В очень странной позе

I
Люди рождаются и умирают в очень странных позах. Про сон и секс я вообще молчу – там от смеха колики начнутся. Но, пожалуй, еще несколько необычных «загогулин» человеческое тело принимает между этими событиями. К примеру, ежедневная работа: сидишь, сгорбленный в офисе; качаешься на морском судне, аки медуза; роешь шахты, словно крот; выдавливаешь эмоции на сцене театра, будто ты сейчас Амадей в агонии смерти.
Еще более замудренные сцены с экзотическими позами бывают на операционном столе. Казалось бы, ну положил ты человека, чтоб резать и кромсать, ну только на спине он и сможет лежать… а как иначе?.. Ан, нет. Тут порой всякая Камасутра позавидует.
Я эти метаморфозы сплетений и изгибов человеческих конечностей отметила для себя еще в университете. А когда дело дошло до интернатуры, тут передо мной открылся целый кукольный спектакль. Здесь «марионетками» – простите за грубое сравнение – выступали пациенты с разными «болячками». А мы, врачи-хирурги, были кто-то вроде кукловодов.

II
Эдмунд Розенберг поступил в наше отделение с довольно типичным диагнозом для его возраста – небольшой камень в мочеточнике к тридцати одному году. Это весьма распространенная вещь среди тех, кто слишком сильно налегает на еду и напитки с повышенным содержанием химикалиев.
Эдмунду Розенбергу с его именем и фамилией быть бы ученым-новатором, дерзким политиком или режиссером-революционером. Но он был рекламным сценаристом, что тоже довольно редкая специализация для наших мест, но все же не выдающаяся. А сам он мне позже говорил, что работа его «очень и очень заурядна».
Эдмунд Розенберг сразу показался мне приятным парнем. Если бы я его не разглядела всего – обнаженного и беззащитного – на операционном столе, то, возможно, он понравился бы мне чуть больше, чем просто пациент.
В общем, Эдмунду Розенбергу нужно было выбрать: лечиться у нас, то бишь согласиться на операцию, или же отправиться домой с моими рекомендациями и надеждой на амбулаторное лечение в «комнатных» условиях.
На мое удивление и даже в какой-то степени восхищение этот парень решил пойти на операцию.
Почему удивление? Потому что люди обычно плюют на такие вещи, думая и заклиная своих богов, что «это все пройдет само».
Почему восхищение? Потому что он хоть и держался в приемном покое хреновато – его тошнило и шатало – но зато оставался вежливым, спокойным и рассудительным.
А еще парой своих шуток он расположил к себе меня и даже Иннесу с Мазулом, а это самые суровые и весьма высокомерные врачи хирургическо-урологического отделения.
Розенберг поступил в неотложку ночью, почти в полночь. При выходе из кареты скорой помощи его стошнило от боли. Но никто его в этом винить не стал. Это он, наоборот, попробовал извиниться, хоть и был на грани невменоза. Принимающий медперсонал быстро вколол ему обезболивающее и противорвотное. А затем молодого человека посадили в коридоре – ждать врача. Но он самостоятельно перебрался в приемную палату ожидания и лег на свободную койку.
Именно там я его и приняла.
– Эдмунд Розенберг?
– Да.
– Я ваш лечащий врач. Здравствуйте.
– Ура, – послышался его болезненный шепот, – дождался. Простите, как вас зовут?
– Можете звать меня доктор Фенимонд или просто доктор.
– Хорошо.
– Судя по вашим болям, у вас камень в левой почке. Но мы должны узнать это точно, поэтому пошлите со мной… вы идти самостоятельно сможете или каталку привезти?
– Я сам.
– Хорошо. Я вам дам направление на КТ и другие анализы.
– Что такое КТ, доктор?
– Компьютерная томография.
Мы прошли к стойке регистратуры. Эйлям – пухленькая медсестра – записала все данные Розенберга. А потом я выдала ему четыре направления.
Через полчаса пациент, сдерживая на лице гримасу боли, вернулся ко мне с несколькими листками.
- Анализы сдал. КТ просят, чтоб вы сами взглянули на снимок.
- Хорошо. Тогда подождите, я все посмотрю и вернусь.
Томография показала затвердевший конкремент с левой стороны размером в полсантиметра. Не большой, но и не маленький. Такой можно было вывести двумя путями: усердным домашним самолечением или немедленной операцией.
Как я говорила, Эдмунд Розенберг выбрал операцию.
После этого я передала его в руки медсестрам и сказала, что навещу уже утром.

Медсестры определили моего пациента в третью палату – она была в отделении для «потенциально ковидных». Но Розенберг провел там всего одну ночь – его анализ ПЦР на коронавирус пришел всего через пару часов. Он был отрицательным. И я быстро перевела его в двенадцатую – там лежали почечники, готовящиеся к операции.

****
Утро выдалось жаркое. Уже часа в четыре летнее солнце стало нагревать палату. А в пять наступил зной.
Я с трудом встал и подошел к окну. Была суббота и город в районе больницы просыпался медленно – всего несколько проехавших за пять минут машин и пара прохожих. Хотя в обычное время тут было не протолкнуться.
Я прошелся по комнате – соседи по палате еще спали – и вышел в общий широкий коридор. Десять метров влево, десять – вправо. Тут меня застукала медсестра.
- Эй, ходить нельзя. Идите ложитесь.
- Я только в туалет, - соврал я.
Женщина средних лет махнула рукой. Добрая. Уборная комната-то у меня была в палате…
Я дошел до поворота, а потом до второго – сделал круг. Затем вчерашняя боль вернулась.
«Обезболивающее стихает. Плохо».
Вернулся в палату. Еле-еле сходил в туалет. И снова вышел в прохладу коридора.
А потом у меня закружилась голова. Почка заныла с такой силой, что я едва не грохнулся у стойки медсестер.
«Как же ноет внутри, как жжет. Кто-нибудь, прошу, заберите эту боль. Отдам с радостью, всю без остатка. Прошу. Сделаю, что хотите, только избавьте от этой боли… как же она прорывается…»
Я понял, что начинаю терять контроль.
– А можно мне вколоть обезболивающее? Пожалуйста.
– Идите в процедурную, – медсестра махнула куда-то влево. А потом на весь коридор, – Салидат, прими молодого человека! Обезбол нужен!
Оглушенный болью и ее криками, я вошел в небольшой кабинет, где молоденькая и заспанная Салидат сделала укол.
– А обход врачей, когда будет?
– В десять утра.
Приняв к сведению информацию, я отправился в койку. В коридоре окон не было, только люминесцентный свет. Поэтому заряд чрезмерной солнечной «любви» я получил, когда лег в постель. Лекарство подействовало довольно быстро. И я вновь погрузился в неуютный сон.

