Гл. 20 Ловушка

гл. 20
  Ловушка

 
 

  Неделю Люська жила в Камышах, а у мамы не появлялась.  В субботу не выдержала и   после работы пошла к маме.   Грустная,  уставшая, с  двумя на руках.
  Ей предлагали отпуск по уходу за детьми, но она отказалась.  Маме тогда сказала:
 - А вдруг, моё место  займут, что тогда буду делать?  Да и скука дома, с ума можно сойти.
 - Ну,  милочка, какое уж тут веселье. Вот Сереня пойдет – станет и «полегче». Не  заскучаешь.
 - Уж станет! Влад вон через каждые десять метров  землю роет, если его отпустить, то  на  асфальт, то на  цемент!  На руках сидеть не хочет и лупит Сережку.  Ревнует.

  В эту субботу Екатерина Николаевна пришла раньше обычного и ждала дочь.  Встретила ее  уже на пороге.  Услышала, как приближается.   Люська  на работу ходила на каблучках, и цокала ими  по асфальту  на весь Городок.  Влад,  увидев бабушку,  так обрадовался, что  чуть не выпрыгнул с рук матери, но Екатерина Николаевна успела его поймать. Однако  долго удерживать его не смогла, отпустила на землю,  и он умчал внутрь барака:
  -Экой шустрый! По-моему он за неделю еще немножко вырос!  А ты то,  что их обоих на каблуках носишь. Поберегла бы!
  -Каблуки?
 - А и каблуки!
  - Ну,  мам, не могу же я на работе в  спортивных тапочках щеголять.
 - А что муж? Юра то будет сегодня?
 - Ты знаешь, что муж. Муж объелся груш.
 -Розочка, зачем ты так?
 - Как?  Мама,  как? Я устала. Весь день работа, нервы, вечером Камыши, а он является только поспать.  А вчера опять на неделю укатил в командировку в Бельбек. И это на вкходные.
 -Минуточку! Ты наверно забыла, что он на службе?  Скажи спасибо, и хорошо, что хоть на ночь приходит.
 - Спасибо!  И хорошо! Он после службы всю ночь дрыхнет, а я по пять раз к  ним встаю. Если один заорет, второй сразу подпевает.
  - Ну, Розочка. Терпи, это наше дело,  женское.  Мы с тобой войну и голод пережили. Зачем? Чтоб теперь жаловаться?
  -Мама я устала. И эти змеюки, «летчицы», когда я им помогала – была  хорошая   - Люсенька - да Люсенька.  А теперь:  -  Людмила! Успокойте,  наконец,  своих матросов!
  - А если мне сразу своих матросов не успокоить, то весь барак выть начинает.
В это время из комнаты послышался ритмичный  скрип раскладушки.  Серега буквально улетел с рук матери на руки к бабушке.  Люська вскипела  и ринулась в барак:
 - Вот  гад!  Завел привычку прыгать по кроватям и  раскладушкам.  Щас он у меня получит! 
  Катерина Николаевна с замиранием сердца ожидала смачный шлепек по заднице внука.  У дочери это очень звонко получалось.
  Однако,   скрип, вдруг,   прекратился, а  вместо очередного скрипа  и ожидаемого шлепка, послышался глухой удар.
  Промахнулся мимо раскладушки  - подумала Екатерина Николаевна.  Затем последовал  глубокий вдох, после которого включилась сирена!
 Екатерина Николаевна, только что и успела крикнуть в след дочери: 
   -Успокойся ты, он уже своё получил!
На что из комнаты таки долетел  смачный шлепок по заднице:
 - Ах, так ты еще и в сандалиях!
 И после этого сразу еще один смачный шлепок.  Сирена завыла  громче.
  На это включилась,   и вторая сирена -   на счет поорать братья были очень дружны.  Екатерина Николаевна пулей влетела в комнату.  Убедившись, что с внуком все в порядке, села на табуретку.  Люська, быстро, почти по-военному скинула верх платья, взяла на руки Серегу, и,  не присаживаясь,  дала ему грудь.  Серега тут же затих.  А первая  сирена снизила силу звука,  затаилась, и отправилась на охоту за второй грудью. На охоте, понятное дело,  шуметь нельзя и потому сирена  почти сразу выключилась.
  -Мама – Я тебе уже кажется говорила, этот гад,  меня опять регулярно сосет! Стоит только присесть, как он тут как тут! Если ему не дам – нападает на Сережку.   Серегу кормлю теперь стоя!
