Глава 6. Театр на троих

Кильвиур сидел на троне и внимательно оббегал залу глазами, но раз за разом среди пестрой, шумной толпы наемников не встречал ни Огариена, ни Оаран. Они обещались прийти сегодня, сказали, им день пути остался, но солнца уже тронулись с мертвой точки середины и поползли к вечеру, а о магах до сих пор не было ни слуху, ни духу. Собственно, вся эта ерунда с наемной армией была начата ровно за тем, чтобы незаметно ввести в закрытое гнесинство ещё двоих из Дома и не вызвать подозрений со стороны местных, и Кильвиур уже получил по мозгам от Синвирина. Тот вышел на связь тем же вечером, как приказ о сборе дружины разлетелся во все концы Загорной земли. Маг усмехнулся, вспомнив бешенство Владыки: ещё никогда он не видел Того в таком неприкрытом бешенстве.
"И что это такое?" - суховато поинтересовался Он, и в Его голосе было столько злобы, что воздух даже на огромном расстоянии задрожал от напряжения.
Пришлось долго объяснять, зачем в гнесинстве понадобилась колдовская армия и по какой причине Кильвиур вообще посмел в это ввязаться, предварительно не посоветовавшись с Домом.
"Вы ведь понимаете, что ваши действия я могу расценить как измену? - выслушав доклад, непримиримо жестко поинтересовался Владыка, и Кильвиуру даже показалось, что он говорил с самим "тёмным я" своего господина. - Не повторяйте ошибок Рэнниса, на подобное Крепость больше не купится. Как только мы перестанет доверять вам, вы будете устранены без суда и следствия."
На этом разговор кончился, но, собственно, этого было за глаза достаточно, чтобы утвердиться в прочности Его намерений. Ссориться с Крепостью вовсе не хотелось - не в целях своей безопасности, нет. Под опалу могли попасть Оаран с Огариеном, а вот этого нужно было избежать. Собственная жизнь мало волновала Кильвиура, Владыка прекрасно это понимал, но Он был хитер и решил играть на тех, кто был дорог Унылому.
Подлый, мерзкий поступок заставил Кильвиура не просто существовать дальше, но жить и бороться за свою жизнь. Дом был тверд и строг в своих правилах, зато с ним было просто: если вместе - то все за одного, если признали предателем - прощения не жди. Рой вылетит и убьет тебя.
"Я не изменял Дому,» - подумал гнес, чутко вслушиваясь в гул голосов.
Следы ведьмаков плыли перед глазами, среди пришедших были и сильные ребята, и послабее, разные. И эндаргомы, и другие существа, пришедшие устроиться в наемную рать. Эндаргомы поначалу не сильно стремились раскрыть свои ведьмарские способности, видимо, боясь давления церкви, но Серафим замолчал на долгие дни, не только не высказывая ничего против указа, но и не принимая ответных действий. Больше всего Кильвиур боялся, что неуемный фанатик тут же примется собирать свое Крылатое воинство, но тот словно воды в рот набрал.
"Лишь бы подставы не готовил, с него ведь станется…" - качнул головой гнес.
У него было премерзкое настроение: его тело вновь хотело жить, хоть сознание упорно сопротивлялось. Появился аппетит, еда вновь стала различаться по вкусу, цвета стали возвращаться в зрение, и Кильвиур все больше отмечал, насколько прекрасен был праздничный, веселый Рильвиим. Теперь он даже слышал, как прежде, хоть раньше ему приходилось прикладывать усилие, чтобы вырваться из ватной тишины. Он шел на поправку, и с каждым прожитым здесь днем Уныние отползало все дальше, но он не хотел этого. Он хотел лежать и плакать по умершему ученику, хотел забиться в темный угол, где не было бы ни света, ни шума, и ждать конца, а его тянули во все стороны. Трясли, спрашивали, советовались… всем от него было что-то надо, его буквально ни на минуту не оставляли в покое, и, заботясь об Огаариене и Оаран, он добросовестно, хоть и с бунтующим сердцем выполнял все, что было положено гнесу.
"Вот же дрянь, - неприязненно думал он, - угораздило влипнуть на старости лет."
Его апатия сменилась вечным раздражением, и он задумался было, что было лучше из двух этих состояний, но поразмыслить ему не дали, как и всегда в последнее время, впрочем: двери в приемный зал снова раскрылись, и в потоке ворвавшегося света возник до боли долгожданный силуэт: высокий, крылатый мужчина с девочкой-феей на плече, и Кильвиуру стоило больших усилий остаться бесстрастным.
-Еще двое, - констатировал из-за плеча Итариол, - когда глядеть молвишь?
Он оказался верным другом, этот эндаргом-оборотень, к которому маг поначалу отнесся настороженно. Итариол взял на себя организацию указа, и под ласковым, тихим голосом все, казалось, делалось само собою. Мягкий снаружи, он был стальным внутри, и его слова, подтвержденного гнесом, никто не смел ослушаться явно, хоть за спиной недовольные шепотки и роились все сильнее. Незаметный, за эти несколько дней он стал незаменимым, как и его братец Сииверка.