III
Примерно в половину одиннадцатого в палату вошли.
– Кирсеен?
– Это я, – громко ответил мужик на койке по диагонали от меня.
– Так. У вас извлечение шланга-протока. Идите сейчас в процедурный кабинет, там вам врач вытащит трубку.
– Ох, спасибо, доктор, а то ночью этот шалам-балам-шланг забился! Я еле помочиться мог, – начал сетовать крепкий Кирсеен, чью голову только-только начала покрывать пепельная проседь.
– Так. Там же можно слить накопившуюся мочу, – уточнил доктор в синей форме.
– Так и делал, да! Но трубка-то забилась, теперь все болит!
– Идите. Вам быстро удалят шланг.
Мужик встал и, довольно смешно кряхтя, отправился в коридор.
– Так. Розенберг?
– Это я. Хотел узнать, а где доктор… девушка… доктор Фенимонд? Она сказала, что будет вести меня.
– Она в неотложке… Понравилась что ли?.. Меня зовут Фарис Анджал, я буду вам делать операцию. Но доктор Фенимонд тоже будет присутствовать, если вас это успокоит.
– Да мне-то все равно. Главное, что вы опытные специалисты. Доверю вам в руки свою почку с камнем.
– Так. Судя по снимку КТ, камень у вас небольшой. И он в мочеточнике, – уточнил коренастый Анджал, почесывая свою аккуратную бороду.
– Это лучше, чем в почке?
– Да. Быстрее достанем! – Доктор усмехнулся, – Операция у вас назначена на час дня, сегодня. Ничего не ешьте. Обильное питье.
– Хорошо, спасибо.
Доктор перевел взгляд на парня, лежащего напротив меня.
– А вы Шаях?
– Ага, – простонал тот. Было видно, что ему тяжелее остальных.
– У вас операция через полчаса. Вам клизму сделали с утра?
– Ага, – снова тихий ответ.
– Хорошо. Больше не пейте. Скоро придет медсестра, заберет вас.
Парень с фамилией Шаях покивал.
– Четвертый кто? – спросил доктор Анджал у стоящего рядом коллеги.
– Сарадин.
– Сарадин!.. Спит что ли?.. Сарадин!
Старик в койке заворочался.
Действительно спал еще.
– Да…
– Сарадин. У вас выписка сегодня.
– А?..
– Выписываю вас, говорю! Давайте собирайтесь потихоньку. Через час доктор Ройман принесет вам выписку.
Стоящий рядом Ройман закивал.
– Сарадин! – окликнул он снова заснувшего старика, – Давайте вставайте. Пора домой!
Врачи вышли. Синхронно с ними я достал смартфон и отвернулся от всех к стене. Обезболивающее лекарство еще действовало, поэтому я решил посмотреть какое-нибудь шоу в интернете.

****
«Ты опять в свою онлайн-конуру забиваешься?! Не хочешь отвлечься и поговорить с соседями по палате, выяснить, как операция проходит?».
«Во-первых, не опять, а снова. Во-вторых, зачем Нам общаться с незнакомцами?.. И вообще, информацию лучше получать непосредственно у врача».
Ох уж эти внутренние голоса. Демоны, Ангелы. Лишь бы «сесть на уши» и давать советы, рассуждая в максимально полярных точках зрения.
«Заткнитесь оба. Дайте поспать».
«Не получится, Эдмунд, – произнес один из внутренних голосов, – смотри в палату вошла медсестра. Сейчас позовет на процедуры».
«Блин!»
– Розанбург?
– Розенберг, – я поднял руку.
– Идемте на процедуру.
Я быстро встал, и тут же пожалел об этом. Почка заныла так, что меня скрутило в бараний рог.
Я выругался про себя. И пошел за медсестрой, медленно прихрамывая.
– А какая процедура-то, красавица?
– Клизму вам поставлю, – ничуть не смутившись произнесла низенькая и пухлая женщина, – заходите.
Процесс, прямо скажем, прошел проникновенно. А медсестра с нескрываемым удивлением лишь произнесла.
– Все два литра вошли!
Зато потом я вышел обновленным и облегченным, чего уж скрывать.
Получив еще порцию обезбола в задницу и вернувшись в палату, обнаружил, что парень Шаях уже, видимо, отправился на операцию. А двое других сидели за небольшим столиком и играли в карты.
– Вас же вроде выписали, – я посмотрел на старика. А он посмотрел на меня.
– Спешишь занять место у окна? – усмехнулся он в ответ.
– Пожалуй, предпочту свое. Но спасибо за предложение.
– Скоро принесут бумаги мои, тогда и собирать вещи буду.
– Давай к нам. Дурачка пару раз прогоним, – предложил крепкий мужик.
«Ну что ты молчишь, истукан. Ответь, люди ждут».
«С кем мы вообще живем…»
«Заткнитесь»
– Я пока полежу. Почка болит. Но думаю, после операции можно и в карты.
Соседи пожали плечами.
А я выпил стакан воды и снова в телефон, напряженно ожидая свою очередь на операционный стол.

IV
Через час в палату вошла медсестра и сказала мне догола раздеться. Когда я вышел из уборной, стыдливо прикрывая свою наготу руками, меня ожидала кресло-каталка. Мужики заканчивали играть в карты, на меня не обращая внимания. Медсестры не было видно.
Я пожал плечами, уселся в каталку и выехал на ней в коридор. Одна рука прикрывала срамоту, вторая крутила колеса.
«Боже-ж ты мой! Да кому нужна твоя пипирка, Эди!?»
«Не упоминай всуе, пожалуйста».
«Лучше б мне медсестру нашли… холодно же».
«Вон идет… красотка…».
Пухленькая девушка подошла ко мне и гыгнула.
– А вы чего без медхалата?
– Так вы не выдали…
– А самому взять, вон же лежат, – она протянула руку к ближайшей тумбочке и вытянула из стопки первый попавшийся медхалат.
Я прикрылся, и она покатила меня к двери.
Проезд до операционной, конечно, не был похож на спуск в Ад. Но в те минуты мне действительно казалось, что грешники, шагая по спиральным кругам дантовского Инферно, ощущали схожие чувства. Раздражение от неопределенности, беспомощность, нервозность вперемешку с колким страхом, сомнения, даже толику паники с крупицами отчаяния. И ужасно заразное, сюрреалистичное веселье от всего, что бушевало в душе вчера и что предстоит испытать телу сегодня.
 А сегодня, сейчас, ожидалась операция. Медсестра провезла меня по длинному пустому коридору. Справа окна заливали все светом, слева двери цвета холодной стали «говорили», что «ты в поворотном месте».
Медсестра нажала на кнопку, и дверь ближайшей к нам операционной бесшумно отошла в сторону.
Послышался возглас:
– Куда ты так широко ее открываешь! Мы же дезинфицируем!
– А как я с пациентом проеду?..
– Давай, завози…
Комната своей холодностью напоминала отсек космического корабля, но не в стиле лампового ретрофутуризма или классического сайфая. А скорее, будто художник-минималист решил изобразить космолет, ничего о нем не зная. Или, будто нейросети задали минимальные параметры для создания визуала: металл на стенах, потолке, поле; посередине металлический стол для операций с аппаратами рядом и прожектором над.
Было странно вставать, идти по холодному полу и ложиться на этот стол под взглядами пятерых человек. Медсестры заканчивали приготовления, двое врачей ждали.
«Что там по анестезии, док?»
«Не мешай, мы же готовимся»
«Тут я согласен с предыдущим оратором», подумал я про себя.
В этот момент одна из медсестер сказала сесть и сильно наклониться вперед.
Последовала серия уколов в позвоночник, а затем мне неприлично высоко задрали ноги. Операция началась.