  - Да и пусть покушает, он в свое время недополучил.
 - Да ничего-то  ничего, пока молоко есть – ничего, а как заканчивается – начинает кусаться.
  Влад, тем временем, не смотря на падение и тумаки,  уже по полной подлизывался к матери, обхаживая ее вокруг ног и натягивая себе на голову ее платье…

  Силы были не равны,  материнское сердце  не выдержало.  Молока хватило.  В бараке воцарился мир.
 Екатерина Николаевна взяла на руки  сытого и довольного  Серегу,  а Владу протянула руку:  - Ну-ка летчик, пошли гулять с бабушкой. И уже обращаясь к дочери добавила:
  - Люсенька, там на сковородке макароны по флотски, ты тут перекуси и кинься отдохнуть хоть немножко, а я пойду с ними погуляю. Уж соскучилась. Неделю не видела. Потом зайду к Софье Марковне, она там  без Риты с ума сходит.  Вчера вот с ней за телеграммой ходили  - радостная новость - Рита с Володей расписались и через неделю вернутся.
 - Ой! Как здорово! Молодцы! И чего с ума сходить – теперь только радоваться!
 - Ну да, ну да…  Вам то всё нипочем. Вот родишь еще  девку, вот  меня тогда поймешь!
 -Ну нетушки мамочка, теперь хватит!
  - Ой,  мамуль! А я тебе принесла  пирожков от  Марьи Ивановны,  там,  в сумке,  попробуй немедленно – пальчики оближешь, как вкусно! 
Марья Ивановна,  садиковская  повариха,  по субботам всегда  выпекала на садик пирожки.
  Екатерина Николаевна достала из сумки дочери бумажный пакет,  одной рукой  разворошила.  Достала от туда румяный - красавец пирожок.  Не успела пакет  закрыть, как Влад туда-же   нырнул и вынырнул тоже с добычей.
  С тем, бабушка с внуками вышла на улицу, присела на скамейку, съесть пирожок.  Серега уже крепко спал, а Влад удерживая двумя руками добычу, и совершенно не глядя себе под ноги вышагивал перед скамейкой, всем своим смыслом  погруженный  в пирожок. Когда с пирожками было покончено,  он прихватил в кулачек бабушкину юбку и потянул  ее гулять.  Они не торопясь отправились  по городку. 
  Люська, тем временем,  как только мама ушла, несколько преобразившись,    вместо того, чтоб кинуться, поставила на обеденный стол настольное зеркало и принялась чистить перышки.  Однако, краситься пока не стала, лишь слегка подвела ноготки и расчесалась. 
  Где-то через пол часа, улучшив момент, набравшись храбрости, выпорхнула  на улицу.   Городковские мальчишки по главной улице гоняли мяч,   девчонки напротив клуба скакали в классики.  Там же увидела маму с детьми и Софьей Марковной.  Серега спал на руках у бабушки, а Влад пытался участвовать в классиках; девчонки его учили прыгать на одной ноге. Пока   прыгать не получалось, но получалось   забавно топать одной ножкой.
  -Вот это удача – подумала Люська , и  ласточкой подлетев к матери умоляющим голосом попросила:
  - Мамочка, миленькая, отпусти Розочку погулять, а то я там, в Камышах скоро вообще в утку превращусь! 
  Екатерина Николаевна вопросительно посмотрела на дочь,  потом так же вопросительно и на Софью Марковну.
  -Николавна!  Ты меня спрашиваешь?  Девочке надо иногда и отдохнуть.
Воспользовавшись, этим секундным замешательством, Люська пошла в атаку:
  -Мамулечка! Ну можно же? Я не на долго.
Поток ласки - это был Люськин коронный запрещенный прием, против которого  у  её матери не  имелось никакой защиты. И хотя было  ясно, что он и в этот раз сработает, тем не менее,   Екатерина Николаевна для порядку,  недовольно  проворчала:
   -Вот шлендра!  Прищемила бы хвост свой утиный. Посиди хоть вечер с матерью!
   - Мама я уже его так Камышами прищемила, что там уже и перьев почти не осталось, скоро совсем отвалится.
   - Ну да, у тебя если и отвалится, то тут же вырастет  новый, как у ящерицы.
Это было уже почти как благословение, на котором Люська крутанувшись на каблучках,  мотнула платьицем в сторону  остановки:
  - Спасибо мамочка, я не долго! 
Екатерина Николаевна проводила ее взглядом:
  - Эх, Розочка, Розочка, моя ненаглядная, и в кого ты такая непутевая?  Шлёндра.