-Да можно и сейчас, их уже достаточно набралось, - сказал гнес и поднялся: он дождался, кого надо. - Мы поедем за Черный холм, в ваши страшные места. Ты ведь велел уже нанятым собраться с нами?
-Да, господин, - Иатриол склонился к самому уху гнеса, и тот почуял, что от слуги пахло перьями - он колдовал недавно. - Я велел подготовить коней крыльев неимущим, молви, не ошибся ли я?
Кильвиур поежился: ведьмак знал слишком многое из того, что ему не надо было бы знать, и оставалось надеяться, что Серафим замолчал не потому, что ему обо всем поведали заранее. Маг покосился на слугу, но кроме неопределенной полуулыбки, которая как будто приклеилась к правильному лицу, не увидел ничего.
Итариол действительно был из знатного рода, в этом Сииверка не обманул: стоило его отмыть, приодеть да занять делом, ему соприродным, как он расправился, в его худенькой, жилистой фигурке появилась спокойная, не чванливая стать. Он знал свое место и никому не собирался ничего доказывать, из него изливалась мирная, но властная аура, противостоять которой было…невозможно, пожалуй. Он был очень, очень силен, этот Итариол, силен внутренне, но в гнесе видел правду, которой не противился и подчинялся беспрекословно.
Завидев движение правителя, наемники притихли, взоры обратились к поднявшемуся, и тот молвил в наступившей тишине:
-Мы идем за Черный холм, вычищать нечисть. По итогу этого испытания мы определим, кто останется в дружине, а кто пойдет восвояси. Мне нужны только лучшие солдаты.
По зале пролетел шепоток, в котором Кильвиур расслышал сухой смешок Огаариена: тот никогда в себе не сомневался. Да и зачем бы ему было сомневаться, если весь этот цирк был затеян ради него?
"Прекращай веселиться, - одернул его лживый гнес, - тебе надо найти ситуацию, в которой ты спасешь меня, иначе я не смогу тебя приблизить и будешь жить в казармах. Ты этого хочешь?"
Однако, грозное внушение не произвело на нахала никакого воздействия - он так и продолжил лыбиться во все тридцать два зуба и беспрестанно потирать русую, козлиную бородку: его веселила эта игра. Игра в гнеса, в войско… ему этот театр нравился, тем более что можно было выйти за привычные рамки солдата из Крепости и просто пожить в свое удовольствие. Оаран крутила головой, и ее синие глазки поблескивали из-под широкополой шляпы - ее задание, похоже, ничуть не интересовало, зато незнакомый, закрытый мир манил получше сладкого пряника.
"Детишки…" - с раздражением подумал Кильвиур, но в душе он был рад, что они пришли: жить, постоянно чуя себя чужаком, которого в любой момент могли раскрыть, было не так-то просто, и "свои" были как нельзя кстати.
За спиной тенью пристроился Итариол, и гнес со своим ближайшим "друзем" двинулись сквозь расступившуюся толпу. По левую руку пристроился Йораиль, которого в последние дни чуть не порвали за ведьмовство. Пришлось его переселить к себе в терем, расформировав одну из кладовых, вот он теперь и не отходил ни на шаг.
Странный это был народ: Йораиля все знали уже давно, он был не так молод, хотя и не стар, но как только разнесся слух о его "святотатстве безбожном да сговоре с силами темными", как его у княжеского крыльца попытались порвать заживо. В прямом смысле. Расчленить прямо на площади без суда и следствия. Как только гнес отвернулся, как на него набросились соплеменники, подстрекаемые стариком-мечником, что больше всего противился реформе. Слава светлым силам, Сииверка услышал крики, влетел к гнесу с воплем:
-Боярина убивают зле!
И вместе с Итариолом ведьмака-пчеловода удалось отбить, но с тех пор Кильвиур крепко держал руку на пульсе, понимая, что мирных город - та еще бочка огненного порошка. И самое жуткое было в том, что Йораиль не сопротивлялся своим убийцам, а на вопрос, почему он не вызвал своих пчел-убийц на выручку ответил просто:
-Они правы есть: зло ведьмарское ремесло, коли на своих направленно, но и ты не пустое глаголеши. Добро есть колдовство во дни, когда противу сил темных направлено. Зло есть, когда руку брат на брата поднимает.
Только почему-то его обидчики так не считали. Последние дни народ бурлил, как котел, жители явно поделились на два лагеря, но это не волновало Кильвиура. Его волновал только один вопрос: почему все-таки замолчал еарул Серафим?
"Что там, за Черным холмом?" - спросил Огаариен.
Он с ученицей встроился в толпу, недалеко от гнеса, но и не приближаясь к нему - несмотря на внешнюю халатность, работал он профессионально. Кильвиур пожал плечами:
"Там кладбище, что именно - я не знаю, но там полно мрака. Явно найдется, что вычистить и где себя проявить."