V
Эдмунд Розенберг вел себя очень спокойно.
После местной анестезии он продолжал быть вежливым и даже отвечал на шутки доктора Анджала, который весьма бесцеремонно сказал пациенту раздвинуть ноги, уложил их на подставки и стал проверять действие анестезии, стуча по бедрам лежащего молодого человека.
На пенис Розенберга я пока старалась не смотреть. Признаться, это была моя первая операция в качестве старшего ординатора, а не интерна. Нет, тут дело было не в стеснении, возбуждении или прочих фрейдовских категориях. Просто я хотела собраться с мыслями – мне ведь сейчас надо будет «копаться» щупом у него во внутренних органах.
 «Ну так и пошуруди у него там хорошенько, ахахаха!»
«Как нестыдно мы же девушка… тем более агрегат какой солидный…»
«Ага! Посмотрела…»
«Так! Замолчали оба. Дайте сосредоточиться… ангелы… демоны… кто вы там».
Я выдохнула и подошла ближе. Анджал, как раз закончил убалтывать пациента – это у него метод такой был: человек расслабляется, перестает нервничать, и анестетик начинает действовать эффективнее – затем старший коллега кивнул мне.
– Начинаем, – добавил он, обращаясь к медсестрам.
Но тут Эдмунд Розенберг резко поднял голову и, улыбаясь, сказал.
– Простите, я понимаю, что вы сейчас полезете мне в пенис…
– Ууу, какой умный, – попытался пресечь пациента Анджал, но тот продолжил, давая понять, что его слова важны.
– У меня Там есть некая патология… в смысле, выход уретры не через центральное отверстие в головке… как положено, а немного снизу. Посмотрите, – по взгляду Розенберга было видно, что ему одновременно смешно, и он смущен.
– Да, да, сейчас разберемся, – только и сказал ничуть не удивленный доктор Анджал и указал мне, мол «Приступай».
Я приступила. Но взяв щуп и прицелившись, действительно увидела, что уретральный канал в пенисе пациента имел неправильный вход, укороченный и выходящий снизу.
Немного растерялась.
– И что мне с этим делать? – взглянула на Анджала. Видимо на лице у меня сохранилось больше растерянности, чем я думала.
– Дай сюда, – довольно резко сказал он. Взял щуп, бесцеремонно вытянул пенис Розенберга и мастерски ввел щуп в уретральный канал.
– Вот смотри, – указал он мне на монитор, – теперь медленно поворачивай и протаскивай дальше. Ищи камень.
Он передал мне инструмент, и я продолжила, успев краем глаза заметить, что пациент внимательно изучает процесс на мониторе.
– Опустите, пожалуйста, голову, – попросила я.

****
– Хорошо. Простите, что мешаю, – ответил я доктору Фенимонд, но сам все равно не мог оторвать взгляда от монитора.
«Это вот так я выгляжу изнутри?!.. Ух ты!»
«Зря радуешься, Эдичка, вы люди такие мягкие… непрочные… вот бывал я знаком с одним огненным демоном, вот он…»
«Замолчи, прошу тебя. Видишь нам интересно. Да, Эдичка, вот такими создал нас всех Господь, хрупкими тварями Его… Но это лишь оболочка, ведь душа твоя под этой скорлупой крепка. Вот как ты смело справляешься с болью»
«Да он же под анестезией! Совсем нимб все заслоняет?»
«Уф, как вы запарили. Дайте на себя посмотреть»
Наблюдать за ходом операции через монитор было одновременно странно и потрясающе. Пациент в таких ситуациях явно не должен видеть то, что видел я. Но оторваться от зрелища?.. Нет уж!
Щуп медленно «полз» вперед, раздвигая эластичные склизкие стенки сначала мочевого пузыря, а затем мочеточника. Я видел это своими глазами. И эта иррациональность поражала. Ведь я совсем не ощущал в себе инородного металлического предмета, но мозгом понимал, что сейчас мое тело во власти этого инструмента в руках симпатичной докторши.
Одно резкое движение, и это будет разрыв органа. Я остро ощутил хрупкость своего бытия, и от этого захотелось жить еще сильнее.
– Ты почему смотришь в экран? – вдруг спросил доктор Анджал, – Почему он смотрит?
– Интересно же! – только и смог ответить я.
– Эй, положи голову, не мешай работать! – пристыдил он.
И я все же повиновался. Надо было выдохнуть.
«Вот она, Эдмунд, одна из экзистенциальных границ, про которые рассуждали Сартр, Кьеркегор и Камю. Сама жизнь на тонкой линии между До и После»
«О, как заговорил, Эдичка… Значит, разговоры с нами тебе доказательством не являются?..»
«Вы то постоянно тут, жужжите в уши. Я, итак, в этой дебильной странной позе не то Христа, не то БэДэСэМщика… простите… руки в стороны, будто на кресте, но голова вниз, будто по дороге в Ад меня спускают… еще и ноги задраны… и хреновина металлическая внутри шерудит… И жутко, и интересно, и странно… Ведь могу умереть. И жить-то сразу как хочется… Действительно граница, которая, может, раз в жизни бывает… А тут вы со своим жужжанием то справа, то слева…»
«Это мы-то «жужжим», Эдичка?! Побойся Всевышнего нашего!..»
«Не мешайте мне… кто вы там, ангелы, демоны»
«Ах так! Да покоряет тебя кара Господня за неуважение к Силам!»
Резкая боль пронзила левый бок. От неожиданности перехватило дыхание, а в глазах побелело.
«Эй… эй, Ангел, ты чего удумал?.. Мы же не имеем права вмешиваться…»
«Умолки, Демон, аз есмь – перст божий, карающий»
«Эд, братан, держись. Разбушевался белокрылый с нимбом»
– Что с ним? – услышал сквозь жуткую боль и звон в ушах голос врача.
Сам ответил ему вперед медсестер.
– Бо…ль…но… си…ль…но, - завертелся на больничном столе, совершенно не ощущая нижних конечностей.
– Эй! Эй! – услышал голос медперсонала.
– Давай, вырубай его! – строгий выговор врача.
Успел посмотреть направо, где висела капельница. Затем в сознании случился провал.