В уголках глаз Софьи Марковны мелькнула едва заметная улыбка:
  -Ворчунья ты Николавна. Детей надо баловать и отпускать с любовью. Ведь сразу было понятно, что она победила. Ты ее все равно больше не удержишь, а отпустишь с любовью, и тебе не тяжело, и ей будет приятно!
  -Ага,  видела я Вас вчера с телеграммой!
 -Но Ритка то не видела!
  Люська  направилась  к  остановке  автобуса.  На остановке в нерешительности остановилась.   А дальше -   резко,   не оглядываясь назад,    перешла через  шоссе,   и уверенно направилась в сторону улицы Панаса Мирного.  Только тут Екатерина Николаевна поняла, что ее доченьку  понесло к Майке.  Могла бы и сразу догадаться  - подумала про себя. Махать руками было уже ни к чему, а молиться она уже давно перестала, и теперь только пыталась держать дочь своим сердцем.
  Майя, как и ожидалось, оказалась  дома. В это время ее можно было всегда застать наверняка.  На  колокольчик  она скоро открыла калитку  и пригласила подругу войти, как всегда, так, будто виделись они пять минут назад.  На ней уже было вечернее платье, но еще  при домашних тапочках,  и  голова  в бигудях. 
 - Люсенька, как ты вовремя!  Может,   и головку мне уложишь?
 - Ну,  нет Маечка, эта песня совсем не про меня!
Майя недовольно фыркнула, села за косметический столик и  принялась молча распутывать бигуди.
Чтоб прервать неловкое молчание, Люська спросила:
   - А как твои?
 - Люсенька, ты прекрасно знаешь как мои.  Лежат. Как всегда.  Вичка, опять  утащила Толика на Скалки.
  Люська осмотрелась  по сторонам.  Со времени ее отсутствия, как обычно,  в комнате совершенно ничего не изменилось.  Только дверь в спальню с родителями была закрыта. Табуретки и стулья  стояли на своих местах, и даже  кажется в тех же позициях. На столе стояла та-же  горка не мытой посуды,  4 стакана  в подстаканниках с чайными ложками внутри и остатками заварки на дне. Под столом лежала аккуратная куча картофельных очисток и луковая шелуха.
  - Интересно, подумала Люська – эта куча была и в прошлый раз или это уже свежая? Она пригляделась.  Оказалось, что свежие очистки были только сверху, а нижние уже начали подсыхать. Возникло,  труднопреодолимое,  желание сходить за лопатой и выкинуть эту кучу на улицу. Но она удержалась. 
  Майя  отложила расческу и резко обернулась в сторону подруги:
 -Люська! Та великолепно выглядишь. Тебе замужество очень пошло на пользу.  В тебе появилась женская сила!
   -А ты только заметила?
 Мая покрутила расческу и задумчиво отвернулась к зеркалу:
 - Да как тут не заметить. Я вот сохну, как и все мои. Не иначе как кто позавидовал и сглазил.
   - Да ладно  - сохнешь!  Стройная как березка, только глаза еще больше стали. Но тебе это очень идет!
   -Где это ты видела черные березки? Скажи уж рябинушка, кудрявая.  Глаза и волосы  это все что от меня осталось.  Хоть и на бигудях, но еще вполне ничего.
  На этих словах,   своим коронным, острым, темно  карим взглядом,  Майя  стрельнула  в подругу так, что  спугнула стайку «мурашек» что постоянно дежурили на Люськиной спине, когда она  в гостях у подруги: 
  - Ну?!  Мы же такие красивые – в дом офицеров?
Люська хотела было, что-то возразить, но обе подруги  уже прекрасно понимали, что хотят   именно на танцы, и именно в дом офицеров.
Майя отложила в сторону расческу и,   выбирая помаду спросила: 
    - Так,  какие у нас вечером будут губки?
  - Разные.  Поторопилась ответить Люська.
Люська не любила в руках носить дамские сумочки, но в этот вечер при ней имелась маленькая, красная  сумочка кошелек;  она демонстративно щелкнула латунной защелкой  и  достала свою помаду. Мая, не  оглядываясь на подругу, узнала  звук защелки знакомой сумочки.
  -Ну,  Люсенька, я смотрю,  ты возвращаешься при оружии.  А где твой-то?
   -Умотал на неделю  на аэродром  в Бельбек. Они там что-то испытывают.