Они вышли из терема, и вокруг загудел город: чтобы здесь ни происходило, буйства жизни не отменял никто, и этим светлым летним днем, когда воздух подрагивал от жара и лишь холодный ветер, долетавший с Гномьих гор, не давал солнцепеку стать нестерпимым, небо было заполнено, как и всегда. Наравне с воздушными змеями резвились дети и ленты, молодые девушки смеялись между собой и поглядывали на чужеземцев, а были среди них и видные молодцы, и странные существа, на эндаргомов не походящие. То-то зрелище им, не видевшим в жизни никого, кроме своего народа! Мужчины же, наоборот, косились с недоверием, кто-то даже жен своих за плечи в терема уводил подальше от ведьмаков. В воздухе висели пыль и смех, пахло свежими калачами и застывающей глазурью, да неунывающие коробейщики расхваливали свой пестрый товар с прежней громкостью.
У высокого крыльца уже ждал Сииверка: он да конюхи, держали под узцы дородных, вылощенных коней. Откуда их только достали в народе, привыкшем передвигаться по воздуху, осталось только гадать. Да и кони-то были необычным: крылатыми. Хотя кому нужны кони, когда за спиной есть крылья?
Однако, в протоколе дотошного мальчика-слуги и на этот случай были твердые правила.
-Надо, батюшка, негоже самому крыла раскрывать при народе, - словно прочитав мысли гнеса, проговорил тот так тихо, чтобы одному Кильвиуру было слышно, и протянул удила.
На спинах коней были странные приспособления: не обычные седла, которыми пользовались во всем остальном мире, а кресла с невысокими спинками и подлокотниками, к которым были протянуты поводья. Ноги же вместо стремян клались вдоль туловища могучих тварей в вытянутом состоянии. Оно понятно, зачем: чтобы не мешать взмахивающим крыльям, но больно ненадежно все это выглядело со стороны.
Гнес вздохнул и подчинился молча: здесь традиции значили куда больше, чем личные желания даже всевластителя царя. Что ж, этому оставалось недолго жить. Он пришел из Дома и принес свои нравы, от которых не собирался отступаться.
Кильвиур вскочил в богатое седло, принял удила из рук мальчика, но тот не отошел, снизу вверх поглядел на правителя, а потом робко, покраснев до ушей от своей дерзости, пробормотал:
-Позволь мне с тобою… в путь путешествовати. Я тоже колдовать горазд, Беду чую получше многих, да вот и нонче не чиста будущности гладь, может, что помочь смогу…
Кильвиур глянул на него, прищурился: у мальчишки не было потенциала даже для ведьмака - с синим следом ничего не сделаешь, так что же тогда, дар? Он сильно в этом сомневался, но все равно кивнул:
-С братом полетишь, - коротко молвил он и дал отмашку подниматься, стукнув подсогнутыми коленями по спине своего скакуна.
Чуткий зверь распахнул белоснежные крылья и взвился в поднебесье, встряхнув могучим движением дорожную пыль, едва прибитую ночным дождем - лето было жарким и сухим, поля и степи сохли под безжалостными лучами, и редкие дождички плоховато спасали положение. Вслед за гнесом в воздух поднялось и его войско, эндаргомы пристроились чуть отдельно от конного отряда, и жители поспешили прочь от поднявшейся дружины. Гнес глянул вниз и на балкончике Стеклянного храма увидел еарула: тот стоял, облокотившись о перила, на нем были простые белые одежды, и степной ветер рвал льняные волосы. Кильвиур махнул ему рукой, и Серафим вскинул руку в благословляющем жесте, будто бы одобряя выбор брата.
"Неужто он согласился со мной? - подумал про себя маг. - Дай-то Бог, чтобы он не начал конфликта…"
Конь понес его вперед, и вскоре Стеклянный храм, еарул да и весь стольный град остались за спиной, под копытами крылатого зверя потянулись бескрайние поля, засеянные колышущейся рожью - стебли уже начинали золотиться, приходило время жатвы. Редкие, крестьянские поселения ютились у ручейков, голубыми ниточками резавшими степи, и над мирной землей висел аромат трав и меда. Вокруг отряда вились любопытные стрекозы, каждая размером с хорошую свинью, кто-то за спиной затянул веселую песню, и звук полетел над Вирдэполем. Крестьяне отрывались от работы и разгибали спины, с земли доносились приветственные выкрики, и руки вздымались навстречу воскресшему гнесу: весть о чуде, произошедшем во время похорон, разлетелась даже в самые глухие уголки.
"Наверное, это счастье? - думал Кильвиур, слезящимися от солнца глазами оглядывая гнесинство, теперь принадлежавшее ему. - Я властитель, слово которого непреложный закон, меня обожают в народе, мне доступна всякая мыслимая и немыслимая роскошь, мои слова выполняются беспрекословно… но разве я счастлив? Разве я этого хотел? Я хотел просто умереть, а не все это."
Красный кафтан распахнулся, обнажив шелковые штаны, седло чуть поскрипывало при равномерных взмахах крыльев, но в надежности гнес не сомневался, хоть конструкция и показалась ему странной в самом начале. Зверь реагировал на мельчайшие движения, так что Кильвиур просто сидел в расслабленном состоянии, не думая ни о чем, кроме дня, сломавшего ему жизнь.