****
Когда Эдмунд Розенберг потерял сознание под воздействием увеличенной дозы анестезии, я продолжила операцию. Анджал хмурился. Под его строгим надзором мне было не по себе. Но я отгоняла это липкое чувство, сосредотачиваясь на рабочих деталях. Такая реакция пациента говорила о том, что анестетики подействовали не в полной мере, ведь я даже не успела продвинуть щуп и до четверти мочеточника.
Но операция продолжалась, а значит, надо было приступать к основным действиям. Щуп медленными поступательными движениями дошел до нужной точки, и я увидела на мониторе твердое отложение в виде сгустка диаметром пятьдесят миллиметров.
– Вот он. Включаю лазер, – сообщил доктор Анджал, – Приступай к дроблению… Жду аккуратности…
 «Блииин, вот он тебя прессует… Может, вжарить ему вилами по первое число?.. Я их как раз зарядил…»
«Нет-нет, что ты такое говоришь, Демон?!.. Лучше используй свой праведный гнев… И мой заряженный нимб!..»
«Какие вы у меня сегодня настырные. Вилы? Нимб? Хотите, чтоб я так свои дела решала?.. Что ж… Возможно вы правы. Еще бы болтали поменьше… А ну-ка, дай-ка свои вилы, а ты свой нимб… Я их лучше вот так!..»
«Ой, нет, Элиза, что же ты… как можно так объединять!.. Греховно это!..»
«Зато, как получается… хех, гляди-ка, Ангел, как наши инструменты вместе сверкают в ее руках!..»
«Давай без этих пошлостей…»
«Нет, я серьезно, красная молния и белая молния… Даже меня завораживает… А смотри, как она их скрестила и в работу…»
«Ндааа… выглядит эффективно… хоть и богохульно… Работа спорится… Да, Элиза?»
«Да вот мне так не кажется, – я выдохнула, – камень этот… не крошится».
– Не дробится, – сообщила я доктору Анджалу.
– Вижу, – услышала тихий напряженный ответ, – Ладно, ты проделала хорошую работу. Тут в другом дело. Канал у него мочеточный слишком узкий. Надо расширитель ставить.
– Принято. Гульзум, подай, пожалуйста, стенд-катетер. Спасибо… Приступаю к введению катетера.
«Давай, сестренка!.. Это у тебя в меде отлично получалось!..»
«Кхм, там манекены были…»
«Блин, Ангел, харэ обламывать кайф!.. Смотри, как она снова наши молнии объединяет. Сейчас все получится!»
«С божьей помощью…»
«И дьявольской…. Ахахаха!»
В эту операцию мне действительно казалось, что какие-то высшие силы сговорились и, хоть и нехотя, отдали мне свои силы – и благие, и не очень – чтобы я смогла довести дело до конца.
Странно все это. Но все, вроде, сработало.
Я успешно завершила установку стенда, хоть и не смогла раздробить камень.
Эдмунд Розенберг больше не дергался, а мирно лежал, пока медсестры не перенесли его на каталку.

VI
Пока меня везли в палату, я несколько раз отключался. Окончательно пришел в себя в большой зале.
В руке капельница, голова еще немного гудит, но сознание ясное.
Рядом лежал мужчина с заклеенными скотчем глазами. На его голове осталась поредевшая проседь волос, а руки иссохли, олицетворяя фразу «кожа да кости».
Сначала он дышал мерно, явно находясь под действием общего наркоза. Но через пару минут начал шевелиться, просыпаясь. А потом я заметил, как у него началась паника.
«Представьте, сознание к вам возвращается. Но тело будто устало жить и толком не откликается на сигналы к действию. В ушах звон, глаза залеплены и нет возможности поднять веки, а в горло до самых легких вставлена дыхательная трубка. Вы как будто в живом гробу. Паника? Паника».
Пациент задергал головой, силясь привести себя в чувства и пытаясь что-то сказать и сделать. И тут его увидел медбрат.
– Спокойно, спокойно, – прошептал на ухо пациенту, – вы в больнице, наркоз пройдет через полчаса. Лежите, не дергайтесь.
Мужчина понимающе кинул и с явным облегчением опустил голову на подушку.
«Да, наверно, также чувствовала себя моя мама после операции… Также чувствовал себя мой папа в реанимации в последние дни своей жизни… Полная беззащитность и беспомощность…»
«Не грусти так, Эдичка»
«Лучше о себе парься, вон у тебя капельница кончилась»
Я позвал медсестру. Она заменила мне лекарство, а через какое-то время увезла в мою палату.

Там меня встретили одобрительные усмешки от соседей.
– А! Еще одного вялого привезли!
– Хех, можно подумать, что ты таким же не был!
– Поэтому и весело, что был!

Потом был недолгий отход от анестезии – я постепенно начинал чувствовать свои ноги: палец за пальцем, мышцу за мышцей.
Затем позвонила мама и завалила вопросами. Успокоил ее и успел даже переброситься парой слов с подрастающим сыном.
А затем, поудобнее улегшись в постели, уснул. В палате было свежо, летний ветерок украдкой заглядывал в помещения больницы, охлаждая нагретые солнцем поверхности и мысли. Поэтому в удобной кровати спалось замечательно.

Проснулся уже в сумерках. Из троих соседей по палате осталось двое – они играли в карты, поставив между двух кроватей небольшой столик. Окно было открыто настежь, и через москитную сетку в комнату проникали вечерние «скрипки» цикад. В комнате горел свет, а на свободной трети стола уместились ароматно пахнущие яства.
Когда я попробовал встать, то понял, что нестерпимо хочу в туалет. Все из-за трубки, выходящей из моего пениса – мешок на другом конце трубки был полон. Оказывается, во сне я облегчался несколько раз, сам того не зная, ведь нижняя часть тела была мне неподконтрольна.
– Попробуй сначала подвигать пальцами ног, – посоветовал старший сосед, – а еще по ляжкам побей, чтоб кровь прилила.
– Спасибо, попробую.
Через пару минут удалось встать, пробежаться до туалетной комнаты и слить накопленную в мешок жидкость. Облегчению не было предела.
Соседи предложили мне ужин, но я насладился лишь теплым чаем. От партии в карты второй раз не отказывался и весело провел досуг.

Сон долго не шел. А вот боль в почке снова вернулась – операция давала знать о себе. К тому же мочеиспускание через трубку не прибавляло комфорта. Из уретры пока выходили кровавые ошметки внутренней плоти. Медсестры сказали, что так будет до завтра.
Как я сказал, сон не шел. Даже после обезболивающих. Внутренние голоса ангелов и демонов тоже молчали.
Но час просмотра различных шоу в интернете дал свой результат. Я закемарил, даже не достав наушники.

