений (читай, разведывательных поручений) и участвовал в поражении оного, много способствовал для спокойствия жителей в городе Киеве» (читай, выполняя задачи внутренней стражи).

С уважением расстаюсь с Вами, мой дорогой родственник, до следующего письма. Ваш эпистолярный корреспондент, поклонник игры в казаков и разбойников, то казак, то разбойник, запредельно отдалений потомок венетов, Десимон.