Он не был счастлив, нет. Ему также не хотелось жить, как и прежде, но в душе проклюнулся интерес: смогу или нет? Сумею справиться с заданием, которое поручил мне Владыка? Или Серафим, божий эндаргом, окажется сильнее? С каждым днем, проведенным здесь, в Рильвииме, желание победить возрастало все сильнее, но игра требовала хитрости и ума: Серафим был опаснее, чем казался снаружи. И Уныние неохотно отступало, хоть и не спешило уйти насовсем.
До Черного холма верхом было совсем недолго лететь, хоть Кильвиур и думал, что кладбище буквально нависало над градом. Оказалось, до него было около дня пешком и час лету: просто зрительно Пространство здесь вело себя странно.
Лишь только отряд завернул за покатую спину холма-великана, как глубокая тень пала на дружину: здесь и вправду было нечисто, даже свет сюда не спешил проникнуть. Две стороны холма различались также сильно, как день и ночь: солнечная, обращенная к Рильвииму, была крутой и сыпучей, как будто кто-то могучей рукой отрубил половину горы и унес ее в мешке. Вторая же, та, где по словам Итариола располагалось кладбище, была темной и пологой, и на ней разросся небольшой, плотный лесок, к удивлению дружины, совершенно голый несмотря на то, что леса уже давно покрылись листвой - стояла-таки середина лета.
Воздух здесь был густым и плотным, душным, как будто ватным, в нем явственно чувствовался запах Смерти и тления, здесь было влажно, будто бы среди черных, искривленных стволов пряталось гнилое болото. На самом краю леска приютилась маленькая, чахлая деревенька, к ней и направился Итариол, бывший сегодня ведущим. Он знал эти места лучше других - он прожил здесь долгие годы своего изгнания.
Отряд приземлился за околицей первого домишки, и с земли вид поселения предстал еще в более плачевном виде, чем казалось с неба: ни один забор не был полностью цел, гнилые доски держались на последнем издыхании, калитки были распахнуты, но ветра не было, и мертвая тишина висела между покосившимися, полуразрушенными хибарами. Улочка насчитывала десятка два домов, но самих жителей не было видно, даже собаки не залаяли на прилетевших, и Кильвиур было подумал, что деревенька заброшена, когда Итариол проговорил:
-Имя месту сему Последнее пристанище Унылых, мнят себе бояре, будто бы Уныние - суть болезнь опасная, что на здоровых перекинуться может. Вот и ссылают Унылых сюда, здесь они и доживают век свой. После смерти же я хороню их тела бренные, Богом забытые души мрут здесь, Страдание бытует промеж домов.
Наемники притихли и сплотились теснее: краем глаза Кильвиур заметил, что многие потянулись к оберегам, кто-то и вовсе забормотал заклинания от сглаза и принялся огораживать себя защитными знаками.
Так вот значит, как поступали с Унылыми в Вирдэполе. Выбрасывали прочь, оставляли умирать в прогнившей деревеньке. Маг содрогнулся, снова почуяв, как различен был Рильвиим: праздничный для радостных, гнилой да жестокий для всех остальных. В том, что это место стало темным, не было ничего удивительного: на Страдание всегда приходит тьма, монстры чуют боль и приползают поживиться беззащитными, безвольными душами.
"И я мог бы быть среди этих Унывших, - подумалось Кильвиуру. - Мог бы доживать свой век, лежа в темном углу полуразвалившейся комнатушки."
Он хорошо помнил, как за ним ухаживали в Доме, как не давали умереть, как цеплялись за него, надеясь вылечить. Здесь же до несчастных никому, кроме гробовщика, дела не было. И даже наоборот, их боялись, будто бы Уныние было заразной болезнью, и вышвыривали подальше, закрывая глаза на тот ад, что творился в их умирающих душах. Эндаргомы вообще не любили проблемы, и вместо того, чтобы их решать, предпочитали закрывать глаза, но Кильвиура воспитал Дом, и он привык действовать по-другому.
Гнес спрыгнул в размокшую грязь и первым решительно зашагал в деревню, махнув остальным, мол, следуйте за мной. Итариол подчинился мгновенно, а вслед за ним, фыркнув что-то вроде: "Сборище трусов!" За Кильвиуром пристроился и Огаариен: в отличие от многих ведьмаков, он не потерял присутствия духа даже в таком мрачном месте, и страх смешил его, заставляя, словно назло темному мирку кладбища, вести себя еще более громко и вызывающе.
-Сначала разберемся с лесом, потом займемся Унылыми, - безбожно разрушив мертвую тишину мертвой деревни, скомандовал гнес, и внезапно ему в лицо подул ветер: колючий и злой, он шел из обнаженной чащи.
Глухо захлопали открытые двери, заскрипели ржавые петли калиток, но Кильвиура это ничуть не смутило: он жил в Доме уже очень, очень давно, и повадки монстров знал не только из трудов и докладов, но и на своей шкуре испытал немало. Запугать пришедших скрипом, тьмой, шепотками, запутать, сбить с толку, а потом атаковать исподтишка - любимый прием, но маг уже знал, как с ним работать. И Огаариен знал, потому волноваться не было смысла.
-Хоронить мертвых закон мы имамы в гнездах рода каждого, откудыва мы родимся во время назначенное, - проговорил Итариол негромко.