Утром в палату вошел доктор Анджал с интернами.
– Доброе утро, жалобы есть?
– Да, – откликнулся молодой Шаях на соседней койке, – у меня трубка вся забилась, в паху из-за этого болит все, а помочиться хочется сильно.
– Так вы трубку разминайте, – посоветовал врач, – у вас застой, понимаете? Сгустки крови застряли, вы их разомните в трубке, а затем моча сама пойдет.
 Шаях кивнул.
– Идите сейчас в туалет.
Парень встал и, морщась отправился выполнять указания Анджала.
– Кирсеен, у вас что?
– Все хорошо, доктор! Здоров, как высушенная рыба. Ахахаха!
– А вы, Розенберг?
– Да, я тоже в норме. Но мне бы еще обезболивающих.
– Сделаем. Смотрите, ваш камень мы убрать не смогли, потому что у вас очень узкий мочеточник, – он на пальцах стал показывать мне, где именно и как застрял камень, – мы установили стенд-катетер. Он расширит канал, и накопленный конкремент сам выйдет.
– И как долго мне так ходить?
– Месяц. Потом снова к нам запишитесь, и мы катетер уберем. Понятно?
– Да.
– Больше вопросов нет ни у кого?.. Ну тогда хорошего дня. Если что, зовите медсестер.
Коллегия врачей ушла.
– Да, у меня тоже этот катетер стоял, - посмеиваясь стал вспоминать крепкий Кирсеен, поглядывая на меня, - месяц стоял, а когда надо было вытаскивать я сглупил.
– Что вы сделали?
– Да там…, – он махнул рукой в сторону, – брат двоюродный попросил помочь… дом строит. Надо было цемент разгрузить…
– Надорвались?
– Да. Тяжести с этим катетером вообще нельзя таскать. Я вот после этого цемента домой пришел… ссать захотелось сильно, вот тут в животе заболело резко. Пошел в туалет, а у меня струя с кровью…
– И что теперь?
Он снова усмехнулся.
– Вот снова операцию сделали, новый катетер.
– А его доставать больно? – задал я интересующий вопрос, – Снова с наркозом делают?
– Неее! – махнул Кирсеен, – Укол делают, потом воооот так щипцами берут и вытягивают… ахахаха… ты не бойся. Ты же молодой, здоровый.
– Постараюсь.
Что-то мне стало тоскливо. Все эти представления о будущих процедурах и новых мотаниях по больницам нагоняли хтоническую тоску.
«Что-то настрой у нас сбился, Ангел… Давай, ты у нас по вдохновляющим речам»
Я лег в кровать, дав понять соседу по палате, что беседу можно заканчивать.
«Слушай, Эдичка, ты переживаешь о вещах, еще не свершенных. Тут, как бы трудно мне не было это признавать, я на стороне Демона. Сосредоточься на текущих событиях. Carpe Diem»
«Вот-вот!»
Чтоб не углубляться дальше во внутренний дискурс я попил воды и снова уткнулся в смартфон.

Так прошло еще два дня.
Пару раз я сталкивался в коридорах отделения с доктором Анджалом и уточнял у него этапы последующего лечения. Он отвечал вежливо, но не охотно.
А вот доктора Фенимонд я встретил уже при выписке.
Это произошло в понедельник, рано утром.

****
Я заканчивала ночную смену в приемном отделении, когда ко мне подошел Эдмунд Розенберг. Он был весьма доволен, и в его благодарных глазах читалось облегчение.
– Как себя чувствуете? – спросила я. Собственный голос показался мне старчески уставшим.
– Раз выписали, значит, лечение помогло. Переживаю немного из-за второй операции, но до нее дожить еще надо.
– Да. К нам придете через месяц. Не забывайте следовать рекомендациям и пить таблетки…
– Док, с вами все хорошо? Вы сейчас выглядите больше больной, чем я.
– Спасибо, просто ночная смена. Уже скоро поеду домой.
– Дома есть кому за вами присматривать?
Я слегка улыбнулась.
– Да.
– Ну ладно. Тогда спасибо вам за работу. Вытащили меня.
– Диету соблюдайте, и надеюсь, что я вас больше на операционном столе не увижу.
– Я тоже. Ладно. Всего хорошего. До свидания.
– До свидания.
Он скрылся в проеме дверей, и его поглотил яркий утренний свет.
«Ах, какой парень ушел!.. Лизка, останемся мы без мужика…»
«Не вскрывай старые раны, Демон. Лучше посоветуй кофе»
«Ты прав, друг мой ангельский»
Я налила кофе из автомата, и он даже показался ароматным. Но уставшие мысли это не помогло взбодрить.
«Зачем люди придумывают идиотские отмазки?.. Вот зачем я соврала, что меня дома кто-то ждет, или что я в порядке?..»
«Это все от усталости, дорогая»
«Или от недотра…»
«Демон!»
«Нет, – задушила я начинающийся внутри конфликт, – это нечто иное…»
– Эй, Фенимонд, – меня окликнул доктор Анджал, подошедший к аппарату с кофе, – Я тебя обыскался. Пошли, там новых привезли, они в критическом.
– У меня смена закончилась.
– До конца ночной еще час. Успеешь оформить.
«Дерьмо…»

VII
Время шло. Даже ангелы и демоны не в силах остановить его. Дни складывались в недели, недели – в месяц.

«Слышь, крылатый нимбоноситель, я вот тут подумал…»
«И что же ты надумал, рогатый?»
«Может придумать еще какие-нибудь смешные закорючки… ну, знаешь, чтоб люди загибались так и вот так и вооот так, а потом не разгибались»
«Это же, прости Всевышний, ты Камасутру изображаешь»
«Да нееет, это уже скучно… давай новое… может рога?.. Но не как у меня – изящные, а как у быков, пусть пободаются!»
«Они итак бодаются…»
«И то верно говоришь, Ангел»
«Может отрастить им крылья?.. Забавные новые позы будут»
«Мммм!.. Шалишь?.. А твое начальство позволит?..»
«Нет, конечно, это я так…»
«Да, мне бы не помешали крылья, – вмешался во внутренний диалог Эдмунд Розенберг, – Не надо было бы по автобусам и такси…»
«Эдичка, тебе уже скоро в больницу, соберись с мыслями»
«И без вас знаю…»

Весь этот месяц Эдмунд Розенберг вел обычную, почти ничем не примечательную жизнь серого обывателя. Дом, работа, дорога, лица, пейзажи – все превращалось в единый поток с редкими вкраплениями уникальных красок. Так, по крайней мере, казалось со стороны. Внутри же буйствовали мысли, фантазии, творческие решения и душевные порывы. Эдмунд Розенберг при всей своей кажущейся «обычности» радовался жизни как никогда. Он невероятно остро ощущал, что пережил очередной в своей жизни скачок напряжения. Такие моменты заставляли его сильнее чувствовать самый смак этого бытия, упиваясь миром вокруг и внутри себя.
Он, безусловно, поделился этими впечатлениями лишь с самыми близкими людьми. Для остальных же на лице и в поведении читалась «обычность».
Однажды, Эдмунд столкнулся у подъезда с соседом – мужичком хмурной наружности – раньше часто спрашивающим у него, как обстоят дела.
В этот раз тоже не обошлось без расспросов.
– О, сосед! Как жизнь молодая?
– Здравствуйте! Вроде все в норме.
– Давно тебя не видел…
– Да… я в больнице лежал.
– А что такое?
– Почка болела… Оказалось, что камень…
– В твоем возрасте?!
– Да, и такое бывает.
– Я вот тоже болел… грипп… температура сорок!.. Стоит и не падает!.. Врача вызвали… оказалось, что мне моя стервозина не те таблетки давала, представляешь?!
– Ну сейчас выглядите бодрячком.
– Да куда там!.. Спину ломит… тьфу…
– Ладно, мне пора… Не болейте.
И вот такие, как сказали бы коллеги Эдмунда, small talks возникали в жизни все чаще.
«Хотя «в твоем-то возрасте» куда тебе такое бла-бла-шоу! Плюнь на них и двигайся в сторону больницы, чувак!»
«И в этот раз я с рогатым соглашусь»
«Благодарю, нимбоноситель»

В ту больницу, где он лечился, Эдмунд Розенберг прибыл ровно через тридцать один день после операции. И сразу направился к стойке, где увидел знакомое лицо доктора Фенимонд.