  Майя легонько поскребла  поверхность косметического столика длинными ухоженными бардовыми ногтями и затем ноготком указательного прошлась по боковой поверхности колоды карт:
   - Вот и ладно. Можно не торопиться. А что, на дорожку-то,  кинем?
  Люська, глядя в свое зеркальце, подвела помадой губы несколько раз их плотно сжала и манерно-кокетливо надула.  Затем достала  черный карандаш,  два раза его лизнула и ловко подвела ресницы.  Макияж нужен, потому как на танцы пойдет уже  не Людмила Николаевна, а Люська. По ноготкам прошлась розовым, почти бесцветным лаком, чтоб потом не светиться перед мамой. Люська очень  понимала, что делает что-то не правильно и от этого ее потихоньку начало трясти и заводить еще больше.  Это волнение доставляло такое удовольствие, что остановиться уже  не получалось. Кроме того  она себя уговаривала, что ничего дурного она не делает, просто решила немножко от всего отдохнуть. А чтоб укрепить себя в этом несоответствии, конечно,  надо заручиться поддержкой свыше:
 -Мешай!
Майя, ловким движением заправского фокусника, разбила колоду на две части,  выкрутила их веером и  соединила обратно. И так повторила три раза:
 - Ну,  сдвинь! Выбери рубашечку. А там и увидим что под ней.
   Люська, почти дрожащим пальцем сдвинула колоду, взяла карту и положила ее перед Майей вверх  рубашкой.
Майя, придерживая ноготком указательного пальца самый центр  колоды,   ноготком среднего пальца  лихо ее  закрутила по часовой  стрелке,  и опять  правильным веером. Затем еще раз перемешав,   быстро раскидала по три карты со всех  сторон вокруг той карты, которую вытащила Люська.  Отсчитала еще четыре карты и положила их  ниже. Затем прижав ноготком указательного пальца  центральную карту,  стрельнула широко раскрытыми глазами Люське точно в переносицу: 
 - Вот мы и посмотрим, с чем ты к нам сегодня пожаловала.
Люське, вдруг, очень  захотелось, чтоб это оказалась красная масть. Что угодно, только бы красная.
С этими словами   Мая,  легко поддев   ноготком мизинчика центральную карту,  плавно ее перевернула. Это оказалась девятка червей. Лююська облегченно вздохнула, а Мая удовлетворенно воскликнула:
  - Ну, подруга, поздравляю!  Ты опять пришла ко мне со своей любовью.   Сегодня это твоя карта, и это приятно, и ни куда ты от Маечки  не спрячешься.
   - Как так?   Это же черви,  а ты  говорила, что я теперь крестовая дама!
 - Ну,  милочка, ты опять всё путаешь,  крестовая дама ты дома, а когда выходишь на охоту  - ты дама червей, хоть и шатенка. 
   -Это как так?
 -  Да вот так, ты же не идешь на танцы с детьми, мало того,  ты  еще  и замаскировалась.  Ты одела  маску,  и  теперь ты не Людмила Николаевна, ты опять моя подруга Люся, или  думаешь,  карты этого не видят, или Мая не понимает?
  -Майка!  - Сердито заметила Люська, я перед тобой чувствую себя раздетой.
  - Погоди, скоро захочешь еще и именем другим назваться.  От карт  ничего не утаишь.  Ну-ка посмотрим,  что у нас было, что будет,  и чем сердце успокоится.
При этих словах у Люськи совершенно не произвольно затряслись коленки.
Дальше,   длинным ноготком указательного пальца легко переворачивая сразу по три карты в ряд, Майя  медленно продолжила:
 - Вот тут у тебя, конечно,  мамочка со своей любовью и разговорами. Это она здесь крестовая. Юрочку пока не вижу, наверно действительно далеко уехал.  А у тебя вот смятение, о чем-то ты сильно волнуешься, что-то тебя беспокоит, но об этом ты пока молчишь. А и мы пока спрашивать не будем.  Тут вот,  к тебе какой-то валет навязывается, со своими чувствами, брюнет, между прочим, но ты его пока не знаешь, а он,  похоже,  тебя уже знает.   И хочешь ты того,  или нет, но закончится это свиданием. Хотя, думаю, если бы не хотела, то не сидела бы сейчас здесь.
Дрожь с  коленок поползла по спине.
  Наконец, Майя резко,  ноготком  перевернула   четыре оставшиеся карты, и от удивления,  широко раскрыла и без того огромные глаза.  Голубоватые белки ее глаз почти светились в полумраке комнаты:
   -Ну, подруга, а вот такого расклада у меня еще никогда в жизни не выпадало! Так не бывает!!!