Его не пугало это место, нет, он прожил здесь долгие годы, работая могильщиком, но в его голосе просачивалось тихое уважение к тем, кого он буквально на руках отнес вместо их последнего пристанища. Эндаргомы редко умирали так, что их хоронили всем народом: время войн и кровопролитных боев, героев, отдавших свои жизни за мир, и злодеев, им противостоявших, прошло. Мир настал в Вирдэполе, и Смерть приходил только за Унывшими, а тех, как выяснилось, считали хуже, чем чумными и не заботились о их уходе вовсе. За их останками ходил Итариол, но в отличие от своего народа он сострадал умирающим соотечественникам, а не боялся их. Он чтил их память и не хотел тревожить покой, но не противился гнесу, что миновал деревеньку и направился прямиком в священный лес.
В отличие от своего помощника, Кильвиур не питал почтения к останкам: в Доме тела растворялись в подземных кислотных озерах, от павших не оставалось ничего, кроме памяти, и маг всей душой считал этот способ похорон единственным верным.
"Что хранить сухие кости? - думал он, шагая по осклизской грязи вниз, в хмурый лес. - Они только монстров привлекают, толку в их почитании никакого. Неудивительно, что на похоронные гнезда слетелись падальщики."
"Он один." - внезапно мысленно проговорил Огаариен.
"Один кто?"
"Монстр, - Огаариен ухмылялся, пристроившись рядом, но не настолько близко, чтобы его могли заподозрить. - Оаран прошарила пространство: серьезный противник здесь всего один, но прихлебателей в его окружении много."
Кильвиур скосился на ученика - тот даже головы не поворачивал, ничем не выдавая внутреннего разговора. Девчонка-фея мерно покачивалась под его широкими шагами и тоже смотрела в чащу, приближавшуюся с каждым мгновением. Оаран в таких вещах не ошибалась - у нее была особая чуйка на монстров, но Кильвиур никогда ей не верил, поэтому и сейчас чуть скривился:
"Будь на чеку."
"Зануда," - Огаариен дернул головой, поднял острый подбородок еще выше, будто бы хотел козлиной бородкой дотянуться до неба, а потом громко запел какую-то шуточную песню о красотке из пивнушки, изменявшей своему жениху.
Лесу это вовсе не понравилось: деревья угрожающе заскрипели со всех сторон, закачали сухими, искривленными ветвями, застонали, словно умоляя замолкнуть. Тварь принадлежала разделу Тихачей - ее выбешивали громкие звуки, и Огаариен, зараза, знал это, вот и продолжал рвать глотку: он ждал, что монстр не выдержит и выскочит из засады.
К веселящемуся эндаргому присоединился невысокий, мощный гном с коротенькой рыжеватой бородкой, и они запели вместе, ужасно фальшивя и ругаясь друг на друга, когда слова в куплетах не совпадали. Зато припевы с дикими выкриками звучали всегда особенно громко слаженно. Оаран тоже пришла в восторг от пения и хлопала в ладоши, раскачиваясь так, что, если бы не рука учителя, она наверняка бы навернулась с плеча вниз.
Остальные косились с опаской: кто-то и вовсе трусил, хоть и старался виду не подавать. Итариол хмурился неодобрительно - не боялся, но был недоволен шумом, устроенным в святом месте. Однако, когда он повернулся, чтобы утихомирить разошедшихся наемников, гнес положил руку ему на плечо, останавливая:
-Они дело делают - выманивают монстра из его логова. Он не любит шума, скоро сам выскочит, а так мы его долго искать будем.
-Не гневайся, светлый государь, но откудыва ведаешь? - только и спросил Итариол, и на мгновение в его глазах вспыхнуло недоверие, но миг сменился, и оборотень опустил голову: - Прости, светло солнышко, глуп мой вопрос. Знаешь все ты, мне лишь покой предков созранити хотелося, да раз велишь ты, то будь по слову твоему.
-Их покой мы сохраним, когда изгоним отсюда нечисть, - Кильвиур тряхнул друга за плечо, и тот отступил на шаг, заняв позицию за спиной.
Тем временем лес все больше и больше выходил из себя: деревья, до того недвижимые, заходили ходуном, их стон превратился в гневный рев, и в темной чаще то и дело стали вспыхивать красные глаза - монстр-хозяин выслал своих слуг разобраться с раздражающими гостями.
"Ты помни только, что наша цель не просто уничтожить монстра, а еще и сыграть в операцию спасения," - сумрачно подумал Кильвиур: больно Огаариен разошелся, по нему казалось, что он совсем контроль потерял, но он на то и был магом, чтобы внутренне следить за всем происходящим, а внешне изображать дурачка.
-Государь, - Сииверка, надежно защищенный братом и гнесом, осторожо коснулся широкого рукава, привлекая внимание.
Кильвиур опустил голову, продолжая наблюдать за беснующимся лесом, но и обращая внимание на слугу.
-В сердце чащи стоит озеро, вода в нем гладкая, как стекло, да черная, будто сама смерть, - торопливо заговорил мальчишка. Его глаза внезапно затуманились, стали мутными, подернутыми паволокой: он видел сквозь Пространство. - Деревия стоят, нагнувшись, ветвями мертвыми сплетясь, прямо в воде стоят, но не гниют, злой силой окованные. Меж ними паучьи липкие нити, но то лишь мираж, энергия злая, видимый облик приявшая, а под самой водой тишина, в ней твой враг прячется, гнес.