****
Я заканчивала прием пациента в приемном покое, когда ко мне подошел веселый Эдмунд Розенберг.
– Здравствуйте, доктор Фенимонд!
– Доброе утро, мистер Розенберг. Как ваш камень? Не вышел сам?
– Да вроде нет.
– Понятно. Катетер не беспокоил? Жжения и болей не было?
– В начале были боли, но через пару дней все прошло. Я поэтому пришел к вам. Месяц закончился.
– Да, я помню. Вам сначала надо сделать КТ, чтобы я посмотрела текущее состояние, - я выписала ему направление на томографию, – вот, идите в пятнадцатый кабинет. Я пока посмотрю в базе данных, на какое число вам поставить операцию.
– Хорошо.
Он ушел, а я осталась в замешательстве – уж слишком неожиданно этот интересный персонаж возник в моем напряженном графике. Я проверила базу, и когда Розенберг вернулся ко мне со снимком КТ, то пришлось сообщить, что очередь на бесплатную операцию закрыта, аж, до апреля следующего года.
– Но в прошлый раз вы приняли меня сразу же.
– В прошлый раз вы на скорой приехали – это экстренный случай. А теперь у вас обычное удаление катетера, которое проходит за полчаса.
– О как! – удивился Розенберг, – И что теперь делать?
Мне хотелось ему помочь. Но как?
«Пригласи его к себе, то-то будет «помощь»
«Ну что за глупости, рогатый!.. Лучше промолчи, Лизонька. В молчании истина откроется и ему, и тебе»
– Слушайте, вам лучше встать в очередь, если хотите лечь на операцию бесплатно. Очередь двигается быстро.
– Так…
– Но можете пойти в платную клинику. Но про цены я вам подсказать не смогу. Это вам надо в Институт урологии. Давайте я вам сейчас составлю направление на бесплатные анализы, пройдете в своей поликлинике, а затем вас закрепят в очереди. Хорошо?
В задумчивости он кивнул и также молча принял у меня из рук направление.
– Что ж, – начал Эдмунд Розенберг, и я поняла, что он собрался прощаться.
– Эдмунд, послушайте, у вас все будет хорошо. Я вам написала свой номер, вот тут, на направлении, если будут боли или нужен будет совет, пишите… или звоните.
– Спасибо, док. Всего хорошего.
И он ушел… снова. Так закончилось мое знакомство с Эдмундом Розенбергом, еще одним пациентом, который мог стать кем-то большим. Но… нет.
Я глядела ему вслед, но очень быстро знакомый синий пиджак заслонили вновь прибывшие пациенты.
Работа.

****
Так мы простились с доктором Фенимонд. Пришла в мою жизнь, спасла ее от болей и тревог. И также скоро ушла.
«Люди приходят и уходят. А ты продолжаешь вести свой внутренний диалог»

До операции оставалось теперь целых полгода. Что не укладывалось в голове, если вспоминать слова тех же врачей о катетере, который из меня стоило изъять после месяца лечения.
Но плохую новость подтвердила старшая медсестра в местной поликлинике, куда я обратился сразу после посещения Фенимонд.
– Да, сейчас большая очередь, могу зарезервировать вам место на операцию на двадцатое апреля, – сухим голосом сообщила медсестра, – до этого времени как раз пройдете все обследования и сдадите анализы.
Она выдала мне внушительный список из двух десятков различных проб: крови, мочи, кала – в общем, классика и даже больше.
Тут делать было нечего. Я согласился.
И после этого дни потянулись сурово медленно.

Все чаще стали приходить боли. Периодически левый бок начинал ныть. Порой даже уколы и таблетки не спасали. В такие моменты я чувствовал себя трухлявым пнем, в котором застряла ржавая проволока. Иногда забегая в туалет, я обнаруживал, что испускаю красную мочу.
Спать ночью тоже было проблематично – приходилось принимать позы, столь же странные, что и в больнице. И это напрягало.
И, видимо, это напряжение сказывалось на остальных аспектах жизни. Я болезненно похудел, передвигался медленно, запивал тоску болеутоляющими. К тому же мои работодатели решили, что такой – раздражительный и несговорчивый – сотрудник им больше не нужен.
После увольнения состоялся долгий разговор с родными. Волна поддержки показала мне, что пора взять ситуацию под жесткий контроль.

До назначенной даты операции оставалось еще три месяца. Но я ждать больше не мог и отправился в поликлинику.
Местный уролог, заглянув в мой анамнез, охнул и тут же рекомендовал обратиться в частный институт урологии к его коллеге.
Куда я и отправился десятого января.

Встретили меня медсестра средних лет, стоявшая за ресепшеном, и молодой врач.
«Примерно твоих лет, Эд. Видать хорошечно зарабатывает»
Да, врач выглядел весьма респектабельно. Как и все внутреннее пространство клиники.
– Здравствуйте, вы по какому вопросу? Чем можем помочь? – начала медсестра.
«Давай, Эдичка, поведай им всю историю»
«Зачем, можно же просто анамнез предъявить!.. Хех»
Я вытащил историю болезни и дополнил ее кратким пересказом своих болевых ощущений.
– О, доктор Шахтарджин, это как раз по вашему профилю.
Она передала мои документы молодому врачу. Тот молча взглянул на снимки и КТ, затем спросил.
– Операция когда была?
– В конце октября.
Он прикинул.
– Это вы три месяца уже с катетером ходите?
Я кивнул.
– Вы серьезно? – усмехнулся доктор.
Я снова кивнул.
«Эд, дружище, тут надо соглашаться на все. А то даже у нас на третьем круге Ада таких болей не бывает. А ниже я еще не спускался»
– Я готов лечь прям сегодня.
– Это вы не торопитесь. Сначала несколько анализов и нужен снимок КТ новый. Вы же платно к нам пришли? – уточнил врач.
– Да.
– Тогда вам минимум пять дней надо будет полежать у нас. Операцию я сам проведу. Как только все анализы сдадите, приезжайте с вещами.
Затем он ушел, а медсестра сделала предварительный подсчет.
Анализы заняли еще неделю, и семнадцатого января, в самый снежный день месяца, я приехал на вторую операцию.