В нижнем ряду, одна к другой лежали  четыре шестерки.
  -Люська! Ты,  тут ничего не намухлевала? В прошлый раз три шестерки. А теперь?
 -Когда бы это я успела? Карты у тебя!
   -Но ты хоть понимаешь, что это за карты?
   -Ну,  что-то помню. Ты говорила, что шестерки выпадают на дорожку. В прошлый раз их было три! Вот только теперь с мастями надо разобраться, какая куда потянет.
  - А что тут разбираться, какие фигуры, такие к ним и масти. Но не в этом раскладе.  Люсеньа, милая моя! А дорожки, эти  уже совсем не просто дорожки.  Ты стоишь перед выбором,  и тебе   открыты все ДО-РО-ГИ.  Так не бывает! Что бы ты ни сделала – у тебя все получится, как ты пожелаешь.  Вот только тебя я что-то здесь пока не вижу, значит,  скорее всего это испытание тебе сверху. И где  же у нас ты? И где тебя ждут перемены?
  Еще даже не  договорив,  последнюю фразу,  как бы опомнившись,  Майя собрала  оставшиеся карты,  быстро их перемешала  с уже разложенными,   и стала раскладывать  столбиками   по три карты в ряд, переворачивая,   еще при раздаче,  пока не вылетела дама крест.
 - Вот тут ты крестовая. И вот что тебя волнует, но о чем ты пока молчишь. Туз крестовый, это твой дом! Ты посерединке, а с другой стороны, видишь девяточку крестовую, это чувства и мысли твоего Юрчика. Он  хоть и далеко, но о тебе все время думает.  Так что тебя надежно охраняют с двух сторон.
 - Тогда какие могут быть перемены?
   - Ты не понимаешь, скорее всего,  тебя ждут перемены, о которых, ты пока еще ничего не знаешь. Но у тебя есть выбор.
 - Какой выбор?
  -Выбор всегда есть,  пока ты только принимаешь решение. Но  ты свой выбор  уже сделала!
  - Это когда?
  -Да вот с полчаса назад.
  -Это  как?
   -Да вот  так! Когда ты глазами искала лопату, чтоб выкинуть за порог картофельную шелуху.  Я могла бы и обидеться, да так что мы никуда бы не пошли. Но ты этого не сделала…
У Люськи по коже пробежала очередная компания мурашек:
  -Мая! Я тебя боюсь. Ты…
Люська запнулась пытаясь подобрать какое-то не обидное слово, но Мая ее опередила:
   -Ведьма, ведьма.  Не надо бояться этого слова. Ведьма от  слова ведать, в этом нет ничего оскорбительного.    Я же не колдунья.
   -Да ладно, какие там ... Пошли уж. А то ты мне сейчас еще наговоришь!  Скоро начнет темнеть.
  Майя собрала карты,  спрятала их в ящик косметического столика, и,  повернувшись к подруге тихо сказала: 
   - Люська, ты знаешь, я тебя очень люблю, но гадать больше тебе  не буду.  Никогда!  Не обижайся.  Если хочешь, дальше сама.  Ты все знаешь.  Но я могу и подучить. Думай.
  - Майя! – Люська с опаской попыталась заглянуть подруге в глаза, но та на этот раз их как-то невзначай спрятала, за длинными ресницами  -  Маечка, ты только не темни. Ты что-то увидела, чего не заметила я?
   -А ты хорошо запомнила как легли шестерки?
Люська на секунду закрыла глаза:
   -Конечно запомнила – и хотела было их перечислить по порядку, но подруга ее остановила жестом руки:  - Вот и не забывай, и придет время - все сама узнаешь. А меня больше не пытай. Дальше будет твой выбор, в который я не имею права вмешиваться. Больше ничего тебе сказать не могу.
  Люська почему-то очень  резко,  ясно, и тревожно вспомнила московскую цыганку, и все, что она ей тогда сказала. Но, промолчала, и ,  беззаботно,  махнув огненно-рыжими кудрями, как ни в чем не бывало,  сказала:
 -Тогда  - Вперед за орденами!