Кильвиур ухмыльнулся, склонив голову к плечу: он еще не понимал точно, что с этим парнишкой, но в нем явственно чувствовалась колдовская сила. Может, в виде дара, может, иным, еще не известным в Доме путем. Сииверка не был колдуном-верующим, как Серафим, но потенциал не позволял и о ведьмовских способностях заикнуться. Только вот сквозь Пространство он почему-то видел, и интуиция подсказывала опытному магу, что мальчик не лгал, а действительно знал, где логово монстра.
-Веди, - промолвил гнес. - А за защиту твою я ручаюсь.
Сииверка кивнул и живо зашагал вперед, все углубляясь в темные недра кладбища.
Огаариен достиг своей цели: Тихач не выдержал и атаковал. Со всех сторон на нежеланных гостей посыпались выбеленные кости, между ветвей, уже больше не скрываясь, запрыгали то ли крысы, то ли белки - увидеть в сгустившейся темноте было невозможно - что-то мелкое, кровожадное и опасное разве что девчонке-грибнице.
"Боже мой, - думал Кильвиур, шагая среди движущегося леса. Вокруг него ведьмаки вступили в бой, обороняя гнеса от атакующих мутантов, воздух загудел от магии, но сам правитель не собирался защищаться самостоятельно - он наблюдал за способностями и методами борьбы, отмечая про себя талантливых и надежных. За свою безопасность он ничуть не волновался: он верил в свое воспитание, а значит, и в магическую силу Огаариена, тем более что тот еще не показал ничего из своего серьезного потенциала.
Огаариен не был гением - у него даже Стихия была стандартная - Воздух, для эндаргома это… даже как-то банально. След у него был серым - в подметки черным он не годился, но и не слабый, так, середнячок, да и не учился он со рвением… пока не попал в руки к Кильвиуру. Дело в том, что прежнего Мастера Огаариена порвали на части на одном из заданий, и порвали не монстры, а антерги: не стали вникать, разбираться, как только увидели метку Дома, так сразу на месте скопом и завалили. Ученика оставили, думали поиздеваться, но Крепость пронюхала, пришла и город-муравейник на краю Спящей равнины перестал существовать. Попади Огаариен дальше, в стольный муравейник, его бы не достали, а пограничную крепость пожгли. Мальчишку перераспределили к Кильвиуру, и тот к своей гордости сумел вырастить достойного солдата: и мага, и воина.
Сам он безоговорочно верил в своего первого ученика, хоть и предпочитал при возможности перепроверить все самому - что нередко становилось поводами для конфликтов, как, впрочем, и девчонка-фея.
“Как же скучно жить с тупыми монстрами! - демал гнес. - Стандартный Тихач, как по книжке, ей богу! Сначала попытался запугать, потом обсыпал мелкими прихлебателями и прахом - положим, селян с вилами это отпугнет, но он же видит, кто мы. Потом, зуб даю, выпустит кого-то пострашнее, типо крупных животных, но тоже без разума, а потом мы найдем его логово, выкурим его из-под воды и на этом все кончится. Невозможно так жить!"
Ему нравилось сражаться либо с сильными, либо с умными противниками, а тут… тут ни тем, ни другим даже и не пахло. Вот Серафим…
Кильвиур оказался совершенно прав: да и ошибиться было сложно - Дом уже давненько вел точную хронологию и классификацию монстров, и так называемые Тихачи всегда вели себя одинаково, даже селились в схожих местах: на кладбищах, в оврагах у небольших деревень или в подвалах, откуда было удобно пугать живых существ. Они любили темноту и тишину, а питались либо страхом, либо, на худой конец, плотью, для душ они не были опасны. Тварь, что поселилась за Черным холмом, подъедала останки с кладбища да похищала живых из поселения Унылых, угрозы для Рильвиима она не представляла, но что было соседничать с темной тварью? Да и всегда безопасней, когда территория чиста в диаметре ста километров.
После того, как сверху перестали сыпаться кости и остатки сгнившей одежды, на мгновение настала тишина, а потом по осклизской земле раздался топот и чавканье, как будто из мрака шла целая кавалерия.
"Второй этап," - уныло подумал Кильвиур и оказался прав: из чащи навстречу ведьмакам вырвался табун шестиногих конец с алыми, пылающими глазами и зубастыми пастями-капканами. Шерсть на впалых, вздымающихся боках еще не успела обсохнуть - озеро, о котором говорил Сииверка, было совсем рядом. Огаариен вскинул было руку, чтобы разбить лавину черных тел о воздушный щит, но гнес незаметно качнул головой, останавливая ученика:
"Пусть другие работают, твою силу я и так знаю. У озера спасешь меня, я дам сигнал."
Тот разжал кулак и принялся изображать активное сражение, халтуря и внутренне позевывая от скуки: то, что для других было смертельно, ему казалось лишь детской игрой, а запрет на реальное сражение вызвал только досаду - как будто привели в тир, но не дали пострелять. Оаран на его плече тоже еле двигалась, уничтожая только тех мутантов, что подобрались непростительно близко.