VIII
Увидев в первый раз снимок КТ пациента Розенберга, я был удивлен… да нет, скорее тут уместнее слово шок. Давно в практике такого не было. Как правило, люди со стенд-катетером, «задерживающимся» в организме на такой длительный срок, заканчивают в приемном покое с экстренной операцией.
Но судя по внешнему состоянию пациента, он даже свыкся с инородным телом внутри. Надо было сделать несколько анализов и проверить, насколько сильно катетер покрылся солевыми отложениями.
Помня интерновскую практику, я сделал выводы, что повторный опыт оперирования для Розенберга будет столь же неприятным, что и первый. Ведь при достаточно плотных солевых отложениях изъять стенд можно будет только, сделав надрез… А там уже не местный наркоз, а полноценная анестезия, вскрытие брюшной в нижней трети, ковыряние во внутренностях, кровь, металл и прочие «прелести» подобных операций.
Это я еще молчу про странные и порой до смешного нелепые позы, которые мы просим – заставляем – принять пациентов.
Камасутра, кстати, составлялась, во много ориентируясь на те скрючивания, в которые  обращалось тело человека во время испытывания различных болей. А затем уже медицинские трактаты писались, изучая позиции из индийской литературы. То-то Авиценне и аль-Бируни было весело, когда они листали Камасутру и представляли, как все эти изгибы – смешные и грешные – превратить в научные изыскания, полезные в медицине.
Да, было время. Сейчас на операционных столах, конечно, тоже… Рай и Ад сплетаются, порой, в таком больном фантазме, что даже мне жутковато становится. Особенно, когда пациент вдруг начинает дергаться в процессе.
Операция идет, а он, хоп, и глаза открыл. Анестезия прошла – и такое бывает – боль вернулась, а главное, осознание того, что тебя уже режут. Жуть…
Или просто из-за каматоза начинают бредить, видеть сны, кошмары, грезы и из-за этого «пляшут», дерутся», «скукоживаются».
Да, в обычной жизни не часто так люди прогибаются, как на операционном столе.
«Что-то ты, Шах, совсем ушел в дебри философские»
«Я тут с нимбодержателем соглашусь, брат. Завязывай, операция скоро. Новый пациент, новая медицинская загадка».
«И то верно, друзья… поможете и в этот раз?»
«А то!»
«Действуй, Шах»

****
Новая больница. Старые правила.
Приехать. Пройти часовую очередь для регистрации. Оплатить курс лечения и койко-дни. Заселиться в палату №16. Приятно удивиться, что в двухместном номере ты один. Неприятно удивиться, что туалет не в палате, а в общем коридоре. Сдать стандартные анализы. Ждать.
Доктор Шахтарджин назначил операцию на третий день, извинившись «за столь длительное ожидание, ведь в этом месяце особенный загруз бесплатных пациентов по ОСМС».
– Но ведь я для того платно и пришел, чтоб без очереди, – справедливо возмутился я.
– Да, это так. Но вы платите у нас за быстрые анализы по системе «одно окно», за койко-дни и, действительно, за оперативное лечение. Но, как я уже сказал, у нас есть сейчас более сложные пациенты. В качестве извинений мы сделаем так: к вам в палату до операции не будут заселять никого. Сможете расслабиться.
– И то хорошо.
– Вот и отлично. Располагайтесь, скоро завтрак.
– Угу.
«Ндааааа…»
«Вот сейчас вот вообще молчи. Не подливай масла. Просто помолчи».
Два дня я ходил на прием лекарств внутримышечно, а также пил таблетки. Остальное время тянулось за просмотром установленного здесь телевизора и скроллинга интернет-шоу.
Хотя бывали и моменты, когда муза снисходила до меня. И я писал. Много писал, погружаясь в вымышленные сюрреалистичные миры.
Здесь ангелы и демоны боролись за души людей, а иногда просто дружили вопреки религиозным догматам.

«Слушайте, нимбоносители, вы как вообще пришли к заключению, что мы готовы с вами сотрудничать?»
«Было ниспослано нам видение, что Ангелы и Демоны встанут плечом к плечу…»
«Эй-эй, светлокудрый… тише, спокойней. А у тебя вообще есть компетенции и юрисдикции говорить от всех небожителей?..»
«Хм… простите, уважаемый, рогатый и острохвостый, но я говорю лишь от имени нас троих»
«Хех, значит, три Демона и три Ангела! Ахахаха! Вот и компашка у нас!..»
«Так, хавалку закрой. Видишь, говорит уважаемый нимбодержатель. Пусть выскажет, что хочет»
«Благодарю. Гхм, мы тут с коллегами посовещались и решили, что на Земле… мы можем действовать без козней, кары…»
«Серы, тлена…»
«Гнева Всевышнего…»
«Да, да. Без вот этого всего…»
«Кстати, о вашем начальстве. Кто утвердил эту операцию?»
«Ниииикто… А у вас?»
«Хех, мы сами по себе. Демоны третьего круга»
«Вот и замечательно! Объединим усилия… тайно?»
«Ну раз не шутите»…

Полет фантазии в стиле Пратчетта-Геймана был прерван медсестрой.
– Так. Это вы Эдмунд Розенберг?
– Да, я.
– У вас операция через десять минут. Спуститесь, пожалуйста, в кабинет №125. Доктор Шахтарджин ждет.
– Как? Уже?
– Да. Вы же все оплатили?
– Конечно.
– Тогда идите.
– А что еще остается?
– Ходить с катетером…
– Ха. Шуточки.

****
– Добрый день, как вы сегодня? – спросил я у пациента Розенберга, когда он вошел в операционную.
– То болит, то не болит. Медсестра пошутила, что надо продолжать ходить с катетером, – задумчиво произнес он.
– Ааа. Это, наверно, Карли. Она у нас… с таким чувством юмора. А вы пока раздевайтесь ниже пояса и ложитесь вот сюда.
– Слушайте, док. А разве мне не положено анестезии?.. Местной, хотя бы.
– Нет. Это быстрая процедура. За пять минут изымается стенд-катетер и обрабатывается уретральный канал.
– Так просто?
– Так просто.
– Но вы же говорили про отложение солей…
– Вам повезло. Видимо, питались правильно, потому что снимки КТ и анализы показали, что соль в месте крепления катетера не скопилась. Его можно просто вытащить, без полосной операции.
Я заметил, как на лице Розенберга появилась легкая улыбка.
– И я рад, что не придется сегодня никого резать.
– Спасибо, док. Действительно стало легче, – он бесцеремонно снял штаны и трусы. И в этот момент в операционную зашла моя ассистентка Элоя.
– Ой, простите, – она деланно прикрыла рукой глаза, - Не смотрю, не смотрю.
– Думаю, вы сегодня уже насмотрелись на разных, – решил отметить Розенберг, устроившись на операционном столе.
– И то верно, – всплеснула руками Элоя.
– Эля, не отвлекайся, пожалуйста, – серьезно предупредил я, – лучше закачай пока в бак физраствор.
– Хорошо, доктор Шахтарджин.
– А пять минут – это не слишком быстро? – спросил пациент, – Устанавливали катетер минут пятнадцать.
«Пффф, а чего этот чувак еще хотел? Чтоб мы его коньяком почивали и жопку подтирали?»
«Демон, ну, где твои манеры. Здесь же леди»
«Мадемуазель, какая у вас жо…»
«Так! Вы обещали помочь! – утихомирил я свой внутренний диалог, – К работе!»
– Работаем, – сказал я и взял шприц.