  В этот вечер в Доме офицеров были танцы, под духовой оркестр.  Когда подруги  вошли внутрь, уже играла музыка, но танцующих было всего несколько пар. И дамы и кавалеры  стояли по разные стороны зала.  Дамы в легких шелковых и крепдешиновых платьях, постреливая глазами в сторону кавалеров,   о чем-то вели бесконечные разговоры и слегка пританцовывали раскручивая в разные стороны тюльпанчики своих  легких летних нарядов. А кавалеры, в основном морское офицеры в парадных мундирах,  о чем-то сдержанно беседовали, хотя, конечно было понятно, что  все их внимание приковано  к другой половинке зала
   Майя, оставив, на время Люську одну,  тут же убежала здороваться со своими многочисленными подругами, а Люська, несколько растеряно смотрела по сторонам, как бы ища знакомые лица, хотя именно этого теперь ей хотелось как раз меньше всего. Один танец закончился, и как только  начался другой, как перед ней, буквально ниоткуда вынырнула Майка:
   -Люсенька, ну ка глянь  - справа от сцены белый парадный мундир.  Мы его уже с тобой видели в прошлый раз. Он с тебя глаз не сводит.
  Люська, как бы невзначай  обернулась в сторону оркестра. Белый мундир там был всего один, и она его сразу узнала – тот самый,  который ей запомнился с прошлого раза на лестнице возле колонн. Он смотрел именно в ее сторону, и,  не сводя с нее глаз,  жизнерадостно улыбался.  Люська сделала вид, что его не заметила и быстро перевела взгляд на оркестр, не выпуская,  однако,  белый мундир из поля зрения.  Но ушки уже загорелись.  А потому от смущения она и вовсе отвернулась. Но наблюдение продолжала Мая.  А еще, незаметно от подруги   переговорила с  мундиром    жестами.  После этого ,  в конец перепуганную  Люську,  взяла под руку  и,  пытаясь перекричать оркестр,  ей  сообщила:
  - Капитан приказал вас держать и не отпускать до следующего танца.
  Из-за грома оркестра  Люська  почти ни чего не расслышала, но скорее догадалась,  все поняла,  и уже хотела было сбежать.  Мая это  сразу почувствовала и  крепко придерживая подругу за локоть,  пытаясь перекричать оркестр, тем не менее,    нежно  спросила:
 - Люсенька, себя-то не надо обманывать. Мы зачем сюда шли?
  Люська послушалась,  покорно замерла, поглядывая, однако,   в сторону выхода. И хотя,  ее сердце,  в смятении уже не находило места в  груди, мысленно  была готова   как  сбежать,  так и смириться.
  Музыка затихла. Люська,  почувствовав  себя испуганным котенком,  очень захотела куда-то скорее спрятаться, и дальше смотреть на все уже только со стороны. У нее, вдруг, это  получилось.   И как только она спряталась внутри себя, как перед ней возник белый китель.  Она не смогла  разглядеть, кто там скрывается  за кителем, но понимала, что китель  тот самый.
В смятении этот внутренний котенок выгнул спину и ощетинился. Но  Люськино  тело беспомощно обмякло и стало совсем покорным. Китель щелкнул каблуками и,  элегантно склонив голову,  протянул ей руку и представился:
 - Михаил Чаловский.  Капитан первого ранга,   лодка  С-209.
Люська неуверенно протянула свою руку и - почти шепотом ответила.
   -Людмила. 
И с чарующей  улыбкой добавила: 
   -Заведующая дет садом номер тринадцать.
  Капитан весело рассмеялся,  нежно взял ее руку и беззвучно приложил к губам, после чего  протянул руку и Мае, и,  после того как она представилась, так же нежно ее поцеловал.  Люська посмотрела на Маю,  потом на капитана, и между тем подумала:
  - Ты же за мной пришел, зачем миндальничаешь с моей подругой?
  Но тут же вспомнила, что и сама,  когда в былые времена хотела флиртануть, непременно любила подразнить всех воздыхателей. Котеночек расщетинился, опустил загривок, и уже с любопытством ожидая  в свой адрес  следующих вопросов,  очень захотел выпустить коготки и помурчать.  Тем не менее,  к ее несказанному удивлению,  капитан развернулся к Мае и приятным баритоном спросил:
 - Мая!
Он сделал небольшую паузу и стрельнул глазами в сторону Люськи.  Люськино сердце зачем-то ёкнуло. Капитан  тут же продолжил, обращаясь к Мае: 
  - Разрешите похитить вашу подругу, хотя бы на один танец.
