Таможня с пивом

- ТАМОЖНЯ С ПИВОМ -

(из жизни судового механика)

На переходе из Антверпена в Ипсвич вахта у Пашинцева закончилась в восемь утра и он, позавтракав, пока ещё оставалось время до подхода, решил поспать.
Только он разделся и прилёг в спальне на кровать, как в каюту ворвался третий помощник.
- Дед! - громко позвал он из кабинета. - Ты тут?
- Чего надо? – вяло ответил из спальни Пашинцев, очнувшись от только что окутавшей его дрёмы.
- У тебя сигареты есть?
- Есть, - подтвердил Пашинцев и вяло поинтересовался: - А тебе это зачем?
- Сколько? - не ответив потребовал третий, но тут же пояснил: - Мне в декларацию занести надо.
- Один целый блок и пару раздербаненных, - сквозь сон ответил Пашинцев, зная, что третий помощник перед каждым портом составляет подходную декларацию.
- А денег осталось столько же? – не отставал от него третий.
- Да, - пробормотал Пашинцев и, перевернувшись на другой бок, вновь погрузился в сон.
А третий помощник вышел из каюты, продолжая заниматься своими подходными делами.

Вчера в Антверпене на судно привезли из «Сани-Радио» сигареты. Пашинцев взял себе пару блоков голубого «L&M». По правилам в декларацию беспошлинно заносился один нераспечатанный блок, то есть 200 сигарет. На остальные открытые пачки никто не обращал внимания, и они учёту не подлежали. Поэтому по пять пачек он отдал некурящим второму механику и электромеханику, а остальные вскрыл, достав из каждой пачки по паре сигарет, и рассовал початые пачки по ящикам и тумбочкам в каюте.
Но дело ещё заключалось в том, что в Африке ему местные бизнесмены всучили за десятку пару блоков красного «Мальборо». Один блок он с трудом осилил, а второй остался нераспечатанным. Эти чёртовы африканские сигареты оказались настолько ядовитыми, что продрали Пашинцеву всю глотку и он от них невероятным образом кашлял. Поэтому он не стал открывать второй блок, подумав, что отдаст его своему знакомому на бункеровщике и тот лежал у него в каюте в ящике над письменным столом.