 Зато остальные, не знавшие подковерной игры, воспринимали сражение на полном серьезе: из широких, золотистых рукавов Йораиля вылетели и завились в воздухе крупные осы-убийцы, между ногами побежали грязевые твари, похожие на пряничных человечков, вспыхнули и загорелись злым, темным пламенем прогнившие деревья, и в воздухе смешались крики, ржание и звон достанного металла.
"Нет ничего важнее образования, - думал маг, внимательно наблюдая за ходом сражения. Он всегда придерживался мнения, что лучше Крепости не преподают нигде, даже в пресловутой Эльфийской Академии, теперь же снова в этом убеждался, глядя, как держится Огаариен по сравнению с остальными. - Крепость должна стать единственным носителем колдовского искусства, потому что недоучки лишь позорят имя колдунов."
В паре шагов от него немолодой, поседевший наемник оступился, рухнул в грязь, и острые зубы мутанта разодрали ему бок, внутренности вывалились наружу, но Кильвиур даже не остановился, чтобы защитить бедолагу: кодекс Дома был прав, как и всегда. Если не можешь себя защитить - не лезь в магию или иди в Дом, где тебя научат. Наемник не сделал ни того, ни другого, и сожалеть о его потере не было смысла, тем более что в дружине такой был не нужен.
-Далеко еще? - спросил гнес у Сииверки.
Парнишка держался на удивление стойко, хоть в подобную передрягу попадал впервые. Итариола уже не было рядом, он обратился в могильщика и вился среди ветвей, поминутно меняя размер, чтобы не наколоться на острые ветви. Тоже не самый умный ход, но его никто и не учил, как поступать в таких случаях, и маг отметил про себя, что возьмется за оборотня попозже, когда введет Огаариена к себе в друзи. А потом и вовсе в Дом заберет обоих, нечего им тут делать. Силу Сииверки еще надо было изучить.
Мальчик не успел ответить: земля под ногами резко пошла вниз, и, оскользнувшись, Сииверка покатился было вниз, в темную воду, но гнес схватил его за шиворот, поставил себе за спину, велев сурово:
-Не выходи, стой за мной, тогда ты не пострадаешь.
Тихачей было много - самых разных видов, и оставалось только гадать, что пряталось под водой, а потерять верного и преданного слугу Кильвиуру вовсе не хотелось. Мальчик был мирным, то есть, не мог сам защититься, поэтому ответственность за его жизнь легла на гнеса.
Он осторожно спустился к самой воде, вслед за ним, цепляясь за полы кафтана, сошел и Сииверка. Рядом, словно по волшебству, выросли Огаариен с Оаран на плече, рыжеватый гном, тот самый, что пел о распутнице из кабака, с другой стороны бесшумно ступал Йораиль, Итариол схлопнул крылья и приземлился чуть поодаль, приняв эндаргомье обличье. Остальные остались там, наверху, и в лощине звуки битвы казались приглушенными и далекими, будто бы сражающихся и озеро отделяли многие километры. Однако, для плана Кильвиура и присутствующих было достаточно, оставалось только вытрясти монстра из его логова.
Деревья у темного озера росли совсем плотно, сплетались кронами, образуя как бы купол, сквозь который не проникали солнечные лучи, и густой, душный полумрак стоял над недвижимой водой, в которой отражались переплетения сухих, помертвелых рук. Стволы росли прямо из воды, как и сказал Сииверка - видно, тут раньше не было озера, и появилось оно только с приходом твари. Значит, возможно, вода была вовсе не водой, а иной жидкостью, хорошо, если не кислотой или нечистой водой, но и с этим Кильвиур частенько сталкивался. Осторожность и разум - а дальше все пойдет гладко.
-Слезы мертвеца, - констатировала Оаран.
Она спустилась с плеча Огаариена и стояла, болтая в руках небольшую, с палец, разделительную колбочку. Такие носил с собой каждый врач Крепости: в них материалы раскладывались на атомы, которые можно было рассмотреть. Вот и сейчас анализ уже дал свои результаты. Слезы мертвеца - излюбленная среда обитания монстров разных классов, особенно ими увлекались мертвые монстры, ожившие трупы и прочая мерзкая дрянь.
-Вероятно, наш гость мертв, - кивнул Огаариен. — Значит, надо уничтожать не физическую оболочку, а дух внутри.
-Это зачастую проще, - пожал плечами гном, присел на корточки и своим жезлом принялся чертить знаки по грязи.
Линии загорались оранжевым и потухали, гном на корточках передвигался по краю озера, рисуя паутину.
-Что ты делаешь? - недоверчиво спросил Кильвиур: ему эти руны не были знакомы, хоть он и много всего знал. Подгорное королевство, Таарон, похоже, имело свою колдовскую школу.
-Сеть ставлю, - пояснил тот. - Он запутается и телом, и духом, пойманных проще убивать.
"Толковый малый," - ухмыльнулся Огаариен.
"Как бы его толковость не помешала нам," - хмуро заметил Кильвиур и осторожно, краем сапога, стер часть линии: ему было не на руку, чтобы монстр запутался.