  Котеночек   спрятал коготки. А сама подумала – вот над! Опытный лавилаз! Капитан, не дожидаясь ответа,  щелкнув еще раз каблуками начищенных до сияйного блеска ботинок, подрулил к котенку левым бортом  и предложил взять его под руку.  Котенок тут же запустил  ему коготки прямо под локоть.  Мая глубоко вздохнула:
 - Скажите честно – Вы заранее договорились?
Вместо ответа заиграл оркестр,  и котенок послушно последовал за капитаном и напрочь забыл  про все на свете.
  Капитан был  чуть выше ее ростом, но погоны и белая форма придавали ему такой значимости, что он казался значительно выше. От него вкусно пахло чистотой и каким-то  незнакомым, но очень приятным одеколоном.   Брюнет. Короткая, классическая канадка с косым пробором, и гладковыбритыми висками практически спрятала от глаз плотную седину на его  висках, которая стала заметна только совсем вблизи.  Гладкие прямые волосы аккуратно зачесаны назад.  На вид ему было может под сорок, чему весьма способствовала седина, которая с висков уже потихоньку перебиралась и на макушку, но веселые, карие с зеленцой,  мальчишеские глаза говорили о том , что там едва ли есть и тридцать.   Прямой, крупный  нос и волевые скулы.  Все говорило о том,  что мужик он настоящий.
  В вальсе ее вел очень мягко,  не позволяя сделать ни одного неверного движения,  ни себе ни партнерше.
  Потом была еще музыка и еще танцы. У Люськи кружилась голова, а та в свою очередь позабыла обо всем на свете. Капитан котеночка в этот вечер никуда не отпустил, а котеночку и не очень то и хотелось сбежать.
  Про Люську котенок вспомнил, только когда они оказались уже на улице на ступеньках возле колонн.  А как вспомнил,  так и заволновался, понимая, что надо скорее возвращаться домой.  Откуда-то появилась Мая с гражданским  кавалером. Капитан, тем временем набил трубку и прикурил. Табак был вкусный и незнакомый. Подумала – надо опять  попросить маму достать на работе  Вирджинию, чтоб Юрка не вонял махоркой. 
  Капитан, тем временем,   предложил всей  компании прогуляться до Приморского бульвара. И тут  Люська, совершенно забыв про котенка, так невинно-просто  и откровенно сказала:
 -А я не могу. Мне сына кормить  - Сережку!
На несколько секунд воцарилась тишина.
Первым очнулся капитан:
  -Тогда и разрешите Вас проводить к Сережке!
  -Это в Палаточном. Мы с Маей живем не совсем рядом.
  -  Отлично, а мне как раз завтра предписано быть в БТК, в Карантинной бухте,  это как раз по пути,  и  меня там с радостью примут и сегодня.  Наша лодка пока стоит в доке в Голландии, на осмотре.
  На этом,  Маин кавалер, сославшись на дела,  со всеми распрощался. А Капитан с Маей  подхватили Люську с двух сторон,  и они тронулись в сторону Палаточного городка. Люська, окончательно  опомнившивись,  решила  на корню прекратить это безумие, пока оно не превратилось в роман и выложила все на чистую воду.
  - Миша простите меня, я сама не заметила, как нечаянно сошла с ума и ввела Вас в заблуждение. Я замужем и у меня двое детей. Сережка младший, ему  почти 5 месяцев, он там сейчас терзает мою маму, а молоко у меня.
  Пока Льська говорила,  Мая ее потихоньку щипала за руку.
   -Не волнуйтесь Людмила, мы вас с Маей немедленно доставим к Сереге. А на счет сходить с ума, это в нашей природе,  и никуда нам от этого не деться. Хорошо, что есть с чего сходить. Тогда можно все и поправить.  Но позвольте спросить, как же это Ваш муж такую красавицу отпускает одну на прогулки.
   -Он не отпускает. Он по службе уехал в Бельбек, а я сбежала от мамы.
 - И где он служит?
 - Лейтенант технической службы  военно-морской авиации.  А служит в Камышовой бухте. Совсем недавно закончил Качинское   училище.
  - А Ваш покорный слуга законченный морской волк.  Я сам Севастопольский.  Когда война началась,   я уже был во флоте.  Всех своих потерял, когда немцы взяли Севастополь. Я ничем им не мог помочь, у нас был приказ оставить город. Теперь мой дом и моя жена это моя лодка.
  За разговорами они незаметно дошли до Палаточного городка. Люська повернулась в сторону бараков,  скорее убежать. Но капитан ее очень мягко,  но крепко удерживая,  все же успел нырнуть глубоко ей в глаза и с уверенностью морского волка сказал:
 - Мы стоим на ремонте  в Голландии.  Потом на долго уйдем в море.  Я ничего у вас не прошу, но умоляю, разрешите Вас еще хоть один раз увидеть.