После окончания швартовки в порту Пашинцев помог электромеханику, который стоял утреннюю вахту, перевести главный двигатель в стояночный режим и поднялся в каюту.
Только он устроился в кресле и закурил сигарету, как в каюту зашёл офицер таможни, а за ним просочилось несколько парней с девушками, которые, судя по погончикам и нерешительности, являлись, скорее всего, курсантами.
Офицер, приведший с собой курсантов, держа перед собой общую судовую декларацию, вежливо поздоровался:
- Добрый день, чиф, - на что Пашинцев, встав с кресла и затушив сигарету, ответил приветствием.
Офицер, окинув каюту пытливым взглядом, обратился к Пашинцеву с вопросом:
- У тебя есть вещи, подлежащие декларированию?
- Какие именно? – поинтересовался в ответ Пашинцев.
- Алкоголь, сигареты, наркотики… - перечислил офицер.
- Алкоголя нет, - начал отвечать Пашинцев, - наркотики я не употребляю, а сигареты вот, - и, открыв ящик над столом, показал нераспечатанный блок «Мальборо».
- И это всё? – офицер пытливо посмотрел на Пашинцева.
- Нет, не всё, - так же спокойно ответил он и, открыв ящик письменного стола, показал на пару распечатанных пачек и открытую пачку на столе.
Тут офицера, как будто подменили и он, усмехнувшись, показал пальцем в декларацию:
- А ты указал здесь только один блок, а про раскрытые пачки тут ни слова не сказано, - и торжественно, как будто уличив Пашинцева в невероятном злодействе, уставился на него.
- Но это же мои личные сигареты, - наивно выпучив глаза на обвинявшего его в преступлении офицера, начал оправдываться Пашинцев. – Я очень много курю, - и он показал на почти полную пепельницу окурков, - иногда до двух пачек в день, поэтому сигареты у меня лежат везде, - в подтверждение Пашинцев достал из кармана брюк комбинезона помятую пачку, а открыв стол вынул ещё пару открытых пачек.
Но на офицера его доводы не дошли, и он важным тоном начал просвещать Пашинцева:
- А ты знаешь, что по законам Великобритании ты обязан задекларировать все сигареты, которые находятся у тебя в подведомственном тебе помещении и которые являются твоей собственностью?
- Нет, не знаю, - честно сознался Пашинцев. – Я не в состоянии выучить законы всех государств, которые мы посещаем. Кстати, за последнюю неделю мы постили шесть стран и ваша, эта, как его… - он от волнения даже забыл, где сейчас находится, но офицер подсказал:
- Великобритания…
- Да, да, - торопливо продолжил Пашинцев, - Великобритания. Уже седьмая страна. И каждая из стран имеет свои законы! Я стараюсь их соблюдать, но извини меня, иногда это у меня не получается. Тем более, что 200 сигарет лежат в этом блоке, а остальных, если утром могло быть 100, то к вечеру их может стать или 80 или 75. Я же не могу этого сосчитать и занести точное количество в декларацию, - и он, пытаясь узнать, насколько его логические рассуждения дошли до офицера, внимательно посмотрел на него.
Но офицеру требовалось держать марку перед курсантами, и его задача стояла научить их премудростям разводить лохов, а не спорить с этими лохами, поэтому он, даже не изменившись в лице не менее торжественным голосом продолжал излагать:
- Тогда ты, чиф, должен все свои излишки отдать в бондовую кладовую и опечатать их там. Но ты этого не сделал и теперь мы, - офицер оглядел свою свиту, - обязаны выписать тебе штраф, - безапелляционно заявил он.
- И сколько? – в недоумении вырвалось у Пашинцева.
- Пятьсот фунтов за незадекларированный блок, - холодно ответил офицер.
- А у меня сколько блоков там задекларировано? – поинтересовался Пашинцев, указывая на декларацию, которой махал, как флагом, офицер.
- У тебя же задекларирован только один блок, - офицер ткнул пальцем в листок.
- Сколько, сколько? – не поверил Пашинцев и попросил: - Дай-ка его мне, я сам хочу на него посмотреть, - и протянул руку за листом.
Офицеру ничего не оставалось делать, как передать лист декларации Пашинцеву.
Тот его принял и начал читать, что же там нацарапано. Напротив своей фамилии он увидел сумму валюты, которую он имел в наличии, прочерк в графах алкоголь, наркотики и пиво. Сигарет третий записал 200 штук и сам же расписался за Пашинцева.
Увидев такой нюанс, Пашинцев вернул декларацию офицеру с заявлением:
- А это не моя подпись и я этого не декларировал.
Офицер от его заявления оторопел и, не поверив, чуть ли не выкрикнул:
- Как не твоя? А кто же тогда здесь поставил свою подпись?
- А я откуда знаю? – пожал плечами Пашинцев. – Я эту бумагу, вообще первый раз вижу. И когда её заполняли, я не знаю, потому что спал. Вот моя подпись, - и Пашинцев быстро расписался на подвернувшемся листке бумаги.
Сравнив подписи, офицер повернулся в сторону открытой двери каюты, откуда выглядывала голова старпома Саши Суворова.
– Почему тут такое несоответствие? – на что Саша принялся выгораживать спешившего третьего помощника, спящего стармеха после тяжёлой ночной вахты и ограничения во времени на переходе от Антверпена до Ипсвича.
Саша был ещё тот дипломат! Его словесный фонтан убедил офицера в присутствии форс-мажорных обстоятельств, способствующих такой нелепой и мизерной ошибке.
Использую всю свою обаятельность, Саша увлёк за собой офицера вместе с его оравой курсантов из каюты, провёл их на мостик и там продолжал энергично втирать им мозги.
Закончилось всё это тем, что артельщик притащил на мостик ящик пива «Хейнекен» с консервами, а Саша ещё долго рассказывал байки о тяжёлой доле моряков вдали от родимой земли.
Через пару часов весело галдящая группа курсантов во главе с офицером сошла на берег, а уставший Саша зашёл в каюту к Пашинцеву.
Тот и в самом деле выкурил уже полпачки сигарет.
Устроившись в кресле, Саша со смехом посмотрел на озадаченного Пашинцева:
- Ну ты чучу и умастрючил…
- Ну, и как всё прошло? – не обратил внимание на юмор Саши Пашинцев.
- Как прошло, как прошло, - проворчал старпом. – Нормально прошло. Замяли всё, да забыли. А с тебя, кстати, вычтут за ящик пива, который я этой блотне споил.
- Да и чёрт с ним, - облегчённо махнул рукой Пашинцев. – Это тебе не пятьсот фунтов, - от чего они оба со старпомом рассмеялись, а Саша сообщил:
- Стоим до завтрашнего обеда, так что вечерком можем погулять по бережку. Ты как, не против?
- Да я только за, - обрадовался такому предложению Пашинцев, но тут же засомневался: - Так воскресенье же. Ничего не работает, - но Саша перебил его:
- Так мы его найдём! Я думаю, что пабы то работать будут. Заодно и попробуем английского пивка.
- Договорились, - согласился Пашинцев, и они разошлись, чтобы покончить с делами, которые могли бы им помешать, спокойно провести вечер.