****
– Постойте! – вдруг вспомнил я, глядя, как Шахтарджин взял шприц.
Я успел предупредить его об особенности своей анатомии, а он, усмехнувшись, произнес слово «Гипоспадия» и добавил.
– Это лечится хирургическим путем… Не хотите, кстати, сделать эту операцию у нас?
– Нет, спасибо, мне и так нормально живется.
– Ну хорошо, – и ввел шприц.
Снова боль обожгла тело и разлилась по нижним конечностям расплавленной магмой.
«Да что ж такое…»
– Тише, пациент, лижите, не дергайтесь, – скомандовала тоненьким голоском медсестра.
Я приподнял голову и увидел сосредоточенное лицо доктора. Он старался. Правда старался. Хотя при первом взгляде на него я подумал, «Слишком наглый». Да и обстановка в операционной что-то не настраивала на положительные волны. Есть окна, а значит, мороз может проникнуть через щели. Есть даже короткий тюль, собирающий пыль. Операционный стол со всем оборудованием видал виды. Нет ни мониторов, ни современных аппаратов, которые были в предыдущей больнице.
Зато сейчас я видел не монитор со своими внутренностями, а сосредоточенные глаза врача, который боролся за мое благополучие. И тот же блеск, которым одарила меня доктор Фенимонд. Порой эта сосредоточенность и блеск важнее аппаратуры.
– Почти достал, – сообщил доктор Шахтарджин, – не дергайтесь. Спокойней.
«Эдичка, родной, что ж ты, действительно, как уж на сковороде…»
«Эй, Ангел, сковорода – это по моей части, не мешай! Сейчас его отпустит… ииии раз! И отпустило!»
«Не отпускает…»
«Сам вижу. Эд, дружище, держись. Это только первый круг вниз по спирали. Жду тебя на третьем»
«Слушай, рогатый, а появилась у меня одна идея!.. Мы же сейчас без анестезии, может показать нашему Розенбергу несколько картинок эпохи зарождения вселенной»
«Это там, где мы с тобой голышом плясали в космических туманностях, а начальство мастерило галактические облака и спирали?»
«Угу»
«Да ты садист, Ангел. Такой сюрр же погрузит его в экзистенцию»
«Вот и проверим Эдичку на прочность»
Перед глазами резко заплясали звезды, будто сам космос снизошел в операционную. Отблески некогда колоссальных галактических систем плавали в темной материи, вспыхивая то там, то здесь.
Я зажмурился от таких резких перемен. Боль по-прежнему жгла тело. Но видения не отступали. И вот уже медсестра предстала обнаженной девой и внимательно наблюдала за уровнем физраствора в трубке. А рядом пыжился в таком же обличии доктор Шахтарджин. Их рога переплетались с нимбами над головами, десятки рук сотворяли танец вечности, а глаза перетекали с лиц на животы и обратно.
Я снова зажмурился и на миг показалось, что отключился.
Но вот уже Шахтарджин говорит: «Готово». И я чувствую облегчение, потому что слышу, как в подставленную утку падает мой нерадивый стенд-катетер.
– Одевайтесь, – произносит медсестра.
Открываю глаза и, забывая о видениях, начинаю вытирать промежность салфетками.
– Камень должен сам выйти, – слышу голос врача и поворачиваюсь к нему.
– Что?
– Камень когда выйдет, позовете меня.
– А если не выйдет?
– Тогда уже будем резать. Но он точно выйдет. Может не сегодня, так завтра. И учтите, что пару раз будут выходить сгустки крови.
– К этому я привык… Ладно, спасибо. Подождем камень.

Через пару часов эта мелкая «забияка» в половину сантиметра диаметром выскочила сама, когда я был в туалете. Звук струи на мгновение прервался звоном ударившегося камня о дно унитаза.
И я с облегчением улыбнулся.
А вернувшись в свою палату, обнаружил, что ко мне подселили толстенного мужика.
«Да. Он же говорил. Что я буду один только до операции… что ж»
Познакомились. Вежливо поговорили о «проклятых камнях в почках». Но новенький сосед не унимался. Видимо, темы для беседы накопились и появились «свободные уши». Но я ими быть не хотел. И пошел отдыхать в коридоры клиники. Где обнаружил весьма удобный холл на втором этаже и небольшой музей имени прославленного хирурга. Новостью о камне решил поделиться в письменной форме с родными. А затем сел в одиночестве и блаженстве на диван и расслабился.

«Ты думаешь, Ангел, это твои сюррные практики помогли? Или малой у нас такой крепкий: сам выдавил из себя эту дрянь?»
«Я думаю, Демон, что пути Всевышнего неисповедимы»
«Креатив… как обычно…»
«На нуле?»
«Ладно… пошли праздновать»

****
Через пару дней Эдмунд Розенберг, выписанный из клиники, уже брел по тротуару, к автобусной остановке.
Перед выходом он попрощался с доктором Шахтарджином. И, несмотря на разность восприятия мира, свойственную всем людям, они пожали друг другу руки – пациент и врач.
Розенберг шел по хрустящему белоснежному снегу. Стояла середина января, и такой же ослепительный снег падал с серого неба.
«Вот пошел пешком, а до остановки-то полкилометра!.. Снова почки решил застудить, Эдичка!»
«Неее, нимбодержатель, тут ты не прав. Надо же вдохнуть грудью этот серый тлен города. Размять ноги. Улыбнуться… ну вот, смотри!»
«Да, когда улыбается, то хорошо… но давай не будем отвлекаться. Какие еще скрученные позы попробуем на нашем Эдичке?»
«А может хватит с него… пока… Ты вспомни, как сгибался его дед. Или бывшая жена… Да и отец, в конце концов… У него остались-то мать, сын, да брат…»
«Ну родных мы трогать не будем. Не приведи Всевышний…»
«Хотя не нам решать, Ангел, какие планы у руководства насчет них. К тому же люди порой сами создают себе свой собственный Ад»
«И то верно, Демон… Или Рай… Но соглашусь с тобой, Эдичка наш заслужил отдых»
«Да ты посмотри, как он болезненно похудел!»
«Зато блеск в глазах, и никакой боли!»
«Вот умеешь ты, Ангел…»
«Что?..»
«Правильно расставить приоритеты… и позитивно»
«Да… Эдичка заслужил наше молчание и тишину…»
«Оставим его книгу недописанной… пока…»
«Да, пока…»
Снег падал на запрокинутое лицо Эдмунда Розенберга. Снежинки таяли на теплой коже.