   -Нет-нет-нет!!!
Люська  мягко вывернулась из руки Капитана и,  не прощаясь,  побежала в сторону бараков, по дороге  пытаясь стереть помаду и тушь.  В результате помаду размазала руками по щекам, а тушь попыталась стереть подолом платья.
  На лавочке, перед окном сидели мама и Софья Марковна. Сережка мирно спал на маминых коленях, а Влад у них под ногами играл в камешки.  А как только увидел мать произнес довольно длинный речитатив., который был понятен только ему и ринулся к ней.  Мама припечатала доченьку таким тяжелым взглядом, что у Люськи опять затряслись коленки. Влад на руки на захотел, но схватив мать за платье стал  ее безжалостно терзать из стороны в сторону. Софья Марковна деликатно пожелала всем спокойной ночи и незаметно  удалилась. Люська села на лавочку рядом с мамой и как можно тише сказала:
 - Ну мам! Ну,  засиделась у Майки. Давно не виделись, разговорились.
  -Минуточку!  А что от тебя мужиком пахнет?  - на пол тона по громче  спросила  мама.
  - Ну, это Майка подарила Толику какой-то очень ароматный табачок и новый одеколон.
  -Она что? Разбогатела?
 -А почему ты решила, что одеколон дорогой?
 - А я что, по-твоему,  живу в лесу?  И вообще не делай из меня дурочку, хорошо тебя соседка не слышит.
 - Ну мам, Ну ты чего?
  - Ничего. У тебя всё лицо в помаде. А тушь, небось опять подолом платья размазала?
   -Ну просто, посидели. У нее такой косметический столик  удобный. Взяла и накрасилась, а то я уже забыла, как должна выглядеть.
   - Ой девка. Беда мне с тобой. Думала дети будут - угомонишься.
  -Мамуль, ну ты  Юрчику только не говори.
   -Я тебе не предатель, но заруби себе на носу, в этом вопросе я тебе совсем не союзник.
  Влад,  тем временем, уже под лавкой, продолжал терзать материнское платье, а Серега даже не проснулся.
Екатерина Николаевна медленно, чтоб не разбудить внука, поднялась с лавки:
   -Пошли в дом. О детях надо думать. Устала она. Это Сережка тебя устал ждать. Плакал,  сделала ему молока с мукой – не очень то ему понравилось, так и заснул голодный. Ночью нам концерт-то устроит!
  Екатерина Николаевна зашла внутрь барака, а Люська продолжала сидеть на лавочке, не оставляя попыток выловить сына из под лавки, но он так и не давался.
   -Дура, дура, дура!  Что же я наделала? К Майке больше никогда не пойду. Это она,  не иначе как своими чарами меня заманивает. Вот и гуляйте  теперь вдвоем,  хоть до утра.  При этой мысли, тем не менее,  сердечко ёкнуло. Невольно она начала мысленно сравнивать  мужа и Капитана.   
  Юрка простой, открытый и родной. Но хоть и москвич, иногда ведет себя как глухая деревня.  Дарила ему и табак хороший, а он опять свою махру дует.  Покупала ему одеколон Красная Москва. А он опять тройным пользуется. Школу закончил в Москве, правда только восемь классов.
А Мишка, хоть и местный, но совсем не провинциал. Галантный. Ручки целует.  А как в вальсе ведет?! Юрка то только своё «яблочко» оттопает по-матросски и все, а дальше  ему бы только поприжиматься.  Юрка еще мальчишка, и Михаил серьезный мужчина. Но оба,  собаки,  красавцы.  Мама спаси меня! Я сама себя уже боюсь. Хочу обоих. НЕ пойду больше к Майке. Не пойду!
  Люська встала с лавки,  развернулась в сторону двери. Влад вынырнул из тени на свет фонаря  и ухватил  край  ее платья. Люська сняла каблуки и босиком пошла по коридору, Влад, как хвостик за ней.  Единственная лампочка, что висела посреди коридора плавно, то  угасала, то вспыхивала ярче.  Барак уже спал. Она вошла в комнату. Знала, что мама не спит. Опустилась на коленки перед маминой раскладушкой и тихо-тихо сказала: 
  -Мамочка, милая, прости Розочку,  пожалуйста. Я больше так не буду.
 -Спи! Непутевая. Утро вечера мудренее.