На причале в воскресенье июньским вечером - тишина. Работ никаких не ведётся. Машин нет. Солнце склонилось к закату. Голубовато-серое небо. Ни ветерка и ни одного человека в пределах видимости. Чистота и порядок, светло, спокойно и такое ощущение, что ты в этом городке один.
Куда идти – они не знали, но шли и глазели на вывески.
Саша, ещё будучи на судне, определился, где находится центр городка. Вот туда они и двинулись.
Торопиться никуда не надо. Они шли лишь с одной целью – это спокойно провести вечер и хоть немного, но отдохнуть от постоянного шума механизмов, работы главного двигателя, вибрации и ощущения ограниченного пространства.
Ведь на судне и ходить то некуда.

Если Пашинцеву выйти из каюты, то протяни руку – и вот она каюта старпома. Пройти с десяток шагов в корму и вот каюты второго механика и электромеханика.
Если спуститься по узкому трапу, на котором и два человека не разойдутся, на палубу ниже – то там каюты матросов и мотористов. Ещё ниже палубой – столовая.
Когда они приехали на судно в марте, то пароходский экипаж составлял двадцать пять человек и они питались в кают-компании и столовой. А их приехало двенадцать, обязанности отсутствующих сразу легли на плечи нового экипажа, и капитан приказал всем питаться в кают-компании. Конечно, зарплату им подняли, но и требовать стали значительно больше.
Вот поэтому, о том, чтобы работать, как в пароходстве, пришлось сразу забыть и пахать, порой забывая после рабочего дня снять робу и падать в комбезе на диван, чтобы хоть как-то отдохнуть и поспать.

Такие дни, как сегодня, что судно стояло в порту и с ним не велись никакие грузовые операции, можно было сосчитать по пальцам одной руки, поэтому Пашинцев со старпомом спокойно шли, стараясь хоть чуть-чуть помолчать и насладиться тишиной, о которой только мечталось за последние четыре месяца рейса. Впереди у них ожидалось ещё столько же, но это их уже не пугало. Половина пути пройдена, а остальные три-четыре месяца они уже как-нибудь на автомате осилят.