Когда гном, наконец, закончил, он поднялся, вытер жезл о край рубахи, а затем принялся кричать в глубь озера. Вслед за ним к шуму присоединился и Огаариен, Оаран подбросила вверх черный взрывной шарик, и тот громыхнул, разорвавшись ослепительным огнем, над гладью поползли дымные струи, сверху посыпались оторванные, обугленные ветви.
Тварь не выдержала: она и так была на пределе, а теперь и вовсе вышла из себя, понимая, что отлежаться в логове никак не выйдет.
Поверхность забурлила изнутри, заходила волнами, и гости попятились, не желая купаться в нечистой воде. Поговаривали, она отнимала годы жизни, хотя магам старость и так не светила, а наемникам тем более. Линии гномьего узора вспыхнули и ушли под воду, сетелов прижал ладонь ребром к переносице и что-то забормотал: вода не стирала рун, хоть те и были написаны по грязи, а парень, кажись, ее своим стилем и выбрал. На память сразу пришли грязевые человечки, выпущенные во время первой стычки с тварями - вот, оказывается, кто был их хозяином.
Монстр долго не показывался, но, наконец, вышел, разорвав плотную, будто масляную оболочку застывшего озера. Поднялся, установился, огромный, будто каменный истукан со стертым, плоским лицом, с нависшими бровями и грубыми чертами лица. У него была массивная голова и тоненькое тело с прижатыми ручонками, ног не было вовсе: монстр не собирался перемещаться. И откуда он только здесь взялся? Недвижимый Тихач… квадратная челюсть отвалилась вниз, и из недр каменного тела вырвался поток черного пламени, гномьи руны дрогнули и проломились внутрь: им, нарушенным, было не выдержать реального удара. Самого парня, выдернутого из колдовства, отшвырнуло прочь, и он покатился, сжимая голову руками - ему было физически больно, как будто лопнули не сети, а извилины его мозга.
"Может, он как Эрон Луокард из Не Таори?"- подумал мельком Кильвиур и скомандовал коротко:
"Огаариен, спасай!"
Пламя рвало воздух, но гнес не двигался, полностью положившись на своего ученика. Тот среагировал немедленно, молнией переместился к гнесу, готовый эффектно вынести того на руках из-под удара, но не один только Огаариен был быстр. Черная птица-могильник сорвалась с места, где только что стоял Итариол, распахнула крылья, готовая грудью закрыть правителя.
"Твою мать!" - Кильвиур выбросил руки вперед, взмахнул что есть силы снизу вверх, и его внутренний огонь вырвался из-под земли, встал нерушимой стеной между монстром и Итаориолом, черное пламя встретилось с охровым и разбилось вдребезги, Огаариен в недоумении замер, не зная, то ли ему продолжать "спасать" гнеса, то ли уже забить: тот и сам распрекрасно мог защититься.
"Выведите их из строя, а потом уже спасайте, - раздраженно цыкнул Кильвиур: его заминка просто выбесила. - Только не вздумайте вырубать, они должны видеть, кто меня "спас"."
"Да что за хрень?" - выругался Огаариен, и Итариола отшырнуло в сторону, ударив о плотную стену ветвей.
Оборотень рухнул в грязь, дернулся было, но его еще сильнее припечатало: владение Огаариена Воздухом было сейчас как нельзя кстати. Сииверка завопил и, забыв об осторожности, бросился к брату, оскальзываясь на раскисшей почве. Йораилю тем временем тоже пришлось туго, и монстр тут был вовсе ни при чем. Черные, гибкие ветви оплели его, заковали в плотный кокон, оставив только лицо снаружи, после чего темница была подвешена вверх ногами на дереве над водой, а откуда-то из неопределенного пространства раздался адский хохот и громовой рык:
-Остановитесь и покиньте мою землю, иначе ваш брат будет уничтожен!
Кильвиур скосился на ученика: тот с напряжением вглядывался в монстра, готовый спасать своего "гнеса", но маг знал, каких усилий стоит ему не расхохотаться над устроенным цирком. Оаран, активная участница действия, тоже была сама серьезность.
-Забудьте обо мне, государь! Не стоит моя жизнь жизни твари темной сей! - зато бедный Йораиль воспринимал все по-настоящему.
-Мы складываем оружие, отпусти его! - гнес медленно опустил посох в грязь, и тут Тихач, раздраженный воплями, снова выпустил волну огня.
И в этот раз уже никто не помешал. Троица, не сговариваясь, сработала безукоризненно: Кильвиур атаковал монстра, на это раз не только отразив его атаку, но и проломив его защиту своим огнем, Огаариен, как и договаривались, на руках вынес гнеса из-под прицела, Оаран же"спасла" от своих же цепей Йораиля, не дав ему обвалиться в мертвую воду. Дело не стоило и выеденного яйца для профессиональной троицы из Дома, но театр отнял порядочно сил.
Истукан рухнул в воду, и все затихло, даже там, наверху, где шел боя, установилась тишина: дело было завершено, и на лесном кладбище больше не осталось монстров.
-По домам, - делая вид, что отходит от пережитого, выдохнул Кильвиур, и первым пошел из лощины наверх.