Неожиданно первозданную тишину улиц нарушили отдалённые звуки музыки.
- Чё это такое? – удивился Пашинцев, имея в виду музыку и стараясь определить, откуда раздаются эти звуки.
- Люди там развлекаются, - пошутил Саша, показывая куда-то вперёд, - пошли, может и мы частичку цивилизации хапнем.
- Пошли, - покорно согласился Пашинцев.
Ему то вообще было безразлично куда идти и что делать. Он вышел только с одной целью – это отвлечься и развлечься.
Вскоре они увидели место, откуда предполагаемо могла нестись музыка.
На одном из зданий ярко мигала реклама работающего паба, которая в мягком вечернем сумраке еле различалась, а по мере приближения к ней звуки музыки более отчётливо слышались.
Подойдя к зданию, у которого от грома музыки, казалось, и двери в такт дрожали, они вошли в него.
Это оказался обычный бар. Но в отличие от остальных баров, которые приходилось посещать Пашинцеву, посередине зала расположилась огромная танцплощадка, на которой, изображая невероятной сложности танец, шевелилась масса молодёжи.
Они все что-то орали и вопили. Каждый из орущих в этой массе держал в руках то банку, а то стакан или кружку. Вольные причёски, разнообразные одежды, больше схожие с балахонами, превращали эту вопящую и шевелящуюся массу в какой-то океан вакханалии.
Звуки музыки так ударили по ушам Пашинцева, что децибелы исходящие от работающего на полном ходу главного двигателя, показались ему писком комара.
«Продув» уши и переглянувшись, они прошли к стойке бара.
Бармен, увидев их, прокричал что-то приветственное, и насколько его понял по мимике и жестам Пашинцев, интересовался, что налить вновь пришедшим.
- Давай для начала по кружечке усугубим, - прокричал Пашинцеву на ухо Саша.
Но тому от какофонии музона, прибившего его, как гвоздями к палубе, уже было не до этого. У него возникло только одно желание – это свалить побыстрее отсюда.
Поняв его состояние, Саша прокричал:
- Сейчас, подожди, я узнаю, что это будет стоить.
Да, фунтов у них не было. А как известно, в Англии долларами только подтереться можно и их нигде не берут. Чтобы приобрести фунты требовалось идти только в банк. Но сегодня воскресенье и ни один банк вечером, естественно, не работал. А при обмене банк брал за обмен по три фунта за операцию, если она сколько-то там не превышала.
Саша с этим вопросом и обратился к бармену, а когда тот что-то прокричал ему на ухо, то у Саши округлились глаза, и он махнул рукой Пашинцеву, приглашая того выйти из бара.
Пашинцев с удовольствием подчинился, а когда они оказались в тишине улицы, то Саша объяснил:
- Пиво – кружка. Пять фунтов, а чтобы её взять, то придётся ещё за обмен заплатить три фунта. Тебе такое пиво надо? – он вопросительно смотрел на Пашинцева с глубоким желанием в глазах, чтобы тот отказался от такого «заманчивого» предложения.
Поняв желание Саши, Пашинцев выразился однозначно:
- Нэ надо нам такого пыва.
- И это правильно, - довольно рассмеялся Саша. – Мы лучше вернёмся на пароход и там у меня в холодильнике стоит холодненький ящичек «Хэйнекен», и мы его под Поля Мориа с сушёной рыбкой спокойненько употребим, а не под эти там-тамы будем давиться пеной.
- Как ты только можешь так глубоко заглянуть в самую суть моей души и правильно её распознать? – удивился Пашинцев, но поинтересовался: - А откуда ты раздобыл пивасик. В Антверпене же его весь в бондовой опечатали?
- Откуда-откуда, - довольно пробурчал Саша, - когда тебя таможня прищучила, то они же распечатали бондовую и я взял оттуда не один ящик. Вот поэтому мы сегодня и отвяжемся слегка.
Но возвращаться на судно, даже и к холодненькому пивку особо не хотелось, поэтому они прошли в центр городка и бродили там по его тихим мощёным улицам до тех пор, пока совсем не стемнело и не пришлось поплотнее застегнуть ветровки.

16.06.2024